Грань

    ПОВ Ады.     Процесс закрытый. На нем могут участвовать только допущенные люди. Я сижу во втором ряду справа, за ее спиной. Когда Ида вошла в зал суда, по всему помещению пронесся шепот. Кто о чём трещал. Убийца, серийный убийца... Сумасшедшая. И только я знала правду. И только я понимала и видела в ее глазах обреченность.     Процесс длился недолго. Но его я не запомнила. Просто смотрела все время на нее, пытаясь запомнить каждый жест, взгляд, каждое слово. Было такое чувство в груди... Не знаю, как его описать — просто, как будто бы в душе поселился белый пушистый кролик с зубами-иглами. Сейчас он просто раздирает душу на части, потом собирает и опять раздирает.     — Пожизненное заключение в военном психиатрическом диспансере в городе N. С возможностью перевода на жесткий режим. Посещения раз в месяц. В случае перевода на жесткий режим — раз в полгода, — после этих слов я ушла в глубину. Теперь только пустота.     Она поднимается, конвой её уводит из зала.     Я попыталась подойти к ней, но меня не пустили. Охрана остановила.     ПОВ Ида.     Она, наверное, сошла с ума. Я ее такой никогда не видела. Меня выводили из зала суда, когда она хотела подойти ко мне, но ее не пропустили... Начала вырываться. Двум охранникам поцарапала лицо, руки... Куда смогла дотянуться, в общем. Но потом мы встретились с ней взглядами, я просто качнула из стороны в сторону головой, и она успокоилась. Нет, не так, она просто сдалась, упала на колени посреди зала и заплакала. Как никогда в жизни.     Напоследок она просто посмотрела на меня и повторяла, что не сможет без. Я только сказала, что люблю ее. Мне кажется, что она прошептала, что тоже... Но я не уверена.     Меня вывели из зала и повели к машине. На улице была толпа журналистов. Конечно, я же убийца года. Интересное дело, мне приписали еще несколько убийств. Наркота тоже на мне висит, я дилер. По их описаниям, я просто жестокий убийца, ладно, что могу сказать. Я даже слова не смогла сказать.     Посадили в машину. Руки начинают болеть от наручников, пытаюсь хоть как-то ими двигать, но мои действия отражаются острой болью в плечах.     Дверцу захлопнули. Вот и всё. Со мной в машине сидит женщина-полицейский. На меня никакого внимания не обращает, я пустое место. Машина начинает двигаться, смотрю в окно, а там осень. Я дождалась листопада, но не снега. Жаль, наверное, больше его не увижу.     Жаль Аду... Я надеюсь, она сможет без меня. Она сможет... Она сильная. Я верю.     Глупая я, вру сама себе, она не сможет. Но лучше надеяться на лучшее. Вдали вижу ее силуэт, она стоит на ступеньках и смотрит мне вслед.     — Прости... — тихо шепчу. Она не услышит, а мне и не надо.     Я не знаю, сколько времени прошло, да и не важно, больше ничего важного нет. Мне все равно. Самое главное я сделала, она на свободе, а со мной будь что будет.     Машина остановилась. Через некоторое время задняя дверца открылась, меня вывели. Вдохнула полные легкие, до боли, воздуха. Последние минуты свободы. Двое мужчин стоят по бокам от меня, а женщина впереди. Меня повернули вправо, следуя приказу.     Находимся на территории психушки, по желтым стенам просто угадать. Здание красивое, до военной постройки. Немного обшарпанное, но красивое, имеет свою историю, жизнь... Много жизней. Оно прожило жизни своих заключенных, может, оно тоже свихнулось? Может, поэтому такие заведения красят в желтый цвет, цвет безумия?     Мы подошли к ступенькам. Сколько жизней по ним прошло, сколько сумасшествия они видели, сколько?.. Я сумасшедшая, как и они.     Заходим в здание. Чуть голубые стены, высокий потолок. Голубой — прекрасный цвет, дает чувство свободы, которой на самом деле нет. Сворачиваем налево. Длинный коридор. Проходим по нему. Здесь много окон, все они в решетках.     Если вы получили мое тело, то душу не получите. Улыбаюсь этой мысли. Я действительно схожу с ума.     Женщина открывает дверь, без стука, проходим, сразу видно, что это кабинет. Очень большой. Примерно таких размеров была моя последняя квартира. За столом у окна сидит пожилой мужчина.     — Добрый день, — холодно бросает женщина. Старичок поднимает голову. Обводит взглядом всю нашу компанию. И возвращается к женщине.     — Добрый день, а это новая заключенная, я так думаю, — он поднимается из кресла и проходит к нам.     — Да, это она, — женщина передает папку, что не выпускает из рук старичку.     Потом был медицинский осмотр. Меня дергали, вертели, нагибали, как могли и как хотели. От некоторых «процедур» хотелось провалиться сквозь землю. Унижают, как могут.