Увы, во мне не знает одиночества предела, Живёт внутри меня лишь осенью туман. Где я брожу с собой, а что ещё мне делать? Кто залатает тысячи неизлечимых ран?
***
Безжизненный холод проникает в мозг. Я просыпаюсь от дикой головной боли, вспоминая вчерашние ночные действия в клубе. Злобное и жуткое имя пронеслось у меня в голове со скоростью света и так же быстро в голове пронеслись вчерашние события в туалете. Алекс… Как ты мог, после всего, что произошло с нами в детстве. Ты зверь, Алекс, самый настоящий дикий зверь, тебе место в лесу, а не в обществе с нормальными людьми. Как быстро время меняет людей… Я приподнимаюсь и начинаю рассматривать помещение, в котором нахожусь. Кирпичные стены, бетонный пол, затхлость и сырость. По всему периметру лежали различные ящики и мешки, в дальнем углу стоял даже старый полусломанный велосипед, видимо, это гараж. Но самое удивительное было в это месте то, что повсюду лежали люди. При чём, не в самом приличном виде. Пьяные, растрепанные, полуголые… Эй, а это кто?! Мой взгляд устремился на парня лет двадцати пяти, лежавшего рядом со мной на пыльном рыжем диване. Я невзначай пнула его ногой, и его вырученные глаза тут же распахнулись. — Какого черта… Где я? — У меня тот же самый вопрос. Наши взгляды встретились, и оба они были вопросительными. Где же мы? А вдруг, нас убьют или продадут на органы? Нет, не хочется в это верить. Я тряхнула головой, отгоняя тревожные мысли. Может, мы что-то натворили вчера? — Слушай, парень, ты помнишь, что случилось вчера вечером? — спросила я, хоть как-то надеясь вспомнить совсем последние моменты ночи. — Плохо… Но, вроде, кто-то устроил пожар. — Что-о? — Да, я помню сирену, всех выводили из горящего здания, а вот что было дальше — чёрт его знает! Хозяин, наверное, очень зол. Я нахмурилась, пытаясь вспомнить, но в память бросалось только злое и мерзкое лицо Алекса. Как я ненавижу тебя! Чтоб ты сдох, проклятый ублюдок! Никогда я тебе этого не прощу. — А ты помнишь что-то? — Не-ет. Хотя я помнила. Помнила страстные поцелуи на своём теле и мерзкие касания Алекса. И ещё кого-то. Того, кто помешал ему со мной сделать «это». А дальше глубокая чёрная дыра, заполняющая память. Эх, как бы я не хотела забыть весь этот ужас, он будет преследовать меня до конца жизни, и даже дольше, даже когда я буду гореть в Аду. Я встала с дивана и коснулась босыми ступнями пола. Обуви нигде не было, только пустые банки с алкоголем. Да, хорошо вчера мы повеселились, ничего не скажешь. Даже в помещении ещё витаал запах сигаретного дыма. Но оставался у меня ещё один вопрос: где Алекс, где этот чёртов Люцифер вчерашнего вечера? Наломал дров и съебался, как на него это похоже. Как я хочу его сейчас встретить и спросить, почему именно я, а не кто-то другой? И даже если бы Рознев сейчас стоял бы передо мной, то я ни за что не задала ему этот вопрос — мне не хватит смелости это сделать, в принципе, как и всегда. А тем временем мои босые ступни ощущали холодное прикосновение пола, по телу пробежали табун маленьких невидимых мурашек. — Как же холодно… Да, ещё как, учитывая тот факт, что на мне всё ещё кофта и джинсы, мои верхняя одежда и обувь куда-то пропали. Холод прошил лобную часть черепа. Очень холодно… Тело не хотело подчиняться, любые движения давались мне с трудом. Я поставила две ноги на пол и встала, еле-еле сдерживаясь, чтобы не закричать и не разбудить повсюду лежащих людей. Тысячи кинжалов холода медленно проникали в тело. Сделала шаг, и снова осмотрелась, но не увидя среди пьяных туш Алекса, стала двигаться дальше. Каждый шаг давался с трудом, и все мои действия проходили как будто в замедленной съёмке. Я пыталась ускорить шаг, побежать, но тело совершенно не слушалось, как у парализованного старика, и это было самым ужасным чувством. Десять шагов — я у выхода, и зимний ветерок сильно дует мне в лицо. Почему-то в этот момент вспомнилась Мэри Поппинс, которую я и в помине не читала, но откуда-то помнила. Возможно, мы в детстве с Лёшей смотрели этот фильм, и он засел глубоко в моём сердце, хотя я даже его не помнила. А ветер всё ещё нервно дул в лицо, что хотелось побыстрее спрятаться в тёплый плед и включить старого и доброго «Гарри Поттера». И почему меня сегодня потянуло на воспоминания? Значит, я так и не смогла их забыть, хотя тысячу раз давала клятву покончить с этим. Значит, я всё ещё не изменилась… Наступаю на белый снег и вдыхаю холодный воздух, закрывая глаза, а перед ними возникают очертания такого доброго Алекса, похожего на ангелочка. Знали бы люди, что этот ангелочек испортил мне всю жизнь. Светло-голубые глаза, как чистое ясное небо, смотрят в душу, и от этого взгляда появляются мурашки по всему телу — он не тот, за кого себя выдаёт, и от этой мысли становится ещё грустнее, чем раньше. Невозможно забыть все, что он мне сделал, и это я говорю ещё не о детстве, которое кончилось именно в тот момент, когда мы с Алексом поссорились. Но знаете, мне так противно думать о нём, вспоминать счастливое детство с ним и осознавать, что всё могло обернуться совсем иначе. Что, возможно, мы остались бы друзьями, а через какое-то время — стали бы красивой парой. Мы бы часто гуляли вместе, целовались, сидя на лавочке, и устраивали двойное свидание с Ником и Дианой. Но видимо, высшие силы не захотели, чтобы такое когда-нибудь произошло. — Ты ебанутая?! Я резко открываю глаза и мой взгляд упирается на что-то широкое, большое и, похоже, живое. Передо мной стоял Фэш, Фэш Драгоций. Синяя куртка невероятно шла ему, подчёркивая всё те же безумно красивые голубые глаза, а сама его голова упиралась почти в потолок. Похоже, он выше даже Алекса, моего злейшего врага. Почему я им так завидую? — Огнева, у тебя мозги на месте? — он резко хватает меня за руку и ведёт назад, обратно, в пьянящий хаос. От боли и неожиданности я вскрикиваю, вырываясь и вспоминая правило трёх секунд. Время пошло… Надо успеть. Размахиваюсь левой ногой и со всей дури бью врага по мужскому достоинству. Мне плевать, главное — убежать. Фэш скрючивается от боли, хватается за больное место, выпуская с руку и выкрикивая матные слова. Я ни на что не обращаю внимания, потому что у меня есть цель, которую нужно выполнить, а именно: благополучно добраться до дома, но как это сделать, если у меня даже обуви и куртки нет?! Ладно, как-нибудь разберёмся, а пока мне нужно выбраться из гаража, желательно побыстрее. Босые ступни ощущают холод и немного шершавую поверхность пола, но это пока я не выбежала на улицу. Там было холоднее, раз в пять. Из глаз как всегда сами брызнули слезы, ноги внезапно занемели, щеки покрылисб плёнкой холода и немного неприятно покалывали. «Я не доберусь до дома, я не доберусь до дома» — твердила я сама себе, чтобы отвлечься от дикого холода и невыносимой слабости. Нижние конечности еле двигаются, похоже, они просто занемели и я больше не смогу ими пошевелить. Моё тело остановилось около дерева, я облакотилась на него, подняла левую ногу и посмотрела на красную ногу, которая сама по себе тряслась то ли от страха, то ли от холода. Полузамершими руками я достала из кармана джинс телефон (Слава Богу, я его не потеряла, и его никто не украл!) и нажала на первый контакт в списках. «Банни», а именно так у меня был записан Ник Лазарев. Я снова нажимаю и слышу долгие протяжные гудки. Три, четыре, пять… Как долго мне ждать? — Аллё, Василис, это ты? — Ник, Ник, спаси меня, я… я не знаю, где нахожусь, но здесь рядом высокий забор и толстое дерево, то ли дуб, то ли… Неважно! Пожалуйста, побыстрее, мои ноги… я их не чувствую… — тело полностью начинает неметь, даже шея, ещё так недавно двигавшаяся из стороны в сторону, занемела, что говорить про руки и ноги. Я все так же опираюсь на дерево, потому что свои ноги не держат, я не чувствую их. Что будет, если я полностью замерзну в этом красивом месте? Если умирать, то умирать там, где хорошо и красиво. Маленькие холодные снежинки одна за другой падают мне на ресницы, и глазам становится холоднее, что этот холод отдаётся в мозг. Да, как там называется болезнь, когда полностью мозг заморожен? Э-э-з, не помню. Мои силы на исходе, а после вчерашней вечеринки все так же немного кружится голова, в животе — тяжесть, похоже, меня сейчас вырвит. О Боже! Я отворачиваюсь и отрыгиваю на белый нетронутый снег. Последнее, что я буду помнить — один сплошной белый цвет. Снег, ясное небо, белоснежная, почти как у мертвеца, кожа. Ещё чуть-чуть. Минуту-две, а може, пять, и я умру от холода. Зря я всё это затеяла, моё «правило трех секунд» сыграло со мной злую шутку. Я наконец-то полностью обесиленная падаю на землю, прямо в мягкий, но в такой холодный обжигающий снег. Да, это будет конец. Конец всей моей истории. Здесь не было взаимной любви, счастья, семейных объятий, только один негатив и ненависть, но, пожалуй, такова жизнь: выживают сильнейшие. Лучше бы у моей матери случился выкидыш, я умерла бы, так и не родившись, но хотя бы не мучавшись. Так было бы лучше для всех. Для меня, для родителей, бабки, да в общем, для всех! Я у себя в душе громко кричу: «Я мертвый человек! Человек, который лучше бы умер, так и не родившись…» Моё имя означает свет, тепло, власть, но в итоге, я приношу только боль и слёзы, и да в том, что случилось с Алексом, виновата я! Я, чёрт возьми! И в правду, лучше бы у мамы случился выкидыш. Последними усилиями я поднимаю голову вверх, чтобы в последний раз посмотреть на небо. На этом кончится более-менее спокойная жизнь. И с каждым днем все будет хуже и хуже, по крайней мере для нас, крыс. Этот год будет наш, но счастье нам будут придавать только дружеские объятия и смех, а в остальных случаях будут и слезы, и страх, а может, даже и смерть. Да, смерть точно будет, и не одна.***
— Твою мать, самоубийца! Я готов тебе это ведро засунуть в задницу, но боюсь, оно туда не залезет. Ну ладно, но по голове им я тебя точно ударю. — Подожди, заткнись, она похоже очухалась. — Конечно, она очухалась, куда бы делась. Если что, на гроб скидываться не буду. — Витя! — А что сразу Витя-то?! Я так, для справки сказал. Что-то тяжёлое давит на глаза, и я не могу их открыть. То ли мне это кажется, то ли это все правда, и я в Аду. О нет! Сейчас с дьяволом переговоры вести придётся, только не это. Всё также пытаюсь поднять веки, но моё тело как будто не подвластно мне, я чувствую себя чужой. Или марионеткой, которая не может собой управлять. Руки, ноги, веки: буквально все парализованно. — Эй, Огнева, ты жива! — слышу, как рядом кто-то пощелкал пальцами и в тот момент у меня проскочила, что я такого сейчас не могу. Губы с трудом размыкаются, во рту неприятный кислый привкус. Горло лишь беспощадно хрипит: — Всё-таки стоит заказывать гроб. — Фу-ух, значит, жива, да ещё к тому же и шутит. — знакомый голос. Мне не составило труда узнать его. Миша, а это именно он. Мне становиться как-то страшно, зная, что я не могу пошевелить своим телом. Может, у меня отказали конечности? Или… или их у меня уже нет. Мне хочется запаниковать, встать и попробовать что-то предпринять: растереть руку, ногу или попрыгать, но я, бессильна. У меня есть только голос, который, увы, почти сел. — Поднимите мне веки, — прошу, вспоминая, как эту же фразу говорил гоголевский монстр в книге. Почему-то все замолчали, не было даже слышно, как кто-то дышит. Настала гробовая тишина, а потом меня прошиб жуткий холод, такой же, как совсем недавно. От неожиданности и страха мои веки — о, чудо! — сами открылись. Теперь я увидела Витю с ведром в руках (ну ладно, потом отомщу) и обеспокоенное лицо Миши, Серёги нигде не было. Холодные капли воды стекали за шиворот кофты, и каждый раз по телу пробегали мурашки. Оглядевшись, я всё-таки поняла, что нахожусь в своей маленькой уютной комнатке, может, поездки в клуб вовсе и не было? Вдруг это всего лишь сон? Но тогда почему я не чувствую своё тело? В голову лезли нескончаемые вопросы. — Что происходит? — пожалуй, это тот вопрос, с которого стоит начать. Хотя было бы лучше, если бы мне сейчас подали бы стакан воды, вместо ответа на вопрос. — Ты не разве не помнишь? — удивлённо спросил Миша и сложил брови домиком, задумываясь. — П-помню… Мой голос дрогнул, выдавая сильное волнение и возможно, даже страх того, что со мной произошло. И всё-таки, что произошло? Как объяснить друзьям, что я с того ни с сего решила побегать по снегу без обуви? Да ведь они же подумают, что я сумасшедшая. Хотя, наверное, я и есть сумасшедшая. — Эх, — я шумно выдыхаю, придумывая, что сказать парням: правду или всё-таки соврать? Снова вдыхаю тёплый воздух, как будто это было единственное, что осталось в моей жизни, и с большим трудом отвечаю: — Там был Драгоций. Фэш Драгоций. Я сбежала оттуда из-за него… — Что?!***
Была ночь. Ясная, немного прохладная ночь. На небе сияли крупные звезды. Возможно, где-то там, на небе существует жизнь, но люди вряд ли когда-нибудь узнают о ней. Тем временем, на крыльце полусгнившего дома сидела девушка невысокого роста с темно-рыжими волосами. Её локоны мягко развевались на ветру, а в руках она крепко держала телефон. Скоро и в её дверь постучится счастье, но совсем не надолго. Надо всего лишь подождать два месяца, а дальше — будь, что будет. Телефон неожиданно зазвонил, но, к сожалению, это был не друг, а всего лишь будильник, который означал о начале Нового Года. Она верила, что всё в её жизни будет хорошо. Что отмороженные стопы пройдут, друзья не отвернуться от неё, а враги — отстанут раз и навсегда. Из дома послышался бой Курантов, и девушка закрыла глаза, представляя идеальную жизнь. Но, увы, там не было места для её бывшего друга. Быстро достав из кармана сигарету, Василиса зажгла её и нервно засунула в рот. И пока били Куранты, и все сидели за праздничным столом, самый несчастный человек сидел на крыльце дома и курил, глядя, как сигаретный дым уносит вдаль. Она загадала только одно желание: чтобы её детские воспоминания полностью стёрлись из памяти.