Я встал с колен, взвывая вместе с болью. И сделав шаг, упал… без сил… Глаза залились густою алой кровью. Я путь прошел, так не поняв зачем ходил…
***
Улица, гаражи, водка — вот мой образ жизни. Я алкоголик, пьяница и к тому же ещё психопат. По-моему у меня уже в 18 лет проблемы с печенью и головой. А ещё мне нравится избивать людей. Желательно беспомощных. — Ты псих! — всё время твердила мне моя бывшая девушка Марина. Как будто я этого не знал. — А ещё ты всё время трахаешь других баб, когда я твоя девушка! Ну, я же не виноват, что мне так нравятся девушки. Особенно высокие эффектные блондиночки с модельной внешностью. Но они только для утех, не больше. Вообще я не понимаю, почему все бабы ко мне липнут. Да я высокий, да красивый, но, чёрт побери, психопат, это же все знают! Видимо, нынешние девчонки гонятся только за высокими красавчики вроде меня и Алекса. Хотя Алекс не такой пьяница, как я. Мне лишь бы стакан водки в глотку залить и потрахаться, больше меня ничего не интересует, но Рознев немного другой. В отличии от меня бабы для него так, всего лишь модели для написания картин. Да, он ахуенный художник, правда, мало кто знает, что он такой же псих, как я и Захарра. Но сестричка — это полный пиздец. Кхм, точнее, она слишком зла ко всем, особенно к крысам. У-у-у, от одного этого слова аж мерзко стало. Ненавижу их. Ненавижу её. Но… Но при этом мне хочется ещё износиловать. Маленькая невинная овечка в кровати с диким волком, звучит неплохо. Правда, это овечка не так невинна, как хочет казаться. Но сейчас не об этом. Сегодня, как и во все другие пятницы, мы собирались пойти на стрелку. Но сначала нужно выпить рюмку водки для храбрости. — Так-то лучше, — с удовольствие говорю я, выпив 100 грамм алкоголя. — У-ух! Сейчас уёбков бить пойдём. — А ты уверен, что они уёбки, а? Вдруг достойную пару себе встретишь, а то твои потаскухи меня уже заебали, всю ночь стонут — спать не дают! Сестричка скрещивает руки и осуждающе смотрит на меня, как будто это я ору по ночам. — На стрелках нет почти девушек, а геем я не готов пока стать. — Слушай, Захарр, а что тебе мешает заниматься ночью сексом, а? — я издаю что-то подобие смешка за что получаю подзатыльник от сестры, а только что вмешавшийся Алекс продолжает: — Что тебе мешает привести к себе в комнату Маара и хорошо с ним потрахаться? Или ты предпочитаешь исключительно утренний секс? Я начинаю ржать ещё громче, видимо, водка делает своё дело. Настроение мигом поднимается и мне хочется деть куда-то свою силу. А вот у сестричка явно сейчас не очень хорошее настроение, лучше её не трогать. — Ой, да идите вы нахуй со своими подколами! Вы-то и в жизни никогда не слышали про любовь. А любовь — это не ваш звериный секс, а обычное доверие и забота. — Похоже, наша немочка перечиталась дешёвых романов про любовь. Ой, случайно не Шекспира? Алекс откровенно пытается вывести её из себя, и у него это хорошо получается. Кажется, я начинаю понимать, почему он это делает. — Слушай, а твой Броннер случайно не девственник, а то очень похож на него… — Тебе по ебалу дать, сукин ты сын? Я с удовольствие наблюдаю, как Захарра сжимает руки в кулаки и медленно походит к Розневу. Было бы классно, если бы сейчас завязалась драка, но я знаю, что такого не будет, потому что эти два придурка ещё не выпили. Они ещё адекватные, пока адекватные. Пока они проклинают друг друга, я решил выйти на улицу покурить, пусть разбираются сами, главное, чтобы гараж не разнесли. На улице дул приятный ветерок. Смотрю вдаль, где между деревьями виднеется знакомая рыжая шевелюра. Я бы с радостью подошёл и дал по морде несколько раз, но рядом заметил ещё одного человека. Это был Ник. Высокий белоголовый парень с ахуенными карими глазами, в общем-то он неплохой, но какой-то странным и слишком забитый. Я осторожно наблюдаю за ними и с удовольствие покуриваю сигарету. Мог ли я предположить, что сегодня узнаю о смерти Ника? Нет, конечно, это известие ввело меня в ступор. Пиздец, конечно. Никогда бы не мог подумать, что в скором времени мы все будем сожалеть о том, что не ценили его по достоинству. А пока он сидел в метрах 100 от меня и разговаривал с рыжей шлюхой. В тот день я последний раз пил водку и обзывал Огневу шлюхой. Да, как порой бывает непредсказуема и жестока жизнь. — Драгоций, ты где? — не очень громко кричит Алекс, но по голосу можно понять, что он доволен после небольшой ссоры с Захаррой. Даже странно, что она не убила его. — Я тут, — достаточно тихо отвечаю, не очень хотелось, чтобы Ник и рыжая заметили меня. Пусть поболтают, может, даже и в последний раз. Подумав об этом, я предполагал смерть Огневой, но никак не Ника. Ох, а ведь это окажется правдой! В тот день они разговаривали в последний раз… — Придурок, ты готов? — резко обращается ко мне сестричка, и я хмыкаю. Да, Захарру ничего не изменит. Она вышла из гаража в сопровождении Алекса и первое, что бросилось в её глаза — худая фигурка девочки с рыжими волосами. Чувствую, что сейчас начнётся что-то плохое. Сестра переглядывается с Алексом, но тот морщит нос: мол, пошла она на хуй, тем более рядом с ней Ник… Не знаю почему, но Захарра ничего не стала говорить: молча пошла к стадиону, где проводятся стрелки. Возможно, она не подошла к рыжей из-за Ника, а точнее из-за того, что я поставил вчера ему здоровенный синяк под глазом (думаю, он заслужил, нехуй нам мешать крыс истреблять), или она просто решила помиловать Огневу на один день. Так или иначе, крыс мы сегодня не трогали, ну конечно — у нас были дела поважнее, чем жалкие мерзкие крысячьи морды. Мы проходим между гаражами и приближемся к нему, стадиону. Я безумно обожаю это место, даже больше камня и развалин за школой, ведь только здесь я могу почувствовать свободу, вздохнуть полной грудью и выплеснуть все свои эмоции наружу. Участвовать в стрелке — тоже самое, что пробежаться совершенно голым по дому. Да, сначала немного стесняешься, но потом начинаешь чувствовать некое облегчение, как будто кого-то скинул со своих плеч. Это незабываемое чувство. И вот мы подошли к старым полусгнившим лавкам, сняли куртки и посмотрели на своих соперников. Это были петухи, или как их называет сестричка — «индюки». Ну конечно, ведь они такие гордые, считают себя лучше всех и постоянно плюют в нашу сторону: да, относятся к нам так же, как мы относимся к крыса и этим долбанутым изгоям (чёрт бы их побрал!). Я нарочито громко хрустнул костяшками пальцев, наклонил голову сначала влево, а потом и вправо, сделал пару наклонов и взглянул на петухов с высока. Их было примерно пятеро, нас же — всего лишь трое. Ну ничего, мы покажем этим гадким птицам, кто главный в этом городе. Решительно делаю шаг вперёд, намереваясь сделать первый удар, но тут со стороны леса возникает худощавая фигура Яриса, и я понимаю, что нам пиздец. И пиздец не из-за того, что Чаклош сильнее или смелее и сможет с лёгкостью побить нас, а в том, что он будет судьёй. В каждой игре есть свой судья, в сегодняшней — Ярис Чаклош. И он будет судить нечестно, ведь ненавидит нас и всю нашу компанию. Как жаль, что другие парни не смогли пойти с нами, мы обязательно показали этим уродам, кто главный! — Мы проиграем, — ещё не начав стрелку, всерьёз говорит Захара, и я с ней согласен. Бой будет нечестным. Раз! Два! Три! Мы с Захаррой, как главные любители подраться первыми подходим к врагам, Алекс плёлся где-то сзади. Сжимаю руки в кулаки, от удовольствия улыбаюсь и уже готовлюсь нанести удар, и в ту же секунду звучит голос судьи: — Пусть только один главный из банды выйдет вперёд! — Какого чёрта, Чаклош? — слышу рассерженный голос друга позади. — Ну, решил, что самый умный, да? Правила свои понапридумывал… Мы не будем ничего делать, это же стрелка, а не какой-то кружок рисования, где каждый должен исполнять дурацкие правила! Ярис слегка улыбается, а потом близко подходит к Алексу, кажется, сейчас кто-то разобьёт кому-то нос, а может и не только нос… — Ты должен подчиняться мне, Рознев. Я судья, а значит, самый главный, а ты — всего лишь жалкий человек, который должен подчиняться всем моим правилам, иначе вы проиграете, и больше не будете здесь главными. Алекс промолчал, но Захара резко сделала шаг вперёд, при этом сильно ударив меня своим плечом. Какого хера? — Я главная здесь, — она с вызовом смотрит на наших врагов, и её улыбка превращается в злобный оскал. Тут же напротив неё встал парень: невысокий, но достаточно крупный с чёрными волосами и тёмными, как воронье крыло, пугливыми глазами. Точь-в-точь каторжник, сбежавший из Африки в поисках лучшей жизни. От этой мысли я негромко хмыкнул, заслужив недовольный взгляд только что повернувшейся сестры. — Я здесь гла… Но договорить ему не дали: найдя подходящий момент, сестричка со всей дури ударила его ногой по виску. Весьма ожидаемо от неё. Чунга-чанга (как для себя я прозвали этого африканца) слегка покачнулся, схватился за голову и упал на траву, туда, где совсем недавно стоял новоприбывший Ярис Чаклош. Для всех это послужило сигналом, и наш «уважаемый» судья крикнул во всю глотку: — Пора-а-а! Пиздец, что было дальше. На Захарру напали сразу трое, посчитав её самой сильно в нашей тройке (хах, может, они были и правы), и Алекс, как истинный защитник, пошёл к ней на помощь, сжав кулаки. А я, да что я? Я, сам того не понимания, кинулся на здорового парня, внешне похожего на здоровенного быка. Размахнулся — и попал точно в цель, а если быть точнее, то в челюсть. Я тут же удивился, что с самого первого удара смог втащить этому быку, что зазевался и получил сильный удар в переносицу. Острая боль прошила мозг. Казалось, прошла вечность, а может, всего лишь несколько секунд после удара, но я тут же оказался на земле. Мощное тело придавило меня, и я не мог двигаться. Удар — и теперь я сам почувствовал боль в челюсти. Второй — о, чудо! — мне удалось слегка подвинуть свою голову, избежав очередной порции боли. — Иди нахуй! — я громко засмеялся. Возможно, это из-за водки, которую я выпил перед стрелкой. — Какого чёрта, Драгоций? О нет! Сзади кто-то навалился на спину этого жирного урода, и вся это туша ещё сильнее придавила меня к земле. Твою мать, Рознев! Если это ты, то можешь уже сейчас начать выбирать себе гроб! Сука, этот бык отдавил мне яица! А-а-а-а! И тут до меня дошёл звук. Противный, громкий и такой знакомый… — Фэш, быстрее! Тут полиция почти приехала! — после крика Захарры я очнулся. Действительно, это были они, полицейские. Только сейчас понял, что того урода, прижимающего меня к холодной земле, больше нет — он смешался со всеми и быстро исчез. Попытался встать, но не смог, как всегда. Какого чёрта? Вся нижняя часть тела не двивалась… Я посмотрел на живот, ужаснулся и подумал, что меня сейчас заберут в участок. Конечно, ведь в нижней части моего живота был воткнут нож. Проклятый жирный урод! То ли от шока, то ли от волнения я перестал чувствовать боль и тихо застонал. Одна мысль, что меня хотели проткнуть ножом, безумно пугала меня, но невзирая на всё, мне хотелось не попасться полиции. Я приподнялся на локтях и медленно пополз к кустам, слава всем чертям, что они были так близко! Как только я полностью скрылся в цветущих кустах шиповника, послышались более настойчивые звуки сирены, кажется полицейская машина была уже тут. О Господи, как мне только удалось спрятаться в кусты до приезда полицейских?! Вдох-выдох… Ещё немного и я спрячусь за деревом, главное не паниковать. Твою мать, как можно не паниковать, если в меня воткнули нож, а в нескольких метрах от меня — полиция?! Чертовски хуёво! Ещё Захарра со своим художником бросила меня, вот тебе и сестричка, хотя скорее, подлючая родная кровинка. Я плюнул на траву и, всё ещё немея от страха, продолжал ползти на локтях ближе к лесу. Если я увижу этого Чунга-Чангу — клянусь, его больше никто не увидит! Его труп будет валяться в пару километрах от города… Ох, как же больно, чёрт возьми! Как жаль, что успел выпить всего лишь чуть-чуть водки, решимости сейчас не хватает. Всё тело безумно устало, особенно руки и ноги, но я не мог просто так взять и лечь на землю — увидят. И всё же, я чувствовал, что мне не удастся дойти до дома незамеченным, и моя интуиция оказалась права. — Эй, кто там? — крикнул какой-то темноволосый мужик с небольшой щетиной. В горле что-то булькнуло. Меня не должны поймать. НЕТ! Дядя меня убьёт, даже несмотря на то, что мне уже 18. О да, я уже слышу его дребезжащий голос у себя в ушах… Бр-р-р, аж передёрнуло от страха. Нужно действительно что-то делать, иначе я останусь без денег и жилья. Безликие тени людей начали приближаться ко мне, и быстро приняв решение, я решительно схватился за рукоятку ножа и, преодолевая боль, незамедлительно поднял его вверх, тем самым вызвав ещё большее кровотечение. Время не терпит. Приложил руку к ране и побежал куда глаза глядят — главное убежать, спрятаться, не попасться им в руки. Я знал, что они позади и бегут следом. Я был то ли полупьяным, то ли полуослабшим, но мои силы были на исходе, и с каждой минутой уменьшался шанс убежать. И тут я споткнулся, упал на траву и покатился в овраг, всё ещё не убирая правую руку от раны. ВСЁ. Они здесь, где-то рядом, бегут и орут, ища меня. Да, и скоро найдут… Где-то неподалёку от оврага журчала река. В висках перестало стучать, и я прислушался. Действительно, должно быть тут протекает река. Я лежал на земле, слабея и теряя кровь, но мне уже было всё равно, что меня поймают. Я никогда не боялся полиции, скорее своего дядю, чем её, и он это знал. Я боялся его гнева, злого дребезжащего голоса и чёрных бездонных глаз. Однажды помню, он взял большую палку и бил меня ею по спине, пока не сознался, что на самом деле пробовал курить. Да, это было по-моему, когда мне исполнилось 13 лет, кажется. А ещё так не кстати вспомнился сырой подвал с крысами, и как частенько нас с Захаррой держали в нём, но мы всё равно продолжали курить, пить и совершать преступления. Нам было плевать, ну конечно, мы же были детьми, и не понимали до тех пор, пока однажды он чуть не сдал нас в детский дом, и с тех пор мы вообще редко бывали в дома, обычно ночевали у Ника и Алекса, редко — у кого-то из других членов нашей банды. Мы предпочитали напиваться в стельку, чем спокойно находиться дома, пусть и с таким ужасным дядей. Но я ни о чём не жалею, пусть я пьяница и алкоголик, но я не потерял самого главного, чего уже нет у него, «милого» дядюшки. Я не потерял надежду, надежду на что-то лучшее (не говорю про совестью, ведь у меня её так же, как и у Захарры — нет. Хотя в последнее всё чаще понимаю, что не смогу добиться чего-то лучшего, ведь я всего лишь пьяница, которому надо лечиться не только от алкоголизма, но и от шизофрении). Я истекал кровью, живот скручивало от боли, а вокруг стояла подозрительно мёртвая тишина. Неужели, они не видели, как я упал в овраг? В любом случае следует остановить кровотечение. Я дёрнул за край футболки со всей силы, оторвал большой кусок ткани и, превозмогая болезненные касания, осторожно перевязал рану. Надеюсь, я не сдохну от потери крови или сепсиса. Я подождал ещё пять минут, но моё убежище так и не нашли. Ослабевшими руками достал телефон из заднего кармана (удивительно, как я его ещё не потерял) и набрал номер Ника, но, к сожалению, трубку он не взял, что было очень странно и неожиданно. Больше звонить я даже и не пытался — бессмысленно. В тот день я действительно понял, что на самом деле одинок, и моя двоюродная сестра — просто хорошая знакомая, но не больше, и даже Алекс, насчёт него я тоже сильно ошибся. Не кстати вспомнился день, когда я впервые увидел маленькую заплаканную девочку с рыжими волосами и то, какими печальными были у неё глаза… А ещё было здорово, когда мы с ней проучили бедняжку Фрезер, облив водой и подсунув ей дохлую крысу с помойки. Да, тогда Огнева показалась мне совсем другой, и я даже чарез какое-то время понял, что влюбился в неё. О-о-о, как же я мог забыть о синей ленточке, привязанной к качелям, и о том, как я забрал её и не раставался с ней некоторое время. А теперь лента лежит в шкатулке вместе с дорогими мне вещами… И тут мой телефон громко зазвонил, и я тут же ответил на звонок, хотя совершенно не хотел это делать. — Пока… Я испуганно прислушался, но кроме заветного слова из четырёх букв больше не услышал — Ник бросил трубку. Неужели он просто решил разыграть меня? Или всё-таки попрощаться навсегда? Я резко вскочил и, даже позабыв о боли и своём ничтожном виде, чуть ли не бегом направился к дому Ника Лазарева, к счастью, находившегося неподалёку. Мне было не по себе. Я чувствовал, что случится что-то плохое, и это вряд ли похоже на какую-то шутку: зная характер Ника, я с точностью могу сказать, что он никогда бы не стал говорить такое слово просто так. Возможно, я просто себя накручиваю, и это действительно был розыгрыш, мне так не хотелось верить в плохое. И вот я подошёл к двери, ведущей в квартиру друга, и, позабыв обо всём, громко постучал. Потом ещё раз и намного громче. Но никто не открыл мне, и я так и стоял около двери, обезумев от негодования, пока из квартиры Ника и его отца не вышла соседка, пожилая старуха лет семидесяти. — Не заходи туда, иди домой лучше, — я поднял левую бровь в недоумении, надеясь в душе, что всё хорошо, но старуха не опровдала моих ожиданий: — Я услышал грохот и постучалась, но дверь оказась открытой. О, там такое! Но если хочешь — сам посмотри. Она открыла дверь, и я заглянул внутрь. Единственное, что удалось мне прошептать в ту минуту: — Твою мать…