Все мысли только о тебе, А всё что кроме, и не нужно, Ты мне приснишься в сладком сне, И заблестят глаза, жемчужно. Всё то, что было или будет, Лишь свяжет нас ещё сильней Хитросплетенье наших судеб, Люблю, целую…
***
Сегодня состоялись похороны Ника. Его отец, Константин Лазарев, как всегда был пьян. Наверное, на похороны младшего Лазарева собрался весь город — каждый хотел с ним попрощаться. Когда все стояли над свежевыротой могилой, я достал из своего портфеля чёрный конверт с письмом, положил его рядом с могильными цветами и еле слышно прошептал: — Спасибо… Пожалуй, мне было за что сказать ему это слово. Он был первый, кто не стал осуждать меня за мои поступки, он был первый, кто открыл мне глаза. После его прощального письма мне стало намного легче, как будто с души упал камень, ведь он не винил меня в своей смерти, хотя я мог предотвратить самоубийство. Но в том письме было сказано, чтобы мы продолжали бороться с прошлым, и теперь его смерть — тоже там. Нам стоит принять всё как есть и не винить себя ни в чём. Я оглянулся, чтобы получше рассмотреть всех, находившихся на кладбище. Вот стоит Захарра в чёрном платье (я удивился, ведь она никогда не насила их) вместе с Мааром и почему-то плачет, за ними, держась за руки, печально глядели Резникова и Алекс. Но каково было моё удивление, когда среди знакомых лиц вдруг встретился надменный взгляд и жидкие пепельные волосы. Марк. Наш старый знакомый, который винит нас в том, что мы вместе со своим классом якобы сожгли его ночный клуб нод Новый год. Н-да, а ведь это был явно кто-то другой. Затем мой взгляд скользнул по двум девчонкам, а ну да, они же ведь тоже когда-то входили в Орден Дружбы вместе с Данилой и Огневой, по-моему их зовут Римма и Цзия. Я снова и снова вглядывался в лица, но печальных глаз и рыжей шевелюры среди стоявших здесь не было. Жаль, ведь я пообещал Нику помириться с ней. — Скучаешь? Я подпрыгнул от неожиданности, чуть не споткнувшись о камень. — Нет, — соврал я. — Да я не про это, я имею ввиду скучаешь ли ты по Нику? — Данила Бронников положил свою огромную ладонь мне на плечо. — Знаешь, меня здесь давно не было. Когда-то люди, жившие тут были всегда радостны, полны энергии, а теперь на кого ни глянешь — в глазах одна печаль. Взять ту же самую Василиса… — Ты видел её? — слова так и вырвались сами по себе. — Да-а, но она не смогла прийти сюда, слишком много дорогих людей похоронила, её нервы не выдержали бы. Я поглядел на Данилу, но за несколько лет он совсем не изменился, всё тот же неряшливый пацан. — Вы помирились? — я качаю головой, давая понять обратное. — Это плохо. Ник никогда не любил всех этих издевательств, я даже не понимаю почему вы так взбесились на неё… — Слушай, это не твоё дело, ЯСНО?! — Яснее некуда, — он на последок взглянул на меня и ушёл к девушкам. Мне стало противно находиться в этом дурном обществе. Как будто каждый второй человек смотрел на меня с упрёком: мол, это ты его убил. В который раз оглядел всех присутствующих, развернулся и побрел к дальнему дереву, кажется, там никого не было, и я не ошибся. Там было спокойно, никто не ныл и не просил прощения у покойника, лишь только тихонько ветер завывал. Шли минуты, и половину людей уже начали расходиться, в то время, как самые близкие всё никак не могли распрощаться с Ником. Мне на минуту даже стало не по себе, зачем приходить сюда всем городом, если половину его знать не знают? Они просто пришли, посмотрели на гроб, могилу и ушли, так и не поняв, что забыли на кладбище. Я посмотрел на цветущую яблоню, под которой стоял, сорвал один цветок, покрутил в руках и бросил на землю. Это ничего мне не дало. Ничего теперь не может мне что-то дать. Кроме водки, и то я поклялся её больше не пить. Тем временем ко мне медленно подошла сестра, слегка коснулась моего плеча и тихо спросила: — Ты тоже получил письмо, да? — Угу, — коротко ответил я. — Ты знаешь, почему он повесился? Я злобно глянул на сестру и вдруг рассердился. Что это за вопросы такие?! РАЗВЕ НЕ ПОНЯТНО, ЧТО ЕМЕ ПРОСТО НАДОЕЛО ЖИТЬ, НАДОЕЛО ВОТ И ВСЁ! — Не знаю! — Фэш, я думаю, что это я убила его… — Хватит нести бред, и без тебя тошно. Громко вздохнул, облизал пересохшие губы и вдруг крикнул сестре, желая побыстрее убраться из этого поганного места: — Смотри, все уходят! И я первый быстрым шагом пошёл догонять знакомых. В квартире Лазаревых сильно пахло алкоголем, и этот запах вскружил мне голову. Пытаясь не упасть в счастливый обморок, я попытался взять себя в руки и сел в самый дальний угол стола. Есть не хотелось, хотя на поминальном столе было пару салатов, бутерброды, немного мяса и, конечно же, выпивка. Я сидел и не двигался, пока Константин рассказывал своим друзьям-собутыльникам и другим гостям смешные истории, связанные с его покойным сыном (удивительно что он всё помнил, а может, просто выдумывал под действием какого-нибудь самогона). — Вась, а помнишь, как он ёбнулся с велосипеда в навозную кучу? — Конечно помню, — отозвался Василий. — мы тогда ещё отмечали сорок дней после смерти моей сеструха… — Да-да, точно. После часового прослушивания «смешных» историй мне стало скучно, и я пошёл в комнату Ника, где, возможно, он оставил ещё хоть одну зацепку по поводу самоубийства. Везде было чисто, прибрано, каждый листочек лежал на своём месте, и даже, чёрт подери, нигде не валялось грязных носков. Сама комната была тёмной, достаточно мрачной, там присутствовали тёмные тона: коричневые обои, такие же коричневые шторы, темно-серый диван. Всё в этой комнате было идеально, кроме одного. На зеркале не висела простыня или покрывало. Наверное, это бред, что если не закрыть тканью зеркала, то покойник навсегда останется в нашем мире, но за несколько лет общение с Захарры сделало меня верующим в оккультизм. Я подошёл к зеркалу, взглянул на себя, через силу улыбнулся и представил живого друга: вот он стоит рядом со мной на линейке первого сентября, здесь мы идём в гараж пить водку и веселиться, а здесь…а здесь я поставил ему синяк под глазом на пол-лица. Мы все дураки, что осознали только сейчас, насколько Лазарев был нам дорог. Ну вот почему время нельзя отмотать назад?! Я бы ни за что не ударил бы его, зная, что он умрёт! И в который раз я осознал, что по-настоящему беспомощный. Время шло, а всё ещё стоял у зеркала и смотрел на свое отражение. Вот ярко-голубые глаза, прямой нос, скулы, ямочки, которые уже погасли и волосы, немного кучерявые, непослушные. Может, где-то там, сквозь зеркало есть вход в другой мир, и возможно, именно там умер я, а не Ник, я совершил самоубийство, сам убив себя… — Здравствуй, Фэш, — кокетливо отозвался голос за спиной. — Я так и знала, что ты здесь. — Марин, я думаю, что тебе лучше уйти отсюда, у меня нет настроения с тобой общаться. — я пытался сделать равнодушный вид, хотя внутри меня горел костёр обиды и боли за уже бывшего друга. — Так будет лучше. — О, Фэш, я знаю, как тебе одиноко, — она резко замолчала, а затем продолжила: — Мы же с Ником тоже были хорошо знакомы. Правда, у нас были весьма э-э-э-э, не очень дружеские отношения. Но я саболезную тебе. Я громко вздохнул. Как меня уже заебала эта чёртова шлюха! Если она сейчас отсюда не уберётся, то я лично задушу её. И я в представил у себя в голове, как подхожу к Резниковой и начаю душить. Как бы я хотел, чтобы это было правдой! — Что здесь происходит? — Иди отсюда, Ляхтич, тебя никто не звал, — я глянул в сторону белобрысого и уже начал представлять на месте Резниковой его. Ненавижу! Так бы и убил. — Похоже, маленький Драгоций много о себе возомнил, — он цокнул языком. — Знаешь, а я рад, что этот придурок Лазарев сдох. Никогда его не любил. И тут я перестал что-либо соображать. Мои руки сами по себе сжались в кулаки, и я медленно подошёл к бывшему напарнику по выпивке, в то время, как он продолжал кричать и специально злить меня. «Как жаль, что этот маленький урод сдох, хотя нет, так ему и надо…», «А может, это ты, Драгоций, убил его? Небось Лазарев сам претендовал на роль парня маленькой рыжеволосой дурочки.» — ЗАТКНИСЬ! ЗАМОЛЧИ! Я уже сам перестал слышать, что он говорит. Всё, что было до этого момента, перестало существовать для меня. Внезапно почувствовал вкус железа на губах, но, пожалуй, было уже поздно. Подо мной лежал бледный, как труп, Маркус Ляхтич и с удивлением таращился на меня, но я, похоже, впал во что-то подобие транса: перед глазами стояла непонятная пелена, будто туман растелился перед глазами, руки сами по себе наносили удары, губы — застыли в зловещей улыбке. Похоже, Резникова тогда подумала, что я захотел его убить. Да, так я и хотел сделать. Точнее, не я, а мои руки. — Фэш! — как будто из другого мира я услышал голос двоюродной сестры и пару раз моргнул. Она стоял рядом со мной и плакала. Я второй раз в жизни увидел её глаза мокрыми и красными. — Фэш, прошу тебя… Такой знакомый, родной и чарующий голос вывел меня из оцепенения, и я уже больше не пытался ударить Марка. Кровь хлестала из носа ручьём, но я даже не удосужился вытереть её рукавом толстовки. Было на всё похуй. Сколько прошло с того момента, как я набросился на Ляхтича? Минута? Пять минут? Мой мозг ничего этого не помнил. Я встал, шатаясь, весь в своей и не своей крови. Безумно болела голова, а ушах что-то стрелял, как будто сотни фейерверков взорвались в ушной раковине. Никому и в голову не пришла мысль меня остановить. Я с трудом вышел из ненавистной мне квартире и побежал по ступенькам вниз, к свободе. Мои ноги много раз спотыкались, но я продолжал бежать навстречу улице, где меня ждало успокоение. Наконец, я достиг двери побъезда, открыл её, но тут же, спотыкнувшись о порог, грохнулся в лужу грязи и дождевой воды. Верно, сверху на меня капали крупные капли дождя. Всё ещё шатаясь, я встал. Неужели я пьян? Нет, не может быть, ведь я даже не выпил и капельки спиртного! Чёрт, что со мной происходит?! Я будто потерял часть себя, на душе было паршиво и даже немного стыдно. Что теперь подумают обо мне люди? Хотя похуй, итак все знают, что я псих… Я бежал. Бежал сломя голову домой. Карта, мне нужна эта карта! Вдруг она скрывает что-то особенное? Или же Ник спрятал какое-то воспоминание связанное с нами? Чтобы там ни было, мне нужна эта гребаная карта, чёрт бы её побрал! Вот-вот я буду дома, и наконец-то возьму и узнаю, что она скрывает в себе. Осталось совсем немного, только повернуть около магазина и я буду дома…***
Я пришёл на то место, где на карте был отмечен красный крест. Я впервые увидел этот железный мост, речку с водорослями и лес, совсем маленький лесочек. Но в том месте я оказался не один. Дождь уже давно прекратился, дул лёгкий ветерок, и светило солнце. Я сел на край моста, бесстрашно свесив ноги вниз рядом с девушкой, чьи волосы были цвета поздних яблок, а глаза сверкали, как два крупных сапфира. Она безмолвно сидела, глядя вдаль, туда, где ровным шагом исчезало наше детство, отрочество и прошлое. И Ник. Для нас он теперь в прошлом. Я тоже скосил туда глаза, и передо мной, как на киноплёнке, возникли видения, произошедшие в последние 5 лет. Сигареты, пьянки, стрелки, побои и крысы, наши «любимые» крысы. — Мне кажется, — осторожно сказал я и несильно сжал запястье Василисы Огневой. — Мне кажется, что ты кое-что забыла. И я достал из кармана синюю ленточку, которую она привязал в день нашего знакомства и протянул ей, но она не взяла её. — Ты тоже кое-что забыл, — в такт ответила мне Василиса и точно так же, как и я, протянула мне маленький оранжевый камешек на цепочке. — Янтария… Я думал, что подарки не отдают. Она молчала, молчал и я. Нам нечего было сказать друг другу. Наверное, это был один из самых лучших моментов за последний год. Время шло очень медленно, казалось, прошла целая вечность, но на самом деле всего лишь несколько жалких секунд. — Это тоже был подарок тебе от меня. — Подарок? — Да, — я искренне улыбнулся. — На самом деле мне кажется, что всё кончено. — Я тоже так думаю. Я посмотрел на Василиса, расжал правую руку, которая сжимала её запястье, оттолкнулся от моста и прыгнул в реку. А следом за мной прыгнула и рыжеволосая красавица, которая уже больше не казалось мне плохой…