Я в людях не вижу людей, В любви я не вижу чувств, Прошу тебя, не убей, Я вновь оказался пуст.
***
— Пошла нахуй, шлюха! — кричу я с балкона и показываю Анфисе фак. Гребанная проститутка! — Урод! Я смеюсь. Как мне нравится всё-таки бросать девушек. Особенно, когда они после расставания начинают ныть и просить, чтобы я их не бросал. После этого чувствуешь себя Богом. Хотя я и есть Бог — тот, кто управляет чужими судьбами. Мне ничего не стоит подойти к какому-нибудь крысёнышу и хорошо вмазать ему в нос с такой силы, чтобы у того пошла кровь. Обожаю издеваться над крысами! Да и не только над ними — над всеми. Ахаха, вот такой вот я монстр! Я запрыгиваю на подоконник и громко начинаю свистеть, пусть все знают, что Царь только что домой после стрелки вернулся. Хорошо, когда власть в твоих руках. — Лёш, там это, твоя Анфиса перед уходом отдала этот конверт. — я поворачиваю голову к двери, откуда показалась голова моей троюродной сестры Верки, маленькой пакостливой твари. — Она говорит, что нашла это у порога, прежде чем зайти в квартиру. Как думаешь, Лёш, это тебе или твоим родителям? — Сколько раз я говорил называть меня Алексом! Запомнить сложно, а? На самом деле, Верка неплохая девчонка, правда, очень надоедливая, прицепится, как банный лист, так и не отцепится. А вообще, мне даже жалко немного (нет) «сестричку», всё-таки три месяца назад чуть в детдом не загремела, но мои родители уладили всё и стали её опекунами. В общем, не шарю в этой хуйне, поэтому точно не знаю! — Да, прости, Алекс, — она опустила взгляд, а затем неуверенно зашла на балкон. — На, держи. Наверное, это всё-таки тебе, ведь нормальному человеку не станут класть письма в чёрный конверт! — Говори, да не заговаривайся, мелкая! Глядишь, следом за Лазаревым пойдешь! Верка вмиг стала бледной. Её и без того круглые глаза сделались ещё круглее, а рот напоминал букву «о». После нескольких секунд я наконец понял, что ляпнул. — Твою мать, я не об этом! И вообще, вместо того чтобы мешаться мне под ногами, иди уроки делай. Родителям — ни слова, ясно? А то ещё подумают, что это я его убил. — То есть, это ты его убил? — ИДИ ОТСЮДА! Она положила конверт рядом со мной на подоконник и без слов ушла. Моё сердце быстро забилось в груди. Конверт. Вчера похожий конверт я видел у Захарры, и после него ничего хорошего не было. Да, безусловно, это был тот самый конверт! Может, этот немецкий психопат решил разыграть меня? Не удивлюсь. Я разорвал конверт и, как полагал, нашёл внутри него письмо. Чёрт, но это почерк не Драгоций! … а чей тогда? «Извини, но мне даже не хочется поприветствовать тебя. Начнём с того, что ты низкий человек, Алекс. И кроме того, редкостный подонок! И даже не смей угрожать мне, что узнаешь, кто написал это письмо, и набьёшь морду. Можешь даже не утруждать себя, я сам назову тебе своё имя, ведь мне больше не следует тебя бояться. Меня зовут Ник, Ник Лазарев, и для тебя я умер уже давно…» Я еле сдерживаюсь, чтобы не зарычать от злости. Тебе просто повезло, Лазарев, что ты сейчас в морге, иначе бы я просто уничтожил тебя так же, как и твою любимую рыжеволосую подружку-хуюшку. Да, я уничтожил бы тебя… »… Возможно, когда-то мы и были друзьями, но в последнее время это была не дружба, а взаимовыгода. Я покупал тебе алкоголь, сигареты, был твоим слугой, когда благодаря тебе и твоей компании я стал популярным в школе. Теперь я проклянаю эту популярность… Особенно я начал её ненавидеть после того, как Петухи впервые заставили меня пить воду из туалета, а ведь у неё такой противный вкус. И как бы я хотел ненавидеть вас всех, я понимал, что вы были единственной моей семьёй. Я ненавижу вас, но при этом люблю всей душой…» Я достал сигарету, зажигалку и закурил — так интересней читать записки покойника. Главное, чтобы маман с работы не пришла, а то как всегда наорёт, хотя я уже привык к крикам, и мне на это похуй. Я вдыхаю и выдыхаю дым, пытаясь сделать из него «кольца», но, черт бы побрал, не получается. Пора брать уроки у Гришки из 10 «Б». Я начинаю откровенно скучать, но всё равно продолжаю читать письмо, а то больно уж интересно, что написал этот покойничек. »… Наверное, тебе интересно, почему я покончил с собой (ещё не покончил, но если ты читаешь это письмо — то да, я уже мёртв), а может, и нет, но я всё равно расскажу, как было на самом деле. Меня убили. Нет, это был не человек, это что-то страшнее раз в пять, и это — прошлое. Оно преследовало меня по пятам, я не мог спать ночами и всё время во сне видел и слышал слова, но не только твои, но ещё и Захарры: «ублюдок», «сукин сын, тебе бы навоз убирать, а не с нами водку пить», «ты ничего не добьёшься, ведь ты — обычный крысёныш, возомнивший себя человеком». Но это далеко не всё, мне просто слишком неприятно и больно об этом писать, но ты знай: прошлое убивает, оно питается нашим смехом, улыбками, и не давай ему себя убить. Но прежде, чем попрощаться, я бы попросил, чтобы ты больше никогда в жизни не приближался к Василисе Огневой — её раны глубоки, и они неизлечимы, поэтому не стоит лишний раз сыпать туда соль. Ты даже не достоин с ней говорить. Ник» От злости я разорвал к чёрту это гребанное письмо. Какого хуя он возомнил, что она лучше меня?! Нет, ну это уже слишком! Кажется, этот ремесленник что-то препетул: это я здесь Бог, а не она, это она не достойна даже смотреть на меня!!! Я спрыгнул с подоконника и направился к входной двери. Пора время поговорить с ней «по душам». — Алекс, ты куда? — крикнула мне Верка, когда я схватил с вешалки куртку. — Пошла к чёртовой матери, мелкая тварь! — и я хлопнул дверью. Мне было похую, что сейчас я приду в дом к рыжей шлюхе и изобью её до полусмерти, что потом меня посадят в тюрьму, хотя навряд ли, у неё даже сил не хватит сходить и написать заявление, ведь она маленькая, жалкая уродка. Я убью её так же, как она убила меня когда-то в детстве. Убила не только меня, но и всю человечность внутри. И после этого я перестал быть её Лёшей, отныне меня звали Алекс. «Чего ты добиваешься, Алекс?» — я слышу голос в своей голове и содрогаюсь, ведь я узнал его. «Справедливости, » — коротко ответил я сам себе. «Нет, Алекс, нет. Ты хочешь увидеть кровь, ведь ты так помешан на ней, не правда? Тебе нравится смотреть, когда твоя жертва мучается, ты обожаешь не только смотреть, но и слышать крик. Нет, не ты, а МЫ. Ведь ты — это я, а я — это ты. Мы — одно целое, словно кусочки одно пазла…» Я остановился, зажал уши руками, чтобы не слышать этот противный голос. Мне стало дурно. Как будто во мне кто-то сидел, и этот кто-то — второй я. И тогда я закричал: громко, совершенно по-детски, чтобы заглушить голос. Не помогает. И даже не замечая, я уселся на асфальт около входа в подъезд и стал размахивать руками и ногами, как будто пытался отбиться от роя пчёл. Но это был кое-кто похуже пчёл и комаров, ведь это была вторая часть меня. «Тебе не победить меня. Убьёшь меня, умру и я, так что у тебя нет выбора…» — Заткнись, закрой рот, поганый ублюдок!!! Это была вспышка. Второй раз в жизни. Первый — там, около камня пять лет назад, второй — здесь, около входа в подъезд собственного дома. Я умирал. В тот день я хотел убить её, но умер сам. Я сам убил себя изнутри…***
Когда те года, что прожил ты Словно чей-то мятый черновик, Когда те слова, что ты сказал Превратились в бесполезный крик... Когда снова пусто на листе, Ты сидишь в ожидании строк… На бумагу выльется куплет И затопит маленький листок.