И здесь, перед тобой, я обнажаю сердце — последнее на что способен опереться
***
Я бегу. Холодный апрельский ветер дует в лицо. Я чувствую, как начинают слезиться глаза. На секунду закрываю их, но всё также продолжаю бежать. Это погоня. В этой игре главная я. Начинаю чувствовать, что мои силы подходят к концу, но мысли о том, что скоро я кого-то побью, дают мне мотивацию бежать дальше. И я бегу. Бегу, несмотря ни на что. Вдох-выдох. Кажется, что я сейчас выплюну лёгкие вместе с остальными органами. Я останавливаюсь, чтобы отдышаться. Меня тут же догоняет Алекс, и я злюсь. Почему он бегает медленнее меня? Если бы он бегал хотя бы чуть-чуть быстрее, то запросто смог бы догнать этих крыс. Но вся забота об их поимках лежит на мне, а он только развлекается с ними. — Ну и чего ты остановился? — Тебя жду, — коротко отвечает Рознев, и я борюсь с желанием избить его. — Ты придурок? Парень недоумённо смотрит на меня, и я глубоко вздыхаю. Идиот. Смотрю в сторону леса, где недавно скрылись наши игрушки, но никого не вижу там. Скорее всего они уже успели спрятаться где-то под кустом или убежать домой. Чёрт… — Мы снова их не догнали, — со злостью сплевываю я и нагло смотрю в голубые глаза «лучшего» друга. — В этот раз ты виноват! Хочу подойти ближе к парню, уже сжимаю руки в кулаки, но тут мой взгляд ловит худую фигуру где-то за деревом. Я ничего не говорю — инстинкт сработал автоматически и я побежала, что есть мочи. В этот раз я обязательно догоню. Хотя бы одного, но догоню, чтобы мне этого не стоило. Наконец-то добегаю до опушки леса, прыгаю через яму с чем-то вонючим и тут же оказываюсь возле фигуры, которая даже не стремилась убегать. Это был парень. Среднего роста, худой, со светлыми кучерявыми волосами. Я знала его. Знала, и поэтому во мне закипала не то ненависть, не то злость. Это было то чувство, которое мы испытываем к людям, которых когда-то считали хорошими, но потом почему-то изменили к ним своё мнение. Это могло случиться из-за предательства, безответной любви. Но в моём случае было что-то другое, и я сама не понимала, что именно. Казалось, этому парню было плохо. Он облокотился корпусом о дерево и молчал. Может он был пьян. Что обычно делают люди на моём месте? Помогают. Или в крайнем случае спрашивают, нужна ли помощь. Но вы знаете, что я ещё та конченная мразь, поэтому резко хватаю пацана за куртку, поворачиваю к себе лицом и смотрю в его глаза. Я думаю, что даже в таком состоянии он не мог не узнать моего лица. О да, он запомнит его из тысячи. Будет помнить, даже если забудет родную мать. Мой взгляд нельзя забыть. И он знал это. Я внимательно осматриваю его лицо, а в душе собирается ещё больше злости и ненависти. Кошачьи глаза. Слегка пухлые тусклого цвета губы. Маленькая родинка возле щеки. Нос с горбинкой. Золотистые волосы. С одной стороны мне хочется плакать, с другой — рычать и разрушать всё. Но маленькие немецкие девочки не плачут. И я обрушиваю все свои негативные эмоции на человека, который в моей власти. Отпускаю куртку, хватаю в этот раз за отросшие волосы и со всей силы, которая была у меня, припечатываю его лицо к твёрдому стволу дерева. И ещё раз. И ещё. Ни звука. Парень не издал ни стона, ни единого шороха. На миг в голове промелькнула мысль, но она растаяла. Такие твари бессмертные. Такие как я, Алекс, Фэш, Марк. И он. Он такой же. Как больно не было об этом думать, он тоже был нашей частью. Частью нашего грёбанного и ничтожного мира. Я отпускаю волосы. Тело падает на землю, но я не обращаю на это внимание. Не хочется смотреть на изуродованный кусок дерьма. — Ты тут? — слышу голос Алекса, но он проносится, как будто из другого края леса. Как-то тихо и приглушенно. Мой взгляд направлен на дерево. На то дерево, об которое я только что била живого человека. Смеюсь. Рознев подхватывает мой смех, но у него он получается каким-то добрым и беззаботным. Я же всегда смеялась зло и убого. — Добей, — говорит знакомый до глубины сердца голос. Я вздрагиваю, но тут же привожу себя в чувство. Медленно подхожу. Путь в два шага длился, как в тысячу. Медленно и тягуче. Я бью грубой подошвой по лицу, но перед этим успеваю заметить грустную от безысходности улыбку. Всё расплывается перед глазами, и я просыпаюсь. Вздрагиваю. Каждый раз после подобных снов становится не по себе. Я встаю и подхожу к небольшому туалетному столику напротив кровати, чтобы привести себя в порядок. Долго всматриваюсь в зеркало и в который осознаю, что это не я. В глазах нет злобы, на губах оскала, а в русском произношении немецкого акцента. Когда я успела превратиться из бешеного пса в милую леди? — Кажется, я действительно потеряла себя, — едва слышно произношу я, расчесывая волосы. — Чё ты там бормочешь?! — рявкает низкий голос на кровати, но я не обращаю на него внимания, вспоминая свою прошлую личность. — Чё молчишь? — спустя долгой паузы спрашивает всё тот же голос. — Отъебись, — зло отвечаю я, продолжая нервно расчесывать волосы. С Кириллом мы познакомились больше года назад в ночном клубе за 200 километров от столицы, где-то на отшибе дороги. Ещё тогда он был заядлой пьяницей, грубияном и абьюзером, который без проблем мог избить тебя только за то, что ты припрятала очередную купленную им бутылку водки. Таких мужчин считают агрессорами и убийцами личности, алкоголиками и наркоманами, психами. В таких мужчинах я и нашла своё отражение. Я полюбила его за внутреннего зверя. Я полюбила его за те же качества, которые были у меня в прошлом. Смотря в его каре-зелёные глаза, я видела в них ту живость, яркость и озорство, которое наблюдала когда-то и в своём взгляде. Но эти глаза не были мне родными, хоть и имели долю зеленцы в радужке. — Я хочу уехать. Сегодня же, — равнодушно проговариваю я, мысленно готовясь к тому, что меня никуда не отпустят, а потом будут долго оскорблять, называя шлюхой и прогнившей мразью. — К своему любимому «брату»? — зло отчеканивает Кирилл, прожигая своим взглядом мою спину, как будто готовясь наброситься на меня также, как гадюка нападает на маленького пушистого зверька. Я не отвечаю. Это бесполезно. Его безосновательная ревность убивает во мне остатки живого. Не знаю, почему до сих пор терплю его выходки и оскорбления. Любовь? Нет, ее никогда и не было. Также как привязанности и эмоциональной зависимости. Здесь было что-то другое, необъяснимое, словно неразгаданная человечеством тайна, которая впивалась в сердце острой иглой. Она пронзала его в самую середину и как будто нарочито медленно то вытаскивалась, то вновь погружалась внутрь, доставляя очередную порцию боли. Я улыбнулась своим поэтическим и философским мыслям. Всё было куда проще, чем я изначально думала. Наверное, я просто понимала, что больше никогда не найду человека, который продолжал бы терпеть мой отвратительный характер и бухающую до поросиного визга натуру. Резкий скрип кровати заставил меня вернуться в реальность. — И что же ты будешь делать с ним? Читать ему слащавые немецкие сказки, пока он будет уплетать шоколадное печенье с чаем? — Ты угадал. Чувствую на своём затылке мерзкое дыхание парня. Его рука медленно скользит по моему левому оголённому плечу, обрисовывая замысловатые невидимые рисунки. От его нежных, слегка щекочущих, прикосновений становится не по себе. Он никогда не делал так раньше, даже в те моменты, когда не хотел, чтобы я уходила. — Захарр, мы же оба знаем, что у тебя нет никакого брата… Его неестественно ласковый и бархатистый тон заставляет меня напрячься. Я смотрю в зеркало и тут в отражении встречаюсь со взглядом Кирилла. — Ты безумец, — шепчу, но в этот же момент широкие ладони хватают мои волосы и оттягивают назад настолько сильно, что я теряю равновесие и падаю назад, сделав небольшое сальто, но при этом не сильно ударившись головой об пол.