Фрия

      В этом году палящее солнце особо жгло землю, вытягивало из ее недр последнюю влагу. Русла многих подземных рек истончились, превратились в узкие ручейки, растекавшиеся среди ила. Но вода из них никуда не делась. Она перешла в белесый туман и на долго зависла в воздухе, делая его слишком сырым и теплым. Ксага превратилась в пароварку.       Повозка, а следом и телега с рабом подкатили к дому Айзека, когда почти стемнело. Низкое двухэтажное здание представляло собой приемную эскулапа на первом и пару жилых комнат на втором. Оно было нелепо втиснуто между дешевой гостиницей и трактиром и казалось таким же уродливым, как и те, что подпирали его с обеих сторон.       Старик въехал в него много лет назад, когда этот городок еще не оскудел, и за долго до того, как постоялый двор начал достраиваться и беспорядочно разрастаться во все стороны, словно бы наугад, постепенно примкнув к левой стене дома. Позже, с другой стороны, на скорую руку тогда соорудили и пивнушку, которая добавила жилью лекаря непривлекательности.       Матросы вытащили юношу из телеги и поволокли ко входу, поддерживая за штаны и обернутый вокруг тела кусок старой парусины, от которой гном всячески старался отводить взор. Ткань, сквозь которую сочилась кровь, нагвазданным концом оставляла за собой алый след.       Тураску старался шагать, с трудом переступая ногами. Когда началась лестница, ведущая на второй этаж, матросы не обращали внимания на слабые попытки проявить хоть какую-то самостоятельность и нетерпеливо тащили его вверх. Гном ощущал, с каким колоссальным трудом юноша держал голову прямо. Но через несколько секунд он уронил ее на грудь, вновь потеряв сознание. Как только существо бросили на пол в прихожей, матросы быстро ретировались, и Айзек остался один: принц Нуада пожелал задержаться в доке и обсудить кое-какие детали с капитаном "Сефара".       Старик ополоснул руки, смыл с лица пот и портовую грязь и приложился к бурбону. Только желудок напрочь отказывался что-либо принимать в себя. Он так устал, что мог думать разве о ванне и чистой постели, но одно неудобное обстоятельство заставляло со всем этим повременить. Нужно было незамедлительно обработать и перевязать раны, пока замусленная тряпка не приросла к ним.       Гном привычно зачесал седые волосы назад и с тоской глянул в угол, где, свернувшись в клубок, еле зримо вздрагивал юноша. Незаметно для себя он вдруг пожалел это существо, пусть и было оно человеком. Краем своего толстого уха он слыхал, что некоторых выкрадывают еще в младенчестве, переправляют в подземные города и продают на черных рынках, подобных тому, что располагался в Ксаге. Не слишком брезгливые жители обычно держат таких в качестве домашней прислуги до определенного возраста. Но позже, когда тураску становятся старше, сильнее, а посему опаснее - их сдают на работы в карьерах и рудниках. Там все они осуждены на вечный труд в тяжелейших условиях под пристальным надзором жестоких надсмотрщиков.       Опомнившись, старик выбранил себя, представив, как был бы удивлен принц, если бы разгадал в нем эту мимолетную жалость. Айзек облачился в рабочий халат, наглаженный к утру заранее, и собрался уже приняться за дело, но остановился. Он был растерян: "Этот человек - каторжник. А теперь известно, что он еще и опасен", - мелькнуло в его голове. Однако внешний вид существа обнадеживал. Страшная худоба от длительного голодания, видимые побои и большая потеря крови - даже если тураску захотел навредить, он бы не смог этого сделать. Внезапно юноша пошевелился и застонал. Слабый звук его голоса вернул старику самообладание.       Гном настороженно подошел к нему, стараясь не выронить медикаменты из трясущихся рук и не разбудить его раньше времени. Он знал, что чуть попытается наложить мазь на раны, тураску проснется. Айзек тянул время.       Собравшись, наконец, с мыслями, лекарь выдохнул и только развернул лоскут, как внезапно почувствовал, что существо крепко схватило его за запястье. Старик буквально задохнулся от неожиданности и попытался высвободиться. Но ледяная ладонь тураску не уступала. Айзек, точно околдованный, созерцал руку с тонкими цепкими пальцами, которые намертво удерживали его широкое запястье. Потом он переметнулся на лицо. Оно было черным от сажи и бордовым от высохшей крови. Спутанные комья волос падали ему на лоб, и под этой давно не мытой гривой поблескивали горящие колючие глаза.       Невольно Айзек стал узником этого существа. Свет настольной лампы скользил по лицу тураску, играл в его зрачках. Темные и злые, они рассматривали гнома внимательно и настороженно.       - Что вам нужно? - бескровными губами хрипло прошептал он.       - Я… я пришел помочь. Необходимо смазать раны на спине, - оробел гном, отчего слова прозвучали невнятно. Он уже ждал, что вот-вот ему придет конец. Но тураску, вопреки ожиданиям, не набросился. Напротив, он был довольно сдержан.       "В конце концов, это существо должно понимать, что не добьется ничего, если навредит мне", - подумал старик. Но, несмотря на все доводы разума, отвлечься от дум было непросто. Пуще того, его заставила нервничать нагота тураску: гном заволновался, увидев обнаженную грудь, небольшую, но высокую и почти острую. Это была женщина. Он был обескуражен и немного смущен. Заметив, что она прочла его озадаченный взгляд, Айзек начал медленно багроветь.       - Мне не нужна ваша помощь! - женщина резко оттолкнула его руку, прикрылась и приподнялась на локте.       - У тебя есть какое-нибудь имя или... кличка?       - Кличка, как у животного? - хлёстко переспросила она.       Лекарь замялся, осознав глубину бестактности своего вопроса.       - Имя! У меня есть имя! Фрия... - глухо выдохнула женщина, облизнув пересохшие губы.       - Что ж, Фрия, устраивает это тебя или нет, но необходимо залатать повреждения. И я собираюсь сделать это, - глядя строго перед собой, Айзек устроился на стуле рядом и принялся раскладывать все нужные предметы в сторого определенном порядке. Возился он долго.       - Хотите купить место в раю добрым делом? - тураску с прискорбием оглядел себя и слабо усмехнулся. - Забудьте об этом. Ваше милосердие мне ни к чему... - и прежде чем успел бы высказать очередную грубость, почувствовал, что кто-то стоит за спиной и тяжело смотрит в затылок.       - Это не милосердие. Отнюдь, - в проеме появилась высокая фигура мужчины. - Я лишь просил друга позаботиться о целостности своего товара, - эльф вошел в помещение, сделал пару шагов в его сторону и остановился, в свете огня сверкнув глазами.       - А это тот самый добрый самаритянин, верно? - с трудом присев и с болью выпрямив спину, тураску обернулся и холодно уставился на принца. - Ваш голос в моей памяти, но вы представлялись мне иначе, - его язвительный тон указывал на то, что он припомнил дневную экзекуцию и роль мужчины в ней.       - В таком волглом климате раны быстро нагноятся, и очень скоро я могу потерять свой товар, а я бы этого не хотел. Айзек, будь добр... - мягко попросил Нуада, не обращая внимания на кичливость существа. Персиваль заранее предупредил, с кем ему придется столкнуться.       - Значит, у меня нет выбора? Конечно нет - вы купили меня сегодня. Теперь вы владеете мной, - криво ухмыляясь, раб откровенно глумился над хозяином.       Эльф высокомерно вскинул голову и недовольно подтвердил:       - Верно, купил. И спас тебе жизнь.       - У вас странная точка зрения относительно спасения, - тураску намекнул на кинжал Персиваля. Глаза смотрели на принца с нескрываемой ненавистью.       - Если бы ты сполна получил назначенные две сотни ударов, то уже кормил рыб в Ксагском порту. Теперь ты принадлежишь мне. Не забывай это, - будто прицеливаясь, он прищурился, желая выстрелить этой мыслью и засадить ее глубоко в голову существа.       - Никто не будет владеть мной! - в этой грубой и одновременно страстной фразе зазвучал легкий европейский акцент, придавший голосу некую мелодичность.       Его самоуверенность только прибавила злости эльфу. Он был поражен той остротой и горячностью, с которой говорил раб. Как возможно, что в этом неприметном тураску, в котором должны содержаться исключительно покорность и смирение, таилось столько огня. Сломленная плоть, подавленная воля. Но пронизывающие кофейные глаза ожесточенно горели, предупреждая о пылкости их обладателя.       - Тебе придется делать все, что я от тебя потребую, - Нуада в упор изучал существо, а тот почти рычал, медленно поднимаясь на ноги:       - Никто! Тем более такое чудовище, как вы, у которого мужества не больше, чем у крысы! - выпалил он, встав во весь рост.       - Если ты не закроешь свой поганый рот... - начал эльф...       - Вы меня высечете? - тураску надменно оборвал его. - Выльете ведро соленой воды? - едко подсказав с убийственной точностью. - Это вас заводит? Что же именно: наблюдать или сечь лично?       - ... я отрежу твой ядовитый язык, - принц шумно и возбужденно дышал. Лицо его исказилось и перестало излучать хладнокровие. Он буквально буравил существо, требуя повиновения, и был готов рвануться вперед, крепко сжимая свои кулаки. Но раб горделиво вздернул подбородок и даже не сдвинулся с места.       - Тебе нужно остыть, - влезая в самую гущу, Айзек смекнул, как опасно напряглись руки принца, и попытался прекратить разыгрывающуюся в стенах бурю.       - В чем дело? Вы, наверное, не можете найти грелку для постели? Вы настолько одиноки, что пришлось раскошелиться, чтобы купить раба?       Последняя капля упала в чашу терпения эльфа. Едва она переполнилась, Нуада в мгновение пересек комнату и наотмашь ударил по лицу наглеца. Кожа треснула. Тураску отшатнулся и, потеряв равновесие, с шумом отлетел к стене.       - Будь ты неладен, это женщина! - негодовал гном.       Принц, казалось, слегка оторопел, но быстро поборол свое изумление, старательно гася в себе любые эмоции.       - Не имеет значения, - он отпрянул и завел за спину пульсирующую ладонь.       Фрия дотронулась до горящей щеки и хмыкнула.       - Я не намерена плясать под ТВОЮ дудку, - умышленно выделив обращение, она торопливо стирала с губы кровь.       - Если ты впредь позволишь себе подобным образом обращаться ко мне, придется сдать тебя туда, где тебе самое место, - ему стоило больших усилий, чтобы успокоиться и говорить ровно.       - Да, господин, - последовал ответ. Преувеличенное почтение звучало почти издевательски. - Как прикажите, господин. Но, по крайней мере, там не будет вас, господин.       Несмотря на то, что женщина взирала на него снизу вверх, этот взгляд был горделивый, упрямый, выдержанный. Нуада увидел, как веки ее заговорщицки опустились и снова взметнулись вверх. Тогда он догадался о ее желании непременно воспользоваться любым удобным случаем, чтобы сбежать. Он подошел к Айзеку, наклонился и что-то шепнул на ухо, метнув неприкрытую угрозу в ее сторону, после которой Фрия лишь укрепилась в своем решении: "Уж лучше она будет рвать жилы в каменоломнях, чем окажется во власти столь гнусного существа".       - Чтож, должно быть, ты совсем не знаешь Ксагу, - точно угадав мысли, бросил ей эльф. Ему едва удавалось сдерживать рвущуюся наружу ярость.       Женщина пристально заглянула в белое лицо принца, не собираясь показывать, что внезапно испугалась его слов.       - Сколько нужно времени, чтобы привести ее в порядок? - Нуада обратился к гному.       - Тут потребуется... думаю... несколько недель, пока я вылечу ее спину, - пораскинув, ответил старик.       - До отплытия два дня. Постарайся успеть, - он отвернулся и покинул комнату.