Фрия

      - Отпустите, мне больно, - робко попросила Фрия, с трудом открыв глаза и выпрямляя затекшую спину. Удивительно, но принц послушался и отдернул голову так резко, будто получил от нее пощечину. Пальцы разжались, выпуская волосы, рука освободила талию. Женщина выскользнула и через несколько секунд благополучно стояла на безопасном расстоянии, учащенно дыша и кропотливо поправляя рубашку.       - Фарах накажет его... накажет ни за что...       - Похоже на правду, - такая перспектива совершенно не волновала эльфа. - ТЫ способствовала этому, - с подчеркнутым спокойствием ответил он.       - Я прошу вас вмешаться и потребовать от капитана положить конец подобным актам агрессии со стороны его команды. Он ваш друг - он послушает вас! - с надеждой заявила Фрия. Горячее негодование пересилило все другие эмоции, и женщина была даже рада этому. Не хотелось признаваться себе, что прикосновение к этому мужчине волнует ее.       - Ты становишься слишком упрямой и настойчивой, Фрия! Дружба между мной и Персивалем имеет несколько иное качество. Подобное слово даже не вполне уместно. И потом, здесь я исключительно благодарный гость.       - Тогда ваше высокое положение и возложенные обязанности могли бы повлиять на...       - Хватит! - принц повелительно вскинул ладонь, мгновенно оборвав ее, и женщина покорно замолкла. - Это безумие с твоей стороны полагать, что я хоть пальцем пошевельну, чтобы помочь им. Как ты вообще осмелилась просить, зная о моем презрении к людям?! - в его пренебрежительном взгляде сквозило осуждение и упрек. - Я не имею никакого намерения помогать тем, кто заслуживает самого полного наказания, и не собираюсь вмешиваться в дела, к которым не отношусь.       - Но однажды вмешались...       Нуада ничего не ответил. Он отвернулся к окну, заложив руки за спину, и стал смотреть сквозь мутное стекло. В глазах застыло сожаление. После минуты напряженного молчания он вдруг спросил:       - Ты не просто принесла воды, верно? - и резко устремив к ней глаза, уколол ее проницательным взором. От такого поворота дела Фрия растерялась.       - Что ты там делала? Ответь же мне, - настойчиво посоветовал эльф.       - Ничего предосудительного. Я хотела помочь Янгу, - твердо и отчетливо произнесла она, надеясь побороть собственное смущение, так выдававшее её.       - Знаешь его имя... - растягивая слова, отрешенно протянул принц и поскреб пальцами подбородок. - Вот какова цель ночного визита, - словно поддавшись внезапному озарению, воскликнул он и острый уличающий взгляд сверкнул из-под хмурых бровей, точно ослепительный луч солнца, прорвавшийся из-за темной тучи.       - Ради всего святого! В своих подозрениях вы просто смешны, - то, что она назвала каторжника по имени, заставило ее покраснеть. Ведь подобная осведомленность ярко намекала, что общения именно с креолом искала женщина.       - А ты святая, радеющая за всех страждущих? - Нуада изучающе оглядел ее с головы до ног с каким-то хладнокровным бесстыдством. Её короткие янтарные локоны, небрежно рассыпанные по высокому лбу, нависали над мягкими карими глазами, открыто смотрящими на эльфа.       - Возможно... - отвечая тем же холодом, Фрия смущенно спрятала непокорную прядь за ушко и отвела взгляд, сделав вид, что рассматривает что-то на столе.       - Забавно, помощь твоя крайне избирательна. Минуя всех, ты остановилась почти в самом конце - у ЕГО клетки.       Женщина снова покраснела, представляя, как должно быть светятся сейчас ее щеки. И была абсолютно права.       - Капитан вдоволь сыт твоим темпераментом. Он весьма красочно описал твое пребывание на Сефаре! Дерзкие предприятия мятежа, нежелание идти навстречу требованиям и неоднократные попытки бегства, о которых я уже имею четкое представление, неохотно вынуждают меня пересмотреть свое отношение к тебе. Поэтому спрошу еще раз: для чего ты спускалась в трюм? Что заключенный сказал тебе? - голос принца звенел от напряжения, - Я предоставил тебе свободу перемещения, надеясь на твое благоразумие, но не помню, чтобы разрешал посещать преступников.       Нуада, прищурившись, наблюдал за ней, в глубине желтых глаз вскипала ярость. Несколько долгих мгновений он испытывающе смотрел на тураску до тех пор, пока ей стало не по себе, и она, старательно сгоняя разоблачительные мысли с лица, увела голову в бок, оставив ему изучать ее точеный профиль.       Фрия горько вздохнула и, выждав в нерешительности пару мгновений, бросила ответный вызов, переводя неудобный допрос в иное русло:       - В промышленном порту Санти-ди-Тирахана в Старом Свете есть большая фактория, куда партиями сгоняют каторжников и рабов. Там, в грязных и тесных бараках, мы ожидали прихода "невольничьих галер", - обнаруживая в себе растущее чувство досады, горло женщины болезненно сжалось, но она продолжила:       - Когда приходили суда за "живым товаром", агенты начинали договариваться с капитанами. Каждого тураску показывали лично. Нас раздевали и заставляли двигать пальцами, руками, ногами и всем телом, чтобы удостовериться, не имеем ли мы переломов или других дефектов. Проверяли зубы. После окончания сделок нас связывали парами и грузили, как скот, - на бледном лице Фрии, в миг потемневшие, глаза казались теперь неестественно большими. Неподвижные и непроницаемые, они смотрели прямо перед собой, забыв об окружающем; губы, подрагивая, едва выговаривали слова:       - На борту нас делили на три группы: мужчин сажали в одно грузовое помещение, женщин в другое, детей же оставляли на палубе. Корабли, подобные Сефару, построены так, чтобы напихать в них как можно больше живого товара. Сегодня это корыто почти пустое: на нем не больше дюжины каторжников. Обычно оно перевозит сто пятьдесят-двести рабов.       Первое, что все мы услышали на этой посудине - были слова Фараха, который говорил нам о том, что раб не должен занимать места больше, чем в гробу. А дальше нас заталкивали в отсеки и набивали нами клетки. Нас хватали за волосы и пинали ногами, принуждая как можно плотнее прижиматься друг к другу. К тем, кто пылко сопротивлялся, дергался, извивался, применялись суровые меры.       На месте Янга я провела девяносто три дня, как и он, скованная кандалами. Воды и пищи было очень мало. Иногда нас сутками забывали выводить для справления нужды, тогда мы испражнялись под себя, и трюм быстро наполнялся мучительным зловонием. Резкий запах пота, мочи и фекалий был невыносим; жара и смрад возрастали с каждым днем. Из-за невыносимых условий в этой адской яме выживали не все. Некоторые задыхались от недостатка воздуха, некоторые умирали от болезней. Но большинство сходило с ума. Поэтому нам коротко подстригали ногти, чтобы мы не могли разодрать друг другу кожу в драках, возникавших, когда кто-то пытался разлечься немного поудобней.       Одна из нас заболела еще на материке и долго бредила после отплытия. Прикованная ко мне, она часто теряла сознание, повисая на моей руке всей своей тяжестью и нестерпимо больно оттягивая плечо. Вскоре я уловила сладковатый тлетворный дух и поняла, что несчастная уже не очнется. На наши истошные крики никто не пришел. Больше двух дней мы провели рядом с умершей; сидели смирно, стараясь не шевелиться и не тревожить едкие миазмы, забивавшие нос. Тело мое стало ватным, словно мешок, наполненный мокрым песком. Плечи опустились почти до колен под каким-то невидимым грузом, шея затекла и стала колом. Горячая, будто кипяток, кровь била прямо в затылок. Когда матросы обнаружили ее, мои затекшие руки и ноги помимо воли импульсивно подрагивали.       Но конвульсии периодически происходили с любым узником. Для того чтобы товар доехал целым, его нужно было тормошить и не давать ему залежаться. Поэтому нас заставляли подниматься в кубрики и танцевать под громкие звуки музыки, аплодисментов и свиста, пока обезумевшие в пляске мы не выбивались из сил. Спустя уже недели плавания почти каждого им удавалось сломать.       - Не кажется ли вам, что любой побег с этой скорлупы вполне оправдан и закономерен, напрямую отражая то состояние и немыслимые условия, в которых нас содержали? Помня все, что со мной происходило, преисполненная благими намерениями, я решила хоть как-то облегчить страдания тем, кто теперь занимает мое место. И да! Янг кое-что все-таки сказал мне... - в ее голосе зазвучало предостережение. - Он сказал "Спасибо".       Комнату затопила гнетущая тишина.       Сдвинув брови, Нуада задумчиво посмотрел на нее и напряг подбородок, размышляя над тем, что поведала ему женщина.       - Ну хорошо. Я попробую убедить капитана пока не трогать осужденного, и что произошедшее - невинное недоразумение, подпитанное лишь добрым помыслом.       - Благодарю вас, - ощущая себя удовлетворенной и одновременно слишком усталой, Фрия покорно кивнула.       - Только последнее слово за Персивалем, - не преминул уточнить эльф. Напряженность сходила с его лица, но Нуада все так же о чем-то думал. Он уже собрался покинуть ее, положив ладонь на потертую ручку двери, как неожиданно обернулся и добавил:       - Однако, если ты знаешь о чем-то, что может повлечь за собой досадные события и привести к неприятным последствиям, скажи мне сейчас. Я не хотел бы более испытывать к тебе недоверие, - мужчина промедлил у выхода и, не получив ответа, запер каюту на ключ.

***

      На поверхности для людей настали те обыденные дневные часы, когда свет давно главенствовал всюду, высвечивая каждый угол, каждую щель, но глубоко под землей темнота дня никого не могла удивить. Уже мало кто из обитателей подземелий вспоминал о солнечных лучах, о лунном сиянии, о блеске звезд. Их все реже заботили те блага, которые были для жителей подлунного мира необходимостью. Поскольку на земле, даже во тьме ночи, свет никогда не теряет вполне своих прав: он рассеян, он слаб, но он есть. Здесь же глубокий мрак обращал в слепого.       Погруженный в себя, Нуада неслышно прогуливался по корме Сефара и время от времени пристально вглядывался в темноту. Покой царил вокруг. Безмолвие могилы. До эльфа доносился только мерный плеск воды, а порою слышался свист ветра. Он любовался пустынной пещерой, вникал в ее суть с таинственным мглистым небом и безбрежным морем. Он считал себя, по сути, пленником, заключенным в ее лоне.       Морская гладь уходила в бесконечность и взор принца терялся в туманных очертаниях горизонта. Начинало казаться, что никаких границ не существовало вовсе. И чем дольше он вглядывался, тем сильнее начинала кружиться голова, ибо нет ничего притягательнее бездны. Он был готов упасть, раствориться в ней, но...       - Еще ничего не видно, однако скоро... скоро, мой друг! - раздался голос за его спиной. Цверг неотрывно смотрел вверх, где медленно собирались свинцовые тучи.       - Совсем нет каких-либо источников света!       - Здесь всегда так. Сулья хорошо прячет свои гавани от любопытных глаз, - капитан пожал плечами, с наслаждением подставляя лицо прохладному дуновению.       - Добрый день, Персиваль.       - И вам доброго, - улыбнулся цверг. - Как тихо! Беззвучие умиротворяет, не правда ли? Вы редко покидаете свою каюту: решили сделать исключение и поглядеть в никуда?       - Истинно так. Смотрю... пусть и не на что.       - Да, опустелая палуба может показаться благословенной при­станью, где можно найти успокоение путанным и мучи­тельным мыслям, - Персиваль приблизился к эльфу и дружественно положил свою руку ему на плечо.       - Печально осознавать, что на самом деле тысячелетия назад мы не стремились к перемирию - мы хотели стать частью чужого и стороннего нам мира. Баллор отчего-то всегда восхищался людьми, в недрах души даже любил их, но не отдавал себе в этом ясный отчет. Он лелеял несбыточную мечту об ответном восхищении, но не понимал, как этого добиться. Оттого он все еще сидит на троне и неустанно ждет, цепляясь за давно нарушенный договор, его несчастная дочь стала почти тенью, а предатель сын скитается вдали, - желтые глаза Нуады стали суровы.       - По-моему вам стоит отвлечься.       - Отвлечься?       - Смею предположить, тураску куплен вами не только в качестве помощника. Так почему бы не позволить себе немного легкомыслия? Женщины этой рассы достаточно искусны в плотских утехах! Могу заверить, их привлекательные формы, гладкая кожа и бесподобные губы доставят вам неописуемое блаженство. Вот почему их охотно приобретают бордели.       "Черт бы его побрал!" - мрачно выбранился про себя принц. Цверг вернул его к этой костлявой, угловатой, невзрачной девчонке. Отчего же его влечет к ней? Он ни за что в жизни не смог бы объяснить, почему счел ее интересной. Под человеческой личиной он иногда замечал интригующие его жесты, движения, признаки совершенно другого, иного существа, так не похожего на тех, кто сейчас пляшет над его головой. Реакция собственного тела на эту женщину раздражала Нуаду и создавала множество проблем. Его это не устраивало. Ведь на самом деле он ненавидел ее.       - Поверьте мне на слово! - не унимался капитан. - Опустошенный утоленным желанием, вы будете стонать от неземного удовольствия, остывая на влажных простынях...       - Оставьте свои бесплодные усилия, Персиваль.       - Да, конечно. Вы правы, эта бестия слишком строптива. Но попытка приручить это дикое существо вылилась бы в заманчивую игру. Уступите мне ее ненадолго?       Внезапно зрачки эльфа хищно вспыхнули тем недобрым огнем, который нередко убеждал съёживаться от страха сердца его врагов. Нуаду буквально скрутило от этого предложения. Странно, подумал он, раньше ему никогда не приходилось так ревновать никого, кроме сестры.       - Прошу прощения, - ретиво исправился цверг, уловив жесткий отказ в гневных глазах принца. - Могу предложить вам другую, из личной коллекции. Я всегда вожу с собой две-три отличные особи, готовые радовать своим великолепным телом и языком, сполна удовлетворяя любую мужскую прихоть. Ну же, соглашайтесь! Нельзя все время прятаться за ширмой одиночества.       - Когда ты стал столь мерзок, Персиваль?       - Когда люди казнили мою мать. Сожгли ее на костре. Как ведьму.       Что ж, пожалуй, это давало Персивалю некоторые сомнительные права на ответную жестокость. Нуада не посмел ничего возразить ему. В душе у него уже давно образовалась пустота, ровно некая часть его исчезла. Эта черная дыра, сочащаяся слезами, начала постепенно заполняться болью и кипящей злобой, которая прорастала своими щупальцами по всему телу и мешала дышать. Но помимо боли, хотя и страшно было с этим согласиться, где-то там тлела искра зависти к участи Гаэ, которая нашла в себе мужество умереть за свою веру и свой народ. Должно быть, такую же пустоту в себе чувствовал и цверг, пытаясь заполнить ее всем, на что была способна его фантазия.       - Вон там! Мы уже близко, - капитан выбросил длинную руку вперед и тонким костлявым пальцем указал на россыпь огней, подрагивающих в туманной пелене.       Эльф пристально всмотрелся в сырую темень; вдалеке, наконец, замаячили крохотные огоньки гавани.       - Сколько еще до Сульи?       - Если напрямик - совсем немного, но впереди небольшой атолл. Его риф скрывается под метровым слоем воды, но кое-где скалистые отроги все же выступают из-под воды, точно корни старого дуба. Чтобы не разбиться, будем огибать препятствие. С нашим ходом это часов шесть, и встанем на якорь.       Над морем низко нависали массивные скопления водяных паров, грозящие обрушиться проливным дождем. Переваливаясь с вала на вал, Сефар продолжал путь. Вдруг со стороны бака раздался оглушительный хлопок, напоминавший звук выстрела, который отразился от стен звонким эхом, за ним прилетел вопль, послышалась возня, сиплое рычание и ругань.       Повалил черный густой дым, тянувшийся с главной палубы, и запульсировали огненные язычки. Грохнул выстрел, затем сразу же еще один. До слуха стал долетать лязг и сухой скрежет. Матросы заметались по судну. Кто-то кинулся к гребному валу, кто в форпик. Персиваль без промедления бросился к носовой части судна, его примеру последовал эльф.       У рулевой рубки, сцепившись друг с другом, словно бешеные псы, по полу в смертельных объятиях катались две фигуры. Мо неистово боролся с каторжником и теперь в этой ожесточенной схватке победит тот, кто передавит вражеский напор.       Раб, изогнувшись, вывернулся и отчаянным усилием освободился от Фараха, вскочив на ноги. Мо был в слепом бешенстве. Дрожали его плечи, руки; тряслось и кривилось лицо. Тураску размахнулся; удар пришелся надзирателю по локтю, которым тот прикрыл голову. Тогда Мо прикинул расстояние и нанес ему прямой удар в челюсть, после чего мятежник грохнулся во весь рост, стукнувшись затылком и потеряв сознание.       - Довольно! Довольно! - закричал Персиваль, выхватывая карабин из рук Фараха.       - Эти дурни, - Рами пнул грузным ботинком лежащего без сознания беглеца, - увидели огни Сульи и смекнули, что им следует поторопиться. Но они слишком поторопились! - и Мо зашелся хриплым смехом. - Коварная иллюзия.       - Сколько сбежало? - нервно спросил цверг.       - Почти все! Пока мы трепали языками, они перепиливали оковы. И, бьюсь об заклад, ножовки им принесла ваша маленькая сучка! Сэр... - обращаясь к принцу, Фарах ехидно растянул губы, победно демонстрируя, что он был прав - ей доверять нельзя.       - Это невозможно. Им не удалось бы управиться за одну ночь, - не теряя достоинства, рассудительно ответил эльф.       - Руку дам на отсечение, если она не сообщница меднокожего! ЭТА сволочь, например, - и Мо снова ткнул мыском ботинка неподвижное тело каторжника, - попортила управление. Правда, не сильно, ибо ни хрена не смыслит в системе. Но на устранение неполадки все же уйдет какое-то время. Только я и пальцем не пошевелю, пока не найду проклятого креола.       Нестихаемый рокот выстрелов, отчаянный рёв винтов и крики матросов, характерный глухой треск пожираемой огнем древесины - слились в единый многоголосый звук, взвившийся гулкой какофонией над Сефаром.       На корабле стояла паника. Рами, пытаясь восстановить контроль над судном, орал команды помощнику, который умел отличить страх от властности. Среди всей этой суеты лишь Нуада сохранял спокойствие, полностью владея своей волей и поступками, и уверенно справлялся с огнем.       Но вот шум, возникший где-то в середине, будто бы переместился и перешел с угрожающими и беспокойными криками в коридоры верхней палубы. До эльфа сперва долетели жесткие крики мужчин, которые перемешивались с их частым дыханием и трением ног о стены и пол. Казалось, что упрямство или другой род сопротивления хотят сломить силой. Затем громкий вопль, оборвавшийся сдавленным гортанным стоном, и металлический звук тяжелого удара среди неясных призывов. Потом наступило секундное молчание, сменившееся взволнованным диалогом, одним участником которого был женский приглушенный голос.       Охваченный небывалым взлётом страстей, которых сам до конца не понимал, бурлящим сочетанием бешенства, подозрений и опасения, вцепившись пальцами в перила, скрипнув по ним ладонями, Нуада одним рывком поднялся по лестнице и остановился.       В конце коридора, у взломанной двери лежало распростертое на полу бездыханное тело матроса. Множество маленьких светильников, развешанных там и тут, заливали его тусклым светом. Вокруг мелькали поднятые вверх частички пыли, плотной пеленой застилая пространство. Вереницы зыбких теней скользили в иллюминаторах. Статичность этого места ярко контрастировала с суетой во вне. Сюда доносился лишь гул, отголосок того, что творилось за стенами.       Эльф стоял в дурном предчаянии, не решаясь приблизиться к каюте. Внутри что-то неприятно кольнуло, и до боли знакомое щемящее чувство предательства сжало ему сердце. Тишина намекала на то, что невольница сбежала. Подавляя в себе растущее волнение, он все-таки шагнул к проему и, заглянув в него, замер, роняя голову на грудь.