***
В принципе, я, наверное, уже ничему не буду удивляться после того, как попала в сорок четвертый год, да ещё вклинившись в сюжет фильма. Так я считала, подходя к ангару в сопровождении Ани и Ягера. Когда мы вошли, нас встретили настороженными взглядами пленные танкисты... и кудааа же без фантастических совпадений? Вот они все, как один – канонные Ивушкин, Савельич, Волчок и архангел Серафим. Я подавила невольную улыбку, наивно считая, что без проблем смогу поладить с такими классными парнями. Нет, ну а что, они же свои, так? Ягер тем временем уже произнёс пламенную речь, что работать нам предстоит одной большой дружной командой. Пока Анечка переводила, я заметила, как она украдкой бросает взгляды на Коляна. "Ага, всё идет точно по фильму" — порадовался шиппер внутри меня. Только что-то я не вижу энтузиазма на хмурых лицах команды. Дождавшись, пока штандартенфюрер и Аня уйдут, Коля прошел мимо меня, чуть задевая плечом. — Покажите мне, что нужно чертить — я прошла к сколоченным доскам, имитирующим стол. Стала выкладывать бумагу, карандаши, циркуль и прочее, чем меня снабдили для работы немцы. — Спасибо, обойдёмся — не оборачиваясь ответил Коля. Тааак, не поняла. Но тон его мне не понравился. Они же меня первый раз видят, откуда такое отношение? — Я здесь для того, чтобы помочь — попробовала я наладить контакт. — Помоги лучше тем, кого ты сегодня сдала этому гаду — с праведной злостью выдал Коля. Кажется, я начинаю врубаться, в чём дело. Подробности моей беседы с Ягером уже принесла сюда влюбленная сорока на хвосте. Ну, Анька, неожиданно конечно. Она же вроде даже жалела меня. Колян продолжал митинговать. — Если ты думаешь, что мы доверим фашистской перебежчице узнать секреты советского танка, то ошибаешься. Так что убирайся дальше предавать своих! Я, конечно, всё понимаю, по законам военного времени они обязаны быть подозрительными и не доверять сходу малознакомой девице. Но, блин, стало так обидно за эти упрёки! Ведь объективно то же самое можно было сказать про каждого из них. — Это вы меня осуждаете? Ты подрядился быть тренером для мелких засранцев, ещё и людей под это подставил — возмущённо воззвала я к совести Ивушкина. — Аня вообще тут уже своя, вместе с этими долбоящерами встречает пленных на вокзале. Тут все выживают, как могут. Видно, я попала в больное место, Коля как-то сразу сник. Наверное, чувство вины за то, что подчинился Ягеру, всё-таки грызло его. Это действительно был сложный и больной вопрос, стоит ли поддаваться врагу, и для каждого из нас он решался на собственных весах морали. Моя цена за выживание была всего лишь безобидная ложь, а ребятам пришлось ломать себя посерьёзнее, предавая идеалы патриотизма и гордости. Мой гнев потихоньку стал испаряться. Я уже более спокойно продолжила: — Сами подумайте, какие секреты танка я смогу выдать фрицам? Они его видели и, если бы хотели, уже весь изучили вдоль и поперек. И как вы собираетесь его ремонтировать, если по части чертежей вы тут все рукожопы? — Я уже успела бегло увидеть корявые рисунки, которыми они старались изобразить нужные детали. Пожалуй, я действительно смогу справиться лучше. Да и выбора у них, опять же, нет. Если они собираются бежать отсюда, (а они собираются), то танк должен быть на ходу. А мне ещё нужно как-то приболтать их взять меня с собой, что сейчас выглядит нереальной задачей. — Давайте сюда хренотень, которую надо чертить, и сделайте что-нибудь, чтобы было больше света. Ивушкин вопросительно посмотрел на парней. Волчок покачал головой в отрицательном жесте и сплюнул под ноги. Белорус мехвод с сомнением посмотрел на меня, на танк и нерешительно сказал: — Думай сам, Мыкола. Оно конечно, девка может и предатель, но танк нам позарезу нужен. Серафим молча изучал мое лицо и выдал: — У неё светлые глаза. Все мы люди, а её вчера тоже вообще-то пытали. Николай выслушал все мнения, и, всё ещё колеблясь, прохромал ближе ко мне. Высокий, болезненно-худой, с жёстким колючим взглядом, он был похож на загнанного волка, который способен из последних сил броситься и перегрызть горло. Но я-то ничего против них не замышляла и потому спокойно выдержала его взгляд. — Если узнаю, что стучишь фрицам, моих сил хватит на то, чтобы прикопать тебя в этом ангаре. Я кивнула на стоявший возле нас танк: — Будем работать или продолжим пиздеть до вечера? Я словила укоряющий взгляд Серафима, смешок Демьяна. Савельич добродушно вмешался, протягивая повреждённую деталь: — Ну держи, пигалица, как ты выразилась, хренотень, рисуй. Я шагнула, обойдя Колю, к рабочему месту и стала прикидывать, откуда больше идёт свет. Машинально поправила: — Не рисуй, а черти. Ну, что я могу сказать, следующие часы пошли уже повеселее. Я добросовестно мучилась с линейкой и циркулем, не скрою, запорола сначала пару чертежей. Но потихоньку что-то начало получаться. С Василенком мы почти подружились. Ну, по крайней мере, неплохо понимали друг друга. — Какой диаметр должен быть у этой херни с резьбой? — Ну вот, гляди, тут будет – от столько, а сюда идёт от така штуковина. — Знаете, мне это сейчас вот ни хера не помогло, говорите точные размеры. — Да что ж тут непонятного, дивчына? Вот здесь так, а сюда ещё на два пальца. — Чьих, интересно, пальцев? Так, проще всё самой измерить. — Куды ты в танк полезла, окаянная? — Держите линейку, лезьте сами и попробуйте только накосячить. Экипаж вам спасибо не скажет, когда все отхватят пиздюлей от фрицев. С Демьяном мы тоже, можно сказать, подружились. Он какое-то время спокойно слушал мои периодические изыски русского мата, пока однажды не вмешался. — Ёбушки-воробушки, Савельич, ну кто так объясняет? Ну здесь же должно быть вот так, даже я это понимаю! — Так, мелкая, хорош материться — мне прилетел подзатыльник. Я обиженно повернулась – Волчок строго продолжал меня воспитывать: — Ты же девушка, разве так воспитывают комсомольцев в школах? Я чуть было не просветила его, насколько далека от комсомольцев, и что да, мат это некрасиво, но, сука, иногда намного понятнее тысячи слов. Но промолчала, потому что стало действительно стыдно. Меня всё же воспитывали в культурной семье. Ионов был вот уж точно слегка не от мира сего. С каким-то добрым, даже наивным взглядом, непонятно как сохранившим свое выражение за несколько лет в концлагере. Он ненавязчиво опекал меня, первым помогая, когда требовалось усилить поганое освещение, или когда меня всё же несло к танку проверить расчеты. Ивушкин же был непоколебим в вопросах доверия и сотрудничества с немцами. Я периодически продолжала ловить на себе его настороженные, подозрительные взгляды. Ладно, я всё понимаю, им тут надо выстраивать план побега с полигона, а я все карты путаю. И ещё я понимала, что ни хрена не получится его уговорить помочь мне сбежать. Не возьмут они меня с собой, и к гадалке ходить не надо, так всё видно. Особого времени, чтобы завоевать доверие, у меня нет. По моим подсчетам, уже скоро они отремонтируют танк и свалят любоваться пейзажами Баварии. Мы сидели на деревянных ящиках – был, вроде как, обед. Я, несмотря на голод, не смогла осилить невнятную баланду с жутким запахом гнилых овощей. Ограничилась тонким кусочком хлеба. Как знать, если задержусь в этом санатории ещё, может и пересмотрю свои взгляды на местную кухню. Но пока один только запах вызывал стойкую тошноту. — Чего не ешь? — вызывающе поддел меня Коля. — Или фриц тебя вечером получше накормит? О Боже, не начинай – чуть не взвыла я. Но опять сдержалась, помня, что люди здесь действительно страдали от голода и то, что я сейчас перебираю харчами, не может вызвать у них понимания. — Наверное, скоро я смогу привыкнуть — я спокойно смотрела в его насмешливо прищуренные глаза. — Но пока не могу пересилить себя. А у вас было по-другому? Разве легко сразу принять весь этот пиздец? Все как-то притихли, продолжая стучать ложками. Одному Коляну не сиделось спокойно, он прокурорским тоном продолжал: — А что тогда у тебя с этим гадом, Ягером? Говорят, он постоянно крутится возле тебя. Так уж и постоянно, подумаешь, пара допросов. Лучше бы не крутился. Но такой явный стёб не должен оставаться безнаказанным, решила я. И не удержалась, вспомнив всех шипперов жанра слэш. — А может это ты ему понравился? Он же крутится и вокруг тебя. Мужики заржали. Коленьке резко поплохело, аж перекосило всего. Вскочил с явным намерением меня придушить и яростно прошипел: — Это что такое ты сейчас сказала, а? Ещё раз услышу и не посмотрю, что ты девушка... — Тихо, командир, она всё же девушка, и ты не можешь её ударить — попытался вмешаться Василёнок. — Не нравится, да? — я решила раз и навсегда закрыть тему грязных намёков в свою сторону. — И мне не нравится, когда меня с нихуя мешают с грязью. Если ты думаешь, что избиения и угрозы во время допросов так уж возбуждают, подумай ещё раз. Мы все для них враги, которых нужно использовать по максимуму, так что мы с тобой сейчас в одинаковом положении.***
Я не знаю, как мне это удалось, но я пережила уже несколько дней в лагере. И была уверена – даже если благополучно когда-нибудь вернусь домой, не смогу забыть эти дни никогда. Никакой фильм или книга не способны полностью передать всю боль и ужас этого места. По территории я, кроме ангара, не перемещалась, но и этих небольших прогулок с головой хватило для моей психики. Повсюду грязные, истощенные до крайности люди, которых бесчеловечно каждый день отправляли на самые разнообразные работы – стройка, каменоломни. Немцы постоянно орали какие-то команды, не стеснялись пускать в ход стек, если кто-то недостаточно быстро передвигался. Самое жуткое было то, что я видела при этом их лица и не могла понять, как можно настолько лишиться всех чувств сразу – совести, сострадания, морали, усвоенной с детства. Они действительно смотрели на всех нас не как на людей, а как на вещи, которые можно в любой момент выбросить, сломать. Я отказывалась понять, откуда в них столько бессмысленного садизма. Ладно идёт война, и обе стороны убивают друг друга на поле боя. Это не ново, такое было во все времена. Но так издеваться над беспомощными людьми, среди которых женщины, старики, дети! Это ж как надо было зомбировать целую нацию, чтобы тысячи людей начали считать это нормой. Да их фюрер действительно полное исчадие ада! Я честно старалась стиснуть зубы и терпеть своё вынужденное заключение. И почти смирилась с постоянным холодом, который меня преследовал, с вечно урчащим голодным желудком. Я даже пробовала, зажмурив глаза, быстро глотать малосъедобную похлёбку. С мучительно сложной гигиеной – мне была доступна сырая тёмная душевая для заключенных с почти холодной водой, и то это была поблажка с оглядкой на то, что я проживала в административном корпусе. Так-то люди здесь ходили грязные большую часть времени, и никого это не колыхало. Но брезгливые ублюдки, видимо, боялись, что обросшая грязью уборщица может являться источником всякой заразы, так что водные процедуры мне полагались регулярно. Последние несколько дней были удивительно однообразны по содержанию – короткий сон, уборка, ангар и снова уборка. Деталь я всё же начертила, и теперь местные умельцы должны были её изготовить, но я продолжала ненадолго заглядывать в ангар, под предлогом убедиться, что всё правильно сделала. Также меня не оставляли попытки придумать, как выбраться отсюда. На ночь меня запирали в чулане, днём я тоже была всё время на виду у немцев. Я по-прежнему пыталась связать свой побег с тридцать четверочкой. За эти дни я, вроде как, поладила с ребятами, только Ивушкин после нашей стычки упорно игнорировал меня, хмуро присматриваясь, как я работаю. Кинуться ему сейчас в ножки с просьбой "ну возьмите меня с собой" так же нереально, как ждать, что меня освободит отсюда супергерой. А они ведь готовились к побегу. Я, мало того, что знала это, ещё и всё видела – импровизированный полигон в ящике с песком и как Аня тайком притащила им слепок ключа. И меня осенило – что мешает мне сделать то же самое? Тем вечером я мыла полы в нижнем блоке, где были пыточные и камеры, и мне хотелось закрыть уши и бежать без оглядки, куда глаза глядят. Из-за одной двери разносились резкие свистящие звуки и глухие шлепки ремня о тело. Равномерный голос по-немецки что-то вещал речитативом. И ещё, нет, даже не крики – хриплые стоны человека, терзаемого мучительной болью. Я максимально ускорилась и поспешила подняться наверх. Уже убирала штаб, когда туда притопал усатый комендант лагеря в сопровождении свиты. Я быстро пошла на выход – всё, мудилы, на сегодня уборка закончена. — Warum stört diese russische schwal die disziplin mit Ihrer spezies? — недовольно пробурчал усатый гад, окидывая меня брезгливым взглядом. Я, конечно, ничего не поняла, но сочетание "руссиш шваль" чётко уловила. Не иначе, как обо мне что-то вякает. Ему ответил помощник Ягера, Тилике. — Sie wird nicht hier bleiben, weil sie so aussehen darf. Der Standartenführer wird sie nach Berlin bringen, wenn die panzerprüfungen vorbei sind. Так, окей, гугл, что из этого набора бессмысленных слов мне знакомо? Понятно звучало штандартенфюрер, Берлин и чего-то там с приставкой панзер, то есть танк. Включаем логику – возможно, Ягер после танкового тест-драйва собирается валить в Берлин. И какое это отношение имеет ко мне? Такое, что нечего было радоваться, что он временно оставил меня в покое, по ходу ещё ничего не кончено. Наверное, сдаст меня дальше по этапу, чтобы из меня выбили несуществующие сведения. Бляять, вот этого я не должна допустить, мне тогда точно конец. И как я раньше не подумала, почему это меня оставили в первозданном виде, не обрили налысо и не выдали робу с фирменным лейблом OST? Ведь явно же не по доброте душевной – получается, Ягер с самого начала не рассматривал меня, как новую заключённую здесь. Хреново для меня. Я, не торопясь, относила свой инвентарь в чулан. Солдат, который должен был запереть меня, с непроницаемым лицом стоял уже у двери. Я всё чего-то медлила, остро ощущая, что время работает против меня. Если мне хотя бы немного не повезёт, то в ближайшем будущем я умру, и на этот раз по-настоящему. Я знаками показала солдату, что мне нужно вниз. Никогда не умела доходчиво изобразить слова из угадайки, однако сейчас убедительно старалась показать, насколько мне нужны водные процедуры. Так я скоро стану вообще мастером театральных постановок. Я отошла к лестнице, но не спускалась в душевую, а стала наблюдать за немцем. Нужен момент, когда он отвлечётся. Он же, в принципе, живой человек. Вот сколько он так простоит? Когда я увидела Тилике, идущего по коридору и остановившегося возле моего часового, то готова была его расцеловать. Дождавшись, пока увлечённость их беседы наберёт обороты, я тихой мышкой заскользила к своей каморке. Солдат стоял ко мне спиной, загораживая этим и от глаз Тилике. Ты смотри, щебечут птенчики, словно двое коллег после самой обычной офисной работы. Не отводя от парочки взгляда и чувствуя, как сердце колотится где-то в районе ушей, я осторожно потащила ключ из замочной скважины. Никогда так раньше не делала, но пришлось учиться – у меня была от силы минута, чтобы впечатать кусочек металла в брусок мыла и затем вернуть ключ обратно в скважину. На последних секундах меня всё же заметили. Но я, слава Богу, всё успела и теперь с невинным видом хлопала глазами. Солдат мотнул мне головой, типа, марш в клетку, зверушка. Но, спасибо, хоть обошлись без рук и грубого применения силы. На следующий день я умудрилась ненадолго выбраться в ангар. Солдат, приглядывавший за мной, видимо, получил инструкции только сопровождения. Во всяком случае, в мою работу он особо не вникал. Иначе бы ещё два дня назад понял, что в принципе мне здесь делать уже нечего. Он прошёлся по помещению, увидел, что я плюхнулась на рабочее место, развернув чертежи, и вышел. Я осмотрелась в поисках ребят. Оказывается, они активно наводили последние приготовления для тест-драйва. Ионов что-то подкрашивал, Савельич копошился в отсеке, Демьян прочищал дуло пушки. — Это уже завтра вы идете на полигон? — я совсем перестала ориентироваться в этом времени. Мне по-любому надо бежать не позже них, иначе... Ох ты ж чёрт, после того, как Ягер гордо сиганет вслед за танком с моста в речку, со мной тут долго церемониться не будут. Этот усатый комендант заставит меня умереть не один раз. — Ага, покажем им балет — ухмыльнулся Волчок. Я подошла ближе и достала из кармана свой, надеюсь, удачный слепок ключа. — Я прошу вас о помощи, ребята, мне кровь из носу нужен этот ключ. Парни ошарашенно смотрели на меня. Молчание прервал резкий голос Коли, включившего босса: — Не вздумайте брать это. Ты нас совсем за дураков принимаешь, да? Я обернулась к нему: — Это всего лишь ключ от моей каморки. Я ничего не замышляю, просто хочу бежать отсюда. — Ну да, после того, как ты предала своих, думаешь, я поверю, что ты не спелась с фрицами и не подставишь ещё кого-то? — Нет! — по-моему, сейчас у меня будет истерика. Никогда ещё я не чувствовала такого отчаяния, как сейчас, понимая, что если они откажут мне в помощи, меня ждёт неотвратимый кошмар. — Я просто хочу вернуться домой. Если вы мне не поможете, меня будут убивать долго и с фантазией. — Да здесь каждый день убивают людей десятками! — заорал на меня Коля. — А ты поставила свою жизнь выше совести! У тебя нет никакой преданности делу и товарищам! Разбирайся теперь сама, как ты дальше будешь договариваться с фрицами. Я сжала пальцы, не замечая боли от впившихся ногтей. Пыталась сдержать слёзы и остановить себя прежде, чем окончательно лишусь достоинства и буду умолять его передумать. Василёнок вылез на шум и удивлённо оглядел наш театр драмы: — Шо вы тут разорались? Фрицы опять чего учудили? — Всё нормально, Степан, тут и без фрицев есть кому чудить — отмахнулся Колян. В ангар просочилась Аня. Я даже не заметила, когда она успела, и, видимо, всё слышала, потому что с невинным видом заявила мне: — Тебя ждут. Ягер, кстати, интересовался, с чего ты продолжаешь приходить сюда, если все детали уже готовы. Вот интересно, и откуда же он знает, что моя работа закончена? Неужели ты настолько ревнива, девочка, что сдала меня в очередной раз? По-моему только слепой не заметит, что с Ивушкиным у нас как-то сразу не сложилось душевное общение и искры между нами летают исключительно потому, что мы выбешиваем друг друга. Я уже не в силах была остановить щипавшие глаза злые слезы и посмотрела последний раз на ребят, игнорируя сладкую парочку: — Вы можете меня считать кем угодно – предательницей, врагом народа, вражеской подстилкой. Но единственное мое желание – покинуть это место. И, если бы я видела при этом, что можно кому-то ещё помочь, я без колебаний бы сделала это. Я бы не оставила в таком месте даже своего врага. Я даже не стала смотреть, какое впечатление произвела моя речь, развернулась к выходу. Внезапно почувствовала, как чья-то рука разворачивает меня за плечо. — Давай сюда слепок — Демьян, не обращая внимания на своего командира, протянул мне руку.