Die Geschichte kennt kein Wort "wenn"

      Всё-таки хорошо, что моё увлечение походами приучило меня легко переносить отсутствие привычного комфорта. Я мужественно в очередной раз перетерпела холодный, от слова совсем, душ, и даже умудрилась вымыть худо-бедно голову. Война войной, а зарастать грязью я не собиралась. Поёжившись, натянула невысохшие после стирки майку и бельё. В душевую проскользнула Аня. Я отвернулась, накидывая толстовку и пряча влажные волосы под капюшон.       — Чего надо? — равнодушно спросила я. Понятно, что нам нечего было ожидать отношений подруг по несчастью.       — Ягер послал меня за тобой — она чуть насмешливо смотрела на меня и, видимо, не понимала причины моей лучезарной улыбки.       А улыбаться у меня были причины. Сегодня днём, когда я мыла полы в нижнем блоке, меня навестил Волчок. Бедняга пытался разглядеть через решетчатые проёмы, отделявшие помещение от улицы, тёмные коридоры блока.       — Эй, ты давно здесь сидишь? — удивилась я неожиданному визиту.       — Давно. Еле удалось выспросить у Аньки, в какое время ты шваброй орудуешь — Демьян довольно улыбался.       — Тридцать четвёрочка в порядке? — спросила я, подходя ближе.       — Угу — Волчок аж светился от удовольствия. — эта коняга ещё сумеет удивить фрицев.       Я то знала, что он имел в виду, и, не удержавшись, сказала:       — Смотрите там завтра, осторожнее.       Демьян как-то с сожалением посмотрел на меня, помолчал и протянул мне ключ.       — Держи.       — Спасибо — я как-то растеряла всю свою красноречивость, боясь разреветься.       — Постарайся не наломать ещё больше дров, мелкая — он грубовато пытался попрощаться — и бросай ты уже материться, как сапожник. А то что это? Молодая красивая девушка, и такое иногда загибаешь.       — Ох, не обещаю — я шмыгнула носом, смахнув рукой выступившие слёзы. Что-то я в последнее время становлюсь не в меру сентиментальной. — Тебе, наверное, пора, не стоит сейчас лишний раз нарываться.       Волчок кивнул, окинул меня напоследок внимательным взглядом и пошёл к ангару. А мне, пока я провожала его взглядом, пришла в голову очередная безумная идея. Теперь, когда у меня был ключ, бежать-то я могла, но разве получится у такой невезучей девицы, как я, благополучно миновать ворота? Как пить дать, попадусь. Причём сразу же. И зачем мне эти проблемы, когда я могу уехать отсюда на танке? И как-то по фигу, что командир меня на дух не переносит. Я и спрашивать его не буду – проберусь ночью в ангар и спрячусь. Ивушкин не будет утром поднимать шум, учитывая, что они тоже собираются валить. Подумав ещё раз, решила, что мой план – верх тупости, но какой есть. Другого варианта я не вижу, да его и нет. Единственное, что меня смущало – как мне забрать свой рюкзак из штаба? Я, конечно, знала, что Анька отправится тырить карту, но она ни за что не станет помогать мне.       И тут такая, можно сказать, удача – штандартенфюрер приглашает сам. Я уже привыкла считать его безусловно опасным, но в чём-то предсказуемым противником. Нет, ну а что, руки он особо не распускал. Я уже приспособилась как-то лавировать, поддаваясь его шпионским подозрениям. Скорее всего, опять будет пытаться выяснить у меня новые детали моей биографии. Ну, да ладно, я к этому готова. Правда, я пока не представляла, как буду тырить свой рюкзак, но жгучий оптимизм – это наше всё.       Я уже подходила к штабу, следуя за солдатом, когда увидела, что оттуда выходит, прихрамывая, Ивушкин. Ага, значит, у лучших врагов только что были дружеские посиделки за бокальчиком коньяка. Ай-яй, Коленька, и ты ещё при этом на меня что-то вякаешь. Как нехорошо. Он, кстати, одарил меня испепеляющим взглядом в стиле "я-знал-что-ты-подлая-тварь". Я насмешливо подняла брови, чуть кивая на дверь штаба и и на него, и доходчиво изобразила на пальцах сердечко. Пусть побесится. Если бы нас не сопровождали солдаты, я бы, наверное, и не дошла в штаб. Колян меня не разочаровал – прошил уничтожающим взглядом, от которого вместо меня должна была остаться горка пепла.       А вот стёб всё же наказуем. Мне уже было как-то не смешно, когда я увидела, что в штабе меня ждёт Ягер. Один. Я покрутила головой, вопросительно смотря на него – эй, а где же моя подружка? Немец, загадочно улыбаясь, кивнул мне на стул и на чистом английском выдал:       — Присаживайся.       Я не просто присела, я, наверное, мешком плюхнулась на этот стул. Подобные изменения в программе мне, ох, как не нравились. Неуверенно улыбнулась, глядя в хитро прищуренные глаза, и тоже перешла на инглиш:       — Вы знаете английский?       — Конечно. Почему это тебя так удивляет? — Ягер выглядел каким-то довольным, что ли, и снова напомнил мне хищника из семейства кошачьих. Даже в голосе теперь слышались какие-то мурлыкающие нотки. — Вы, русские дикари, пугаете своих детей сказками, что немцы – черти с рогами. Разочарую. Мы – люди, и причём более образованные, чем многие нации.       — Но зачем тогда до этого была нужна переводчица? — как-то я не врубалась пока, что за игру он ведёт.       — Затем, что я не собираюсь ради какой-то русской без необходимости переходить на чужой для меня язык — нда, логика, конечно, убийственная. Хрен мы ложили на то, что переводчица половину может перевести не так. Нам, видите ли, гордость не позволяет менять родной язык.       — И какая необходимость сейчас? — я нервно поёжилась.       — Я не хочу, чтобы наш разговор слышали посторонние уши — он откинулся на спинку стула и стал, не торопясь, раскуривать трубку. Отбросив игривый тон, медленно заговорил. — В твоей истории полно нестыковок, Александра.       Серьёзно? Только сейчас заметил?       — Да нет, всё просто, — я пожала плечами. — Вы повязали опасного шпиона, я раскрыла все карты, чтобы выжить. По-моему, все в плюсе.       — Ты далеко не всё рассказала, девочка — под его пристальным изучающим взглядом мне стало неуютно. — Боюсь, ты решила, что меня можно дурачить как угодно. Но я даю тебе возможность исправиться. Ты сейчас расскажешь мне всё от начала до конца, и тогда, может быть, я смогу что-то для тебя сделать.       — А что рассказывать-то? — я, в общем, не ожидала уже от него особых умозаключений в эту сторону. А зря. — Мне больше нечем тебя порадовать. Всё, что знала, то сказала.       Ягер окинул мою сжавшуюся на стуле тушку неодобрительным взглядом и поднялся со стула. Я наблюдала, как он отошел к шкафчику, доставая бутылку и стакан. Споить меня решил, что ли? Я уже заметно нервничала, не зная, чего ожидать от коварного штандартенфюрера. Он плеснул в стакан янтарную жидкость и подтолкнул его ко мне:       — Вот, выпей, а то вид такой, будто в обморок собралась падать.       Я не пошевелилась, продолжая смотреть на него. Вот вроде бы и пальцем меня не трогал, а реально страшно. Особенно, когда он вот так подкрадывается и...Что он делает? Ягер без грубости, но властно приподнял моё лицо и какое-то время вдумчиво изучал моё ошарашенное выражение. Я от неожиданности даже дёргаться не стала. Смотрела в его глаза, не представляя дальнейших действий. Страх спазмом стискивал меня где-то под солнечным сплетением. Он смотрел без злобы, даже не угрожающе, но настолько расчётливо, словно я была не человеком, а объектом военной стратегии. Подобное отсутствие привычных мне человеческих эмоций пугало до дрожи в коленках. Прервав наш пламенный обмен взглядами, он снисходительно улыбнулся и чуть скользнул пальцем по моей щеке:       — Тебе сейчас страшно, и это не может не вызывать резонных вопросов. Неужели советские разведчики настолько нежные создания, что простой допрос приводит их в столь сильный трепет? Я видел много военнопленных, и любой готов был отдать по капле кровь, при этом не выдавая ничего, кроме проклятий своим палачам. В твоих глазах нет ни твёрдости, ни ненависти к врагу. Такое впечатление, что четыре года войны вообще никак тебя не затронули.       — Это всего лишь твоё мнение. Может я отлично играю, чтобы меня не раскрыли. Даже не представляешь, насколько хорошо может работать маска невинной девочки — я стряхнула наваждение, чувствуя злость на его слова. Неужели я действительно выгляжу такой запуганной овцой? Я резко отстранилась от его ладони и для закрепления эффекта чуть оттолкнулась назад вместе со стулом.       Ягер рассмеялся, словно мы тут действительно в игры играли, а не решали, сколько ещё мне позволено прожить. Он теперь стоял прямо передо мной, чуть опираясь на край стола, и я поразилась, насколько он может подавлять. Я бы не назвала его особо крупным, ведь двухметровый лось и не смог бы стать танковым командиром, но хрупким или изящным он тоже не был. Сложение, скорее, сухощавое, но при этом в каждом движении мелькает сила и уверенность хищника.       — Поправь меня, если я в чём-то неправ. Ты не разведчица, по крайней мере, не совсем. У тебя нет в этом опыта, все твои объяснения полная херня.       Ну да, херня, сама знаю, так правду ты слушать не хотел.       — Но у тебя было задание, связанное с этим лагерем, и я добьюсь от тебя ответов, не сомневайся — убедительно пообещал немец.       — Ты правда считаешь, что в то время, как идёт война по всему контитенту, кому-то всралось нападать именно на ваш лагерь? — я не могла поверить, что он нёс сейчас подобную хрень.       — Ну хватит, ты сейчас доиграешься — Ягер молниеносным движением склонился надо мной, и я почувствовала крепкую хватку его пальцев на горле. — Как будто ты не знаешь, почему был выбран этот лагерь!       Да вот не знаю, они что, как-то принципиально у вас различаются? Я подняла руки в попытке разжать его хватку. Ягер жёстко стряхнул мои пальцы и чуть сжал горло:       — Думаешь, я поверю, что ты оказалась здесь случайно? Возле лагеря, где больше всего советских военнопленных? Да ещё там, где цеха производства военной техники и учебные военные полигоны?       — Я же говорила, что у меня было задание сделать зарисовку местности и передать её! Я не знаю больше ничего! — я всё ещё пыталась урезонить его. Ягер разжал пальцы, снова отстранился от меня и со злой иронией спросил:       — Допустим, так. Но зачем ты рисовала меня?       Я похолодела – надо же было так лохануться! Пока я сидела над чертежами в ангаре, я периодически не могла удержаться от смены деятельности – рисовала всё подряд – и ребят и... кажется, Ягера тоже. И то в качестве дополнения к танку – не удержалась, пока он стоял, покуривая неизменную трубку и наблюдая, как работают танкисты. Чего он так злится, портрет не понравился? Я даже не подумала, куда делись те рисунки. Все бумаги так и остались лежать в ангаре.       — Да просто так. Я вон всех, кого вижу, рисую — вяло оправдывалась я. — Что, так ужасно получилось, что убьёшь меня за это?       Он как-то странно посмотрел на меня, обошёл стол и вытащил из ящика листок бумаги. Ох ты ж зараза! Я чуть со стула не упала, когда он развернул лист передо мной. Это был его портрет, но не тот, что я рисовала здесь. Он вырвал из скетчбука рисунок, о котором я успела благополучно забыть. Уже даже не берусь сказать когда, под впечатлением от фильма я нарисовала Ягера в образе танкового командира, каким он выглядел в танке под Нефёдово. Хорошо, кстати, получился – тяжёлый напряжённый взгляд, борода, которая так меняла его лицо, руки поправляют наушники от рации. Что ему не нравится?       — Как ты объяснишь это, а? — жёстко спросил он.       — Ну как, как. Я художник, я так вижу — я понимала, что несу полную ахинею, но ситуацию уже не спасти. Абсурднее, чем есть, уж точно не будет.       Он снова подошел ко мне и я ощутила, как его рука легла мне на затылок. Вот теперь его прикосновение несло угрозу, хотя боли при этом он не причинял. Правильно, зачем ему опускаться до банальных избиений, если можно мастерски играть на психике?       — Ты, видно, не хочешь понимать, когда с тобой разговаривают по-человечески, да? — его резкий голос теперь звучал у меня прямо над ухом. — Если сейчас я не услышу правду, специально для тебя сменю свои принципы допросов. Хочешь проверить, куда нас это заведет?       Я не хотела. Пришлось говорить то, что он ожидал от меня услышать.       — Вас хотели убрать ещё в России. Готовилось покушение, но потом был бой под Нефёдово. Вы получили ранения и вернулись в Германию.       — И кто за этим стоит?       Я молчала, судорожно глотая слезы. Он своими методами выбивания правды сумел таки довести меня до истерики. Я полностью потеряла контроль над ситуацией, вынужденная срочно соображать, как избежать всех прелестей обещанного допроса. Моя фантазия иссякла. Я не помнила досконально всю историю, чтобы сейчас сориентироваться в именах и каких-то датах. Мне никогда не переиграть его, слишком много приходится придумывать. А ведь мой противник при этом далеко не идиот. Больше всего я боялась, что он отдаст меня на милость коменданта, и я снова окажусь в пыточной камере. Оттуда точно не получится сбежать, и все мои близкие будут до конца дней оплакивать меня, как пропавшую без вести.       Ягер какое-то время молча наблюдал за моими страданиями, затем всучил мне в руки злополучный бокал и уже мягче сказал:       — Выпей и успокойся, контроль над эмоциями иногда помогает избежать ошибок. Я уже, в принципе, догадываюсь, кто ты и почему так неопытна.       О как! Ну, просвети меня, чтоб знать, как я буду дальше врать.       — Вы считаете нас чудовищами, а кто же тогда вы? — Ягер с раздражением смотрел на мой, скорее всего, довольно жалкий сейчас вид. — Как мог отец настолько рисковать своим ребёнком? Вы дикая безжалостная нация.       Ёеееб твою мать! Это мы – безжалостная нация?? Так, стоп, а кого это он записал мне в отцы? Кажется, дошло. Сашка, тормоз ты – опять злую шутку сыграла моя фамилия. Точно, сейчас будет мне рассказывать, что я потерянная дочь знаменитого маршала. Я машинально поднесла бокал к губам – подобный бред было невозможно выносить трезвой.       — Ну да, ты прав — коньячок на голодный желудок начал оказывать своё расслабляющее действие. — Чего не сделаешь для своей Родины, да и фамилия обязывает бороться с врагом до последней капли крови.       — В твоём случае это может действительно оказаться именно так — убедительно сообщил Ягер. — Мне придётся отвезти тебя в Берлин. Дальнейшую твою судьбу будет решать группенфюрер СС.       — А как же твои обещания помочь? — бесшабашно спросила я.       — Теперь не в моей компетенции решать, что с тобой делать дальше — честно сказал Ягер. — Возможно, если ты будешь умницей и сразу расскажешь им всю информацию, тебя не придётся пытать. Далее, скорее всего, рейхсфюрер попробует договориться обменять тебя, как заложницу. У ваших после Сталинграда уже год находится в плену фельдмаршал Паулюс.       Стало даже смешно. Ну да где я, а где Паулюс. Не знаю, чем я думала в тот момент, но не сдержалась ответить:       — Серьёзно думаешь, что меня кто-то обменяет? Да Сталин сына своего оставил в лагере военнопленных, отказавшись от предложений обмена. Так что тут вам ничего не светит.       — Ваш Сталин беспринципный кровавый тиран. Но, возможно, твой отец проявит больше гибкости, зная, что любимая дочь находится в застенках гестапо. Разве он не знает, что способны там с тобой сделать? Сначала будут вырывать ногти, затем дробить пальчики по одному... — Ягер сухо излагал мне эти жуткие подробности, и я чувствовала, как к горлу подбирается тошнота. — Солдаты бьют заключенных сначала не повреждая жизненно важных органов, но вот от лица при этом обычно мало что остаётся – крошево из выбитых зубов и сломанных костей.       — Зачем ты мне это говоришь? — спросила я, уже жалея, какого чёрта вообще стала с ним спорить. Ну и пусть бы дальше считал меня ценным заложником. Нет же, запоздало проснулась моя смелость. — Тебе что, нравятся подобные развлечения?       — К счастью для тебя – нет. Но, чтобы избежать такой участи, надо делать всё возможное и невозможное, а я опять слышу речи глупой девчонки.       — Тут уже ничего не сделаешь. Маршал Советского Союза не пойдет против Верховного Главнокомандующего, как бы ни любил свою дочь — я пыталась убедить его в своей малозначимой ценности, опасаясь, что он прямо сегодня сообщит обо мне в гестапо и запрёт меня в новой клетке.       — Но он может попробовать спасти её чужими руками, — ухмыльнулся Ягер. — Включи уже мозги, Александра. Раз Союз, как ты говоришь, сотрудничает со Штатами, возможно, они согласятся вытащить ценного агента.       Ага. Штаты такие добрые и бескорыстные, просто страна Супергероев! Ну, ценного-то агента они, может быть, и вытащили бы, но не меня, это точно. Я задумчиво смотрела на полупустой бокал в своих руках, пытаясь заставить чуть затуманенный мозг соображать быстрее. Ясен хер, что дожидаться всего, что красочно описал мне душка-эсэсовец, я не стану, однако, без рюкзака своего не уйду. И кое-что придумала, ведь ничто так не мотивирует, как необходимость выбираться из безнадёжной ситуации, причём имея при этом один-единственный шанс.       Я вновь поднесла бокал к губам, делая глоток, только на этот раз не стала пить, а бурно закашлялась, красочно изображая удушье. Ну а что, мало ли, не зашёл мне коньячок, всё бывает. Бокал я, при этом, естественно, грохнула об пол, продолжая эффектно заходиться кашлем. Уж не знаю, насколько я хороша как актриса, но Ягер в некотором шоке смотрел на меня и недовольно поморщился:       — Ты что вытворяешь?       Я продолжала кашлять. Вскочила и при этом умудрилась неуклюже толкнуть стол и задеть стоявшую на нём бутылку, сбросив её на пол. Даже прихватила туда же несколько бумаг. Глядя на, мягко говоря, недовольное лицо немца, решила, что пора завязывать ломать комедию. Точнее, продолжаем дальше сольный номер. Я торопливо опустилась на пол, собирая промокшие бумаги и намеренно сжала в пальцах крупные осколки. Естественно, хоть и неглубокие, порезы стали обильно кровоточить, и я постаралась, чтобы моя кровушка как можно больше заляпала пол.       — Прости, я... не знаю, как это вышло... видно, коньяк для меня слишком крепкий... — я включила дурочку, надеясь, что не переигрываю, и протянула ему бумаги, испачканные кровью. Ягер, бедняжка, стоял с видом эстета на помойке – оказывается, я правильно рассчитала. История всё же не обошла меня стороной — я чётко запомнила известную на весь мир брезгливость немцев к любому беспорядку или грязи. А тут такое – какая-то русская изгадила его кабинет осколками, да ещё и кровью своей сверху полила.       — Я сейчас всё уберу — покаянно пообещала я, надеясь, что ему не захочется при этом присутствовать. Само собой, он не хотел. Вышел, прошипев мне:       — Пока я вернусь, чтобы убрала это безобразие.       Ага, уберу, не сомневайся. Я сходила за ведром и тряпкой, попутно отмечая, что в коридоре тишина, и резво бросилась к столу усатого коменданта. Адреналин зашкаливал. Мне казалось, я и дышала через раз, пока обшаривала ящики. И, как назло – ничего. Я едва не пропустила звук открывающейся двери, но всё же успела метнуться к тряпкам и бухнуться на пол, собирая стекло. Осторожно подняла глаза и увидела Тилике, с недовольной миной смотрящего в мою сторону. Я кивнула на свой инвентарь и сказала:       — Штандартенфюрер приказал провести уборку.       Знаю, что не поймет, но, услышав волшебное слово "штандартенфюрер", поди, догадается, что я нахожусь тут вполне легально. Тилике взял со стола какие-то бумаги и бросил мне:       — Beweg dich schneller.       Я тоже услышала знакомое по военным фильмам слово и поняла, что меня подгоняют.       Убедившись, что Тилике вышел, на этот раз я рванула к столу Ягера. В верхнем ящике лежала карта, но, конечно, я не стану её брать. Не доставлю ему удовольствия поймать меня на такой предсказуемой херне. Я быстро открыла второй ящик и, чуть ли не заорав от радости, увидела одиноко лежащий ключ. Я взяла его и прислушалась. Как удобно, что, благодаря тяжелым форменным сапогам, немцы топают, как слоны, и их приближение слышно издалека. Вроде бы тихо. Я прошла к сейфу, про себя обмирая от страха. Если внутри окажется ещё и цифровая комбинация, это будет для меня полным фиаско. Но нет, видно, удача сжалилась в этот вечер надо мной – внутри оказался обычный рычаг, требующий простого поворота. Я быстро проделала эту манипуляцию, чувствуя, как дрожат мои пальцы, и обнаружила родной рюкзачок. Повторяя действия в обратном порядке – закрыть сейф, вернуть ключ на место, я думала, куда пристроить рюкзак. Вынести его я отсюда не могу, времени уже не оставалось. Ягер вернётся в любую минуту. "Окно!" – осенило меня. Я метнулась к подоконнику, рванула на себя тяжёлую раму и быстро зашвырнула рюкзак вниз.       К тому моменту, когда вернулся Ягер, я с невинным видом домывала пол. Явно он что-то заподозрил, потому что насмешливо приподнял брови и первым делом ломанулся к своему столу.       Штандааартенфюрер, что ж вы такой подозрительный? Надо больше доверять людям. Я ведь не взяла ничего твоего, только вернула свои вещи. Проверив ящик, он поднял на меня глаза, в которых явно читался вопрос — "что, даже не попыталась?" Я невинно хлопала глазками, но его видимо всё равно что-то смущало.       — Я могу идти? — я решила, что с меня хватит на сегодня общества этого обаяшки.       — Не так быстро — он снова приближался ко мне. — Забыла, что положено регулярно обыскивать заключенных?       Эээй, куда это тебя несёт, ролевик доморощенный? Я не знаю, откуда я нашла в себе силы стоять спокойно. Я ведь понимала, что это совсем не та ситуация, чтобы орать речёвки в стиле "а ну убрал руки, извращенец поганый!" Для заключённых регулярные обыски – это повседневная реальность. Мучительно медленно этот зверюга приблизился ко мне практически вплотную. Я замерла, стараясь не смотреть на него, настраивая себя перетерпеть быстрый формальный обыск. Куда там – его руки провоцирующе медленно двигались по моим бокам, груди и скользнули на бёдра. Я с трудом заставляла себя сохранять спокойствие – в родном мире гад, вздумавший меня безнаказанно лапать, уже давно получил бы по щам. Ягер, тем временем, скользнул ладонями в карманы джинсов. Меня потихоньку начало это выбешивать, ведь я уже сталкивалась здесь с обысками – ну прошлись грубо ручищами по тельцу и хорош. А он вроде и не лез откровенно туда, куда не надо, но в каждом движении чувствовалась провокация. Словно дразнил, ожидая, что я начну дёргаться. И как он поступит в таком случае, я не могла предугадать. Но и опускаться до банального нытья, умоляя отпустить, я не буду. И я обратилась к своему единственно доступному средству – раскатать противника катком сарказма.       — Как-то вы увлеклись с обыском, штандартенфюрер. Может, вам стоит потратить время с большей пользой? Наладить личную жизнь, например?       — Это предложение? — спросил он насмешливо, попутно чуть сжав мою задницу.       — Конечно, нет. Я, в отличие от вас, прекрасно помню содержание "Mein Kampf" — пора ему напомнить, что он по своим же законам и думать не должен в мою сторону с подобными предложениями.       Ягер как-то странно усмехнулся и отпустил меня. Смотрел, как я собираю тряпки, щётки, и негромко заговорил:       — А ведь для тебя было бы лучше, если бы я не помнил.       Чегооо? Я быстро повернулась, отметив, что он как-то странно смотрит на меня.       — Возможно, всё было бы по-другому, будь ты обычной узницей. Я впервые вижу такое сочетание уязвимости и бесшабашной дерзости, это интригует. Но я уже ничего не буду менять, для меня важен прежде всего мой долг. Ты уедешь послезавтра в Берлин, Александра. Всё, что я могу – это проследить за твоей дальнейшей судьбой.       — Будешь приходить и наблюдать, как мне вырывают ногти или прижигают лицо паяльником? — съязвила я, не чувствуя больше страха. Ведь сейчас наша игра была закончена.       — Если Мюллер ничего не добьётся с обменом и решит пытать тебя до смерти, я сделаю то, чего хотел бы для себя в подобной ситуации. Я помогу тебе быстро и безболезненно умереть.       И я верила ему. Ведь знала, что в безвыходной ситуации проигрыша врагу он предпочтёт достойную смерть. Смутное чувство какого-то уважение шевельнулось где-то внутри меня. Дедуля мой наверное бы плевался и отвесил мне неслабый подзатыльник за такие мысли, но я не испытывала к стоящему напротив меня нацисту ни отвращения, ни ненависти. Боялась его, это да. Но приходилось признать, что у него были свои твёрдые принципы, что он всё же избежал того, чем грешило большинство его соратников. Ведь власть и безнаказанность у многих выражалась в абсолютно бессмысленной жестокости.       — Не ожидал, что ты так стойко примешь мои слова — Ягер изучающе смотрел на меня. — Ещё недавно ты дрожала при одном упоминании допросов.       — Меня пугает только боль — я позволила себе слабую улыбку. — а смерть не всегда означает конец. Иногда это свобода.       Я снова подхватила уборочный инвентарь и отправилась к двери.

***

      Я довольно долго просидела в своей каморке, пытаясь привести в порядок сбитые в один ком чувства и мысли. Я просто не могла себе представить, как сейчас буду проходить путь ниндзя – прятаться от шастающих по территории солдат, искать в темноте рюкзак, красться в ангар, который, кстати, вполне может оказаться запертым. И всё же другого выхода, как проделать всё это, у меня нет. Я подошла к двери, прислушиваясь. Затем рискнула осторожно провернуть ключ. Тихо выскользнула, заперев снова дверь, и двинулась по коридору к лестнице. Я неплохо изучила здание, пока намывала тут полы. Через главные двери идти нет смысла, там со стопроцентной вероятностью натолкнусь на солдат. Я метнулась к выходу во внутренний двор из местной столовки. Дверь оказалась заперта, но кого это волнует, когда можно уйти через окно? Благо, первый этаж. Выбравшись на улицу, я поёжилась, впервые остро ощутив всю жуть этого места. Крематорий работал даже ночью, и сладковато-удушливый запах гари вызывал дурноту. Звуки ночного лагеря тоже били по нервам – лай собак, пьяный смех полицаев, грубая речь солдат, стоны и надсадный кашель узников в бараках. Я методично обходила здание, стараясь слиться со стеночкой, и пыталась в темноте найти злополучный рюкзак. И чуть не споткнулась об него, подавив вскрик. Так, полдела сделано. Осталось целой и невредимой добраться до ангара. Мелькнула циничная, конечно, мыслишка, что любой разработчик квеста заполз бы в кусты и сдох от зависти к количеству адреналина, вызываемого здесь.       До ангара-то я добралась, но была к тому моменту в состоянии такого шока, что меня трясло. Я увидела своими глазами то, что не в каждый учебник по истории попадает – заключённые на телегах перевозили похожие на скелеты трупы к специальным канавам, а там их обливали бензином и сжигали, словно ненужный мусор. Даже не в крематории, который, видимо, не справлялся с нагрузкой. Я теперь понимала, почему Ягер считал меня странной – у людей, которые не один год несут тяжесть войны, плена, блокады, по-любому остаётся в глазах тяжесть пережитых страданий. И подобный взгляд нельзя получить, пока сам не пройдёшь подобное.       Я осторожно толкнула тяжёлую дверь. Если она окажется заперта, я пропала. Но капризная леди-удача, видимо, чувствуя вину за предыдущие выходки, решила ещё раз побаловать меня. Двери поддались движению моих ладоней, и я тихо зашла внутрь. Вопрос, как действовать дальше, передо мной не стоял – естественно никого будить я не буду. Просто тихо залезу в танк. Вон и люк открыт, как по заказу. А утром разберёмся. Мне и нужно-то всего лишь выбраться вместе с ними за территорию. Дальше я сама.       Оказалось, залезть на танк – та ещё задача. Но я справилась и с этим, правда, ободрав многострадальные ладони. Но залезла. Затем неуклюже спрыгнула внутрь. Постаралась забиться в самый дальний уголок, умостилась поудобнее, накинула капюшон толстовки и закрыла глаза. Мне нужно сейчас успокоиться и спать, ведь неизвестно, как пойдут мои дела завтра. Спать, я сказала, а не рефлексировать в духе – "а что, если?"       — Твою же мать, это что такое? — из серой пелены короткого сна меня вырвал возмущённый голос Ивушкина.       — Это я, — ничего умнее спросонок ответить не получилось. — Тихо, не ори, а то фрицы сбегутся.       — Пусть сбегутся. Я лично тебя вытащу и сдам, мне проблемы не нужны! — Да что ж он так орёт-то?       Я разлепила глаза, разглядывая командира, пышущего праведным гневом, и попыталась миром решить наш вопрос.       — Послушай, не будем прикидываться, я уже поняла, что вы будете бежать отсюда. Ну и мне тоже помогите, всё-таки земляки, не чужие совсем. Мне нужно выбраться за ворота, дальше разбежимся, кому куда удобнее, и всё.       — Да ты просто считаешь нас всех идиотами, раз думаешь, что кто-то позволит тебе....       — Командир, сюда идут солдаты, нам нужно занять свои места — снаружи послышался голос мехвода.       — Отлично — прошипел мне Коля — вылезай, или я за шкирку вытащу тебя.       Я тяжело вздохнула. Ох, не хотелось мне опускаться до банального шантажа, тем более я и не считала этого упёртого барана врагом. Но он не оставил мне выбора.       — Ну давай, сдавай меня немцам, — я смотрела на него не менее упёртым взглядом — они, кончено, обрадуются такой находке, обыщут меня и найдут вот этот ключ. И я думаю ума даже у них хватит понять, где я разжилась таким сокровищем. Ну а дальше планы поменяются у всех нас – дружно пойдём впятером в знакомую тебе и мне камеру, фрицев веселить. Оно тебе надо?       Колян смотрел на меня с бессильной яростью, всем видом выражая напряжённую работу мыслей. Затем громко заорал:       — Экипаж, занять свои места!       И, только я облегченно выдохнула, как он снова крикнул:       — И захватите кто-нибудь верёвку!