***
— Налетай, — я плюхнула корзинку на ближайший ящик. — О, прийти Красная шапочка, — насмешливо улыбнулся Тилике. Чёрт, я сама скоро начну неправильно произносить глаголы! — Не бояться, что волк съесть не пирожки, а тебя? Да что ты говоришь! Ладно, я тоже умею троллить. — Вообще-то, в сказке для волка дело плохо кончилось. Пришел охотник, и, — изобразила на пальцах выстрел, — готов прикроватный коврик. «Я, может, и погорячилась, намекая на Ягера, но пока что его отношение давало надежду, что грязные домогательства, изголодавшихся в плену по женской ласке, мужиков обойдут меня стороной. Ну-ну, » — припомнил внутренний голос, — «забыла уже реальность времен Третьего рейха, да?» Ягер вернулся тоже, кстати, без бороды. Нуу, так нечестно, он мне только начал нравиться таким. — Почему не едите? — обратился ко мне снова на английском, ставя на импровизированный стол тару с молоком. Я вытащила из корзинки хлеб, стала нарезать сыр. Щас бутеров наделаю, пусть едят. Может, о другом поменьше думать будут. — Клаус, а где мы приблизительно находимся? — невинно спросила я. — Это очень далеко от лагеря? — Это поселок на пути к Вайдену, — ответил он, беря из моих рук бутер. — Это что быть такое? — возмутился Тилике. — Вы зачем говорить на другой языке? — Затем, что у меня кровь из ушей скоро польется от вашего акцента, — отрезала я. — И тебе никто не мешает тоже перейти на английский. — Я знать родной немецкий и не собираться говорить на язык янки, — возмущенно ответил Тилике. Потом, видимо, вспомнив, что русский тоже не есть родной язык, досадливо скривился и добавил: — Быть нечестно говорить вдвоем то, что я не понимать. — Быть нечестно говорить вдвоём по-немецки, так, что не понимать я, — передразнила его. — Значит все говорить русский, раз нельзя другой язык, — постановил Клаус. — Александра, а ты не смеяться и говорить понятный слова, хорошо? — повернулся он ко мне. Попробую, но не обещаю. Мы молча доели, и я мрачно уселась на ящик, обдумывая дальнейшие действия. Ничего не имею против их попытки начать новую жизнь, но бежать в Швейцарию точно не буду. Надо дождаться ночи и по-тихому уходить. А до этого как-то подсмотреть, где кодовый рычаг, открывающий дверь. Ну, и убедиться, что немчики крепко дрыхнут. Не то чтобы я совсем уж не верила, что Ягер меня отпустит. Но, судя по тому, что я вижу, будет уговаривать идти с ними. А если начну настаивать уйти, вдруг провожать увяжется? И что я скажу: постой тут и не мешай мне выпилиться с башни? В общем, называется «подумай о своем спасении сама», пока за тебя не подумали другие. — Алекс, ты точно являться русская? — услышала я веселый вопрос Тилике. — А по мне незаметно? — скептически посмотрела я на него. — Русская, не сомневайся, могу даже паспорт показать. — Почему тогда не коммунист? — продолжал спрашивать Тилике. Ладно, сам напросился на воспитательную лекцию, всё равно делать особо нечего. — Потому что все эти ваши перегибы — нацизм, коммунизм — полная херня. Когда власть переходит в диктатуру, это никогда не заканчивается ничем хорошим. Достаточно дать людям приемлемые законы и следить за их исполнением. — мой препод по политологии бы сейчас гордился своей студенткой. Или нет. — Бывший фюрер начинать не диктатура, — вмешался Клаус, — страна быть в экономический кризис, люди приходить в себя после война. Он хотеть процветание Германии. — Ага, и захватить заодно ещё полмира, — напомнила я. — И даже не начинай мне рассказывать про ничтожность еврейской или ещё какой-нибудь нации. Я-то прекрасно знаю, что за этим в первую очередь стояла экономическая выгода. — И мы бы захватить половина мира, — запальчиво заявил Тилике, — виноват ваши партизан. Я до сих пор не понять, как вы держаться четыре года. У нас быть техника лучше, солдат лучше. Мы почти победить вас в сорок второй. — А надо было перед тем, как на русских идти, хотя бы в учебник истории заглянуть, — ехидно ответила я. — Монголо-татар мы отмудохали, шведов под лед укатали. Наполеон, правда, успел погостить в Москве, так потом бежал, теряя тапки. Выводов не сделали? — Война всегда быть в история, — Клаус включил философа, — каждый сторона готова гибнуть за свой идеалы и Родина. Мы война начать, а вы не мочь останавливаться. Так что на война нет плохой и нет хороший. Крыть в этой реальности было нечем. Рассказать, что по-настоящему всё закончилось по-другому я тоже не могла. Так что лучше мне молчать, пока эта парочка не убедила меня, что справедливость на их стороне.***
Кажется, я задремала, но это и к лучшему — ночью спать уже будет нельзя. Тилике и Ягер мирно беседовали, сидя в сторонке. И, заразы такие, опять на немецком. Как-то не комфортно мне не знать, что они обсуждают. — Кажется мы договаривались так не делать, — возмутилась я, — сразу начинаю думать, что вы херню какую-нибудь задумали. — Ты всё равно спать, — примирительно ответил Клаус, — нам требоваться отдых от русского язык. — Сколько, интересно, времени? День или уже ночь вообще непонятно, — я села, мечтая хорошенько потянуться, да и вообще размяться. Однообразное сидение на одном месте уже начинало доставать. Ягер бросил взгляд на запястье и ответил: — Ещё быть день. Четыре часа. — Никогда не видеть ещё человека, который так много спать, — как всегда подколол Тилике. — Ты спать почти весь день. А что ещё тут делать? — хотела спросить я, но не стала. Ибо могла уже предугадать его двусмысленный ответ. Кроме того, я толком и не спала последние дни? Недели? Сколько я вообще реально уже здесь? То нацисты пытают, то побег устраиваю очередной. — Хорошие часы, — улыбнулась я Клаусу, гадая как ему удалось сохранить их до сих пор. — Они, можно сказать, уже не быть мои, — как-то грустно улыбнулся он в ответ. — А человек, который их должен взять, уже умереть. — Аа, ты про то, что спорить на них? — вспомнил Тилике. — Ты так и не попасть в Москва. — Да, а Вольф не успеть их забирать, потому что погибнуть, — тихо добавил Ягер.***
— Клаус, а можно ещё раз сбегать наверх? — помялась я. Ну, а что, физиологию-то никуда не денешь. — Сейчас посмотреть, что там, — он поднялся и, пока ходил на разведку, я сделала в память скан секретного рычага. Долго гулять на свободе мне не пришлось — быстро посетив нужное место, пришлось возвращаться вниз. Ягер времени не терял, поработал в службе экспресс-доставки горячей еды. Такой, чтобы есть без вилок и тарелок — я вытащила из корзины миску жареного мяса, хлеб, вареный картофель и подозрительную на вид бутылку. Ммм, вкусно же готовит неизвестный дядя наверху. Тилике с довольным видом отхлебнул пойло из бутылки. — Отличный шнапс, Клаус, — прокомментировал он. — Будешь? — А я думала ты больше по коньяку, — невольно вспомнила я привычки Ягера. — От хороший коньяк быстро отвыкнуть в плену, — он тоже сделал приличный глоток из бутылки. — К тому же я немец. Шнапс быть для нас, как у вас водка. Я быстро прикинула, что таким темпом бутылку они выпьют быстро. А там ещё и за второй отправятся. Не-не, мне тут пьяных немцев не надо, нужен отвлекающий маневр. — Вам не хватит её надолго, — я невозмутимо грызла яблоко, — но есть идея. То, что я придумала тоже, конечно, неидеально. Но, помимо задуманной хитрости, было интересно узнать о них чуть больше. В общем, я не нашла ничего умнее, чем предложить довольно популярную среди моих друзей игру. «Правда или действие». Я терпеливо объяснила правила, затем слегка подкорректировала их: — А у нас будет так: не хочешь отвечать правду — выбираешь действие. И только тогда делаем глоток шнапса. — Какое у тебя было звание? — я начала с Тилике. Всегда интересно было знать, кто он. А то по фильму просто «адъютант Ягера». — Гауптштурмфюрер, — ответил сразу он. И хитро посмотрел на Ягера, подгоняя для него вопрос: — Как ты, после провальный ошибка в сорок первый, всё же получить повышение? Правда или действие? Клаус выразительно посмотрел на него и потянулся за бутылкой. Упс, похоже больной вопрос для него. Таак, сейчас очередь дойдёт и до меня. — Тот рисунок из книга, зачем ты его взять? Правда или действие? — Ягер сверлил меня взглядом и зря. Тут мне скрывать было нечего. Я достала из рюкзака скетчбук, пролистала перед ним и честно ответила: — Тот портрет тоже рисовала я. И как капризный художник, имею право делать со своей работой что угодно. Так-с, пора Тилике вгонять в ступор неудобными вопросами. Я вспомнила его канонным безупречным подчинённым на службе при штабе и невольно закралась мысль: он что, ни разу не накосячил? — Тилике, вот скажи, было за твою службу что-нибудь, что вспомнить стыдно? Он притих. — Правда или действие? — настаивала я. — Действие, — он схватил с готовностью бутылку, отпивая большой глоток. Ягер хитро улыбался: — Я знаю, про что ты молчать сейчас. — Вот и молчать дальше, — огрызнулся Тилике и передал эстафету дальше. — Клаус, говори, ты жалеть, что не застрелить Ивущькина тогда, в Россия? Ягер помолчал. — Правда или действие? — настаивал Тилике. — Нет, не жалеть, — наконец ответил Клаус. — Я случайно промахиваться, но потом оказаться, что русский, он быть такой же, как я. Только на другая сторона. Такой врага не убивать, его хотеть переигрывать. Он не сдаться в тот раз, я не сдаться ему сейчас. Так что мы быть, как это говориться, квиты. Н-да, не знаю, откуда у него такая лояльность к врагу. Мне вот до сих пор хотелось поправить Коленьке его партийную корону на голове. Лопатой. Интересно, что же спросит у меня Клаус? — Александра, а ты что не поделить с Ивущькиным? Вы же на одной сторона? — Да много чего, — честно ответила я. — Ну, не вписываюсь я никаким боком в советские рамки. И не надо так смотреть. Гитлера вашего я тоже считаю исчадием ада. Я инквизиторски окинула взглядом Тилике, приготовив очередной вопрос: — А вот интересно, вы что, четыре года не могли решиться на побег? — Нас сначала держать в другой лагерь, еще хуже, чем быть этот, — ответил он. — Здесь быть хоть немного свобода передвижения. Он как-то помрачнел и повернулся к Клаусу: — Ты думать, как быть, когда мы добираться через границу? Я серьёзно, чем ты заняться в Альпах? Оо, смотрю с этим делом у нас печаль-беда, — Ягер помрачнел и потянулся к бутылке. Если это то, что я думаю — у него типичная, ещё так хорошо описанная Ремарком, послевоенная депрессия. Когда просто не знаешь, где твоё место в жизни, если привык всё время держать в руках оружие. А тем более у него больше нет ни дома, ни страны, которые мог бы защищать, ни даже идеалов, за которые стоит сражаться. Моё сердце почему-то неприятно защемило. Хотелось видеть Ягера привычно-уверенным в себе, да пусть даже снова властным гадом. Впрочем, совсем уж раскисшей тряпкой он тоже не стал, так что ещё не все потеряно. Он, кстати, готовит мне диверсию, вон как хитро прищурился. — Александра, так куда ты собираться бежать? Ты мочь просто назвать страна. Я хотеть быть уверен, что ты не быть в опасность. Что говорить, хер его знает. Ляпнуть что-нибудь наугад? Так смотрю настроен детально изучить мой план спасения, рыцарь, блин. — Правда иди действие? — мурлыкнул он. Так, сделаю вид, что пью их ужасный шнапс, и он отвяжется. Я протянула руку, взяла бутылку, поднося к губам и делая вид, что отпиваю. На деле же чуть не стошнило от одного запаха — всё-таки советского спирта мне хватило до конца этой реальности. — Не-не, так не делать, — Тилике, сволочь, даже при тусклом свете свечки спалил моё притворство. — Пить нормально, или отвечать на вопрос. Я красноречиво скривилась, надеясь, что хоть Ягер сжалился. Он и правда не стал настаивать. Но рано я радовалась, оказывается кое-кто хорошо запомнил общие правила — те, что я до этого объясняла. — Ты говорить, действие может быть любое, — Ягер слегка улыбнулся, глядя на моё растерянное лицо. — Я мочь говорить другое желание, так? — Ну да, — неуверенно проблеяла я. — Пить ты не мочь, тогда действие — отдать мой рисунок, — выдал Клаус. Я поколебалась, но сама же виновата. Скучно мне, видите ли, было! Решив бессовестно утащить рисунок снова, когда буду уходить ночью, я полезла в рюкзак. Нашла сложенный листок и протянула: — Бери, раз так нравится. Тилике смотрел на нас с выражением лица, говорящим: а че, так можно было? Нагло улыбнулся: — Клаус, я тоже хотеть задать ей пара вопрос. Раз желание быть мочь любым… — Даже не думай, кобелина, — осадила я его выразительно намекающие взгляды. — А я что? — невинно состроил он глазки. — Я хотеть массаж для моей спина. Мы вчера таскать эта мебель, как вы это говорить, дохера. — Тихо! — внезапно шикнул Ягер. Откуда-то сверху доносились звуки тяжелых шагов, приглушенной речи, разбившегося стекла. Клаус встал, прошёл к замаскированной двери, прислушиваясь. Вернулся и шёпотом сказал: — Русский здесь. Они искать нас. Я сжалась, чувствуя отчаяние. Если нас сейчас сдаст хозяин дома, или Ивушкин как-то сам догадается, я этого не переживу. Паника внутри меня призывала собирать вещички и шустро двигаться к выходу. Непроизвольно начала бить крупная дрожь — нервы в сочетании с холодом. Ягер пересел ко мне, притягивая к себе, и прошептал: — Успокойся, нас никто не найти, про дверь они не знать. Я непроизвольно прижалась к его, на удивление теплому, телу, по странной прихоти судьбы чувствуя рядом с ним странную уверенность и защищенность. Хотя всё вокруг кричало об обратном. Тилике допивал шнапс, с мрачной решимостью наблюдая за дверью. Наконец, наверху всё стихло. Но, честно говоря, я так пригрелась в руках Ягера, что не спешила отодвигаться. — Ты всё еще бояться? — услышала над ухом его спокойный голос. — Я слышать, они уйти. — Дело не только в этом, — я так устала от своих страхов, что не смогу никогда попасть в своё время. — Мне страшно не только из-за этой облавы. Всё вокруг меня чужое, я словно хожу по кругу и не могу вырваться из этого места. Я всего лишь хочу вернуть свою привычную жизнь. — Иногда привычная жизнь оставаться позади нас, — тихо сказал Клаус. — И приходится жить совсем по-другому. Я попасть в военная академия сразу после школа. Вся жизнь я уметь только воевать. Мне сейчас тоже быть непонятно, как жить дальше. — Доберешься в Швейцарию, будешь писать военные мемуары, разводить цветы, да мало ли что, — жизнерадостно предложила я. — Главное — ты остался жив и можешь попробовать жить по-другому. Какое-то время мы молчали, я уютно привалилась к его плечу, гипнотизируя взглядом пламя свечи. Тилике растянулся на лавке и, похоже, уже дрых. Неожиданно над моим ухом прозвучал негромкий вопрос: — У тебя быть отношения с мужчиной? Правда или действие? — С мужчиной — нет. Я даже отодвинулась от него, пытаясь увидеть выражение лица, и понять за каким чертом он мне задает такие вопросы. — Был мальчик вроде Мэлса. А что, это сейчас имеет значение? Его руки аккуратно легли на мои плечи, замерев, словно не решаясь притянуть к себе. Я как загипнотизированная смотрела в его глаза, обычно насмешливые, блестевшие холодом, подавляющие властностью. Но сейчас в них мелькало что-то другое, какие-то более человечные эмоции. Прежде, чем я остановила себя, невольно вырвался встречный вопрос: — Сколько раз ты был влюблен? Правда или дейст… Договорить мне так и не удалось — его теплые, сухие губы осторожно накрывшие мои, оборвали не только слова, но и, пожалуй, на какой-то миг все мысли. Я не могла назвать это насилием, Ягер сейчас действовал ни властно, ни грубо, позволяя мне в любой момент отстраниться. Вот только не это я сделала, а неуверенно скользнула руками по его плечам, притягивая ближе. Его поцелуй был неспешным, чувственным, словно впереди нас ждала целая ночь. Жаркая тревожная волна словно поднялась со дна души, заставляя забыть, где я и что вокруг происходит… — Прости, Александра, я не быть должен так делать, — Клаус отстранился, покаянно смотря на меня. — Ты ещё почти ребенок, и в любом случай я не быть тот мужчина, который мочь тебя целовать. Ни хера себе, вот это рефлексия! Значит лезть мне в трусы в прошлый раз ничего не мешало, а сейчас его волнует разница в возрасте и тяжесть грехов на совести! Я тут уже забила на свою мораль и совесть, и пытаюсь срочно придумать куда деть Тилике, а меня опять динамят! А, впрочем, всё правильно. Кто-то должен сохранять трезвую голову, раз у меня с мозгами сейчас туго, сплошные эмоции. — Если вы сейчас не замолчать и быть мешать спать, я выкинуть вас наверх, — проворчал Тилике. — Угадывать, правда или нет? Ягер потушил свечу, стало совсем темно. Он придвинул ещё несколько ящиков к тем, на которых сидела я, и тихо пояснил: — Спать рядом быть теплее. Но если ты не хотеть… — Ложись уже, — махнула я рукой. С ним действительно теплее, мне казалось, я насквозь промерзла, что сырой промозглый воздух погреба пробирает до самых костей, забирая остатки тепла с каждым часом. Ягер вполне целомудренно прижал меня к себе и действительно собрался спать. И снова укутал своей курткой, которая уже почти насовсем переселилась ко мне. Я не знаю сколько времени лежала так, слушая его размеренное дыхание, пока не убедилась, что спит он достаточно крепко. Я осторожно нырнула пальцами в карман куртки, вытащила свой (его) рисунок, мысленно добавив: «прости» и сдвинулась, собираясь встать. Клаус тоже пошевелился, я моментально прижалась к его боку, гадая проснулся он или нет. Опять пришлось выжидать незнамо сколько, но со второй попытки у меня получилось покинуть нашу далеко не самую удобную «кровать». Пока я кралась на выход, шарила по стене в поисках чертового рычага, пока снова закрывала их, боясь, что кто-то проснется от звуков, с меня, наверное, сошло семь потов. Но, оказывается, мне можно идти в разведку — я все же выбралась незаметно и теперь припустила снова в сторону лагеря. На душе словно выла и скребла когтями стая злобных кошек. Да, неслабый раздрай принёс Клаус в мои мысли. Только не могу я поступить по-другому. Всё, хэппи-энда для меня не будет, расстались мы навсегда, знать не судьба. И вообще дедушка Фрейд бы мне живо расписал насколько ненормально моё влечение к взрослому мужчине, который перед этим демонстрировал неслабые садистские наклонности. Я уже вывернула к знакомому лесочку, когда меня ослепил свет фар. Чёрт, можно даже не спрашивать, кто это! Машина резко затормозила, а я, забив на конспирацию, ломанулась в сторону. Бежала, особо не глядя куда, и задушенно пискнула, когда сильные руки перехватили меня. — Не орать, — зашипел на ухо, ну кто бы ещё — Тилике! — Они где-то здесь! — услышала я вдалеке голос Демьяна. — Как вы тут оказались? — я удивлённо смотрела на моих горе-рыцарей: мягко говоря, раздраженного Тилике и строго-печального Клауса. — Так что, когда один человек быть идиот, остальным приходиться стать тоже идиот, — Тилике возмущался и, в принципе, был прав. Ну, я-то покинула безопасное убежище с сервисом «всё включено» понятно почему. А вот зачем они поперлись следом? Тилике продолжал ругаться: — Один идиот найти удачное время терять голова от любви, а другой… чёрт, я сам не знать, зачем вы мне сдаться. — Надо скрыться в лес, нас быстро ловить, — Клаус облегчил мне задачу, указывая на уже хорошо видную крепость. Мы, собственно, уже добежали до знакомой каменной стены, когда я вздрогнула от резкого окрика: — Оставайтесь на месте и не вынуждайте нас стрелять! Вам всё равно не уйти отсюда! Мы замерли, оборачиваясь — Коля, Ионов и Василенок медленно окружали нас. Причём я отметила, что они уже очень рядом. Тилике и Клаус в свою очередь приготовили пистолеты, готовые сражаться до победного. Когда только успели пушками разжиться? А у меня, как всегда, умная мысль прорезала голову — прежде чем они перестреляют друг друга и опять что-нибудь пойдёт не так, надо как-то остановить их. Я выдвинулась вперед, загораживая моих рыцарей. — Саша, отойди, — Коля был явно недоволен моей рокировкой. — Никто не пострадает, если вы прекратите сопротивление. Ты, конечно, натворила дел, но это уже не мои проблемы. Я сдам тебя на руки маршалу, так что давай, иди сюда и не мешай поимке заключенных. — Да? А ты никогда не думал, что свои преступления они уже искупили? Сколько уже сидят на положении зеков? Уничтожить нужно было верхушку Рейха, тех, кто отдавал приказы и подписывал указы. А они, — я кивнула на немцев. — такие же военные, исполняющие свой долг перед Родиной, какими были и вы. Да, они сражались не на той стороне, но война уже позади. Дай им уйти, иначе чего стоит ваша победа? Стать на место нацистов, только под другим флагом? — Ты просто дурочка, которой западные политики промыли мозги, — с досадой ответил Николай. — А я говорил, командир, надо было ей ногти подергать, поприжигать её немного, уже давно бы знали, откуда на самом деле явилась эта девчонка, — подал голос Серафим с радостно-предвкушающим выражением лица. Я чуть не заплакала, сравнивая чёткого, собранного партизана из прошлой реальности и этого, поцелованного кокаином, шизоида. — Беги куда ты собираться, — Клаус наклонился к моему уху, — мы их задержать. Ага, куда же я побегу-то? Мы теперь, родной, как Бонни и Клайд. — Алекс, хватит быть для нас щит, — Тилике решительно отодвинул меня куда-то за спину Клауса, — ты думать мы совсем быть беспомощный? — Ягер, давай не дури, бросайте оружие, — Коля всё ещё пытался, как упрямую скотину, загнать нас всех в часть. А я успела увидеть, как подкравшийся откуда-то сбоку Волчок целится в Ягера. Думать, как всегда, было некогда и я метнулась вперёд, понимая, что если кто-то и должен сейчас умереть — это я. — Блять!!! — не знаю как там он раньше охотился в тайге, но если так стреляет, то бедные недобитые звери. Моё плечо охватила дикая боль, пуля, видимо, попала прямо в кость, разворотив мягкие ткани. Мне казалось, что болевые импульсы, словно током прошивают всю левую сторону от шеи и до кончиков пальцев. — Аch du scheiße! — Тилике выстрелил в ответ. Я тяжело осела на ближайший камень, пытаясь пережить накатывающие волны боли. Тилике, похоже, ранил Демьяна, к которому сразу подбежал Савельич. — Сашка! — Коля решительно пошел в нашу сторону, — Дурочка, вот ты что творишь? Ягер тоже выстрелил, метя в Серафима. Прилетевшая в ответ пуля царапнула камень возле моей ноги. — Не стрелять! — отдал Коля приказ. — Их всего двое, справимся и так. Ещё и эта дура сама под пули лезет! Ионов с диким воплем прыгнул вперёд, пытаясь завалить на землю Тилике. Не тут-то было — тот сбил его с ног, и теперь они боролись, сплетясь в клубок и нанося друг другу беспорядочные удары. Ягер бросился ему на помощь, а Колян добрался до меня. — Давай, вставай, — он тянул меня за руку вверх. — Я отведу тебя в машину. Рана у тебя пустяковая, так что не раскисай. — Пусти, — прорычала я. «Пустяковая» рана посылала по телу такую боль, что я мечтала об одном — скрутиться клубочком и чтобы никто не трогал. Мои защитники тем временем вырубили Ионова и теперь Тилике рубился с белорусом, а Клаус, заметив Ивушкина, шустро вернулся к нам. — Убрать от неё руки, — рявкнул он. — Она не хотеть быть с вами. — Она дурочка, которой ты заморочил голову, — Ивушкин повернулся к нему, беря на прицел. — все, Ягер, не дергайся. Я видела, как Василенок и хромавший Волчок всё-таки скрутили Тилике, потащив к машине. Коля двинулся к Ягеру, а я, выдернув себя за шкирку из столбнячного состояния, вскочила и, врезавшись в Коленьку, со всей силы толкнула его. Ну да, признаю свою неуклюжесть и глупость идеи, зато главное результат — эффект неожиданности был и ещё какой. Коля утратил бдительность и это позволило Ягеру выбить из его руки пистолет: — Давай быть на равном условии. Я сочла за лучшее отступить подальше, да и чувствовала себя всё-таки отвратно. Присела снова на какой-то камень, гадая как скоро вернутся за мной помощники полковника. — Я же тебе до последнего даю шанс исправиться, — Коля резко схватил Ягера за грудки, — но нет, ты в любой момент нанесешь удар в спину. Ты неисправим. — То же самое быть написано в твоём дело семь лет назад. Ты сильно сдаваться мне? — Клаус исхитрился отшвырнуть Колю к стене. — Ты хотел заставить меня подчиниться, мразь фашистская! Думал я буду танцевать перед тобой на задних лапках? — Колян бодро пошёл снова в наступление. — Да ты быть такой же, — Ягер держал оборону, не забывая бить Коленьку и словесно. — Вы коммунист вести себя так же, как тогда мы. Всех неугодных согнать в лагерь — чем вы быть лучше? Колян от избытка чувств выдал рукоприкладственный ответ, метя сломать противнику нос, эмоционально поясняя разницу между погаными фрицами и безупречными коммунистами. Мол, они не такие какашки, как последователи фюрера. Да какая уже, к ебеням, разница? Я едва успевала следить за происходящим: эпичный реслинг развернулся буквально в двух шагах от меня. Вот Коля начинает душить Ягера, снова оттеснив его к стене. Тот намертво вцепился в его руки, вырываясь из захвата. Коля попытался сделать подсечку и свалить противника на землю, но что-то пошло не так. Упали они оба, причем, сбивая на камни и меня. Висок пронзила острая боль, и мигающие вспышки перед глазами — последнее, что я успела увидеть, перед тем, как провалиться в темноту.***
Я пришла в себя, чувствуя неприятную тяжесть, которая словно камнем придавила меня к земле. Болела и кружилась голова, тупо ныло раненое плечо. Разлепила глаза, гадая где же я очнулась? С трудом подняла руки, пытаясь избавиться от тяжести и ткнулась в чье-то тело. Чегоо? Пришлось возвращаться в мир живых ускоренными темпами — я попробовала сесть и обнаружила, что придавлена тушкой Коляна. На котором, между прочим, валялся ещё и Клаус. И оба пока не подавали признаков жизни. Ягер продолжал сжимать Колины запястья, тот же удобно развалился на моём несчастном тельце. Я нетерпеливо попинала их, с трудом прохрипев: — Мальчики, вам удобно? А вот мне — не очень. Весите вы, знаете ли, немало. Что-то промычав, Коля вяло скатился вбок. Ягер тоже как-то слабо прореагировал на происходящее. А я, приведя себя в вертикальное положение, стала анализировать ситуевину. Была ночь, собственно, как и несколько минут назад. Но насторожило меня даже не это — реальности могли изменить время суток, могли не менять. Бывало по-разному. А вот если бы у меня всё получилось, то я не должна была прийти в себя в обнимку с Николаями. Всё, картина Репина «Приплыли» — портал, похоже, больше не работает. Батарейки сели, мало ли. Или время законсервировалось на реальности тотального коммунизма. Вселенная решила, хорош уже менять вероятности, хай будет так. У меня вырвался смех, переходящий в натуральную истерику со слезами. Судорожно всхлипывая, я с трудом осознавала, что это конец. Больше никогда не вернусь в свою жизнь, не увижу никого из родных. И самое ужасное — я не представляла себе, как буду учиться жить в чужой реальности. Ведь пока была надежда выбраться, я отчасти воспринимала свои приключения, как игру. Что ж, Сашка, жизнь удалась. Ты доигралась.