Die Geschichte kennt kein Wort "wenn"

      Ну, хвала небесам, орлы мои, вроде, начинают приходить в себя. Я с удивлением смотрела, как Коля что-то невнятно промычал, потирая пальцами переносицу. Да и Ягер сдавленно застонал, помотал головой, словно контуженый, затем сел, настороженно всматриваясь по сторонам. И чего это они ведут себя как с великого бодуна? Насколько я помню, головушкой об валун в очередной раз здесь приложилась я. Они-то рухнули на меня. Я, конечно, не счастливая обладательница роскошных форм, но и не настолько же все плохо, чтобы получить ЧМТ при падении на моё тельце? Вот чутьем понимаю, что чего-то тут нечисто, но определить причинно-следственную связь с происходящим моим мозговым клеткам пока не по силам. Блиин, точно! Меня внезапно осенило, что не так. Куда пропал Ионов? И почему хотя бы Савельич до сих пор не вернулся, посмотреть, что тут у нас делается?       — Александра, твоя рука, — Ягер вспомнил про моё ранение. Он сместился ко мне. Я смотрела, как он торопливо стягивал с меня куртку, затем толстовку. — Требоваться остановить кровь.       Я с опасением повернула голову, наблюдая, как он закатывал рукав моей майки, — и сердце пропустило удар. На плече были размазанные потёки крови и багровеющий, абсолютно заживший шрам. Я судорожно сглотнула, слишком хорошо уже зная, что это означает. И куда же, стесняюсь спросить, меня перенесло в этот раз? Стоп! Не меня, а нас! Это вообще что-то новое в программе. Как я умудрилась протащить их? И главное — куда?       — Я ничего не понять… — услышала я растерянный голос Клауса. — Где быть твоё ранение? Оно не мочь зажить так быстро.       — Так, я не понял, где Серафим и Савельич? — растерянно спросил Коля. — Сашка, признавайся, это твои проделки? Ты что-то сделала с ними?       — С ума сошел! — возмутилась я. — Когда бы я успела? Или тебе напомнить, где ты пришёл в себя?       Коля упрямо продолжал:       — А что тогда происходит?       — Тихо, — шикнула я.       Я, конечно, уже подозревала, что раздача плюшек в виде обратного билета в родное время обошла меня опять стороной, но, по-моему, эта реальность нас встретит очередной гаденькой подлянкой. Слишком ясно я слышала шум военной техники — где-то раздавались глухие звуки автоматной очереди, и в небе стоял гул самолетов.       — Военная тревога! — подорвался сразу Колян. — Нужно срочно возвращаться в часть.       Даже не представляю, что могло случиться. Мы же не могли долго быть в отключке.       — Стой, — я потянула его за рукав. — Ты прав, там что-то происходит. Но мы не пойдём туда.       Коля непонимающе смотрел на меня, вырываясь:       — Не понимаю, о чём ты. Там моя жена, моя рота, я немедленно иду туда.       — Там уже, скорее всего, не твоя военная часть, — я не знала, как поаккуратнее сообщить ему, что мы теперь являемся незаконными эмигрантами хер знает где. — В общем, товарищи дорогие, мы скорее всего попали в другой временной отрезок.       — Что ты мелешь? — нахмурился Колян. — Если получила сотрясение, так лечиться надо.       Клаус пока молчал, внимательно слушая наш диалог.       — Вот скажите мне, что вы помните между моментом вашего спарринга и тем, когда додумались прекратить использовать меня в качестве дивана? — мне самой было интересно: неужели пересечь границы времени можно без того, чтобы эпично сдохнуть или вырубить мозг?       Клаус неуверенно припомнил:       — Я падать, когда Ивущькин хотеть меня душить. Потом я не понимать почему терять сознание. Почему быть так плохо, как будто в мой танк попасть осколочный, я не знать.       — Ты что скажешь? — посмотрела я на Колю.       — Скажу, что ощущения он описал верные, — раздраженно признал Ивушкин. — Но я прекрасно понимаю, что случилось. Мы могли тоже удариться об валуны. Вот и получается, что у всех сотрясение.       Я, отчаявшись, вздохнула и полезла в рюкзак за паспортом, раскрывая его.       — Бери фонарик и читайте. Они оба повертели в руках мою ксиву со всех сторон, наконец, Коля скептически повернулся ко мне:       — Очередная плохая шутка? Я же видел этот паспорт. Там не было таких дат.       — Ловкость рук, товарищ полковник, — я в дополнение достала свой билет на самолёт. — Вот, смотри ещё. Говорю же, такое возможно. Я случайно попала в сорок четвертый год. Осматривала эту крепость и рухнула со стены. Пытаюсь вернуться в своё время, и вот уже третий раз меня выносит непонятно куда. Это третья реальность, которой не должно быть. Только в этот раз ещё прицепом попали вы. Скорее всего при тесном контакте со мной.       Никакого другого объяснения в голову просто не лезло. Ибо раньше все, кто находился вокруг меня, при перемещении оставались на своём месте. А тут — возьмемся за руки друзья, и опа! Надо будет взять на заметку, что можно и так, вдруг пригодится. Только это, по-моему, создавало дополнительные проблемы — я почему-то была уверена, что выбираться отсюда нам нужно в этом же составе. Иначе опять пойдёт свистопляска какая-нибудь. А вообще, почееемууу опять ни хера не сработало? Почему я не пришла в себя в окружении спасателей, ищущих пропавшую туристку? Голову снова разрывало от вопросов где же всё-таки мы находимся? И как мне теперь убедить мужиков, что нам нужно срочно всем втроём самоубиться, пока не стало всё ещё хуже?       — И что нам делать, если ты говорить правда? — Ягер, на удивление, не спешил обвинять меня в неадекватности.       — Нам нужно… нужно убираться отсюда, как можно скорее, — я торопливо заговорила, пользуясь тем, что они оба сейчас слушали меня. — Это точно не моя реальность и, скорее всего, не ваша.       — Почему ты так думать? — резонно уточнил он. — Может, сейчас снова есть сорок четвертый год. Тогда военные действие вполне мочь быть.       — Ээ, нет, так не пойдёт, — возмутился Коля. — Даже если то, что ты говоришь, каким-то чудом не бред воспаленного воображения — я не собираюсь вновь загреметь в концлагерь. Говори, что ты имела в виду, под словом убираться?       Ну, правильно, сейчас начнём вести споры кому в какое время удобнее попасть и досидимся, что на нас наткнутся аборигены из этой реальности.       — Убраться — это каким-то способом умереть, — я осторожно следила за их реакцией. — Ну, или хорошенько удариться головой, чтобы качественно вырубило. Только нам надо как-то вместе провернуть это. Раз сюда попали втроём — обратно придётся в том же составе.       Ох, зря я это сказала. Если до моих слов про преждевременную смертушку они ещё как-то готовы были рассмотреть мои слова, как худо-бедно допустимую фигню, то теперь точно нет. Ягер смотрел встревоженным взглядом в стиле бедная-девочка-а-казалась-же-нормальной.       — Ну всё, хватит, — Коля, не стесняясь, озвучил свои мысли. — Это уже перебор, похоже, ты действительно сильно ударилась головой.       «Ебанутая» — явно читала я в его глазах.       — Но это правда, смотри, — я показала ему, заживший чудесным образом огнестрел. — Если умереть возле этого портала, в другой реальности ты окажешься жив. Вот, до этого меня зарезали, смотри.       Я приподняла майку, решив что не до скромности, если это поможет убедить известного барана Коленьку. Шрамик, правда, уже совсем малозаметный, но всё же. Показала бы и другие, да уже нечего.       — Так, с меня хватит фантазий вчерашней школьницы. Тычешь мне тут в лицо шрамом от аппендицита, какими-то мутными документами, — Коля решительно встал, намереваясь покинуть нас. — Я вначале сам разберусь, что за херня происходит, а потом ещё раз послушаю твои россказни. Лучше в компании с врачом.       «Ой, дураак» — мысленно взвыла я, глядя, как он бодро чешет в сторону лагеря.       — А вы чего сидите? Как только я доберусь до своих, всё равно вас снова выловлю, — оглянулся Колян.       — Пошли, — обречённо кивнула я Клаусу. Он тоже смотрел на меня, мягко говоря, без понимания.       — Я не собираться возвращаться в лагерь, — он решительно встал, потянув меня в другую сторону. — Мы найти Тилике и что-то придумать.       — Стоп! — рявкнула я. — Слушать меня оба! Можете не верить мне, скоро сами убедитесь, что это не ваша привычная реальность. Так не похерьте шанс слинять отсюда. Хотя бы через раз прислушивайтесь к тому, что я советую. Уж я точно больше в этом разбираюсь. Главное — держаться всем вместе. Иначе никто из нас не попадет в своё время.       — Я всё сказал: я иду в часть, — Коля снова двинулся к дороге. — А вы как хотите.       Я развернулась топать следом за ним. Ягеру ничего не оставалось, как догнать нас.       — Я надеяться, ты знать, что делаешь, Александра, — сдался он.       Да в том-то и дело, что не особо я и знала, что делать дальше. Точнее, могла быть стопроцентно уверена только в одном — способе, как покинуть эту реальность. Но при этом всё еще не имела ни малейшего понятия, как нам втроём разбежаться по своим эпохам. И вообще, чувствую, нас ждут немалые трудности, чтобы вернуться к крепости — Колян, смотрю, упорно ищет приключений на свою пятую точку. Ну, и наши заодно. А ведь известно, кто ищет, тот всегда найдёт.       — Ничего не понимаю, — мы вышли на дорогу. — Здесь же был наш «УАЗ». И куда делись ребята? Уехали, бросив меня?       Коля растерянно озирался по сторонам. А вот я, в отличие от него, уже не удивлялась пропаже тачки.       — Куда увезти Тилике? — тоже распереживался Клаус.       — Говорю вам, мы попали в другое время. Нет же, не верите, — ворчала я, прислушиваясь с какой стороны сильнее всего слышны боевые действия.       — Идём в часть, — упрямо топал Коля, — там же Аня осталась.       — И Гертруда, — ехидно добавила я. — Беги, спасай свой гарем.       — Ну что ты за язва! — возмутился Ивушкин. — Это вообще не твоего ума дело, моя личная жизнь.       — Да? А почему тогда моя личная жизнь стала заботой вашей комсомольской секты? — вернула предъяву я.       — Это разные вещи, — отрезал Коля. — Я же не таскаюсь по кустам с врагами своей страны.       — Уверен? Ни разу не было? — я всё ещё припоминала довольно двусмысленную игру их двойников с широкого экрана. — Коньячок с Клаусом не пил? Глазки ему не строил?       — Сашка, убью! — пообещал Коля. — Как только устаканится хрень, что происходит вокруг, заставлю тебя наизусть выучить «Капитал» Карла Маркса. Четыре тома, между прочим.       — А я заставить учить самый нудный немецкий философ, — неожиданно подал голос Клаус. — Мне тоже не нравиться твой намеки.       — Ладно-ладно, какие мы обидчивые, — пошла я на попятную. — шуток совсем не понимаете.       — Не до шуток оно сейчас как-то, — Коля всмотрелся в лагерь, освещенный прожекторами. — Внезапно сзади послышался шум, — к нам явно кто-то приближался. Причём не пешком. — Бегом в кусты! — попыталась я хоть как-то спасти положение.       — Не буду я ни от кого прятаться, — Коля вышел на середину дороги. — Это, скорее всего, наши парни. Сейчас они мне и объяснят, что это вообще было.       Ну, это он погорячился, ибо вместо ожидаемой знакомой роты, на нас уверенно надвигались какие-то левые танки. Я-то в них не разбираюсь от слова совсем, но и Клаус и Коля наперегонки выругались:       — Твою же бабушку!       — Meine Fresse!       Оба тут же придали мне ускорения в ближайшую придорожную растительность.       — Это же американские «Шерманы». — в полном охиреозе повернулся Коля к Ягеру, за неимением другого эксперта в военной технике. Тот мрачно кивнул соглашаясь. — Какого черта они здесь делают?       — А ведь я говорила, — влезла я. — Ещё не поздно валить обратно в крепость. Что-нибудь придумаем, не обязательно же убивать себя с особой жестокостью.       — Я должен вытащить оттуда Аню, да и ребят спасать надо, — решительно отверг моё предложение Коля.       — Ты не понимаешь, их там скорее всего нет, — тут я покривила душой, но объяснять Коленьке, что даже если это не так, ни Аня, ни кто-либо другой его просто не помнят, себе дороже. Ещё сложнее разжевать для такого упрямца, что лучший способ спасти Аню и ребят — это спасти отсюда в первую очередь себя. Хотя сама я с этим косячила. Ведь понимала каждый раз, что ненастоящее время, но упорно спасала если не танкистов, так нацистов. Так что не буду даже и начинать читать нотации Коленьке. Даст Бог, на знакомых персонажей мы не нарвемся.       — Надо уходить, — поддержал меня Клаус. — Хоть куда-нибудь. Что мы мочь сделать против много танков?       — А что я сделать тогда против много твоих танков? — передразнил его акцент Коля. — Русские никогда не сдаются.       И тут случилось именно то, чего я так боялась — пока мы, словно автостопщики, болтались на проезжей части, нас, похоже, засекли. И теперь свет фар прочесывал кусты, а с дороги кричали явно нам:       — Бросайте оружие и сдавайтесь! Или мы откроем огонь!       — Чего вы хотите, уроды? — проворчал Коля, потихоньку отступая вглубь. Мы тихо следовали его примеру, и я охотно перевела:       — Говорят, чтобы мы к ним выходили, не то бронебойным ебанут.       — Бежать, быстро! — рявкнул Ягер.       Мы ломанулись вперёд, причём я старательно пыталась откорректировать наш маршрут обратно к крепости. Там, если и застрелят, так это хоть пользу принесёт. Однако настойчивые америкосы решили отловить неизвестных людишек, непонятно, правда, с какой целью. Мы и опомниться не успели, как тихий до этого лесочек заполнили камуфлированные вояки; крики с повторяющимися требованиями прекратить сопротивление; пока что редкие выстрелы в воздух; свет от фонарей, прочесывающих пространство. В общем, понятно, что убежать при таком раскладе особо без шансов. Неожиданно, я споткнулась об камень, даже не упав толком. Но когда приготовилась продолжать марафон, оказалось, что всё, отбегалась. На меня надвигался здоровенный мужик с автоматом наперевес, кивая:       — Стой! Не делай резких движений, или мне придется стрелять!       Как скажешь. Что я, совсем дурная, делать резкие движения, когда мне в лоб направлен автомат? Вообще интересно, ладно, я-то поняла его. А вот чисто теоретически — какой смысл сотрясать воздух, если в чужой стране не поймут, что ты говоришь?       Смотрю, Коляна тоже повязали — вон, ведут под дулом автомата обратно к дороге. Мой преследователь мотнул головой, показывая направление, куда мне шевелить конечностями. Я нехотя потопала к дороге, оглядываясь и высматривая Клауса. Ну, куда бы он делся с подводной лодки — тоже шагает с ботоксно-спокойным выражением лица. Все, хомячки попали в банку. Ну, то есть в военный грузовик. Мы там, кстати, были не одни — под присмотром американских «союзников» сидело около десятка мужичков. Я спряталась за своих враждующих друзей.       — Что теперь скажешь, эксперт? — чуть повернулся ко мне Коля. А что я могла сказать — я понятия пока не имела, что за хрень происходит. Знала только, что не собираюсь вываливать о себе ценные сведения. Даже про знание английского промолчу — авось услышу что-нибудь, что поможет это использовать в нашу пользу.       — У тебя есть нож или что-нибудь острое? — спросила я.       — Нож-то есть, но как ты собралась им воспользоваться? — удивился Коля. — Руки нам, конечно, не связали, но они же вооружены по полной.       — Давай сюда, — пробормотала я, открывая рюкзак. Коля незаметно протянул мне требуемый нож, и я, наконец, сделала то, что нужно было делать ещё в первый раз, как попала в измененное время. Я вспорола подкладку рюкзака и сунула как раз на твердое дно свои паспорт, билет и мобильник. Подвинулась к мужчинам, говоря им обоим на ухо:       — Если только рот откроете, крича, что мы из другого времени, или с другой планеты, или еще подобными признаниями — придушу сразу. Что бы ни происходило, лучше молчать и собирать информацию. Бежать попробуем, как только подвернётся случай. Держимся все вместе любыми средствами, это понятно?       — Ты чего так раскомандовалась, мелочь? — шикнул недовольно Коля.       — Вернешься в свою реальность — снова будешь первым командиром на деревне, — пообещала я. — а сейчас слушай меня.       — Александра, мы не мочь полагаться во всем на слабая девушка, — поддержал его Ягер. — Я военный и сам ориентироваться, как быть в плен и держать допросы.       Ну все, Госпожи из меня не выйдет. Один сам властный сверх меры, другой — упрямый, как баран и до хера самоуверенный. Вот угораздило же меня застрять с ними, до сих пор не знаю, кстати, где.       — Что происходит, мужики? — Коля перехватил инициативу и решил провести социальный опрос.       — Что-что суки эти американские, вон, беспредел творят, — мрачно ответил мужчина в форме красноармейца. Да, собственно, они все, по-моему, были военными. Так, хоть бы сейчас Коля ничего не ляпнул…       — Да когда они успели, так резко напасть? — ну, конечно, размечталась я, что меня кто-то послушает. — Ведь ещё даже не прошли переговоры по внешнеполитическому взаимодействию наших стран, — возмущался он.       — Какие переговоры, мужик, ты откуда свалился? Война полным ходом, а эта сволота выбрала подходящий момент, когда мы уже под Берлин подошли и устроили такой пердимонокль. — Под… Берлин? — упавшим голосом повторил Коля. И не обращая внимания на мои активные пинки, попер палить нас дальше. — А какой сейчас год?       — Нет, ты что издеваешься? — возмущённо зашипели на него. — Нашел время дурачком прикидываться. Будто не знаешь, что сорок пятый на дворе.       Сорок пятый, значит. Я почувствовала, как невольно дернулся от таких новостей Клаус. А вот Коляна выручать надо, а то, смотрю я, сейчас он договорится, что по фейсу получит.       — Вы не ругайтесь, мой брат четыре года в плену просидел, — вступилась я. — Он немного не ориентируется ещё, путает время. Фрицы поганые пытали, по голове лупили будь здоров.       — Ох, девонька, видишь как оно, — сразу расчувствовался пожилой красноармеец, — только мы вас от фашистов освободили, так тут эти гады вероломные схватили.       — А что они от нас хотят? — осторожно спросила я.       — Да они сидели четыре года у себя за океаном, не вмешивались. А как победа уже в наших руках оказалась, так нарисовались сразу, взяли фрицев под свою защиту. Договорились самых лютых, вроде Гитлера казнить и своего человека в Германии поставить. Людей, правда, из лагерей выпустили, но опять же, это наша заслуга. А гады эти будут теперь хозяйничать у нас под боком. Решили покончить с коммунизмом, так сказать, общими силами.       — Нашу армию сначала вежливо развернули обратно, мол, молодцы, можете идти обратно. — заговорил молодой парень. — А товарищ Сталин отдал приказ, раз мы дошли до Берлина, мы и капитуляцию на своих условиях подписывать будем. Так суки эти вместе с немцами теперь в Берлине оборону держат.       — И это ещё не все, — со злостью сказал мужчина, сидящий рядом с Колей. — Китайцы, пользуясь тем, что Красная армия пошла на Берлин, поперли по Амуру в Уссурийск.       Ну, нихера себе расклад! Я сидела в ступоре, пожалуй, наравне с Колей и Клаусом. Вон оно, значит, как. Штаты решили провести насильственную смену власти в Германии на новую, причём свою. Не удивлюсь, если и с Поднебесной они же договорились. Уж больно стройный план вырисовывается — мы, значит, шашками машем, мир от фашистской заразы освобождаем. А любители бигмаков приходят на всё готовенькое и присваивают победу себе. И китайская зараза, пользуясь тем, что дома никого нет, бессовестно прёт в обескровленную войной соседнюю страну. Остановите землю, я покидаю эту планету!       — Если они сейчас не заткнуться, я пристрелю парочку этих умников, — заявил один из наших охранников своему соседу. И, скорее всего, он не шутил.       — Тихо, — предупредила я народ. — Обещают пристрелить кого-нибудь, если мы не замолчим. Нас привезли в знакомую до тошноты обстановочку. Я-то уже не удивлялась особо, обнаружив, что на территории немецкого концлагеря активно шуруют теперь американские солдаты. Видно, решили не заморачиваться и развернуть базу в подходящем месте. Ну, правильно — камер тут полно, крематорий, если что, имеется, территория под колючей проволокой. А вот Коля и Клаус смотрели на эти перемены глазами-блюдцами.       Нас жестами заставили вылезти и теперь выстроили во внутреннем дворе. Я наблюдала, как пленных наскоро обыскивают и уводят, скорее всего, в подвальные камеры.       — Брэд, я хочу сам обыскать девчонку. А то надоело уже щупать мужиков, — услышала я планы бугая, который выловил меня в лесу.       Ах ты, сука, значит, лично меня обыскать хочешь. Я быстро сместилась к группе, которых осматривал пожилой мужчина. Этот хотя бы выглядит прилично. Ну да, военный, но, вроде, выполняет свой долг, особо не зверствуя.       Он без грубости прохлопал руками мою одежду, расстегнул рюкзак, вываливая вещи. Убедившись в моей безобидности, махнул рукой, позволяя отойти.       Я собрала свои пожитки обратно в рюкзак и, подняв глаза, заметила, что бугай как-то слишком вдумчиво на меня пялится. Он криво усмехнулся и обратился к кому-то за моей спиной:       — Отведите её не в камеры, а в казарму. Сегодня вечером повеселимся.       Я, со скоростью ошпаренной кипятком кошки, подорвалась, надеясь примазаться к шеренге, которую как раз уводил в здание «добрый дедушка.»       Бугай загородил мне дорогу:       — Так и знал, что ты понимаешь наш язык. Почему сразу не сказала?       — А вы не спрашивали, — нагло ответила я. — И вообще, какое право вы имеете так обращаться с гражданским населением?       — Успокойтесь, это пока вынужденная мера безопасности, — седоволосый вмешался в нашу беседу. — Мы сейчас проверяем всех, кто оказался в районе военных действий. Если вы действительно являетесь гражданским лицом, вас отпустят. А пока советую сотрудничать с нами и заодно немного помочь своим соотечественникам. Раз выяснилось, что вы знаете английский, будете переводить наши распоряжения.       О как, не успела сюда попасть, уже вакансия подоспела. Придётся переводить, куда ж деваться. Хотя, конечно, жаль, что мои шпионские планы с треском провалились.       Я чуть задержалась, чтобы попасть в одну камеру с моими недоверчивыми друзьями.       Нас провели вниз и приглашающе распахнули двери камеры. А тут, смотрю, перестановочка. Видно несогласных с вторжением янки довольно много, потому что в камере были натыканы несколько двухэтажных нар, подобных тем, что были в бараках. Я устало зашвырнула рюкзак на ближайшую койку и плюхнулась рядом. Клаус сел рядом, а Коля… Коля застыл в столбнячном состоянии. В углу напротив, на нарах отдыхали Серафим и Демьян. И, ой Господи, это Аня? Ярцева была великолепна — короткий ежик стриженых волос, военные гимнастерка и штаны, и высокие армейские ботинки. Она резко встретила вошедших вопросами:       — Что происходит сейчас на линии фронта? Какие у нас потери?       Мужички от такого напора машинально стали ей докладываться где они дали слабину и позволили взять себя в плен. А Колян, прежде, чем я успела ухватить его, бросился к ней:       — Анечка, как ты здесь оказалась?       — Не «Анечка», а младший сержант Ярцева! — рявкнула она, пресекая попытки Коли заключить её в жаркие объятия.       — Милая, ты на меня всё ещё злишься, да? — Коля, дурачок, всё ещё надеялся, что кардинальная смена имиджа жены — какая-то ошибка. — Тебя никто не обидел? Я что-нибудь придумаю, вытащу нас отсюда.       — Попробовал бы кто обидеть, — Ярцева вытащила из высокого голенища самодельную заточку. — И ты тоже держись от меня подальше. Я тебя первый раз вижу и нечего тут яйца подкатывать.       Я чуть не заржала — вот это выражение лица у Коленьки! Шок — это по-нашему. Есть всё же карма на свете — отлились ему Анькины слезы.       — Иди сюда, убогий, — я потянула его за рукав, уводя обратно. Дёрнула, заставляя опуститься рядом со мной, и тихо попробовала ещё раз воззвать к его мозгу. — Она тебя не помнит, она да и парни, здесь совершенно другие личности. Мы попали в другую реальность, и, соответственно, всё идёт по-другому.       — А другие мы здесь быть? — продемонстрировал шикарную логику Клаус. Вот уж не знаю. Никогда не задумывалась, поскольку я вообще из будущего, и меня не могло быть нигде больше, чем в одном экземпляре. А вот, если они на своих двойников наткнутся, — будет, наверное, весело.       — Я не знаю, Клаус, — честно ответила. — Я вообще ещё не совсем поняла, как работает временная петля. Я тогда из сорок четвертого влетела в реальность, которой не было на самом деле. Думала, это из-за того, что забыла одну вещь. Потом из той реальности попала в вашу коммунистическую. Опять же возможно из-за неправильного развития событий. Но почему сейчас опять всё пошло не так я правда не знаю.       — А какое оно — будущее, которое быть твое? — заинтересованно спросил Клаус.       — В правильной реальности во второй мировой победил Союз, но остался справедлив к побеждённым, — я укоряюще посмотрела на Колю. — Никто не стал их добивать и мстить. Добились капитуляции на своих условиях, ну, и под контролем поддержали. Но на этом всё.       — Почему же тогда сейчас Америка с Китаем такое творят? — спросил Коля.       — Америка всегда была настоящей сукой, — высказала я своё мнение. — Они и в моё время пытались примазаться к нашей победе. Они первые продемонстрировали миру ядерное оружие. Но Сталин тоже не пальцем деланный — опустил железный занавес и всегда держал с ними ухо востро. Китай тоже делал попытки отжать у нас территории, но разве нашу непобедимую страну можно ушатать?       «Мы сами себя ушатали в своё время» — отстраненно подумала я, вспоминая рассказы родителей о перестройке. Но не буду нагнетать, мальчикам моим знать это сейчас совершенно ни к чему.       — Ты правда каждый раз умирать? — снова спросил Клаус.       — Меня дважды застрелили и один раз — я говорила — воткнули в живот ножницы, — скромно подтвердила я своё «бессмертие».       — Если мы даже поверить тебе и быть убиты, то, как гарантия, что ты попадаешь в твой год? И куда попадать мы? В сорок четвертый? Или в другой опять год? — Клаус словно с языка снял мои невысказанные опасения, что блуждать во временах можно бесконечно. Я сломала уже весь мозг, размышляя, что пошло не так. Забытые предметы, умершие не вовремя люди? Ну вот, что ещё надо, чтобы чертово равновесие восстановилось, а? — Может, ты думать, как все наладится здесь? Ну, если быть не получаться вернуть время?       Он опять за своё! — мысленно заныла я. Вот специально душу мне травит! А ну, как уговорить послать всё к чёрту ради своих прекрасных глаз? Стоп, Сашка, срочно адаптируй мозги в нужное направление.       — Тебе-то, ясен хер, терять нечего. Наоборот, может, опять дела в гору пойдут, если подружишься с этими гадами жизнерадостными, — мрачно покосилась я. Клаус смотрел на меня с видом демона-искусителя. — А я домой хочу. Я не смогу привыкнуть жить в сороковых. Это всё равно что тебя сейчас отправить куда-нибудь в Средневековье.       — Я не пропадать и там, — слегка усмехнулся Клаус. — Делать то же, что и всегда. Защищать своего короля, идти Крестовый поход.       — Ну, горе-рыцарь, за себя ты подумал, — подал голос Коля, — а мне вот тоже есть что терять. Я жену свою вернуть хочу.       Он тоскливо посмотрел на Аню, которая что-то активно рассказывала окружившим её бойцам. Ну, прямо Зена — королева воинов!       — С утра осмотримся и будем думать где найти лазейку, — постановила я, борясь с соблазнами. Не-не, домой-домой!       Народ рассосался по койкам, Коля полез наверх. Я с ногами уселась на жесткий матрас, так и не сумев заставить себя лечь. Одному Богу известно сколько несчастных евреев на нём умерло. Я закрыла глаза и облокотилась спиной об стену, почувствовав, как рядом примерно так же расположился Клаус.       — Я знаю, ты всегда мёрзнуть, — тихо сказал он, притягивая меня к своему плечу. — Я помнить, как здесь всегда быть холодно и сырость.       Я прижалась к его боку, как тогда в подвале. Из небольшого зарешеченного окошка было слышно, как шумит на улице ливень. Мы сидели запертые и без явных подсказок, как освободиться. Я снова попала в альтернативную реальность. И понятия не имела, как всё исправить на этот раз. Тем не менее ощущение было такое, словно случайно села на радугу. Когда же чертов Ягер успел пробраться в моё сердце? Никогда не отличалась поспешной влюбчивостью, но сейчас где-то внутри плескалось такое знакомое чувство — тонкое, нежное, невесомое, как дыхание на стекле.

***

      Утро в плену добрым не бывает. Нам выдали ведро воды с одной — Карл, одной! — железной кружкой, пару булок хлеба и по банке каких-то консервов. Надеюсь, не просроченных. Что-то мне да подсказывало, что не научились ещё в те времена лечить ботулизм.       Ну, а чуть позже выстроили во дворе, где уже расхаживали «добрый дедушка», бугай, и ещё фигуристая брюнеточка, тоже в камуфляже. А, говорят, у войны не женское лицо. И ещё маячили достаточно много солдат. Переводить, к счастью, я должна была не одна — ещё один молодой парень стоял возле большой группы пленных на другой стороне двора. Высокий мужик, с клишированно-позитивным выражением морды лица, проникновенно начал вещать:       — Мое имя майор Эванс! Вы все задержаны до прояснения ситуации на линии фронта. Как только Советский Союз отступит и позволит нам установить мирное соглашение с Германией, все гражданские будут отпущены на свободу. Военные Красной армии будут являться залогом лояльности генерального командующего Союза. Если Сталин проявит благоразумие, вас со временем вернут на Родину. До этого времени мы гарантируем, что вам не причинят вреда. При условии, что вы не будете совершать необдуманных или враждебных действий. Вам будут предоставлены гуманные условия — и если вы будете соблюдать наши требования, я искренне надеюсь, что со временем вы сможете вернуться в свою страну. Вот оно чё. Значит, сидеть и не рыпаться, пока они наводят порядок в чужой, замечу, стране. Ну, хоть ногти выдирать, да голодом морить не будут, и то хлеб. К майору подошла брюнетка и что-то стала ему говорить, поглядывая на нас. Он махнул рукой, и лось, который вчера меня не по-детски напугал, резво двинулся в мою сторону.       — Идём в штаб, — кивнул он мне. — Для тебя есть работа.       — Меня зовут Сильвия Дэш, — довольно приветливо обратилась ко мне брюнетка. — Я знаю, ты попала с военными случайно. Мы отпустим, как и обещали гражданских, но чуть позже. Советую сотрудничать с нами и все будет в порядке.       Она отправила меня за какой-то стол и вручила бумаги, оказавшиеся перехваченными картами и военными донесениями Красной армии.       — Ваш генерал молчит на допросах, — усмехнулась она. — Но мы, так или иначе, узнаем, что планирует чертов Сталин.       Я уткнулась в бумаги, ломая голову, как можно замаскировать неправильный перевод. В донесениях четко были проставлены цифры военной техники и численность некоторых дивизий. Ничего, что-нибудь придумаю. Несмотря на то, что это фейковая реальность, из принципа не буду помогать чёртовым америкосам взять за яйца наших. Прислушиваясь к разговорчикам вокруг меня, успела узнать местную элиту. Главный раздаватель плюшек у нас — уже знакомый майор Эванс, брюнетистая копия Сальмы Хайек — сержант. Бугай, оказывается, тоже имел вполне человеческое имя — капрал Джонс. Ну и «добрый дедушка», разумеется, не рядовой, а капитан Холлистер.       Я и не заметила, как подошло время обеда. Сильвия нарисовалась перед моим столом.       — Идём, — предложила она. — Ты будешь есть в столовой, со всеми. Условий получше пока выделить не получится, здесь сейчас полный дурдом. Так что в камеру на ночь возвращаться придётся. Но я раздобуду тебе одеяло. И чуть позже что-нибудь найдем тебе переодеться. Также к вечеру здесь будет врач, и я скажу ему, чтобы осмотрел твоё ранение.       Ох, ты ж чёрт, я и забыла, про кровавые потёки на рукаве. Как бы мне откосить от медосмотра? Не, я, конечно, скажу, что ранение давнее, но мало ли, вдруг кто посообразительнее окажется, не поверит, что я пару-тройку месяцев шмотки не стирала.       Проходя в столовую, я заметила, как во дворе пленные развили бурную деятельность.       — Что там происходит? — я прилипла к ближайшему окну.       — Всё в порядке, — спокойно ответила Сильвия. — Не сидеть же здоровым мужикам без дела в камере. Они приводят в порядок территорию. Требуется очистить бараки, здесь столько ненужного хлама.       Мне чуть не стало плохо от её слов. Под ненужным хламом красотка имела в виду вещи оставшиеся от заключенных. Мне как раз было видно, как мужики разбирали огромную кучу обуви, в то время, как пара заокеанских дебилов фоткались на этом фоне. Ну, правильно, потом и берутся в учебниках фотографии с комментами: «Американские солдаты, освободившие лагерь такой-то, шокированы количеством жертв нацистов».       Тьфу, даже есть расхотелось. Я уселась подальше, вяло ковыряясь в тарелке. Не, вот неохота задерживаться и в этой реальности. Совсем. Третий Рейх я пережила, с коммунизмом пободаться успела. Но с америкосами даже не хочу связываться. Подлые лицемерные твари с двойными стандартами. И ведь по ходу всегда такими были. Я ещё раз бросила взгляд за окно — в принципе раз есть хоть какой-то выход из камеры — это уже хорошо. Надо вечером поговорить с моими героями. Уж они-то здесь знают все вдоль и поперек. И раз мы хоть ненадолго имеем выход на территорию — значит, имеем шанс сбежать.       Боже, какой же кайф — простые человеческие радости! Я с удовольствием зависла в душе: мыло, горячая вода — и снова чувствую себя человеком.       — Не пугайся, это я. — услышала я за спиной голос Сильвии. — Принесла тебе свою запасную форму.       Я завернулась в полотенце и обернулась к ней. Женщина подошла ближе ко мне и нахмурилась, рассматривая плечо.       — Так ранение не свежее? Ничего не понимаю, ты ходила в грязной одежде не один месяц?       — Трудно, знаете ли, поддерживать гигиену в концлагере, — ответила я, быстро натягивая трикотажную хрень, типа майки, но с рукавом. — За шмотки спасибо. Свои постираю и верну вашу форму.       Вернувшись в камеру, я обнаружила, что в нашем оппозиционном полку прибыло. Отряд «Анна и танкисты» встречали нового члена экипажа — веселого Савельича.       — Як узнал, шо вы здесь, товарищ сержант, ещё во дворе уговорил паренька с вашей камеры поменяться местами, — рассказывал Василенок. — А этим идиотам, похоже, без разницы — мы для них все мы на одно лицо.       — Молодец, мехвод, — сдержанно улыбнулась Ярцева. — Ничего, мы ещё придумаем, как надрать им задницу. Надо прорываться и идти нашим на подмогу.       Коля прислушивался к их планам, недоверчиво разглядывая своих друзей и жену. Мне даже стало его жалко, ведь они выглядели такими реальными — тяжело было осознавать, что сейчас для своих близких ты пустое место. Коля снова поперся ближе к ним:       — Степан, ты тоже не помнишь меня? Мы же воевали вместе.       — Та не, товарищ полковник, я с такими важными птицами сроду не общался, — благодушно, но небрежно ответил тот.       — Ивушкин Николай я, — не сдавался упертый Коля. — Я же не всегда полковником был. В сорок первом под Нефедово младший лейтенант принял командование танковым экипажем, не помнишь?       — Слышь, мужик, ты бы молчал, — сурово выдвинулся Савельич. — Погиб наш командир в сорок первом. И он точно был не ты.       Коля сник, повернулся к Ане:       — Аня, ну, вспомни хотя бы ты. Мы же встретились здесь, в лагере. Ты была у немцев переводчицей, и мы бежали…       Неожиданный захват под грудки прервал поток его воспоминаний. Ярцева накрепко вцепилась в его китель, яростно прошипев:       — Я тебя сейчас урою, сволочь! Да чтобы я согласилась когда-нибудь прислуживать этим мудакам! Я войну прошла, в окопах с ребятами наравне сражалась, так что не путай меня с фашистскими подстилками!       — Аня, но… а как же мы… ты же меня любила, — Коля даже не сопротивлялся её хватке, с болью смотря в искаженное злостью лицо, до последнего надеясь, что чего-то не так понял.       — Ну ты, полковничек залетный, — Демьян слез с койки и нехотя двинулся к ним, — Я не знаю, что ты там мелешь, но если ещё раз увижу, что ты возле моей бабы трешься — не посмотрю на твое звание — морду начищу по нашему, по-простому, ты меня понял?       Я решила, что пора заканчивать эту трагедию в лицах, прошмыгнула к ним, хватая Колю под белы рученьки, и примиряюще сказала:       — Стыдно должно быть, товарищи, я же говорила он в плену головой повредился. Лишился человек всего — и боевых товарищей и жены. Война всё отняла, имейте совесть.       — Ладно, мелкая, уводи своего брата или кто он там, — Демьян смерил нас мрачным взглядом. — И следи за ним получше, достал уже.       — Сюда иди, — я потащила несопротивляющегося Колю и без церемоний плюхнула его на койку. — Ты что творишь? Не слушаешь совсем, что я говорю?       — Она теперь с ним, моя Анечка, — он потерянно смотрел куда-то сквозь меня. — Меня словно никогда не существовало для них.       — Ну, это я понимаю, — усмехнулась, — сама раза три с вами всеми заново знакомлюсь, и ничего, кукушечка ещё не уехала.       Потом прикинула, что одно дело — когда тебя не узнают, в принципе левые для тебя люди. А что бы я чувствовала, если моя мама посмотрела на меня, как на чужую, отрицая, что меня знает? А папа заявил бы что у них, вон, есть дочь, и кто я вообще такая? Прежде, чем успела себе напомнить, что Ивушкин старательно бесит меня уже четвёртую реальность подряд, я неловко обняла его. Как друга, конечно же.       — Ладно тебе, Колян. Ещё не всё потеряно. Придумаем, как добраться до лобного места, я тебя придушу по-быстрому, и будете вы еще с Аней вместе.       — А сейчас что, получается, пусть она с Демьяном милуется? — он тоскливо смотрел на меня.       — Ты не понимаешь, как только мы покинем эту реальность, то всё изменится, — я не знала, как еще более понятно объяснить ему. — Вы вернётесь в своё время, и всё пойдёт привычно.       Или нет. Но по-другому точно.       — Заодно ценить её больше будешь, — не удержалась от шпильки я. — а то все вы такие. Что имеете — не храните, всё ищете чего-то другого. А потом локти кусаете.       У меня тоже так, собственно, было. Миролюбивая и спокойная девушка показалась пресной, мальчику захотелось, чтоб страсть палила огненной лавой, чтобы были истерики, бурные примирения, танцы с саблями и усатые джигиты на каждом углу, для накала ревности. Получил всё в полном объеме — и приполз через пару месяцев обратно ко мне. Да только я, как та золотая рыбка, выполняю только три желания. Захотел — познакомились, захотел — начали встречаться, захотел — ну, хорошо, давай расстанемся. А больше меня уже не волновало, кто там чего хочет. Взяла и умотала в Прагу рисовать дипломную работу. Хотя, конечно, какое-то время знатно отстрадала, чего уж.       — Да понимаю я, что по-свински вёл себя с ней, — Коля прилёг, оперевшись на локоть и, похоже, решил выбрать меня на роль исповедника. — Как-то оно всё кажется, что жену уже выбрал. А тут кровь ещё кипит — и поддаешься чужому восхищению собой. И сначала это начиналось как легкие заигрывания, потом как-то всё закрутилось. Никогда не хотел, чтобы она узнала о моих похождениях, но, когда я понял, что Аня знает — увидел, как ей было всё это время больно… Чёрт, я правда собирался завязать. А теперь, оказывается, моя беззаботная уверенность, что жена всегда будет рядом, пошла коту под хвост. Если бы я только мог получить ещё один шанс, я бы ей сказал, что буду любить её всегда и никогда больше не заставлю плакать.       — Ну так, бросай депрессировать и бери штурмом свою судьбу, — мотивировала, как могла, я. — Твое бы упрямство, да в нужное русло. Можешь же, если захочешь. Вон, тогда, в сорок четвертом, чуть ли не на молекулы разнёс здесь всё.       Коля улыбался своей уже канонной улыбкой и, протянув руку, взъерошил мне волосы.       — Кто ты там по легенде, моя сестрёнка?       — Ну да, жена у тебя уже есть, — тоже улыбнулась я. — А кому-то нужно о тебе побеспокоиться.       — Вот о ком беспокоится нужно — это ещё большой вопрос, — Коля снова включил строгого полковника. — Тебя по-хорошему ещё воспитывать и воспитывать. У вас в будущем все девушки такие легкомысленные?       — И похуже есть, поверь, — обиделась я. — И вообще, не такая уж я безголовая. У нас в семье иногда мне приходится воспитывать брата, хоть он и старший.       За нашей милой беседой я и не заметила, что давненько не видно что-то Клауса. А когда Колян полез на верхний ярус дрыхнуть, я осмотрелась и увидела, что Ягер, оказывается, уже нашёл своё койкоместо чуть дальше от нас. Я развернула переданное от Сильвии одеяло, в недоумении размышляя, о причинах подобного суверенитета. То буквально не отходил от меня, а то вон, делает вид, что уже отчалил в царство Морфея. Ну и ладно, закутаюсь в одеяло, оно довольно чистое, наверное, из запасов немцев. Ворочалась я, однако, долго, уснуть не получалось. Всё-таки к хорошему быстро привыкаешь — с Клаусом под боком было как-то уютно и привычно. В эту ночь мне было так холодно, что не грело ни принесенное одеяло, ни самоубеждения — насколько глупо так привязываться к человеку, который неумолимо должен исчезнуть из твоей жизни.