…И всё действительно идёт к чёрту: вся неприглядная действительность вокруг нас. Меня временно не волнуют танковые дивизии, засбоившие порталы, поехавшие от любви предатели. Всё это осталось за кадром. Сейчас всё плывет в горячем мареве, и я машинально отмечаю детали: его пальцы, ласково сплетающие мои, низкий мурлыкающий тембр вырвавшегося стона. И тону в ощущении горячих губ, сминающих мои затяжными, пробирающими до дрожи поцелуями. Сгораю в лихорадочной потребности друг в друге. Клаус, не разрывая поцелуя, мягко тянет меня за собой и опускается на землю. Приходится устроиться на его коленях в весьма откровенной позе. Запоздало чувствую смущение — как там дальше вести амурные игры? Шутка ли, практики не было больше полугода. Однако Клаус неплохо справляется пока и сам. С меня довольно быстро слетела толстовочка, и когда он в очередной раз разорвал поцелуй, настал черед и майки. Прохладный воздух, словно кубики льда, касается разгоряченной кожи, и сейчас это нужная добавка в пьянящий коктейль ощущений. Только сейчас понимаю, что он сам еще полностью одет. Непорядок. Хочу чувствовать его без преград. Клаус не мешает, переводя взгляд на мои пальцы, сражающиеся с пуговицами. Позволяет стянуть китель и сам сбрасывает рубашку одним слитным движением. Слегка отстраняет меня, заглядывая в глаза, чтобы точно убедиться, что точка невозврата достигнута. Я лишь притягиваю его ближе, и ощущаю дорожку поцелуев, опаляющих мою кожу горячим дыханием.
— Что бы ты ни решила, — Клаус оставляет поцелуй в уголке губ, — одна ты, — невесомо целует щеку, — никуда не, — касается губами пульсирующей венки на шее, — пойдёшь, — чуть прикусывает кожу на ключице.- я не отпущу тебя в неизвестность, — шепчет он, обводя языком ямку между ключицами.
— Не хочу ничего решать, — шепчу в его губы, — даже думать не хочу, что могу тебя потерять…
Здесь и сейчас нет места будущему. Нет места прошлому. Все наши невозможные, безнадежные чувства — это настоящее.
И в этом охренительно-кайфовом настоящем его теплые ладони скользят по животу и бокам, проводя по ребрам вверх, вызывая горячую дрожь вдоль позвоночника. Сильные пальцы уверенно сминают бретельки лифчика, тянут вниз мешающую преграду.
— Сними, — он врывается в мой рот глубоким поцелуем.
Послушно завожу руки, пытаясь нащупать треклятую застежку и чувствую, как его пальцы ложатся поверх моих, с легкостью расцепляя её. Он отбрасывает мешающий бюстик, тут же охватывая грудь ладонями и слегка сжимая их. Прикосновения словно пускают по венам ток, и я подаюсь вперёд, пытаясь теснее прижаться к ласкающим ладоням. Не могу сдержать стон, когда его зубы осторожно прикусывают чувствительную кожу.
— Тш-ш, — тихо шепчет он, продолжая гладить, целовать, прикусывать, сжимать.
Чёрт, даже не подозревала раньше, что одними ласками груди можно довести до такого экстаза. Но хорошо должно быть не одной мне, и я легонько толкаю Клауса, опрокидывая на лопатки. Несмело подаюсь к нему, рассыпая быстрые поцелуи по открытой шее, проводя ладонями по твердой груди, ребрам вниз, наслаждаюсь ощущением гладкой, горячей под пальцами кожей. Невольно ерзаю на нём, пытаясь сесть удобнее и чувствую, как вздрагивает его тело. Клаус перехватывает меня за бедра, сильнее вжимая в возбужденную, скрытую пока слоями одежды плоть. Мои руки тянутся к его ремню, который уже явно пора расстегнуть, но Клаус прижимает меня к своей груди, затем мягкий рывок, и небо и трава меняются местами. Ясно, доминировать у меня не получится, ну и ладно. Удачно приземляюсь голой спиной на нашу переплетенную одежду и понимаю, что дальнейшие действия включают полное разоблачение. Моё, по крайней мере.
Смущение возвращается с новой силой, когда я слышу резкий звук молнии на своих джинсах. Одно дело, когда всё это снимаешь в комфортной обстановке, другое — в диких, природных условиях. Тут бы больше романтичное платьице подошло. Но кто ж знал, куда меня занесёт. В следующий раз обязательно перед выходом из дома кину в рюкзак наряд соблазнительницы. Джинсы резко потянули с моих бёдер, и я услышала тихое возмущение:
— Вот как ты их, интересно, носишь? Это же средневековый пояс верности какой-то…
Ну да, согласна. Джинсы-скинни, они такие. Зато маньякам тяжеловато добираться, если что. Клаус почти справился с непослушной одежкой, и тут я мысленно хлопнула себя ладонью по лбу. Берцы, мать их! Заниматься сексом в армейских ботинках — это, по-моему, слишком экстравагантно. А их же расшнуровывать по ощущениям часа три. Не, надо помогать Клаусу, а то ещё передумает любить меня. Я завозилась, стараясь поудобнее извернуться:
— Сейчас…
— Уже, — коротко отчитался Клаус, шустро скидывая мою обувку куда-то в сторону.
Прерывисто выдыхаю, понимая, что мы плавно подходим к главному блюду. Клаус довольно быстро избавляется от оставшейся одежды, и я чувствую, как его ладони уверенно двигаются по моим бёдрам, обхватывают коленки, разводя их мягким движением. Невольно вспоминаю наш первый недосекс, когда он вот примерно так, как делает сейчас, пытался развести меня на инфу. Но нет, сейчас я его не боюсь, сама подаюсь навстречу откровенным ласкам. Его пальцы давят там где надо, задевают все нужные места, так настойчиво, умело, что хочется большего. И большее наступает долгожданной тяжестью разгоряченного тела и мягким толчком внизу живота. Смешанное чувство удовольствия и легкой боли — а вот не надо было забрасывать личную жизнь на полгода! — вызывает тихий стон.
— Алекс-с-с, — синхронно со мной выдыхает Клаус, толкнувшись чуть глубже.
Его поцелуи жгли и без того разгоряченную кожу, но были для меня сейчас воздухом, и я сама ловлю его губы. Я крепче сжимаю его спину, наслаждаясь ощущениями напряженных мышц под моими пальцами. Его руки на моей коже сводят с ума, придавливают ощущениями эйфорического счастья и глухой неизбежности. Внизу живота словно растекается лава — тягучая, обжигающая. Она заставляет меня подаваться навстречу его движениям, раскрываться, позволяя брать так, как ему нравится. Принадлежность ему сейчас ощущается самым правильным, самым нужным. Плечи Клауса под моими пальцами напрягаются, он с хриплым стоном вдвигается особенно сильно, чуть замирает, и я чувствую как копившееся напряжение взрывается множеством оглушающе-сладких вспышек. Клаус перехватывает мой стон, гася его в глубоком поцелуе и лишь крепче стискивает меня, усиливая нашу максимальную близость. Тяжело дыша, он чуть сдвигается, бережно обнимая меня, а я медленно прихожу в себя, рассеянно поглаживая его затылок, шею. Да, как котяру, чешу за ушком, но ему всё нравится, послушно подается под мою руку. С поздняком приходит в голову понимание, к чему может привести сегодняшний секс. Контрацепция? Не, не слышали. Да и просто нечем было воспользоваться в здешних условиях. Как-то не имею привычки таскать с собой мешок презервативов. Ведь случайный секс — совсем не моя тема. И сомневаюсь, что подобные штучки были предметом первой необходимости в сороковые годы. Ладно, буду надеяться на лучшее.
— Александра, я не могу с тобой вот так расстаться, — глухо говорит Клаус, упираясь лбом в мое плечо. — Понимаю, что ты хочешь попасть домой, что все вокруг — вообще фантастика какая-то. Я хочу верить, что где-то есть мир, где нет войны, где я буду тебя помнить, где мы сможем остаться вместе.
Каждое его слово острым ножом взрезает внутри меня хитросплетения мышц и нервов, которые люди возвышенно зовут душой. Прежде чем я успеваю осознать, что за дурь зашла в мою голову, слышу свой ответ:
— Гори оно всё огнем. Прямо сейчас берём танк и уходим к порталу. Давай, вставай, я серьёзно. Пройдём вдвоём, куда-то да переместимся это точно. А там разберемся.
Да, вот так, как русская декабристка — похер куда, главное — с любимым! Меня в принципе устроит любая адекватная реальность, пусть немного измененная — ну, там, передел границ Европы, или вот с удовольствием бы посмотрела мир, где америкосы будут сидеть в жопе мира. Главное, чтобы моя семья была на месте, и он был рядом. И плевать на историю, я его у смерти забрала тогда, и не отдам сейчас. И пусть Ивушкин выкручивается, как хочет, раз такая распездолочь. Хочет играть в героя? Пытаться отбить Аню? Флаг ему в руки и перо в задницу.
— Прыгнем в неизвестность? — слегка улыбнулся Клаус, ласково приподнимая мой подбородок, чтобы видеть глаза. — Я так понял ни в твоём время, ни в моё вернуться не получится.
— Да и похрен, — я потерлась щекой, поддаваясь его руке. — Должна же найтись какая-нибудь приемлемая реальность для нас…
— Вот вы где! — обличающе послышалось где-то над нами. — А что это вы делаете?
Я чуть не заорала от неожиданности и подскочила, увидев Коленьку, не знающего куда девать глаза. Вот говорят же — опасайтесь обиженных семейной жизнью людей, они постараются изгадить личную жизнь всем вокруг.
— Отвернись, — прошипел ему сквозь зубы Клаус. — ты правда не понимать, что мы делать? Так я сейчас объяснять…
Пришлось оперативно одеваться, выискивая нужные вещи в общей куче. Колян хоть и отвернулся, но молчать явно не желал:
— Я правильно понял, вы собираетесь, как крысы сбежать с поля боя, да?
— Да ты просто мегакретин! — не выдержала я. — С чего я должна воевать в какой-то левой реальности, рискуя при этом просрать шанс попасть домой?
— Я устать от война, — жестко ответил ему Клаус. — я навоеваться своё время. К тому же, я ни при какой обстоятельства не быть согласен палить в немецкий танк.
— Вот значит как, — Коля, не выдержав, обернулся, укоряюще глядя на меня. — Тебе не стыдно?
— За что, интересно, мне должно быть стыдно? — я бросила шнуровать ботинок и неверяще смотрела на него. — За то, что я не хочу здесь сложить голову? Или за то, что моя личная жизнь кажется тебе безнравственной?
— Как ты вообще могла с ним связаться? — зло спросил Коля. — Он же чудовище, у него руки по локоть в крови, он сотнями убивал людей…
— А не заигрался ли ты в старшего брата, Коленька? — меня прямо затрясло от злости. — На войне никто не остается чистеньким и невинным, и ты, в том числе…
Нашу жаркую беседу прервал Ягер — я вскрикнула от неожиданности его реакции. В общем, словил наш борец за нравственность не хилый такой удар в челюсть и теперь приходил в себя от мощного приклада об ближайшее дерево. Ягер держал его за горло и яростно шипел в лицо:
— Ублюдок… ты мочь ненавидеть меня сколько хотеть, но ты не иметь право предавать наш общий план спасаться… И ты не сметь мешаться в её жизнь.
— Ягер… мгх… сука… пусти, — Коля сдавленно шипел и пытался дотянуться для ответного удара. Я быстро покончила с берцами и вскочила, бросаясь к ним.
— Клаус, хватит, — в принципе, разок получил по щам Коленька и хорош. Всё-таки не садистка я. — Пойдём, я заберу рюкзак и двинем отсюда. Даже танк забирать не будем, больше мороки будет. Пешком доберемся к порталу.
Клаус приложился кулаком об ствол дерева буквально в сантиметре с Колиным фейсом и тяжело вздохнул, ослабляя хватку:
— Ивущькин, если ты сейчас поднять шум в дивизия, я тебя убивать вот этим руками, ферштейн?
Коля мрачно смотрел мимо него, ища взглядом мои глаза:
— Саш, ты серьёзно? Уйдёшь с ним? Такие, как он, не меняются, разве ты не понимаешь?
— Он изменился, — отрезала я. — это ты по-прежнему ничего не видишь. Потому что в твоей реальности вы слегка перегнули палку с возмездием. А это неправильно.
— По-твоему, таких чудовищ нужно было просто отпустить? Да они же утопили полмира в крови. И Ягер твой тоже. Скажешь, не он пытал тебя в других реальностях?
Нет, смотрю Колька упрямо нарывается на продолжение банкета.
— Да ты достал своей моралью за все реальности так, что уже мне хочется изощренно пытать тебя до полусмерти! — так, надо заканчивать эти бесполезные разговоры и уходить.
— Всё с тобой ясно, — презрительно бросил Коля. — сейчас ты, как и все бабы, думаешь не головой, а другим местом.
Вот же сука, а каким, интересно, местом он думал всё то время, что мы здесь? Ягер снова двинул ему, на этот раз куда-то в нос:
— Тебе сказать заткнуться.
На этот раз Коля ответил, резким ударом сбивая Клауса на землю. Я в панике бросилась к ним, собираясь растащить если надо. Ягер справился с нашим неугомонным, навалился, придавив к земле, и удерживал руки.
— Всё, успокоились, оба! — рявкнула я с перепуга. — Клаус нам действительно надо уходить.
— Я не удивлюсь, если он и убил тебя, — Коля продолжал активно пинаться, пытаясь сбросить с себя Ягера. И какого-то хера я продолжала слушать его колючие, злые слова. — У тебя столько шрамов, один ведь от ножа? Признайся, это любовничек тебя зарезал? Тот, с кем ты сейчас собираешься сбежать?
— Замолчи! — выкрикнула я. — Он меня не убивал!
Против воли возникло воспоминание: одержимый идеей загнать меня Ягер, хирургические ножницы в моих дрожащих руках, тяжесть его тела, случайным движением, сбивающего траекторию движения руки.
Но было поздно — они оба внимательно уставились на меня, походу, считывая смятенное выражение глаз. Клаус медленно отпустил Колины руки, поднялся и словно застыл бесстрастной статуей. Я медленно шагнула к нему:
— Клаус… Не знаю, что ты там сейчас придумываешь, но меня убил не ты. Немцы погнались за нами в эту чёртову крепость, в общем это был, можно сказать, несчастный случай. Да мне в любом случае пришлось бы как-то умереть, чтобы покинуть ту реальность…
— Я видел твои глаза. — тяжело сказал он, с каким-то странным выражением смотря на меня. — Возможно, напрямую я и не ударил тебя ножом, но точно виноват в ранении. И я помню наши первые разговоры, ты сама говорила, что я пытал тебя. Ивушкин прав, я — чудовище. Я позволил себе считать, что можно забыть всё и жить дальше, но как я могу тебя касаться, зная, что когда-то бесчеловечно мучил?
Вот только этого мне не хватало! Меньше всего сейчас мне нужны его угрызения совести. Я вообще вбила себе в голову: то, что происходило в другой реальности — должно оставаться там же. Иначе их всех можно воспринимать, как персонажей с серой моралью.
Я тяжело обвела глазами их обоих и решилась:
— Да если бы я судила каждого из вас всех с такой точки зрения — уже бы веником застрелилась. Василенок был зомбированным солдатом Третьего Рейха и убил тебя, Коленька, причём с особой жестокостью. Ионов уже вторую реальность наркоман и предатель. Ну, ты, Колян, пожалуй, не меняешься — только играют новые грани личности: то моралист, то конченый нытик.
— А как же Аня? — выдохнул он. Ох, как же не хочу я быть мстительной грымзой, но…
— С Тилике спала твоя Аня. Так что видишь? Все в разных временах косячили по-своему.
Я без удовольствия увидела как исказилось лицо Коли, как он с неестественным, на грани истерики смешком, приложился лбом об дерево, заорав:
— Да откуда ты вообще свалилась нам на голову? Я бы лучше ещё сто раз в концлагере очнулся, чем знать то, что ты сейчас мне сказала…
Ну, а что ты хотел, родной? Как царь с нами, так и мы с царем. Видит Бог, я долго терпела все твои выходки и бесконечные нотации. Хотя не спорю, сыграла я грязно. Но сейчас думать об этом не буду, сейчас меня беспокоит реакция Клауса. Я неуверенно подошла ближе к нему, отмечая его какое-то каменное выражение лица. А в глазах — чуть ли не презрение, по ходу направленное на себя же. Ну, Колян, ну, откуда вот ты взялся сейчас, а? Всё же так хорошо шло.
— Клаус, прекрати, — тихо позвала его. — мы не будем обсуждать каким ты был до того, как мы встретились. И тем более каким ты был в другой реальности. Гораздо важнее, что ты смог измениться, а возможно, ты был таким до войны, тут уж не знаю. Но я уверена настоящий ты — это тот, кто сбежал со мной от коммунистов. Тот, кто защищает от опасности даже бывшего врага. Тот, кто сейчас меня целовал.
Он лишь устало ответил:
— Нет, Александра, это не так. Я видел Анну и команду Ивушкина, я верю и тому, что рассказала ты. И я считаю — меняются времена, но не люди. В тех вероятностях — это все были мы. Не другой я или другой Ивушкин — мы, только в совершенно разных обстоятельствах, ведущие себя по-разному. Ты говоришь, я изменился — да, я устал от войны, да, я всегда старался лишь следовать своему долгу. Я не пытал своими руками людей, но спроси меня сколько сел мы сожгли и разрушили, когда я вёл в бой танковую дивизию? Я никогда даже не задумывался, что мы оставляем после себя лишь смерть и горе. Главное было — сломить вашу страну и народ, выигрывать сражения у хитрых иванов. И раз в другой реальности я всё же стал пытать молодую девочку — значит, это темное, мерзкое упивание властью к тому времени меня поглотило. Но это был не другой человек, а я, понимаешь?
Нет, не могу я спокойно слушать, как он строит баррикады между нами. Решительно протягиваю руку, хватая его за рукав:
— Всё сказал? Пойдём забирать вещи. Мы уходим, как и собирались.
И вдруг понимаю, что он мягко перехватывает мои пальцы, отстраняя, и слышу безжизненный голос:
— Я буду защищать тебя, пока ты не окажешься в безопасности, Александра. Но на этом всё. Я не буду портить тебе жизнь, позволив связать её с таким, как я.
Мне хотелось истерически смеяться и биться башкой об дерево, как только что рефлексировал Колян. Нет, это ж надо! Почему его совесть за тёмное прошлое проснулась именно сейчас, в самый-то неподходящий момент? Надо мной, что, проклятие такое — влюбляться в мужиков, которые кидают?
— Где вас носит? — из-за деревьев бодро неслась Ярцева в сопровождении Демьяна. Оглядела нашу поникшую во время драматической сцены троицу, и рявкнула: — Ну, еб вашу мать, чем вы заняты? Американские шерманы уже на подходе сюда. Их засекли в паре километров, через полчаса уже будут здесь.
Коля быстро вскочил, сосредоточенно прикидывая:
— Надо встретить гостей на их же танке, но мне нужно хотя бы ещё два человека.
— Демьян пойдёт наводчиком, — распорядилась Аня, — а мехводом бери уже фрица. Майор никого из своих отдать тебе не сможет. Там нужен каждый человек: и танкисты и артиллерия.
— Не полезу я с ним в один танк, — вызверился Коля, кивая на Ягера.
— А я тем более не идти под твой командование. — огрызнулся тот. — Я быть лучший танковый командир своя дивизия.
— Ага, дважды просрал роту, хорош, ничего не скажешь, — поддел Коля.
— Если ты быть раздолбай дважды, это не значит, что ты быть лучший. — не остался в долгу Клаус. — Иногда надо пользоваться и мозги.
Молодцы, давят друг другу на мозоли знатно.
— Так, потом будете выяснять у кого больше, — Анька сделала красноречивую паузу, — танкового мастерства. Мне насрать, кто из вас лучший танкист, ваша задача — удерживать врага до последнего снаряда, бего-о-о-ом!
— Александра, — в сомнениях застыл Клаус. Тут я его понимала — в танк меня с собой брать опасно, но с другой стороны, а здесь, что, оставаться лучше? Ярцева, блин, огонь-баба, снова цепко схватила меня за руку и кивнула «лучшим друзьям»:
— Чего стоите? Бегом в танк! Я позабочусь о вашем сокровище. В окоп, какой подальше засуну.
Я, не споря, тащилась за ней, пребывая в глубоком ступоре. Досиделись, блять, благодаря Коленьке. Да и ещё недоотношения с Ягером, наверное, безнадежно испорчены. Неужели правда его так совесть замучила? И о чём я сейчас вообще думаю? Тут сейчас такой пиздец начнётся, живой бы остаться. Портал далеко, я больше не бессмертный горец. И ведь танкисты мои тоже могут не выбраться живыми из боя.
***
А вот и первая подлянка — пока наши готовились встретить заокеанских гадов на танках, они позаботились, чтобы зайти малость не с той стороны, где их ожидают. В общем, в нашем полевом штабе царили хаос и смятение. Красноармейцы срочно выстраивали линию обороны, воздух гудел от взрывов и пулеметных очередей. Я вырвала свою руку из пальцев Ани и бросилась в сторону, заприметив мой брошенный рюкзак.
— Да что ж ты будешь делать, совсем дурная, да? — рявкнула Аня. — Нашла время за шмотки беспокоиться.
Резко дернув меня за руку, подтащила к первому же окопу и без всяких колебаний толкнула вниз.
— Сиди и не высовывайся, ясно?
А чего ж неясного? Я и сама особо наверх не хочу. Сжалась в комочек, прислушиваясь к звукам сражения, и гадала, удастся ли нам выбраться отсюда живыми.
Чей-то тихий стон отвлек меня от приступа паники. Я слегка высунулась наружу и увидела раненого мужичка, тихо стонущего от боли. Его нога была просто жутким месивом из осколков кости, разорванных мышц и белеющих сухожилий. Меня сразу замутило, но сделать вид, что я этого не видела и залезть обратно в окоп я уже не могла. Ползком вылезла и подобралась к нему:
— Сейчас…
Дядя оказался неимоверно тяжелым, но я, видимо, на адреналине, рывками волокла его к убежищу, благо, окоп недалеко.
— Вот… уже почти…доползли, — пытаясь отдышаться, подбадривала я. При этом старалась не смотреть на его ужасную рану. Я ведь не рискну даже дотронуться до этой жути. Да и нет у меня ничего: ни клочка бинта, ни каких-либо лекарств. Тяжело толкнула раненого вниз, благо, он был в сознании и хоть как-то руками смог смягчить спуск.
— Я… не знаю… смогу ли сейчас найти вам врача, — неуверенно пробормотала я, но мужчина, кривясь от боли, помотал головой:
— Дочка, не до доктора сейчас… я патроны для пулеметов должен был ребятам донести… придётся тебе, иначе совсем худо нам придётся…
Вот же хрень! И как я сейчас откажусь? Больше нельзя было прикрыться, что эта война меня не касается — вон, подошла по самое некуда. И, между прочим, моя жизнь сейчас действительно зависит от того, кто выиграет этот бой.
— Давайте патроны, — обречённо вздохнула я.
Из окопа я вылезла, как моджахед, обвешанная пулеметными лентами, которые вообще-то ещё и тяжёлые. Пригляделась куда мне бежать — картина не радовала: темно, повсюду клубы дыма. Я прикинула, что мой путь скорее всего должен идти в ту сторону, откуда сейчас доносится оглушительный гвалт криков и стрельбы. В воздухе волнами плыл удушающий запах раскаленного металла и гари. Мне сейчас до одури страшно даже шаг сделать. Это была не моя война, да, но я теперь знала, что помогало нам выигрывать. Патриотизм — это ведь не толкать высокопарные речевки о любви к Родине и не бесстрашно идти на амбразуру. Это — понимание, что ты не можешь поступить по-другому. Я уверена, что многие солдаты, как и я, охотно бы никуда не ввязывались, так же боялись первого, а может, и не только, боя. Но наступает момент, когда больше не можешь избегать действительности. Либо страх поглотит тебя, и ты сгинешь под обстрелом, либо попытаешься хоть что-то сделать. Я, сдавленно матерясь, чуть ли не закрывая глаза и уши, на ватных ногах бежала к нашим солдатам. Добравшись до ближайшего пулемета, уже немного пришла в себя и проблеяла:
— Патроны нужны?
В общем, авантюра, повторенная дважды, а затем трижды теряет остроту ощущений это точно. Не знаю как уж я подписалась на это, но уже четвёртый раз прибегаю к парням, подавая патроны. Даже втянулась, всё-таки правнучка я красноармейца или кто? Анька пару раз натыкалась на меня, но только рукой махнула — не до меня сейчас. Я даже не задумывалась, сколько сможет продлиться моё геройство, как-то времени не было. Но когда находишься в эпицентре боевых действий никогда не стоит забывать, что в любой момент будешь убит.
Всё, что я запомнила — это оглушающий свист гранаты или снаряда, успела только с визгом пригнуться, чувствуя, как мощная волна жара бьет в спину, и меня словно несёт по воздуху. В момент приземления вяло успела подумать, что всё, костлявая решила больше не играть со мной в игры, а забрать совсем.
***
Надо же, я вроде пока ещё жива. И даже видимо не ранена, поскольку, кроме головы особо ничего больше не болело. Ну что тут скажешь — чудеса живучести и патологического везения. Было всё ещё темно, значит, ночь не кончилась. А вообще где я? Рывком приподнялась, оглядываясь — вроде как окоп.
— Лежи, дура беспокойная, — Анькина твёрдая рука снова вернула меня в горизонтальное положение. — Что ж ты по сторонам не смотрела? И вообще чего наверх поперлась?
— Глаз на затылке у меня пока нет. — обиженно ответила я. — И желания лезть под пули тоже не было. Так уж пришлось.
— Ну, с боевым крещением тебя, подруга, — в кои-веки добродушно сказала Аня.
— Как я здесь оказалась? — простонала я, мечтая о глотке воды.
— Фриц твой вытащил, — нехотя ответила Аня, — я тебя заметила, да только ничем бы уже не помогла.
Я заметила, что она как-то слишком тяжело дышит, да и сидит в неестественной позе.
— Тебя тоже зацепило? — страшная догадка обожгла меня.
— Тоже, — скривилась от боли она. — а что ты хотела? Война есть война.
Я вспомнила, что где-то в рюкзаке должна болтаться фляжка с водой, прихваченная днём, и торопливо сбросила лямки.
— Так ты видела Клауса? — опасаясь услышать дурные новости, всё же спросила я. — А Колю?
— Американцы подбили их танк, — Аня взяла протянутую фляжку и жадно сделала несколько глотков, — они все вернулись сюда, продолжают сражаться… Так что тебе повезло, что Клаус твой оказался рядом. Под пули, идиот, полез, вытащил нас с тобой…
— Почему же сразу идиот? — возразила я. — скорее герой.
— Потому, что бесполезно уже, — Аня с убийственно-обреченным спокойствием говорила о поражении. — мы проигрываем, эти твари окружили со всех сторон, и их больше. Так что, скоро…
Она закашлялась, и я заметила струйку крови, стекающую по её губам.
— Аня, — быстро сместилась, лихорадочно соображая, чем можно ей помочь. — Куда тебя ранило?
— В спину попали, — скривилась она, — с таким ранением можно и два, и три часа прожить, но здесь нет ни одного врача, так что…
Мои глаза обожгли злые слезы, ведь всё могло быть по-другому, если бы кое-кто не был таким идиотом!
Наше безысходное молчание прервал шум наверху: я зажмурилась от резкого света фонарика, бившего прямо в глаза.
— Нашёл, тут есть живые, — услышала я английскую речь. Вот суки, они что, добивать выживших собрались? Надо было дохлым хомячком прикидываться, да кто ж знал. Сопротивляться было бесполезно — нас бесцеремонно вытащили наверх. Единственное, на что меня хватило — это всё же воззвать хотя бы искре сочувствия:
— Поосторожнее, она тяжело ранена. Вы что, совсем звери?
— Она угробила десять человек из нашей части, — солдат со злостью толкнул вперед Аню. — вы, русские твари, не понимаете по-хорошему.
Нас приволокли в общую кучу к остальным, кому повело выжить в этом бою. Или нет, это как посмотреть. Десять человек из тридцати осталось, зато мои танкисты живы и даже вроде бы невредимы. Демьян, не обращая внимания на тычок от солдата, бросился к Ане, притягивая её к себе. А мне даже гадать не пришлось, подойдёт ли ко мне Клаус — майор Эванс сам отделил нашу троицу от остальных. И теперь мы стояли в знакомом окружении: суровый майор, капитан Холлистер и красотка Сильвия. А ещё к нам с довольными мордами движутся китайчики.
— Ну что, отбегались? — насмешливо спросила Сильвия.
Я молча смотрела на этих карателей и впервые не находила красноречия как-то выкрутиться. Клаус чуть склонился ко мне:
— Соври им. Что угодно придумай. Надо потянуть время, чтобы нас не отдали китайцам, понимаешь?
— Оказывается, ты ещё смела нас обманывать. — майор Эванс заговорил с таким праведным гневом, словно не ожидал, что завербованный из врагов переводчик может подложить им такую свинью. Всегда считала американцев слегка тупыми. — Ты думала твой обман никогда не раскроют?
— Вообще-то, нет. — пожала я плечами. — Рассчитывала к тому времени благополучно сбежать. А вот чем вы думали, когда решили, что мне можно доверить переводы?
Клаус стиснул мои пальцы:
— Ты что творишь? Не провоцируй его.
Не знаю даже почему, но мысль о том, чтобы сейчас юлить и заговаривать зубы этим двуличным сукам, лезущим в чужую войну, вызывала чувство гадливости. Но, увы, Клаус прав, нас всех может спасти только отсроченный приговор.
— Что ж, это больше неважно. — он жёстко смотрел мне в глаза. — Вы сейчас отправитесь в Китай.
— Быстро вы прогнулись под этих желторожих. — вызывающе усмехнулась я. — Неужели неинтересно узнать, где таинственный портал?
— Я так понял, ты особо и пользоваться им не умеешь. — недоверчиво сощурился майор. — Так для чего нам столь сложный объект?
— Ну, как для чего? Можно же изменить что угодно: прошлое, будущее. Много чего можно. И с чего вы взяли, что я не умею пользоваться порталом?
Я уже видела знакомый жадный блеск глаз в глазах Эванса и торопливо добавила:
— Шлите нахер китайцев и сохраните жизнь этим людям. Разве гуманно добивать раненых? Вы же считаете себя справедливой нацией. Отпустите их, и мы прогуляемся к заветному объекту. Вы сами увидите, на что способна эта хрень. Возможно вам даже удастся без лишних потерь утвердить мировое господство.
Дай Бог, изобразить хоть какую-то правдоподобную эмоцию, ибо на языке у меня крутились совершенно другие слова. Рука Клауса поддержкой легла на моё предплечье, как бы говоря, что я на правильном пути. В принципе, даже если и придётся действительно вести их к порталу, главное — быстро ускользнуть самим. Я уже давно догадывалась, почему никто не ломанулся за мной следом — ведь когда я исчезала из очередной реальности, всегда рядом находились другие люди. И что, никто не рискнул выяснить куда я подевалась? Получается с моим исчезновением исчезало и время где я находилась, и искать меня было уже просто некому. Так что, да, можно и рискнуть сейчас безбожно врать американцам.
Сильвия, глазами прожигающая во мне дыру, быстро подошла к майору и что-то прошептала ему на ухо. Тот, подумав, кивнул ей, и она отдала приказ солдатам:
— Расстреляйте русских ублюдков. Всех, кроме этих троих.
Сууука, как же хотелось въебать по этой злорадной роже, кто бы знал! Я зажмурилась, слушая безжалостную автоматную очередь, а когда открыла глаза, всё было кончено. Не сдававшиеся до последнего красноармейцы лежали в неестественных позах, словно изломанные манекены. Я сдавленно всхлипнула, увидев Аню и Демьяна, застывших в последнем объятии. Скосила глаза на Колю — тот тихо давился приглушенным криком, тоже не в силах отвести глаза от лежащих тел. В глазах Клауса читалась отчаянная ярость загнанного в капкан зверя.
— Ты что-то хотела нам сказать, дорогая? — невинно промурлыкала Сильвия, подходя ближе к нам. — Давай, попробуй спасти свою жалкую жизнь, маленькая шлюха.
— Не поддавайтесь на её лживые речи. — выдвинулся к нам майор Ли. — Она сейчас, чтобы спасти свою жизнь, много чего вам понарасскажет. Если прохлопаете ушами, и они улизнут в портал, вы уже ничего не будете помнить. Потому что будет абсолютно другая реальность.
— Но вы говорили, Лама знает как управлять этой штукой? — резонно удивился Эванс.
— Знает и тщательно хранит секрет… — с досадой ответил Ли. — Ничего, я еще доберусь до старого упрямца, и ему придётся заговорить. А сейчас давайте действовать, как и договорились. Помните, что, не умея управлять временем, вы можете попасть в ещё более неудачную вероятность.
Майор Эванс, подумав, кивнул:
— Я сам полечу с вами и проверю, что они действительно мертвы.
— Как хотите, — пожал плечами Ли.
Сильвия сняла с пояса наручники и теперь по очереди обходила нас. Коля на автопилоте дернулся, но получил пинок от стоявшего рядом солдата. Замыкая на моих руках наручники, эта стерва постаралась затянуть их как можно туже. Она остановилась напротив Клауса, и тот подчёркнуто небрежно протянул ей руки, словно не давая повода лишний раз касаться его.
— Вы сделали неверный выбор, полковник, — насмешливо выдала она, защелкивая наручники на его запястьях.
Клаус ответил ей такой улыбкой, что меня аж в дрожь бросило. Не дай Бог, когда-нибудь увидеть столько обращённого к себе издевательского презрения, как к женщине. Что читалось примерно так: даже если бы ты была последняя баба на этой планете, и я бы нажрался виагры, так вот даже и тогда, я бы на тебя не полез. У-у-ух, как её проняло, аж отшатнулась. Молодец. Выебнулся.
— Сделайте так, чтобы перед смертью они страдали как можно дольше. — сквозь зубы прошипела эта гадюка майору Ли. — Особенно она.
А ещё говорят, что у женщин мягкое и нежное сердце.
Отчаянно хочется мысленно нарисовать направление стрелочек в плане эвакуации отсюда. Но не в этот раз. Нас затолкали в военный грузовик, куда уселся и китайский майор, видимо, чтобы пересечь любую попытку рыпнуться. Вэй и майор Эванс прошли в кабину. Я оказалась рядом с Клаусом, но только сейчас он меня не сможет обнять. И любые слова утешения в подобной ситуации будут звучать жалко и не к месту. Ждать смерти, причём с большой долей вероятности мучительной смерти — это запредельно страшно.
— Все, похоже не выкрутиться нам из этой западни, — обречённо пробормотал Коля.
— Да ты прямо Капитан Очевидность, — прокомментировала я.
— Не нужна мне такая жизнь, — он упёрся лбом в колени, — я потерял всё: Аню, своих друзей…
— Ещё сказать теперь, что ты не быть знать, почему это случиться. — прошипел со злостью Клаус. — Идиот, ты её убить всё равно что свой руками.
Коля даже не повернулся в его сторону, окончательно поникнув. А я хотела немного посидеть в тишине и привести в порядок мысли и чувства. Всё-таки не каждый день выпадает возможность подготовиться к своей смерти.
— Не ссорьтесь, — спокойно обвела глазами этих вечных соперников. — сейчас уже всё это не важно. Я думаю, стоит просто подумать в последние часы обо всех, кого мы покинем, вспомнить моменты, которые делали жизнь яркой.
Я села, как и Колян, спрятав лицо в коленях, и плотно зажмурила глаза. Словно в быстрой перемотке водоворотом закружились картинки: мама, привычно обнимавшая меня в детстве; смех вечно надо мной подшучивающего брата; весёлые девичники с подружками — мороженое, попкорн и чернушные комедии; задушевные разговоры с отцом, способным разложить по полочкам любую мою проблему; моя первая любовь, кажущаяся сейчас такой смешной и детской. Все по-настоящему яркие и живые чувства я узнала здесь, в этой чужой и неправильной реальности.
Я судорожно вдохнула воздух — всего через несколько часов я просто исчезну из всех временных вероятностей. До меня только дошло, что родители не будут лить за мной дома горькие слезы — они даже знать не будут, что у них была когда-то дочь. Чёрт, если останется этот сорок пятый год, то их и самих может не быть.
— Что ты сидеть как пень, Ивущькин? — услышала я над ухом убийственно-уверенный голос Клауса. — Ладно Александра бояться и ждать смерть. Но ты вроде не быть девушка.
— Ты считаешь можно выбраться из этой херни? — огрызнулся Коля.
— Здесь сейчас сидеть всего один китаец. — тихо чеканил отрывистые фразы Клаус. — Нас с тобой быть больше. Мы мочь пробовать нападать. Хотя бы добираться к его пистолет.
— Ты смеешься? — фыркнул Коля. — Скованными руками особо не помашешь. А если не получится?
— То быть что? — насмешливая ирония читалась в его голосе. — Что они нам сделать за попытку сопротивляться? Убить? Это они и так собираться делать. Так что вытирать сопли, Ивущькин, и готовиться поймать момент.
Я заинтересованно прислушивалась к их разговору, опасаясь пока строить какие-либо прогнозы. Однако в одном Клаус прав — терять нам точно уже нечего.
Майор Ли тоже заинтересованно смотрел на приободрившихся смертников и гаркнул на нас:
— А ну, заткнулись! Молчать и не шевелиться, если не хотите, чтобы я по-другому вас успокоил!
Вот же мразь кровожадная, на пыточные иглы, что ли, намекает? Я резко передумала умирать, напряжённое ожидание хоть какого-то движения расползалось по телу болезненными мурашками. Машина как-то немного резко остановилась, и Ли прошёл к выходу, откидывая брезент в сторону.
— Ну что, попаданцы, вот мы и приехали.
