Die Geschichte kennt kein Wort "wenn"

      Сворачивая испорченный чертёж, мне с трудом удавалось сохранять невозмутимое лицо. Я -то хорошо понимала, кого следует благодарить за эту подставу. Глядя на торжествующую усатую вражину, понимала, что доказать ничего не смогу, так что придётся молчать и провести пару ночей в дед-лайне. Единственное, что пока неясно — как подстраховаться, чтобы исключить такое вот дерьмо в дальнейшем. Может, вообще забить и тянуть резину, мол, работаю, как могу? Ну не отправит же меня за задержку проекта Клаус на расстрел? А вот тут, кстати, и не знаю. Если сильно разозлится, учитывая, что я-то уже уверяла, что «усё готово, шеф», может и перекрыть мне кислород. Например, вышлет из лагеря в два счёта, да так, что я и сбежать не успею. Не, порадую любимого новой игрушкой, сдам ему проект через пару дней, как и обещала. Обидно, конечно, за испорченный труд, но это в общем-то мелочи, которые скоро останутся для меня в прошлом. Так-то оно даже лучше, что буду по уши занята работой. Всё равно последнее время я толком и не спала. Постоянно просыпалась от навязчивого сна: роняя каменную крошку разбитой ограды моста, с него медленно падает вниз немецкая пантера. И Клаус, распростертый на железной поверхности, смеющийся горько-презрительным смехом. Его взгляд заставлял сжиматься все струны в моей душе. Чувство безысходной непоправимости заставляло меня вновь и вновь просыпаться от душащих рыданий.       Оторвавшись от бумаг, я перевела взгляд на его стол. Снова обнимая его глазами, впитывая эту эфемерную близость. Сидит, в сотый раз мусоля давно изученную карту, пытаясь найти удачный ход в уже проигранной войне. И, кстати, не видит, как Ярцева незаметно подкинула ключик от ящика в его столе. У меня упало сердце: значит, она уже отдала слепок ребятам, и финал близится. Я до боли вонзила в ладони ногти, чувствуя очередной приступ отчаяния — время стремительно, словно песок в часах, утекало сквозь пальцы. И всё, что я могу — это, как распоследний мазохист, часами пялиться на Клауса, не в силах ничего изменить. Мне бы радоваться, что скоро всё закончится. Угу, конечно, радуюсь. Я вернусь, как и хотела когда-то, в свою жизнь. Но Клаус никогда не станет её частью.       Мой сплин прервал Тилике. Заинтересованно заглянув в корзинку для мусора, заметил скомканный чертёж и вопросительно мне кивнул. Я картинно развела руками, мол, всё бывает, вот такой я рукожоп. Он не поленился вытащить его и аккуратно развернул, непонимающе сведя брови. Я ответила на это очередной гримаской — да, вот такая жопа, что поделать, жизнь — боль.       До вечера я больше не отвлекалась, с головой уйдя в работу. Потянувшись, увидела, что в штабе тихо, один Тилике ещё сидит. Я не пошла на ужин, всё равно есть не хотелось. Да и боялась, если честно, бросать новый чертёж. Хотя понимала, как это глупо — я же не смогу сторожить его круглосуточно. Тилике тем временем вылез из-за кипы бумаг и решительно направился в мою сторону. Неужто помочь чем решил? Точно, вон протягивает мне ключ, кивая на ящик стола. «Ах ты, рыцарь мой, » — растрогалась я, чувствуя, как щелкает мимиметр внутри. Решив, что дружеское объятие будет всё же вольностью, я благодарно разулыбалась. «Ну, усатый мудила, больше ты мне не нагадишь в тапки, » — думала я, сжимая ключик.       Тилике вернулся после ужина, и мы работали в мирной тишине. Периодически отрывая глаза от чертежа, я сталкивалась с ним глазами. Интересно, как же он догадался, что меня подставили? Собираясь, видимо, уходить, он вопросительно кивнул мне, мол, я собираюсь заканчивать работу или как. Я пантомимой красноречиво изобразила опасения, что кое-кто меня придушит, если завтра не будет готового чертежа.       Я уж решила, что сижу в гордом одиночестве и очень удивилась, учуяв кофейный аромат, поплывший по комнате. М-м-м, сто лет уже не пила свой любимый допинг, уже даже перестала и мечтать о нём. Чья-то тень легла на мой стол, я вскинула глаза, удивлённо увидев, как наш скромник куда-то настойчиво меня приглашает. Оказывается мой герой сварил кофе и теперь на его столе стояли дымящиеся чашечки, в вазочке лежали печеньки. Ох, Тилике, как это вовремя, не будь моё сердце безнадежно занято, я бы точно растаяла. Самое забавное, что, пока я наслаждалась любимым напитком, похрустывая печенюшками, он по-немецки что-то даже говорил. Судя по интонации я догадывалась, что меня уговаривают отбросить чернуху и думать о прекрасном.       — Александра, ты уверена, что сдашь мне проект завтра, как и уверяла? — чёрт, когда ж это Ягер опять успел подкрасться со спины, а?       Я прикинула свои шансы закончить чертёж: даже если ближайшие сутки вообще не буду спать, однозначно не успею.       — Возникла необходимость в небольшой коррекции, два дня, и вы получите смету и чертежи, — я смотрела на него самым честным взглядом, какой был в моём арсенале.       — Я же просил серьёзно отнестись к этой работе, — в голосе Клауса разливались тяжелые ноты гнева. — Но, распивая чаи на рабочем месте, ты испортишь ещё не один чертёж.       — Что? — я возмущённо вскочила. Когда он успел порыться в мусоре?       — То, что раз ты не ценишь хорошего отношения, мне придётся напомнить, что ты по-прежнему находишься здесь в незавидном положении, как незаконно проникшая эмигрантка, — он с властной холодностью небрежно напомнил моё положение здесь, буквально размазывая взглядом по стенке. — Если я не получу проект цеха перед отъездом, я не буду возиться с тобой. Оставлю здесь и пройдут месяцы, прежде чем следуя бюрократической волоките, тебя наконец отправят из страны. — Клаус смотрел на меня, словно любуясь эффектом от своих слов. — А, да, и, конечно, ещё допросят ни один раз. Вдруг я что-то упустил. Обычно этим у нас занимается штурмбаннфюрер Фульман.       Он что, угрожает мне? Я застыла в полном шоке, не ожидая такого расклада. Нет, надо срочно заняться поддельным пропуском и быстрее валить.       Чего я не ожидала ещё, так это того, что Тилике начнёт огрызаться на оборзевшего штандартенфюрера. Он, конечно, не понимал разговора, но тут только слепой и глухой бы не догадался, что Ягер меня нагибает. Тихий канцелярский мышь куда-то резко исчез, Тилике напряжённо выпрямился и обрушил на голову коллеге возмущённую тираду. Короче, как мальчишка, повёлся на провокацию Ягера. Тот, пользуясь превосходством своего положения, короткими рублеными фразами нещадно укатывал беднягу. Ну вот, блин, называется собиралась прожить пару недель, ни во что не влезая. Ага, это с моей-то удачей. Тилике однако гнев Ягера не помешал держать оборону, он уверенно что-то вещал. Причем Клаус уже слушал его более спокойно. Чёрт, ещё бы понимать о чём сейчас идёт речь. Похоже, плохи дела: Клаус ледяным тоном сказал, как отрезал, нечто похожее на приказ убираться отсюда вон. Тилике с сомнением посмотрел на меня, явно не желая бросать на милость штандартенфюрера, и тот чуть ли не рыкнул на него, повторяя сказанное. Уж не знаю, что он действительно ему сказал, но Тилике действительно вышел из кабинета в полном раздрае. Н-да, с таким начальством хлопцу бы «Новопассит» прописать три раза в день. Клаус повернулся ко мне, оценивающе приглядываясь к моей довольно спокойной физиономии — действительно, чего это я от обрисовавшихся перспектив ещё не рву на себе панически волосы? А чего мне бояться, даже если он собирается бросить меня здесь, сбежать я всё равно успе… должна успеть.       — Тилике уверяет меня, что ты не виновата, что пострадали чертежи. Это правда?       — А сами как считаете? — я не удержалась от усмешки. - Вы серьезно думаете, что я бы стала пить кофе, рискуя похерить свою работу, от которой зависит мое положение здесь?       — У тебя есть мысли, кто мог это сделать? — требовательно спросил Клаус. Мысли-то есть, да толку с них нет. Я понимала, что бесполезно обвинять усатого гада. Учитывая, что он здорово может ещё больше осложнить мою и так непростую жизнь здесь.       — Не знаю, может, действительно кто-то сделал это случайно, — мрачно ответила я, — а если нет — это глупо, учитывая, что чертёж нужен в первую очередь вам, а не мне.       Клаус помолчал, что-то обдумывая, наконец, сказал:       — Ты можешь идти, Александра. Нечего сидеть тут одной.       Бредя по коридору в свою комнату в растрепанных чувствах, я пыталась скорректировать свои действия на ближайшее время. И тут меня осенило: на хрена в принципе Ягеру понадобился чертёж цеха? Нет, понятное дело, он мечтает заработать лайков, предложив Гиммлеру удачный проект. Но в фильме же и, соответственно, в истории такого не было. Вдруг всё и дальше развернётся не по сценарию? Может, вообще тэшка наша окажется в убитом состоянии и испытаний на полигоне не будет. Ведь в прошлый раз я чертила им какие-то детали. «Ну да, вот как-то ж они изначально без тебя здесь обошлись?» — ехидно вылез внутренний голос. Так-то оно так, но, а вдруг всё же сейчас всё пойдёт малость по-другому? Похоже, нормальные мысли у меня в головушке закончились, остались самые бредовые. В общем, я решила, что смыться с фальшивым пропуском всегда успею, а пока всё же понаблюдаю за событиями до самого последнего дня. Во мне замаячила слабая надежда на ошибку Ламы, а то что-то быстро я сдалась.       А через день с замершим сердцем наблюдала в окно, как немцы собрались перед ангаром и наблюдали тест-драйв тридцать четверочки. Убедилась, что ребята прокачали танк по максимуму — безбашенный Ивушкин вместо того, чтобы подсунуть обманку, мол, танк еле ползает и сыграть на этом, демонстрировал охиревшим немцам всю боевую мощь. Ещё и небось вылез из люка со своим любимым выражением: " — Ну что, суки, не ожидали?»       Я практически не видела в тот день ни Клауса, ни Тилике, а Фульман сидел, по странности не обращая больше на меня никакого внимания. Добросовестно, не поднимая головы, корпела над чертежом, стараясь не думать о том, что развязка уже на пороге. Как я умудрилась задрыхнуть прямо за рабочим столом, до сих пор не понимаю. Видимо, сказывались полубессонные ночи. Проснулась я, почувствовав, как затекла шея от неудобного положения. Сонно потянувшись, разлепила глаза, гадая который сейчас час. Оказалось, за окном глубокая ночь, и я в кабинете не одна. За столом напротив небрежно вытянулся на стуле, Клаус и изучающе на меня смотрел. Я выпрямилась, приглаживая рукой растрепанные волосы:       — Простите, не знаю, как так вышло.       — Не извиняйся, мне нравится, что ты серьёзно отнеслась к моей просьбе закончить быстрее проект, — слегка улыбнулся он.       Я только сейчас заметила, что перед ним стоит бутылка коньяка и наполовину наполненный бокал. Что, неужто совсем дела плохи? Интересно, а мне предложит?       — Полагаю, английские леди не пьют коньяк, — что ж, Клаус, удивил. Помнится, в прошлый раз кто-то активно пытался меня споить в надежде разжиться ценной инфой. — Ты можешь заварить себе чай.       Ох, Клаус, леди-то не пьют, а вот я бы сейчас не отказалась от глоточка, нервишки успокоить. Но чай, так чай. Я потянулась, разминая уставшие плечи и прошла к маленькому столику, где стояла небольшая спиртовка, чайник и прочая утварь. Разжившись чашечкой горячего чая, я слегка замялась: тащить его за свой стол? Ну его на фиг, там же чертёж. Плюхаться за чужой стол как-то некомильфо — всё же мы не в офисе, а в концлагере. Неожиданно Клаус решил мою проблему, кивая на стул возле своего стола:       — Присаживайся, я не кусаюсь.       Вообще-то кусаешься, дорогой, и довольно ощутимо. Какое-то время мы вполне уютно молчали, я даже слегка расслабилась. И тут Клаус задумчиво поинтересовался: — Знаешь, Александра, интересно получается. Ты утверждала, что получала письма брата отсюда. Я проверил архив, к нам никогда не попадал Джон Рид.       Серьёзно? Так и знала, что у него есть ещё какие-нибудь фокусы в загашнике. Что ж ты, любимый, мою нервную систему совсем не жалеешь?       — Ну я-то сама переписку не вела, — беспечно выдала моментально явившийся ответ. — Мама говорила, Джон попал в лагерь где-то в Тюрингии.       — Хочешь сказать, ты ехала наугад? — недоверчиво поднял брови Клаус. — Или по очереди бы обошла все лагеря, м?       — Мне сказали, что военнопленных больше всего в этом лагере. — стояла я на своём. — И вообще это все довольно тяжело - сориентироваться в чужой стране без знаний языка. Может, я что-то и перепутала.       — Что ж, я отправил запросы в два лагеря, где ещё содержаться военнопленные, — доверительно поведал Клаус, и до меня с небольшим опозданием дошло, что я должна, вроде как, поблагодарить его за помощь. А то выпаду из своей роли.       — Вы столько для меня делаете, герр Ягер, я очень вам благодарна, — рассыпалась в комплиментах, про себя думая, что герр Ягер в первую очередь преследует свои интересы и проявляет присущую ему бдительность. Он улыбнулся хитрющей улыбкой, словно подтверждая мои мысли и без перехода сменил тему.       — Я видел, как ты рисовала Тилике, у тебя действительно талант. А что скажешь об этом? — Клаус медленно раскрыл книгу на столе и вытащил оттуда сложенный вдвое и уже довольно потрёпанный свой портрет. Твою ж, мутер! Это вообще как? Он что, таки спер его у меня, тогда, в горах? Похер-фейс сохранить не удалось, поэтому я постаралась перевести своё, мягко говоря, удивление в безопасное русло:       — А что я должна сказать?       — Мне показалось, оба портрета нарисованы одной рукой, разве нет? — коварно улыбался Клаус, игриво приподняв брови.       — Ну, ваш портретик точно нарисован не моей, — нагло улыбнулась я. — Согласитесь, иная версия выглядит абсурдно.       — Но, признай, рисунки схожи по стилю, — настаивал он.       — Не думаю, — пожала я плечиком, — все карандашные наброски в чем-то похожи. А откуда такие вопросы? Уж вы-то должны знать, кто вас нарисовал.       Ну потроллю тебя немножко, заслужил.       Клаус как-то нахмурился и не стал мне отвечать, повисло уже далеко не уютное молчание. Наконец, нехотя, он сказал:       — Это какая-то чертовщина, но я не помню откуда взялся этот портрет.       — Зачем тогда храните? — осторожно спросила я.       — Мне нравится, как я получился на рисунке, пусть и с этой жуткой бородой, — как-то грустно улыбнулся он. — И я намерен вспомнить то, что с ним связано. Мне очень не нравится, когда что-то выходит из-под контроля. Обычно у меня прекрасная память на лица, события.       Я молча слушала, пытаясь уловить куда он клонит.       — И с тобой, Александра, связана ещё одна загадка для меня. Мы никогда не встречались, но я словно откуда-то тебя знаю.       — Идет не первый год война, — тихо ответила я, понимая что эти отголоски памяти не восстановят отношения между нами, а лишь больше запутают всё. — Вы видели за это время сотни лиц. Возможно, я просто кого-то вам напоминаю.       Он медленно покачал головой, усмехнувшись:       — С тех пор, как ты здесь появилась, я вижу сны. Мне снится, что я убиваю тебя, — моё сердце сделало кульбит, пустив пульсировать кровь беспорядочными толчками. — Ещё чаще — что целую.       Волна смешанной с радостью боли поднялась внутри, сминая душу. Он меня действительно любил, раз помнит такие вещи. Но только сейчас это бесполезно — даже если я выложу карты на стол, он мне не поверит. Сейчас передо мной расчётливый прагматик Ягер.       — Это просто сны, — прошептала я, боясь не удержаться от ненужных признаний.       — Возможно, — Ягер вдумчиво смотрел на меня, гипнотизируя взглядом. Я в свою очередь завороженно смотрела в голубые глаза, не в силах прервать этот зрительный контакт. — уже поздно, пойдём, я провожу. Всё же ты не можешь работать совсем без отдыха.       На контрасте света в штабе и полутемного коридора я споткнулась на пороге и чуть не растянулась, если бы не безупречная реакция Клауса. Я вздрогнула, почувствовав его уверенную ладонь, обхватившую талию. После возвращения в изначальную реальность это был второй раз, когда он меня коснулся. Как же я соскучилась по его рукам, которые так часто прикасались ко мне успокаивающим объятием, которые искусно разжигали сладкий пожар страсти, которые крепко держали, не желая отпускать в ту ночь перед ритуалом. Я слегка вздохнула, стараясь держать эмоции под контролем. Ну не вешаться же на шею штандартенфюреру малознакомой девице?       — Что за реакция, Александра? — насмешливо спросил он. — Не сказал бы, что ты шарахаешься от всех мужчин подряд. Я настолько страшен?       Ну всё. Не знаю уж, что у него в голове: фантомная ревность к Тилике или желание потроллить, но меня снова обожгло обидой.       — Ну что вы, штандартенфюрер, наоборот, — с вызовом ответила, глядя в насмешливые глаза, — вы на меня так действуете, что земля из-под ног уходит.       — Должен тебя разочаровать, милая, — фирменная усмешка скользнула по губам Клауса, — но малолетние, бестолковые девицы меня никогда не привлекали.       — Взрослые мужчины с гипертрофированной властностью тоже не мой типаж, — отпарировала я, — так что я уверена, никто никому сердце не разобьёт.       Мы дошли до моей временной комнаты, и Клаус задержался, наклонившись ко мне, почти касаясь губами уха:       — Знаешь, я уверен, что обязательно выясню, почему мне снятся эти сны.       Ошарашенная я следила, как он удаляется по коридору. Нет, Клаус, не выяснишь. Не сомневаюсь в твоих способностях, но, увы, на это уже не осталось времени. Завтра по идее начнутся испытания на полигоне.       Утром я по привычке обменялась приветственными улыбками с Аней и собиралась идти в штаб. Кое-как позавтракав, прошла на рабочее место. Убедилась, что работа в штабе идет в обычном режиме. Но по идее все же должны сейчас следить за танковыми учениями. Мысли тревожно терзали, заставляя нервы покалывать иголочками под кожей. Хоть убей, я не могла сейчас вспомнить через сколько дней после балета тридцать четверочки ребят отправили на полигон. Мне нужно убедиться, что все идет именно так, как и было в прошлый раз, но я уже видела кое-какие расхождения. Я не находила себе места, пытаясь угадать, что же всё-таки нас всех ждёт. Тилике ободряюще улыбнулся мне, и я сдержанно кивнула. Аня бросила на меня любопытный взгляд и снова склонилась над бумагами. Да где же носит Клауса? Отдам ему чертежи и, может, выясню, что там здесь происходит. Он появился ближе к обеду, довольный, как кот после охоты на мышей, и тут ещё я добавила бонусов в копилку.       Делать в штабе мне больше нечего, и я до вечера хаотично слонялась по комнате перемещаясь с кровати на подоконник. Сходила в душ, пока там не было часа пик, сложила ещё раз немногочисленные мелочи в рюкзак. Надо быть готовой в любой момент покинуть это чудное место.       Я снова подошла к окну — видок такой, что и лишний раз выглядывать неохота. Во дворе как раз шло вечернее построение: изможденные, уставшие люди, лающие приказы немецких солдат. Кого-то хлестнули для острастки стеком, кого-то бесцеремонно пнули, наказывая за медлительность. Над всем этим плывущий запах пепла и тлена, проникающий даже через закрытые окна, чёрный дым крематория превращал закат в нечто жуткое, сюрреалистичное. Болтаясь по фейковым реальностям, как-то слегка сгладились впечатления от настоящего реального концлагеря. Сейчас же остро пришло снова ощущение ужаса, ярости и боли за страдания тех, кто никогда отсюда не вышел. Тихий стук в дверь прервал мои душевные метания. Я удивилась — ну кому бы пришло в голову стучать в комнату двух подневольных сотрудниц. По идее, заходи с ноги и требуй чё там надо. Распахнув дверь не поверила глазам, Тилике жестами пытался куда-то меня выманить. Он-то, конечно, ещё что-то говорил, и я успела уловить только штандартенфюрер и штаб. Ягер, что ли, зовет? А чего Аньку не прислали? Но Тилике я не боялась, поэтому спокойно пошла за ним. Подходя к штабу, столкнулась с Ивушкиным, который в сопровождении солдата шёл навстречу мне. Причем на Колькином лице было до боли знакомое шкодное выражение: хитрый прищур глаз, ехидная полу-улыбочка. В общем, всё кричало о том, что кое-кто собрался и здесь отыметь дивизию немецких пантер. Хотелось шлёпнуть его по заднице и сказать: «Не ссы, всё получится, раскатай тут их всех». Я больше не злилась на него, он делал то, что должен был сделать. Да к тому же я знала, что он при любом раскладе попытается спасти Ягера. Колян с каким-то сочувствием посмотрел на меня, видно, совсем дела плохи, выгляжу издерганным комком нервов. Аня тоже бросила на меня какой-то непонятный взгляд: смесь жалости и вины, что ли? Я списала это на то, что добрая Анюта по-своему привязалась ко мне и теперь ей стыдно, что они сбегают из лагеря, в то время как везет здесь далеко не всем. Клаус обнаружился за своим столом. Он был, похоже, в отличном настроении. Посиделки с любимым врагом под рюмочку коньяка и уверенность, что всё складывается шоколадно, придали строгому штандартенфюреру немного расслабленности. Он сидел, небрежно откинувшись на спинку стула, раскуривая любимую трубку. Интересно, зачем он позвал меня? О чем сейчас пойдет разговор и чего мне ожидать? Решив импровизировать, как пойдет, я уверенно улыбнулась.       — Проходи, садись, Александра.       Я осторожно приземлилась на стул, попутно отмечая, что он уже успел убрать со стола бутылку и бокалы. Вот и отлично, а то была, признаюсь, мыслишка, что попробует споить меня, перед очередным каверзным разговорчиком.       — Я доволен твоей работой, и она должна быть вознаграждена, — как-то издалека начал он. Наверное, сейчас сообщит, что всё же возьмет меня с собой в Берлин. Так, ну мне это в общем-то ничем, наверное, не грозит, ибо я поняла, что завтра всё же будут проводиться тренировочный бой на полигоне. Завтра окончательно решится есть ли у Клауса шанс как-то обойти свою злоебучую судьбу . Словно сквозь слой ваты услышала продолжение. — …но, учитывая, что твоя работа была более сложная, а также, гм, сверхурочные. сумма будет несколько больше. Плюс, премия от меня. Ты что предпочтешь марки или фунты?       Он что, хочет заплатить мне? Плохо. Очень плохо. В их разноцветных фантиках я вообще не разбираюсь, поэтому ответила нейтрально.       — Да всё равно. Как вы посчитаете нужным так и расплатитесь.       Клаус игриво улыбнулся, поднимаясь со стула и отошёл ненадолго к сейфу. Повозившись, он выложил на стол две небольшие стопочки разноцветных банкнот.       — Всё же настаиваю, чтобы ты выбрала.       Я орала про себя от такой внезапно свалившейся на голову «благодати». Пытаясь пройти по минному полю без особых последствий, осторожно бросила взгляд на купюры. В принципе, и на фунтах, и на марках должны же быть их номинал, да и название. Но Ягер, зараза, переложил их лицом вниз, и я беспомощно пялилась на нейтральные фоновые изображения. От его садистской изобретательности скоро руки дрожать, как у психа, будут.       — Что ты решила? — продолжал издеваться Клаус. Азарт хищника плясал огнями прожекторов в его глазах.       — Наверное, всё же марки, — устав метаться в поисках выхода, ответила я. — Если благополучно доберусь до Лондона, там уже будет проще, а вот до депортации, возможно, деньги мне пригодятся.       — Звучит логично, — добродушно кивнул он. — Ну так бери.       Я замерла, сверля глазами банкноты. Что выбрать, что-о-о? Я ведь даже не знала, как по цвету отличить одни от других. В одной кучке купюры были какого-то кирпичного оттенка, с нарисованным зданием в помпезном стиле. В другой — строго голубого тона, с затейливым узором, в который были вплетены готично прорисованные буквы. Вот, это они и есть. Наверное. Логика делала выбор из-за этих загадочных букв. Я протянула руку, сгребая деньги в карман, и Клаус довольно разулыбался — точно получил премию года. Так в чём же подвох? Клаус прошел к двери, повернул в замке ключ. Это не есть гут. Он обманчиво-мягко заговорил, медленно возвращаясь к столу:       — Через пару дней я уезжаю в Берлин. Ты знала, что Тилике переживает за твою судьбу? Он просил меня позаботиться, чтобы ты без проблем выехала из страны. И я бы мог это сделать, ведь даже мне не чуждо сочувствие. Почему бы не помочь девчонке, по глупости попавшей в довольно гадкую ситуацию? Твоя свобода так близко, и ты бы получила её, не будь ты русской. А это он откуда так уверен?       — Простите, я не понимаю вас, — я не узнала свой севший голос.       — Не понимаешь? — Клаус забавлялся моей реакцией. — Я тоже кое-что в твоей истории не понимаю. Ты выбрала марки, но взяла фунты, что говорит о том, что ты понятия не имеешь, как выглядят деньги твоей страны.       — Я, может быть, в последний момент передумала, да вообще какая разница, что я взяла? — прорезалась моя, уже в пустой, след изворотливость.       — Ты говорила, что брат служит в воздушный войсках, но не назвала ни часть, ни дивизию, — продолжал загонять меня в угол Ягер. Причем в прямом смысле слова - он подошел вплотную, и мне было не по себе от его близости.       — Да не разбираюсь я в званиях и дивизиях, я же говорила! — я уже даже не пыталась что-то соврать. Похоже эта ночка совсем не задалась для меня.       — Как выглядит форма британских военных? — задал следующий коварный вопрос Клаус.       — Да по-разному, — уверенно ответила я. — Основной цвет — защитный, ну и плюс нашивки и знаки отличия.       — И какая эмблема отличает солдат воздушного десанта? — почти мурлыкнул он.       Я насиловала память, пытаясь выудить хотя бы что-то, но, увы, касаемо военной истории Англии, это было бесполезно.       — Самолеты? — наугад пискнула, проводя аналогию с нашими летчиками.       Клаус наклонился ко мне с хищной ухмылкой, окончательно захлопывая ловушку:       — Парашют и крылья, Александра.       Это было полное фиаско. Моим первым порывом было вскочить, что было крайне глупо - бежать как бы и некуда. Клаус, правильно угадав мои намерения, уверенно опустил руки на спинку стула, словно беря в капкан и я почувствовала обжигающее дыхание на шее и хищный полушепот: - Не могу не отдать должное твоей хитрости, Александра, но к сожалению любой игре рано или поздно приходит конец.