***
Сеул, Южная Корея Ожидая, когда светофор переключится и можно будет продолжить движение, Бэкхён постукивал кончиками пальцев по рулю. За окном шёл дождь, и его капли барабанили по крыше и стёклам машины. Ноябрьская погода не радовала с утра сильным шквалистым ветром, но здесь, в салоне, было тепло и комфортно, из динамиков мягко лилась мелодия, но даже за рулем собственной машины, чувствуя себя более чем комфортно и защищённо, омега не мог скинуть с себя напряжение, в котором пребывал едва только открыл утром глаза. Зажужжал телефон, подмигивая яркой подсветкой, Бэкхён принял звонок, подсоединив блютуз гарнитуру, и тронулся с места в потоке машин. — Ты уже знаешь? — сразу же раздалось в наушнике. Голос Чунмёна был взволнованный, что слышалось в каждой нотке. — Хотя о чём это я, конечно знаешь. Ты у себя? — Пока нет, мне нужно было кое-куда съездить, скоро буду, — ответил Бэкхён, тут же прикинув, сколько ему потребуется времени, чтобы добраться до штаб-квартиры. Про «скоро» он явно погорячился, поток машин был плотным, но ничего удивительного для «Ситти Холла» в этот час. — Знаешь, я тут подумал… Давай я поеду с тобой? Даже при всех обстоятельствах это будет морально тяжело. У меня здесь всё равно нет срочных дел, да и директор не откажет. — Я в порядке, просто ещё один непростой день в моей жизни. Знаешь что-нибудь о них? — Они завтра возвращаются, мне удалось выловить с утра директора, и это всё, что он мне буркнул по пути на совещание. Ладно, жду. Поговорим, как приедешь. Чунмён отсоединился первым, и Бэкхён отправил гарнитуру на соседнее кресло, с затаённой тоской бросив взгляд на телефон. Последние пару дней он то и дело поглядывал на него, ждал звонка от Чанёля, хотя прекрасно знал, что, если бы даже хотел, альфа позвонить всё равно не мог. В течение дня ещё помогала отвлечься работа, но стоило покинуть стены NIS, как его обухом по голове било понимание того, что спешить ему особо некуда, как и делать в принципе. Паршивое настроение усугублялось и тем, на какой ноте они расстались в Китае. Как только они прибыли на взлётную площадку, Бэкхён в рядах первых залез в вертолёт и до самого отлёта не высовывал нос на улицу. Чанёль не стал подыматься, отдавал последние распоряжения и старался не смотреть в сторону вертолёта. И только в самый последний момент поднял поникший взгляд к иллюминаторам, провожая их взглядом. Если бы мог, Бэкхён в ту же секунду бы выскочил и бросился ему на шею, но не мог, а вертолёт набирал высоту, и его альфа стремительно превращался в маленькую точку, а позже и вовсе исчез из поля зрения. В Сеул он вернулся какой-то дёрганный, а настроение скатилось до отметки «хуже быть уже не может», город встретил их ненастьем, и, быстро юркнув в корпус с посадочной площадки, они с Чунмёном отправились в отдел. В кармане руку обжигала связка ключей от квартиры Чанёля, но ехать туда никакого желания не было, но в то же время Бэкхён принял для себя одну простую истину — вернись он к себе, это только обострит и так напряжённые отношения между ними. Несмотря на долгое отсутствие, в небольшой квартирке альфы было уютно. Бэкхён с придыханием осматривал владения Пака, заглянул в гостиную, щёлкнув выключателем. Комнату озарил мягкий свет, и перед ним предстала уютная и светлая комната. Его внимание привлёк длинный угловой диван, а за ним подиум с рабочей зоной. Бэкхён вступил на подиум, проводя пальцем по белой столешнице, и дальше направился к широкому окну. За окнами простирался неугомонный город, утопающий в миллионе огней. Дальше он направился в спальню — самую интимную и сокровенную часть жилища альфы. Эта комната была куда более скромных размеров с двуспальной кроватью, комодом и встроенным шкафом. В углу стояло кресло, а рядом с ним напольный торшер с бежевым абажуром. Был и балкон, но высовываться туда из-за непогоды желания не было. Рухнув на кровать в виде звёздочки, Бэкхён бесцельно смотрел в потолок и не заметил, как заснул. Нэгок-дон встретил его плавным потоком машин и блестящей от дождя дорогой. До штаб-квартиры NIS он добрался в рекордно быстрые сроки, учитывая, какой трафик был в центре. Притормозив с западной части здания, быстро шмыгнул к входу, отсюда до главного корпуса идти было прилично, но мокнуть под дождём совсем не хотелось. Бросив взгляд на часы и прикинув, сколько у него оставалось времени, набрал Чунмёна, договорившись встретиться в приёмной директора. По пути к переходу Бэкхён попал в поток, который хлынул в холл после завершения конференции, на ходу возбуждённо что-то обсуждая и не замечая омегу, который пытался протиснуться в людском потоке. Добравшись до приёмной, Чунмёна он обнаружил в одном из кресел для посетителей. — Ну, наконец-то, — бросился ему на встречу Ким, — директор уже спрашивал о тебе. — Идём. Ом Кюсон сидел за массивным столом из тёмного дерева, изучая взглядом документы. Завидев Бэкхёна с Чунмёном, отложил бумаги в сторону, указав рукой в центр кабинета, где располагались кресла. — Как и обещал, у тебя будет десять минут на разговор с отцом — не больше. — Он уже знает? — Нет, но, судя по всему, догадывается. Он уже несколько дней не покидал дом и затаился, не менее подозрительно ведёт себя и Сохён, ограничиваясь только телефонными звонками с родными, а с рабочего ведёт только служебные переговоры. — В таком случае мы рискуем вообще ничего не найти, они могли избавиться от улик. — На это у них не было времени, Санчже слишком умён и хитёр, на этот случай он заранее подготовил себе пути к отступлению и дожимать нужно Сохёна. — Хочешь сказать, ему всё сойдёт с рук? — Бэкхён подался чуть вперёд, впиваясь ногтями в кожаную обивку. — Поезжай, у нас не так уж много времени. Сейчас Бэкхён как никогда был благодарен Чунмёну, который вывел его из кабинета, когда омега был уже готов рассыпаться на части. Потом они оказались в машине Кима, Бэкхён не следил за дорогой и до самого дома Бёнов не отрывал взгляда от заявления, которое утром подал в Сеульский банк регистров*. — Бэкхён, — придержал его за руку Ким, когда машина остановилась у дома и Бэкхён собирался выходить, — ты решился… — Губы омеги сжались в тонкую полоску, и в ответ он кивнул, понимая, — скажи он хоть слово, разревётся на глазах у Чунмёна и перешагнуть порог дома, в котором прожил несколько лет, просто не сможет. — Хорошо, буду ждать тебя здесь, наберу, когда подъедет оперативная группа. Каждый новый шаг давался с огромным трудом, словно бы всё его существо противилось мысли снова перешагнуть порог дома, где он всегда был чужим и нелюбимым сыном Бён Санчже. Преодолев свой страх, Бэкхён потянулся рукой к резной ручке и шагнул в дом. За время его отсутствия здесь почти ничего не изменилось, в дверях его встретил всё тот же господин Ли, который служил их семье ещё до рождения самого омеги. Старик приветливо улыбнулся и принял у Бэкхёна пальто. — Господин Бэкхён, как давно вы не заходили. — Папа дома? — Да, я как раз ему подал чай. Проходите, он будет рад вам. — А отец? — Господин Бён у себя в кабинете. — Пригласи его, а если сошлётся на занятость, я сам приду. — Хорошо, господин, — старик поспешил вперёд, а Бэкхён, ещё раз оглядевшись, направился в гостиную. Пересекая холл по пути в гостевую, он уже твёрдо знал, что больше сюда не вернётся. Сожалений по этому поводу не испытывал, напротив, он был счастлив оборвать последнюю ниточку, что пока ещё связывала его с семейством Бён. За то время, что омега не видел папу, тот сильно осунулся, кожа на лице выглядела серой и тусклой, не было и того огонька в глазах, каким обычно встречал Ом Мунхён младшего сына. — Папа. — Старший вздрогнул, со звоном опуская фарфоровую чашку на блюдце. Движения отдавали нервозностью, как и, впрочем, весь внешний вид. За спиной раздалось знакомое покашливание, Бэкхён обернулся, встречаясь с суровым взглядом отца. — И как это понимать? — грубо поинтересовался Санчже, усаживаясь в своё кресло. — Нам нужно поговорить. — Альфа сделал небрежный жест в сторону дивана, на котором сидел его муж, но вопреки приказу, а это был именно приказ, Бэкхён сел напротив отца, чтобы видеть обоих родителей. — Я встречался с Ву Ифанем. — Санчже даже бровью не повёл, делая вид, что ему незнакомо это имя. — От него я узнал… я узнал… — Папа Бэкхёна насторожился, с беспокойством посматривая то на сына, то на мужа. — Так вот, — заставляя себя собраться с духом, продолжил омега, — от него я узнал, кто ответственен за то, что умер мой ребёнок, а я оказался в больнице и ещё долго проходил процесс восстановления. — Санчже продолжал сидеть с равнодушно-холодным лицом и даже не смотрел на сына. — В тебе ничего не дрогнуло в тот момент, когда ты чужими руками убивал своего внука? — Бэкхён, сынок, о чём ты говоришь? — На Бэкхёна Мунхён смотрел неверящим взглядом, ставя под сомнение каждое сказанное слово. Взгляды Мунхёна отзывались тупой болью в сердце, Бэкхён с каждой секундой всё больше разочаровывался в папе за его слепое поклонение мужу. — Внук? — цокнул отец, переводя взгляд на сына. — Я бы никогда не признал его. — И только лишь? С каких пор ценность жизни рассматривается статусом его отца? Отец, в каком веке ты живёшь? По какому праву ты решаешь, кому жить, а кому нет?! — Бэкхён, ты ошибаешься, отец бы никогда… — Убил? Нет-нет, мой дорогой, я понятия не имею, о чём ты говоришь. И этот, кажется, Ву? Не припомню с ним знакомства. — Где Сохён? — А Сохён-то тут при чём? — продолжая гнуть свою линию, старший Бён откинулся на спинку кресла, с презрением смотря на сына, а тем временем Бэкхён положил на стол листок бумаги, что всё это время держал в руках. В столь же небрежной манере, Санчже подцепил край кончиками пальцев. — Полюбуйся, что выдумал твой сынок! — Мунхён принял из рук мужа документ, тут же меняясь в лице. По дому раздалась мягкая трель, после хлопнула дверь. Старший Бён с явным недовольством развернулся в сторону холла, под аркой застыл побледневший дворецкий, а за ним Ом Кюсон. Бэкхён наблюдал за происходящим с полной отрешённостью: как увели отца в кабинет, как папа сидел напротив, словно бы и не удивившись происходящему, и пустым взглядом смотрел сквозь собравшихся, сжимая крепко в руке свой телефон. Реакция родителя настораживала, но давать оценку его действиям Бэкхён был сейчас не в силах. Чунмён был рядом, и за это Бэкхён ему был безмерно благодарен. Ему было важно чувствовать рядом чьё-то присутствие и безмолвную поддержку, знать, что не один, как было прежде всю его жизнь. Отца вывели из кабинета спустя час, его вели, придерживая с обеих сторон, а руки были прикрыты пиджаком. Бён Мунхён всполошился, кинулся к мужу, но был остановлен Ом Кюсоном. Он отвёл омегу в сторону, что-то объяснял, но это никак не подействовало на стоящего рядом младшего Ома, он отшатнулся на несколько шагов назад, с презрением смотря на брата. В сторону Бэкхёна Мунхён больше не смотрел, и омега всё понял. Это стало последней каплей. Бэкхён выбежал на улицу, когда машина с отцом отъезжала от дома, и, кроме жгучей неприязни и ненависти, ничего не испытывал к человеку, благодаря которому появился на свет. Злые слёзы скапливались в уголках глаз, и сил противостоять им уже не было. Лёгкое прикосновение к плечу заставило его обернуться, и в тот же момент он оказался в крепких и исцеляющих объятиях Чунмёна. Он крепко прижимал Бэкхёна к себе, шептал успокаивающие слова и заверения: «Скоро всё пройдёт, тебя больше никто не обидит». И Бэкхён верил, верил как ещё никогда и никому, что именно так и будет. — Я ведь не просто так решил ещё беременным куда-нибудь уехать до самых родов, боялся, что отец вынудит сделать аборт. Он бы никогда не позволил родить от того, кто не ровня нам. Я даже отношения ни с кем построить не мог, всегда вмешивался отец, откупался, запугивал, сулил должность. По сути, Чанёль — первый мой мужчина, с которым у меня такие долгие отношения. Но я даже помыслить не мог, что он пойдёт на то, чтобы вот так отнять у нас ребёнка. — Не порочь имя отца при посторонних! — Бэкхён отпрянул от Чунмёна, остолбенело смотря на Ом Мунхёна, в глазах которого плескался неправедный гнев. — У тебя есть доказательства, что отец причастен к тому, что с тобой случилось? Нет? Тогда по какому праву ты обвиняешь его?! — Бэкхён, пойдём отсюда… — За что ты так со мной, ладно он, но ты? Ты?! — Когда у тебя будет своя семья, дети — ты многое поймёшь. Когда папа вернулся в дом и перед ними хлопнула дверь, Бэкхён скрючился от новой волны рыданий, которые вырывались из него с воем. Чунмёну приходилось тащить омегу на себе до машины, а после усадить на пассажирское сиденье. На Чунмёна смотрели перепуганным и по-детски тоскливым от несправедливости взглядом. Ким вытирал с щёк слёзы, но солёные горошины снова покатились из глаз. Чунмён был сам на грани того, чтобы не разреветься в унисон с Бэкхёном, но он понимал, кто из них должен быть сильным, и этим кто-то должен быть именно он. Он никогда не видел Бэкхёна таким растоптанным и хрупким. После всего, что на него навалилось, даже после потери ребёнка в омеге был стержень, который под всеми напастями было не согнуть. Но сейчас его согнули, скрутили, растоптали и растёрли по асфальту. В голове не укладывалось, как Бэкхёну удалось стать тем, кем он является сейчас: не сломаться, не опуститься на дно жизни, не погрязнуть в наркотиках и алкоголе. А терпеть, терпеть и терпеть без конца. Да не может ни один человек вынести всего того, что пережил Бэкхён, и не подорвать психику. На улице появился директор Ом, он шёл к машине и был чертовски зол. Прикрыв дверцу машины, Чунмён сделал несколько шагов ему навстречу. — Директор, не надо его сейчас трогать, мы с вами, — Чунмён оглянулся на машину, — вряд ли сможем ему помочь. Пока не вернётся Чанёль, я побуду с ним. И ещё, мне показалось, господин Ом не в себе. — Так оно и есть, Чунмён. Я сам его не узнаю, это всё последствия ареста Санчже. — В любом случае это не оправдывает того, что он наговорил. А что с братом Бэкхёна? — Он исчез, мы нигде не можем его найти, Мунхён молчит, как и его муж. — Они знают, где он, но ничего не скажут. — Я установлю за ними наблюдение, рано или поздно, но мы найдём их. Поезжайте, я сам тут со всем разберусь. Оставаться здесь им не было смысла, Чунмён обогнул машину и уселся на водительское место. Бросив взгляд на Бэкхёна, который, свернувшись калачиком, смотрел в одну точку, он завёл машину и тронулся с места. Бэкхён не захотел ехать в их дом, попросив отвести его в квартиру Чанёля. Спорить с ним Ким не стал, приняв для себя решение, что останется рядом с ним до возвращения альфы. Как только они зашли в квартиру, Чунмён отправил омегу в душ, а сам сбегал до аптеки. Когда же он вернулся, омега, завёрнутый в белый махровый халат, принадлежащий альфе, сидел на кухне, прижимая к себе ноги. Слёз больше не было, но на контакт он шёл с большой неохотой. Безропотно приняв успокоительное, вручённое ему, Бэкхён позволил уложить себя в кровать и ещё несколько часов просто лежал с открытыми глазами. — Чунмён, ты слышал о моментальном узнавании? — Конечно, но почему ты вдруг об этом заговорил? — У меня оно было, — лицо Бэкхёна на мгновение просветлело, словно на мгновение он позабыл о случившемся. Чунмён пересел на краешек кровати поближе к омеге. — Расскажешь? — Я сначала даже не понял, понятия не имел, как это происходит, думал, это ощущение появляется от первых прикосновений. — Но у тебя было не так? — Это был голос. — Голос?! — Чунмён расправил складки одеяла и со всей заинтересованностью приготовился слушать. Бэкхён устроился удобнее на подушке и начал рассказывать: — Это было в самом начале нашего знакомства, ты тогда говорил с Чанёлем по рации, и на какой-то момент я затерялся в его голосе. Ты ведь помнишь, как нам было тяжело находиться рядом, не говоря уже об общении. И в одно мгновение я ощутил лёгкость и некое подобие невесомости, а потом был только его голос и больше ничего. А перед глазами — бурлящий и шумный речной поток. Он был пугающий и шумный, нёсся вперёд, разбивался об камни и стремительно направлялся дальше. Был ещё лепесток, отделившийся от своего цветка, который не смог удержаться под натиском ветра. — И он угодил в самый водоворот? — Да, но стоило ему коснуться поверхности воды, он не исчез, напротив, этот бурлящий и грозный поток защищал его, отводил в сторону от встречающихся на пути лепестка валунов и нёс всё дальше и дальше. — Как и Чанёль. Он может быть полноводной безудержной рекой, иногда каменистой, извилистой и глубокой, но он никогда не позволит тебе разбиться о камни. Он унесёт тебя прочь от невзгод, туда, где никто не посмеет причинить тебе боль, — Чунмён продолжал говорить, веки Бэкхёна начинали тяжелеть, взгляд наполнялся поволокой, а потом Бэкхён мирно уснул.***
Пробуждение случилось таким же внезапным, как и погружение в сон. Уловив лёгкий кофейный аромат, Бэкхён откинул в сторону край одеяла, усевшись и свесив ноги с постели, мотал головой из стороны в сторону, прогоняя остатки дрёмы прочь. Часы показывали семь часов утра, за окнами только начал брезжить рассвет, и день обещал быть ясным и солнечным. Но стоило вспомнить вчерашний день, как Бэкхён снова превратился в натянутый клубок нервов и уже без настроения поплёлся на кухню. Застыв в дверях, он изумлённо взирал на широкую спину альфы, что колдовал над кофемашиной. И как только альфа обернулся на звук босых ног по паркету, перед глазами у Бэкхёна всё поплыло, охватила слабость, и плотный комок в горле не давал говорить. Слишком долго он прятал ту часть себя, что откровенно и без прикрас сейчас обнажал перед альфой, не чувствуя неловкости и стыдливости. Боль, что ураганом рвалась наружу, он впервые выпускал с лёгким сердцем, не пряча в глубинах души, избавляясь без остатка. Чанёль на мгновение застыл с чашкой в руках и не сводил с омеги горького взгляда. Сонный и помятый Бэкхён, в его халате, немного растерянный, смотрел на него влажным взглядом, а через секунду из глаз покатились крупные слезинки. Бэкхён прикрыл глаза ладонями, подрагивая всем телом от всхлипов. Отставив небрежно чашку в сторону, альфа кинулся к омеге, подхватив на руки, крепко прижал к себе. По пути до спальни умолял успокоиться, но эти слова имели обратный эффект. Бэкхён обвил руками шею мужчины, всхлипы набирали обороты. — Ну всё, тихо, мой родной, всё хорошо — я рядом, — уложив омегу на кровать и устроившись рядом, уговаривал его Чанёль. Бэкхён кивал, льнул ближе и ближе и продолжал вздрагивать. Мужчина укачивал в своих руках Бэкхёна, говорил, как безумно любит и как больно ему видеть омегу таким. Бэкхён верил, всё прекрасно понимал, но ничего поделать с собой не мог. А потом всё закончилось, так же внезапно, как и началось; вытерев широким рукавом последние влажные следы, покрасневшими и распухшими глазами выжидающе смотрел на альфу, желая только одного. Истосковавшееся тело и истерзанная душа жаждала прикосновений своего мужчины, хотелось быть кожа к коже и не отпускать от себя никогда. Бэкхёна скрутило от прикосновения горячих губ, хотелось выгнуться всем телом, настолько он был сейчас чувствителен. Прикосновение языка обжигало, выстреливало сладостными импульсами, превращаясь в вакцину против боли, что изодрала душу в клочья. Когда сил целоваться уже не осталось, они лежали лицом к лицу, и Чанёль гладил его по впалому животу, уходя в сторону, переходя на бока — так, как всегда любил омега. — Пожалуйста, никогда больше не сомневайся в моих чувствах — это невыносимо. А если они имеют место быть, то знай, я потерял малыша, но тебя я ему никогда не отдам. Внутри всё горело, когда Чанёль со всем безумием впился в губы Бэкхёна, сразу проталкивая язык в горячий рот. Они целовались как безумные, цеплялись друг за друга, переплетались телами до тех пор, пока лёгкие не начали гореть от недостатка кислорода. Пылкие и жадные поцелуи сменились на ленивые и неторопливые. На языке чувствовался чистый природный аромат омеги всё более насыщенными нотками, пробуждая всё сильнее пылающее возбуждение, что болезненно стягивало низ живота. Бэкхён был мягким, как пластилин, выгибался в его руках, и это было единственным ему ответом, как действовать дальше. Распахнув одним движением полы халата, всё так же нависая над омегой, Чанёль покрывал каждый участок кожи поцелуями. Томительное и затянувшееся желание сконцентрировалось внизу живота, разносясь по всему телу нестерпимым жаром. Особенно чувствительной ласка стала, когда Чанёль спустился к животу, гладил нежную кожу, а потом покрывал короткими поцелуями. Тяжелые и протяжные вздохи сменились стонами удовольствия и острым болезненным возбуждением, но альфа как назло не спешил, действовал медленно, когда хотелось большего. Бэкхён извивался на влажных простынях, лоб взмок, а сам омега раскраснелся, уже наверняка понимая, что стоит крепким пальцам мужчины скользнуть ниже под кромку трусов — этого контраста он не выдержит и изольётся в руку альфы. На ткани трусов уже отчётливо было заметно пятно от природной смазки, и Чанёль сходил с ума от мысли, что одними поцелуями смог довести омегу до края возбуждения. Когда же он рукой через ткань трусов накрыл возбуждённый член, Бэкхён вздрогнул и звучно простонал, разводя в сторону ноги. Неспешным движением прошёлся ниже к мошонке, в том же неспешном темпе массировал и мял, не переставая наблюдать за Бэкхёном, который, закатив глаза, дрожал всем телом. Приспустив зубами ткань трусов на пару сантиметров, жадно смотрел на показавшуюся головку, налитую кровью нестерпимого желания, с капелькой предэякулята на кончике. — Чанёль, — протяжный стон разнёсся по комнате, когда мужчина накрыл губами головку, слизывая предсеменную жидкость. То, что Бэкхён на грани, Чанёль прекрасно понимал и, отстранившись, потянул вниз боксёры, снимая их. Призывно расставленные в сторону ноги откровенно демонстрировали увлажнённое природной смазкой кольцо мышц. Рука опустилась между ягодиц, влажных и горячих. Было так хорошо, что альфа прикрыл глаза, лаская подушечкой пальца чувствительный вход, выбивая из омеги всё новые вздохи. Поднявшись с кровати, быстрыми и нетерпеливыми движениями начал расстёгивать пуговицу за пуговицей на рубашке, не прекращая любоваться открытым и изнывающим омегой. Впрочем, собственное возбуждение было ничуть не меньше, брюки сильно топорщились в области паха, а прикосновения к нему причиняли ярый дискомфорт. Член альфы изнывал и сочился природной смазкой, омега с поволокой во взгляде проследил, как одним движением мужчина провёл рукой по твёрдому, налитому кровью, покрытому витиеватыми венками члену. Бэкхён любил проводить по нему рукой, чувствовать каждую выступающую венку, обласкивать пальцами, а после направлять в себя. Первое проникновение на входе было самым волнующим, когда он чувствовал, как внутренние стенки раздвигаются, пропуская головку. На этих моментах Бэкхён неизменно вздрагивал и закатывал глаза. Мужчина опустился на него, накрывая губы влажным голодным поцелуем, кружил во рту, пробираясь всё глубже и глубже, и, когда их языки встречались, оба дрожали от подступающих ярких вспышек удовольствия. Бэкхён надавил ладонью на грудь альфы, заставляя лечь на спину, и уселся на него. — Сегодня я хочу так, — прошептал он, накрывая губы мокрым поцелуем. Чанёль не спорил, отдаваясь во власть своего любимого мальчика. Проведя рукой по влажному члену, чуть сильнее сжал у основания, вызывая стон с рыком из мужчины, и направил его в себя. Упёрся руками в грудь, когда головка скользнула меж ягодиц. Откинув голову назад, с наслаждением закатил глаза, когда почувствовал в себе головку, продолжая постепенно впускать в себя Чанёля. Бэкхён ловил непередаваемое наслаждение от того, какой чувствительный он был сегодня внутри; казалось, он ощущает каждую венку, и они, соприкасаясь с его нутром, разносят по телу блаженство, и миг яркого удовольствия всё ближе и ближе. Сначала он осторожно раскачивался, после уже уверенно начал двигаться, стараясь как можно выше подаваться бёдрами, чтобы острее чувствовать трение головки внутри себя. Чанёль успел изучить, как нравится Бэкхёну больше всего, и помогал руками, приподнимая его за ягодицы, неизменно касаясь чувствительной точки внутри горячего и влажного нутра. Кровать раскачивалась и скрипела под ними, комнату наполняли влажные шлепки, кожа к коже. Когда Бэкхён приоткрыл рот и сильнее зажмурил глаза, это стало неким сигналом к подступающему оргазму, что с минуту накроет омегу. Выскользнув из омеги, Чанёль заставил его лечь на себя, разводя в стороны влажные от смазки половинки, и одним быстрым и глубоким движением вошёл в омегу. Последовали ярые и сильные толчки, и он нестерпимо вколачивался в омегу. Бэкхён кричал, не сдерживаясь, уже на самой грани подступающего оргазма подался чуть вперёд, придерживаясь за спинку кровати, пока альфа продолжал напористо двигаться внутри него. Пары движений по собственному возбуждению хватило, чтобы Бэкхён начал изливаться на грудь мужчины, продолжая стонать от непрекращающегося оргазма. После нескольких движений, накрыло и Чанёля; впившись пальцами в округлые бёдра и вжавшись в него по самое основание, он со стоном начал изливаться в Бэкхёна. Несколько круговых движений, и Бэкхён рухнул ему на грудь, но выпускать из себя не спешил, продлевая момент наполненности и послеоргазменной неги. Перекатившись с альфы, распластался по кровати, от напряжения гудели ноги, а сил шевелиться попросту не осталось. На минуту сфокусировавшись на своих эмоциях и чувствах, он уже не ощущал леденящей пустоты и боли, он выплеснул всё без остатка, и осталась только всепоглощающая нежность к своему мужчине. Слова папы больше не разрывали душу. Словно бы Чанёль выставил защитный щит, способный блокировать собой ту боль, что причиняли Бэкхёну окружающие. После они отправились в душ, где Бэкхён снова попросил взять себя сзади, возбудив альфу парой умелых движений пальцами вдоль члена. Уже на грани оргазма, когда ноги едва держали омегу, Чанёль обхватил его поперёк живота, изливаясь в омегу и доводя до финала Бэкхёна быстрыми стимулирующими движениями. Мужчина закутал его, усталого и разморенного сексом и тёплым душем, в свой халат и отнёс в спальню. Сам же, нацепив домашние брюки и футболку, сделал заказ на доставку еды из ресторана и улёгся рядом с омегой, привлекая к себе ближе. — Сейчас мы тебя накормим, а потом кое-куда съездим. — И куда же? — Бэкхён зашевелился в его руках, с любопытством смотря на альфу. — Потом узнаешь, — перебирая пальцами ещё влажные волосы и не спеша вдаваться в подробности, произнёс альфа. И с минуту подумав, сказал: — Чунмён мне всё рассказал. — О чём конкретно? — О том, что ты решил отказаться от фамилии отца. — При этих словах Бэкхён помрачнел, подобравшись, уселся рядом с альфой в изголовье кровати, обхватив ноги руками. Не хотелось снова бросаться в тот омут, из которого он только начал выбираться, концентрируясь на положительных эмоциях, но Чанёль имел право знать. Хотелось разделить эту боль на двоих, вместе пережить и оставить в прошлом, но, зная вспыльчивость мужчины, он боялся, что его откровения станут тем, что толкнёт Чанёля на необдуманный поступок. Не зная, с чего начать разговор, немного посомневавшись, заговорил: — Пообещай мне, Чанёль, что ты им ничего не сделаешь. — Бэкхён. — Альфа поднялся с кровати, прошёлся по комнате и замер у окна. За мгновение между ними повисла напряжённость, а безмятежное счастье после разлуки ускользало сквозь пальцы. — А если бы на твоём месте был я, если бы Ву целился в меня, а ты был бы на моём месте и знал, что ничего не можешь изменить, ещё секунда и… — Прекрати, — взмолился Бэкхён, накрывая уши руками, не желая слушать продолжения. Он содрогался всем телом, мотал головой из стороны в сторону. — Почему же ты подвергаешь меня этим испытаниям, почему раз за разом испытываешь меня на прочность? — Чанёль находился уже рядом, обхватив голову омеги руками, заставляя смотреть себе в глаза. Бэкхён смотрел на него затравленным взглядом, прикусывал губы, а глаза застилала пелена слёз. Чанёль смотрел на него блестящими от влаги глазами, но ещё старался держаться перед омегой. — Иногда мне кажется, что ты просто позволяешь себя любить, и это просто невыносимо, — слова из альфы вырывались с хрипом, и омега кожей чувствовал лёгкую дрожь на кончиках пальцев мужчины. — Запомни раз и навсегда — ты тот, ради кого я был способен пожертвовать всем без оглядки и сожалений. — Пользуясь моментом, когда хватка альфы ослабла и он растерянно смотрел на него, Бэкхён прижался к лбу Чанёля и, прикрыв глаза, на уровне шёпота произнёс: — Я готов пожертвовать собой во имя тебя, потому что без тебя уже не вижу себя в этой жизни. Обоих трясло от признания, что сорвалось с губ омеги, они цеплялись друг за друга, как утопающие за последние глотки кислорода; оба надрывно дышали, сплетались губами, жаля друг друга обжигающими прикосновениями. Всё замерло, окружающий мир сжался до размеров этой комнаты, где кроме них не существовало ничего и никого. «Я готов пожертвовать собой во имя тебя, потому что без тебя уже ни вижу себя в этой жизни». Не нужно было слов и пресловутых клятв — не нужно больше ничего. Бэкхён, сам того не понимая, избавил Чанёля от сомнений и неуверенности в себе, от которой он до сих пор не мог избавиться, как бы ни старался. Слова, что уже никогда не пошатнут его уверенность в себе, в Бэкхёне и в их любви. — Я боялся отца, это чистая правда, как бы я ни артачился и ни шёл ему наперекор. Но когда я носил твоего ребёнка, мой страх обострился с новой силой, — прижавшись спиной к груди альфы и укутавшись в его объятиях, говорил Бэкхён. — Меня медленно поглощала депрессия, всё валилось из рук и абсолютно ничего не хотелось. Мне стало тяжело выбираться из дома, а дом дяди стал некой крепостью, в которой я чувствовал себя защищённым. А потом я узнал о беременности, — Бэкхён в миг просиял, возвращаясь к тем чувствам, что испытывал тогда. Чанёль опустил руку ему на живот и начал поглаживать. — Я был зол на тебя, а ещё напуган. Мне нужно было скрыть тот факт, что я жду ребёнка, и родить без огласки. Первый триместр планировал жить у дяди, а потом уехать куда-нибудь подальше и спокойно родить. Боялся, что отец узнает и всеми способами вынудит на аборт. Дядя был защитной стеной от отца, и я был уверен, что всё получится. Тогда я прекрасно понимал, что несмотря на всё, что было между нами, ты должен знать, но тогда я просто был не готов тебе рассказать. Мне нужно было время, которого у нас с малышом просто не было. Отказаться от своей семьи и просить дядю дать мне его имя я решил ещё в тот день, когда с Ву было покончено. Мне настолько противен отец, что и дальше жить с фамилией Бён я просто не мог. Я не знаю, чего они хотели от меня, но отец ещё до случившегося знал о моей беременности, а я с твоим ребёнком им был не нужен. Хотя, если вспомнить, брат был настойчив в том вопросе, чтобы продать меня в «Kim Group». Тебе и самому пришлось буквально вырывать меня из его рук, помнишь? — Это абсурд — тащить волоком под венец, в голове не укладывается. — Он бы этого не стал делать, достаточно было моё присутствие на помолвке, а дальше он бы давил на меня до последнего. — Если вспомнить историю с газетой, это именно Ву подослал к нам мальчишку. — Именно поэтому у меня нет сомнений, что Ву не врал — отец с самого начала знал о моей беременности, догадывался, чей это ребёнок, и им почти удалось. Единственное, что они не учли, так это то, что я не превращусь в безвольного и слабого омегу, которым будет слишком просто помыкать. — Что сказал тебе Ву? — Бэкхён извернулся в объятиях альфы так, чтобы было удобнее смотреть в глаза Чанёля. Мужчина не торопил, прямо смотрел в глаза, и по тому, как отчётливо выделялись вены на руке, Бэкхён осознал, насколько сильно тот напряжён. — Это был отец, Чанёль, отец решил со мной это сделать, — голос дрожал, он снова был на грани, стоило только вспомнить безучастное и надменное выражение лица Бён Санчже. — Тише, мой родной, — прижимая к себе, успокаивал он омегу, а у самого желваки по скулам ходили, и хотелось лишь одного — разорвать Бёна на части, разом уничтожить всё, что связано с этим человеком, но сильнее всего он желал зайти в камеру, где держали альфу, и пустить тому пулю в лоб. — Только пообещай, что ничего с ним не сделаешь, ничего, что навредит тебе, прошу, — словно бы прочитав истинные желая того, умолял Бэкхён. — Давай это сделаем сами, только по закону, от имени которого он наращивал свою власть. Я хочу, чтобы все от него отвернулись и он до конца жизни не смог поднять голову. И это будет самым суровым для него наказанием. Когда-нибудь я пойму, что так крепко связывало его с Ву Ифанем. — К сожалению, один мёртв, а второй никогда не откроет рот. Мне не давала покоя мысль о том, почему такой человек, как Ву, лично был замешан в этой истории с газетой, самолично сделал это с тобой. Что бы там ни было, но люди его уровня подсылают наёмников и не пачкают свои руки. Нам пока известен единственный ключ, найдя который мы сможем приблизиться к раскрытию этой загадки. — И какой же? — Твой брат. Он исчез, сейчас Ом пытается его найти. — Он и это предусмотрел, отослал его подальше, скорее всего, все дела проходили именно через Сохёна, он прикрывался им на тот случай, если их раскроют. — Я знаю лишь одно — смерть Ву далеко не конец этой истории.***
После обеда Чанёль вытащил Бэкхёна из квартиры, настаивая, что им обоим нужно проветрить голову, но, когда машина подъезжала к штаб-квартире NIS, эта идея всё меньше нравилась омеге. Он и предположить не мог, что задумал альфа, и покорно шёл за ним по коридорам. И когда они спускались на цокольный этаж, кое-какие соображения у него имелись. И как только створки лифта отъехали в сторону, Чанёль взял за руку омегу и решительным шагом направился в сторону стрелкового тира. На подходе пустующий коридор разрезал ещё приглушённый шум от выстрелов. Был будний день, и зал был наполнен агентами, на входе в их сторону бросали любопытные взгляды, и от столь пристального внимания было не по себе. Чанёль же и вовсе их как будто не замечал, расписался в учётных ведомостях и потянул за собой омегу в самый дальний сектор, где обычно тренировалось руководящее звено. Альфа развернул к себе омегу, взирая на него твёрдым и непоколебимым взглядом, что Бэкхёну стало немного не по себе. Перед ним сейчас стоял другой Чанёль, властный и требующий беспрекословного подчинения. Пройдясь в сторону, он подхватил со столешницы папку-планшет и после недолгого её изучения перевёл взгляд на Бэкхёна. — Твоя последняя аттестация была неплоха, но это некуда не годится. Я хочу, чтобы ты поднял свои показатели на самый высокий уровень. — Зачем, Чанёль? Мои показатели были выше норматива. — Были, — тут же согласился альфа, присаживаясь на краешек стола и скрещивая на груди руки, в то время как Бэкхён стоял перед ним по стойке смирно, — но это меня не устраивает. Как показала практика — ты совершенно не поддающийся контролю агент. Не буду скрывать, насколько сильно мне хочется из тебя это вытравить, но… — Но? — Бэкхён с замиранием сердца ждал, какое решение принял Чанёль. Было в его лице что-то загадочное и неоднозначное, и понять, о чём думал Чанёль в этом момент, было попросту невозможно. — Ты пройдёшь курс переквалификации при одном условии — нормативы придётся пересдать. Раз уж на то пошло и в аналитической работе тебе слишком тесно, я должен быть в тебе уверен. — Ты допустишь меня до полевых операций? — Не веря своим ушам, Бэкхён изумлённо распахнул глаза, в которых светился азарт. — Допущу, но хочу поубавить твой пыл, ты как был аналитиком, так аналитиком и останешься, всё же эта твоя сильная сторона. Переэкзаменовку назначу на конец месяца, а сейчас хочу посмотреть, на что ты способен. — Чанёль перевёл взгляд на тренировочное оружие, тем самым давая добро. Бэкхён зашёл в кабинку, надел наушники и протянул руку к холодному металлу рукоятки оружия. Примерив на себя его тяжесть, дал себе с минуту, чтобы окончательно успокоиться. Когда он оглянулся на альфу, в нём что-то всколыхнулось — именно такой эффект имел тот взгляд, каким на него смотрел мужчина. Но теперь он был тяжёлым, маслянистым, с толикой восхищения и желания. Подавшись вперёд, он вскинул руку в направлении мишени, прицелился и пулю за пулей выпустил всю обойму. Когда он вернул тренировочное оружие на столик, Чанёль уже зашёл в соседнюю кабинку, разделяющую их прозрачной перегородкой, также прицелился, опустошая всю обойму. Стоило сравнить мишень альфы и свою, энтузиазма разом поубавилось. — Думаю, ты и сам всё видишь? О чём ты думал, пока стрелял? — Это не то место, где бы я мог озвучить свои мысли, — как на духу признался омега и охнул, когда альфа слишком откровенно прижался к нему. — Мы поговорим об этом дома, а пока сконцентрируй всё своё внимание на мишени, — в это время альфа почувствовал вибрацию телефона в кармане и поспешил к выходу, чтобы спокойно ответить на звонок. Взглянув на имя абонента, улыбнулся сам себе и принял звонок. — Я только что от директора, и то, что он мне сообщил, тебе явно не понравится, как, впрочем, и мне. — Что ещё стряслось? — тут же помрачнев на слова О, поинтересовался Пак. — На следующую неделю назначен доклад по итогам операции президенту, он лично приедет в NIS выслушать отчёт о проделанной работе. Директор представит ему агентов, участвующих в операции, но в списке нет ни Бэкхёна, ни Чунмёна.