Люби меня

Двери снова открываются. Громкий звук сорванных петель. Кто-то кричит и подлетает к лежащему телу. Тэхён смотрит на белый потолок и молиться. Чтобы рухнул прямо сейчас. На него. Почему ты такой белый? Среди этой грязи. Где твои тени? Больно. Больно смотреть. Глаза всё ещё слезятся. Нервный срыв. Не первый. Но Ким сделает всё, чтобы он стал последним.       — О, Господи! Тэ! Что случилось?! Вставай! Ну же, поднимайся! Какое волнение в голосе. Беспокойство? Наверно. Он хочет уехать. Далеко-далеко. Чтобы ни одного знакомого. Чтобы не слышать какафонию знакомых слов. Сильные руки схватили острые плечи и подтянули вверх. Обопрись о стену. Об этот алый кафель. Не выстоишь. Ты без опоры не проживёшь. А сердце, это глупое сердце продолжает стучать. Что ж ты бьёшься, ненужное? Всё. Твои функции не пригодяться больше. Прекращай гонять кровь по артериям. Невыносимо.       — Тэхён-и, тебе нужно домой. Намджун! Тащи сюда свою задницу! Возьмёшь его на руки! Руки? Чьи руки? Зачем? Нет. Нет! Не прикасайтесь! Не смейте! Он для одного создан. Он только его. Ничей больше. Лишь руки владельца антрацитовых вселенных имеют на него право. Тэхён оттолкнул чужие конечности, что принялись хватать за плечи. «Не позволю. Я только для него. Я дышу лишь им». Шатаеться. Каждый шаг отдаётся болью. Красные дорожки бегут за ним, пытаясь угнаться. Тянутся, словно патока. Льються маленькими ручейками высохших рек. Косяться. Коситесь. Смотрите. Видите, что творите с людьми? Увидьте результаты трудов! Не смейте! Слышите, не смейте! Не разрушайте живое существо! Не причиняйте боли! Ведь живой. Ведь не вечный. Поворот. Ха… Скажи, Господи, тебе там очень весело? Смотреть, как его ломает. Подкидывать ему новые испытания. Сталкивать с личными демонами. Ты же сам прекрасно знаешь, что достиг кондиции. Для чего этот спектакль? Зачем ему сейчас смотреть на этих счастливых?! Глазами своими воспалёнными впиваться в картинку искренности. Той, которой у него не было никогда. Их волосы красиво сочетаються. Может, они действительно пара хорошая? Стоят, целуются так самозабвенно. Никого не замечают. И Кима тоже. Как рука того самого лежит на чужом затылке. Радужки-космосы прикрыты, а нежные лепестки сплетаються в чувственном танце с другими. Обнимает. Как когда-то Тэхёна. Ким тоже хочет. Он жаждет своё. Что это? Такое странное в груди скручивается. Опять. Думал, ничего больше не осталось. А нет. Есть. Пытается выжить. Вцепилось клешнями мёртвой хваткой и не пускает. Не влюбляйтесь. Заклинаю, не отдавайте своё сердце чужому! Не сбережёт. Выбросит.       — Тэхён, ну куда ты рванул?! Зачем? Джин, почему пошёл за ним? Для чего привлёк внимание Дьявола? Не смотри! Не смей! Что это за мнимое беспокойство в твоих глазах?! Что за боль?! Не ври! Твои очи не зеркало души, нет! Это самые искусные лжецы! Им нельзя верить. Нельзя… Грубые ладони закрыли уставшие глаза. Кто-то подхватил под колени и оторвал от земли. Тэхёну хочется. Но не так. Чтобы оторваться, но к небу. Туда, где дышать будет можно. Где воздух не отравлен вороным ядом. Уши уловили звук. Такой тихий. Отчаянный. Молящий. Кто-то произнёс имя. Его имя. Так ласково, но так невыносимо. Слёзы вновь покатились вниз, заливаясь в уши. Кто звал? Кому он был нужен? Неужели машина? Да, точно. Скрипучее сиденье. Вечные двадцать минут до дома. Родной подъезд и знакомая квартира. Кровать. Друг суетиться рядом и обрабатывает раны. Может, стоит сказать про ноги? Нет. Что ты. Молчи. Так привычно. Вторая половина постели прогнулась под чужим весом. Джин сел и принялся поглаживать русые волосы одного из самых близких своих людей.       — Ты мне не расскажешь, что случилось, да? Пустые глаза уставились в потолок. Тело налилось свинцом. Язык придавило силой тяжения. Ни слова. Бедный мальчик. Тебе всего двадцать два.       — Никто из вас никогда не вдавался в подробности. Мы все пребывали в недоумении. Как это возможно? Они ведь так сильно любили друг друга! — обрыв слов. Тяжёлый вздох. Тэхён еле дёрнулся. — Чонгук так быстро переключился на Чимина. А тот и рад. Ты вообще из универа сбежал. Мы места не находили. Тебя решили оставить в покое. «Да кому нужен ваш покой, — думал Тэ, — мне нужна была поддержка». Брюнет тем временем продолжил:       — Чон всё время ходил хвостиком за Паком. Но… Однажды я стал свидетелем странной картины. Не знаю, должен я говорить или нет. Сомневался. Но увидев тебя сегодня. В таком состоянии… Лучше я расскажу. А ты сам потом решай, что с этой информацией делать. Часы отбивали размеренный ритм. С каждой секундой количество отведённых ему дней уменьшается. Нет. Не врут в этих сопливых мелодрамах. И в романах тоже не лгут. Когда твою любовь не принимают. Когда в грязь тебя и чувства втаптывают. Когда играются с безвольной временной игрушкой. Это больно. Это настолько больно, что само слово не может передать всей глубины ощутимого. Привыкли романтизировать насилие, изнасилования, психические заболевания. Зачем? Для чего, а? В реальной жизни это отнюдь не весело. И когда, не доведи Бог, хоть что-то обрушивается на головы, начинается паника. Слёзы, метания. Сетуешь. «Как я мог такое восхвалять?!» Мог. Также и с чувствами. Романтизировать страдания? Издеваетесь? По-вашему, это весело? Забавно? Говорить, что в депрессии, разглагольствовать о опустошённости. Так. «Для приличия». Депрессия — это не плохое настроение. Это когда лежишь не шевелясь, не потому что не хочешь, а потому что не можешь двигаться. Опустошённость — это не слезливая мелодрама и ведёрко мороженого. Это когда хочешь плакать, но не получается. Мог ли Тэхён сказать, что в депрессии? Он не знал. Русоволосый лишь знал, что чувствует. Что пожирает и не позволяет дышать. Он не психолог. Не ему ставить диагнозы. Был ли он опустошён? Раньше, ещё день назад, он бы сказал «да». Сегодня, когда уши услышали, а глаза увидели, Ким осознал: не до конца. Жило ещё в нём то «что-то», что не позволяло распасться на атомы. «Всё в этом мире поправимо. Всё разрушимо». С трудом красные глаза наткнулись на сгорбленную фигуру друга. Молчание затянулось. Джин, видимо, ожидал какой-то реакции. Медленно закрыл, а потом так же открыл глаза. Негласный знак.       — Неделю назад. Я задержался в кабинете профессора Чона. Он у меня про тебя расспрашивал. Гад тот ещё. Мутный тип, держись от него подальше. Тихий смех прервал говорившего. Недоумённый взгляд задержался на измученном лице.       — Буду… Держаться подальше… Продолжай, хён… Ким старший чуял неладное. Тэхён никогда не называл его так. Но отступать было поздно. Вдохнув побольше воздуха, парень повёл дальше:       — Так вот. Шёл я мимо подсобки и услышал странные звуки. Подумал, может кто из первокурсников дела свои амурные проворачивает, но затем я уловил всхлип. Один, второй. Кто-то так сильно плакал. И мне так тяжело было это слушать. Складывалось впечатление, будто эта бедолага потеряла что-то важное. Родного человека или пару. Так… Горько. Обречённо. Ким напрягся. На сколько позволяло истощённое тело. Шестерёнки вертелись в обезумевшем разуме. Это ведь не…?       — Чонгук. Это был Чонгук. Я хотел открыть дверь, но услышал знакомый голос. Он звал, Тэ. Тебя звал. Я сумел разобрать только имя. Остальные слова он бормотал слишком тихо. После того дня я не смог спокойно жить. Перед глазами постоянно дверь подсобки, а в ушах звенит твоё имя сломленным голосом. Что между вами произошло на самом деле? Невооружённым взглядом видно, что ваши чувства взаимны. Тогда, для чего всё это, Тэ? Вы ведь не герои дорамы какой-то, в самом деле. Не герои… Джин прав. Но только в этом. Звал? Как он мог звать его, свою не нужную марионетку? Разве такое возможно? Нет. Ему показалось. Он же не видел самого Гука. Значит не уверен, что это был он.       — Тебе послышались, хён. Не мог он такое говорить. И плакать из-за меня не мог тоже. Ким старший готов был дрожать от страха. Что-то шло не так. Что-то в тоне своего тонсэна пугало. Почему там так много пустоты? Как в этом хрупком тельце вмещалась та глубина безразличия?       — Оставь меня одного. Прошу.       — Но…       — Мне сейчас нужно именно это. Я позвоню тебе завтра, хён. Брюнет поджал губы и медленно встал. Сердце шептало и настаивало остаться. Но разве мог он пойти против воли своего лучшего друга? Разве мог принудить? Ким и так ходил по лезвию. Дунешь — и полетит в пропасть. Иногда лучше не спорить. Лучше же? Парень ушёл. Ушёл, так и не заметив разбитый телефон, с которого уже никогда не позвонить. Тэхён лежал. Лежал и смеялся у себя в голове с абсурдности происходящего. Разве знал он, на что подписывается, когда переезжал в Сеул? Мог ли предугадать, чем обернётся для молодого парня желание быть художником? Как давно не брал он в руки краски. Забыли ладони шероховатость холста. Тридцать два дня без кисти. Носовые рецепторы утеряли аромат акварели. Такое эфемерное. Будто не с ним. Не о нём. Что, Ким Тэхён действительно умеет рисовать? Вы о нём, точно? Его больше нет. Он и мир — две параллельные прямые, которые уже никогда не пересекуться. Русоволосый ощущал себя вне времени. Вне событий. Мозги от чего-то отказывались анализировать происходящее. Будто погружённый в анабиоз. Чёрт, а жив ли он ещё? Уверенности в минус сотой. Заставить себя подняться — непосильный труд. Удержать между слабыми пальцами ручку — подвиг. Что ты делаешь, глупый мальчишка? Для чего ты пеплом сыплешь по кости? Прекрати. Ну же, хватит! Буквы кривые, он не разберёт! Не поймёт! Не осознает! Поддаёшься этому «чему-то», что до сих пор заставляет органы функционировать. Маленький щеночек. Надеешься заполучить внимание хозяина? Ну давай! Вперёд! Самолично разрывай свою грудную клетку! Клешнями вцепился. Не отпускает. Не отпускает Дьявол тебя. Ночной город красивый. Огни горят и сливаются в одну длинную дорогу. К нему. К тому единственному, что больше не «его». К тому, у кого целый космос. И одно маленькое гнилое сердце. Знакомая высотка. Он помнил ту крышу. Их первый поцелуй. У него крылья выросли. Прорезались в тот момент. Летать стало так просто. Нежно. Долго. Лишь с «единым». А что сейчас? Кровавые обрубки? Перья выпали. Жалкий каркас. Кому он нужен? Разломать. Вырвать. С корнем. С лёгкими, желательно. Чтобы навсегда. Знакомая дверь. Тридцать пять дней без этого номера «шестьдесят шесть» перед глазами. Невыносимо. Пальцы сжимают белоснежный конверт и суют в карман куртки. Плевать, что в мире поселился апрель. У Кима господствует февраль. Звонок. Пальцы, не дрожите. Скоро всё закончиться. Скоро судороги прекратят охватывать ваши измученные мышцы. И вот он. Стоит, красивый, удивлённый. Большие оленьи глаза бегают по лицу напротив и шокировано замирают на таких же очах. С небольшой разницей в боли. Незаметной совсем. Да?       — Тэ…? Терпеть нет сил. Либо сейчас, либо никогда. Толкает к стене и закрывает входную дверь. Щелчок. Они одни. Наконец-то. Спустя чёртовых тридцать два дня они снова вместе. Курточка летит на пол. Почему резко стало жарко? Тэхён подлетает к шокированому парню и целует. Так, как мечтать не смел. Как грезил каждую ночь. Обхватывает перебинтоваными руками родное лицо и прижимается всем телом. Отчаянно. Безумно. Чужие губы раскрываются. Со стоном. Что это там? Облегчение? Радость? Нет, Тэхён. Не смей коварному фениксу расправить крылья. Сильные руки обхватывают талию и меняют положение тел. Жарко. Им двоим жарко. Губы горят, сердца тоже. Холодная поверхность стены должна была остудить пыл, но лишь подогревала фантазии. Чонгук оторвался от русоволосого и столкнулся лбами. Обжигающее дыхание хотелось пропустить через всего себя. Впитать. Запомнить.       — Я… Влажные губы ощутили шероховатость бинтов. Гук вновь посмотрел на парня напротив. Почему не даёшь сказать? Боишься? Глупый, глупый мальчик. Он не причинит тебе вред.       — Молчи. Ничего не говори. Давай просто сделаем это. Прошу. Давай. Продолжай молить. Может хозяин сжалится. Может подарит тебе своё сердце. Или уже. Черноголовый сглотнул и принялся целовать шею. Господи, как сильно он скучал! Тэхён готов был миллион раз пройти все круги Ада лишь бы постоянно чувствовать эти губы на своей коже. Резкая боль. Укус. Засосы. Что ты творишь, Дьявол? Зачем? Больнее не будет. Не будет ведь? Чон схватил чужие бёдра и заставил обвить ногами талию. Подхватив под ягодицы, он понёс Кима в спальню. Ни на секунду не отрываясь от дорогого тела. Холодная простынь создавала бешеный контраст. Их души объяты пламенем. Сгорят. Сгорят заживо в этом вихре. Затеряются. В друг друге. Пути назад нет. Чонгук нежно подцепил края толстовки и стянул её с худого тела. Пальцы укоризненно прошлись по выпирающим рёбрам. Ненормально. Неестественно прозрачных. Поцелуи спускались вниз, до самой кромки свисающих джинс. Тэхён закусил нижнюю губу. Слишком хорошо. Слишком! Может, это всё-таки сон? Бред больного? Не может быть в реальности, нет! Слёзы вновь накатывались. Предательский стон сорвался прямиком в уши Чону в тот момент, когда рука погладила возбуждённую плоть. И вновь дыхание спёрто. Чужие губы ласково, совсем невесомо прошлись по раненым ногам. Поцеловали изрезанные пятки, пострадавшие пальцы. Невыносимо. Слишком. Даже для Кима. Больше нельзя бездействовать. Ранеными руками срывал домашнюю футболку. Красивый. Он всегда был красивый. Рельефный пресс, стройное тело, подкаченные мышцы. Домашние штаны совсем скоро оказались среди кипы остальных преград. Раздражающих. Абсолютно ненужных. А под ними ничего. Аполлон. Банально? Зато правдиво. Его личное божество предстало во всём своём великолепии и дарило упомрачительные ласки. Губы отыскали своих братьев. Срослись. Терзали друг друга. Шире. Открывайтесь больше. Языки сплетались в танце страсти. Посасывая, кусая. Возбуждающие звуки разносились по всей квартире. Кого это волнует? Чонгук оторвался от желанного тела и встал с кровати. Секунды испарялись. Сбежал? Из собственной квартиры? Голышом? Маловероятно. Вскоре парень вернулся со смазкой и презервативом в руке. Ким совсем не хотел знать, откуда у Гука смазка. Противные картинки стали мелькать перед глазами. Был ли здесь когда-нибудь Чимин? Предательская капля сорвалась с длинных ресниц.       — Иди ко мне. Так тихо. Надломленно. Не оставляющий выбора. Чон навис над Тэ и застыл. Свободной рукой он принялся обводить контур лица напротив. Так нежно. Заботливо. Тепло. Такое нужное тепло стало затапливать всё существо русоволосого. Пальцы прошлись по губам и маленькой родинке на изящном кончике носа. И там же оказались губы. Так трепетно. Господи, слишком! Это слишком для больного сердца! Тэхён не скрывал больше слёз. Они в свободном хаотичном движении бежали вниз. Чонгук положил чужие ноги себе на талию и, открыв смазку, окунул туда пальцы. Следующей стала розовая дырочка. Будто бутон молодой розы. Боязливая. Маленькая. Черноволосый с нежностью принялся растягивать лежащее под ним тело. Тэхён прокусил губу. Кровь задержалась в уголке и совсем немножко скатилась по щеке. Чужой шершавый язык сразу же слизал алые капли и поцеловал. Страстно. Крепко. Лишая воздуха. Вскоре, в проходе оказалось уже два пальца. Ким тихо постанывал. В рот. Прямо в рот своему божеству. Своему ли? Когда в проходе свободно помещалось четыре пальца, Гук оторвался от Тэхёна и разорвал упаковку с презервативом. Дрожащие руки не хотели слушаться. Волнительно. Для них обоих. Раскатав его по члену, Чон вновь прижался всем телом к бывшему парню.       — Скажи, если будет больно. Какой же ты глупый! Ему уже больно! Посмотри! Посмотри на его опухшие глаза! Послушай воспалённое дыхание! Как же ты не понимаешь? Почему не смотришь? Головка медленно вошла внутрь. Дыхание перехватило. Такие забытые ощущения. Это точно было не в прошлой жизни, а месяц назад? Сердцебиение зашкаливает. Пульс превышает норму. Угроза взорваться слишком велика. Переведя дыхание, Чонгук резко вошёл на всю длину. Ким громко простонал и зажмурился. Ты знал, на что идёшь. «Я готов всегда терпеть такую боль. Лишь бы он не останавливался».       — Прости, прости, я не хотел. Потерпи, скоро пройдёт. Тэхёну уже так говорили. Не прошло. Вот ни капли. Всё ещё мучает. Всё ещё не позволяет двигаться дальше.       — К чёрту аккуратность! Возьми меня! Сильные руки нашли чужие. Израненные. Все в бинтах. Соединить. Немедля. Кожа к коже. Ближе. Первые толчки. Осторожные. Ласковые. Мучительно нежные. Зачем ты снова издеваешься? Почему не можешь отпустить? Давай! Трахни жёстко! Чтобы до крови! Чтобы боль была неимоверная! Почему… Почему влюбляешь в себя вновь и вновь? Тело полностью расслабилось. Толчки становились интенсивнее. Стоны лепестками опадали на каждой поверхности. Облепили все стены. В сердцах пеплом осели. Ноги закинуты на плечи. Глаза в глаза. Единение душ. Или того, что от них осталось. Вы! Вы лекарство друг для друга! Только вам под силу соединить истерзанные оболочки! Вплетитесь стеблями крепкими в искалеченные души! Омойте водой живительной сердца!       — Тэхён… Мой Тэхён… Молчи! Не делай больно! Не ври! Ну зачем, зачем?! Рыданья вперемешку со стонами удовольствия. Две стороны медали. Душа и тело. Киму больно ещё так не было. Забудьте! Весь тот месяц был цветочками! Сейчас. В этот момент действительно больно. Тонкие запястья обхватывают мощную шею и притягивают к себе. Родные губы. Любимые уста. «Почему я не могу остаться с тобой? Чем Чимин лучше?» Чонгук его втрахивал в кровать. Темп только ускорялся. Любовь — безумие, на которое ты добровольно обрекаешь себя.       — Чонгук… А-а-ах! Гук-и! Сердце замерло и забилось с бешеной скоростью. Сорвался. Дал слабину. Расплачивайся теперь. Они кончили одновременно. Уставшие, не двигались вовсе. Чон упал рядом и притянул хрупкое тело к себе. Заснул сразу же. Как бы не боролся, Морфей утащил в свои покои. Никто никого не спрашивает. Ким повернулся лицом к возлюбленному и смотрел. Просто смотрел на любимые черты и кончиками пальцев очерчивал контуры. Бессонница. В ней есть свой плюс. Всю ночь он не сводил с него болезненного взгляда. Всю ночь шептал, как сильно любит. Как тяжело уходить. Первые лучи солнца робко заглядывали в приоткрытое окно. «Пора». Бельё. Джинсы. Толстовка. Капюшон привычно скрывает лицо. Внутри так пусто. Тотальное обездвиживание. Видимо, то «что-то», что не позволяло умереть, погибло и само. Ноги неслись в прихожую. Одинокая курточка валялась на холодном полу. Тэхён чувствовал себя этой курточкой. У них много общего. Нет. Всё. Нет времени на рассуждения. Руки ухватились за тёплую вещь и достали из кармана белоснежный конверт. Резь в глазах. Слишком ярко. Письмо опустилось на прикованную тумбочку. Он должен был всё объяснить. Если не в лицо, то хотя бы на бумаге. Ей же не стыдно. Она не станет краснеть. В последний раз пальцы прошлись по мягким волосам, немного зарываясь в них. Шаг. Ещё. Щелчок. На дворе весна. Люди сбрасывают свои меховые шубы. Солнце начинает дарить тепло. Птицы возвращаются из далёких краёв. Цветы распускаются, деревья меняют наряд. Новый день вступил в свои законные права. Кому-то, даря новую жизнь. А у кого-то — отбирая.