Balance

Первое, что заметил Луи после пробуждения, — это то, что его будильник по какой-то причине не трезвонил на всю комнату. Что было очень странным, поскольку он был абсолютно уверен, что заводил его. Короткого взгляда хватило, чтобы ослепнуть от яркого солнечного света и понять, что танцор близок к опозданию в театр. Луи простонал: он ненавидел дни, когда просыпает. Второе, что заметил Луи, пытаясь пошевелиться, — это то, что у него все болит. Не то чтобы он раньше без боли просыпался. Он ведь танцор, и, ради бога, давайте признаем, что с ноющей болью в спине и мышцах, заставляющей буквально кричать, парень просыпался гораздо чаще, чем танцевал. И вообще, это было таким чудом — проснуться без ужасной боли. Но эта боль была немного другой. Он чувствовал ее по-другому, а еще и в тех местах, где никогда не упражнялся (если вы понимаете). Потребовались крепкие, притягивающие к себе объятия и тихое сонное бормотание, чтобы Луи вспомнил, что произошло вчера ночью, и… — Твою ж мать, — прошептал Томлинсон больше себе, чем Гарри. И только когда он заметил, что младший парень готов к его речи, заговорил уже в полный голос: — Вот дерьмо, Гарри. Вставай уже! — Танцор паниковал, уже ненавидя мысль о том, что может опоздать на очень важную репетицию. И все из-за того, что он до сих пор такой уставший после того, как вчера вечером Стайлс его хорошенько оттрахал. — Мы переспали… Боже мой, мы, мать вашу, трахались. Гарри, я теперь оттрах… — Луи повернулся к парню, готовый увидеть на его лице раздражение, разочарование или даже ненависть. Однако Гарри самодовольно улыбался, удовлетворенный собой, притягивая танцора ближе к себе. — Да, Луи, мы трахались, — промурлыкал Стайлс, и его утренний голос — как и предполагал Томлинсон — был очень сексуальным, с фирменной хрипотцой. — И да, ты был тем, кого имели. А еще, я что-то не понимаю, почему из твоих уст это звучит так, будто все прошло ужасно. Если память не изменяет мне, ты был очень-очень хорош. Щеки Луи заалели, и он попытался спрятать свое смущение, уткнувшись в грудь младшего. — Заткнись. Это не то, о чем я поговорить хотел, — захныкал Луи, при словах губами касаясь кожи Стайлса. — Но это то, о чем хочу поговорить я, Балерина, — промурчал Гарри, рукой спускаясь к попе старшего. — Видит Бог, я люблю похвалу и все в этом роде, особенно от тебя, да еще и о моей сексуальности, но знаешь, я также хотел бы вовремя начать репетицию в… — затараторил Луи, повышая голос и представляя разочарованные лица всех остальных, когда он мало того, что опоздает, так еще и хромать будет. Гарри же прервал его, мягко поцеловав в губы, обрывая речь: — В студии? — предположил скейтер, завершая поток мыслей Томлинсона. — Я уже обо всем позаботился, малыш. Луи приподнял брови в замешательстве и попытке понять, что имеет в виду Гарри. Казалось, кудрявый ждал вопросов, поэтому танцор подтолкнул его: — О чем это ты, Гарри? Объясни? — Инстинкты требовали от него встать с кровати, найти подходящую одежду в большой груде тканей на полу и уйти отсюда на репетицию. Но он терпеливо ждал и барабанил пальцами по руке Стайлса. — Ну, короче, — начал он горделивым тоном с хрипотцой, и, честно говоря, Луи обожал его голос, — я как бы предполагал, что ты будешь немного утомленным нашей страстной ночью — твой первый раз, как-никак, первый офигенный раз — да и Зейн звонил и звонил, все писал и писал, поэтому я нашел твой телефон и ответил ему, вот. Гарри потянулся к лицу своего парня, но заметил на нем неподдельный испуг. — О Боже! Зи, наверное, с ума сошел от волнения! Я ведь даже записку не остав… Черт, я должен ему позвонить. Где мой телефон? — пробормотал Томлинсон, его глаза были широко открыты, будто умоляя Стайлса выпустить его из своих объятий. — Полегче, милый. Не переживай так, а то морщинки будут. Как я уже сказал, я ответил на звонок, объясняя твоему соседу-недолюбовнику более-менее приличным языком в общих чертах, что тебе сегодня нужно взять больничный, так сказать. Он звонил буквально полчаса назад, сказал, что у Мариуса сегодня репетиции с массовкой, так что ты пока не сильно нужен. Так что он даже рад, что ты дома остаешься. Он пожелал тебе скорейшего выздоровления и сказал, что с нетерпением ждет тебя не раньше понедельника. — Улыбка Гарри почему-то напомнила ему школьные отмазки, поэтому в груди танцора разлилось тепло. — Погоди-ка, давай еще разок проясним, — заявил Луи. — Ты нашел мою одежду. — Ну, — промычал парень, кивая; волосы, разбросанные по подушке, повторили движение. — Ответил на звонок, — продолжил танцор. — Ага. — Поговорил с моим соседом о том, что произошло ночью. — Более-менее. — И еще соврал моему преподавателю, чтобы весь день проспать? Даже зная, что у меня главная роль, и я должен быть в театре при любой погоде, в болезни или в здравии? — Получается так, — сонно заморгал Гарри, и на протяжении всех слов Томлинсона он не прекращал улыбаться. Скейтер заметил, как на губах Луи появилась усмешка, и он быстро потянулся, чтобы обнять его за шею. Гарри прижал его к себе. — Ты замечательный, — прошептал танцор, гладя младшего по волосам. — Ты такой замечательный. Луи почувствовал смешок и теплые руки, обвивающие его талию. — А я думал, ты будешь очень расстроен, — признался кудрявый. — Я ведь солгал твоему любимому Мариусу. — Луи пожал плечами, краснея. — Не думаю, что танцы — лучшее, что мне сегодня нужно, — сказал он мягким голосом, уткнувшись носом в изгиб шеи Гарри, стараясь спрятать свое смущение. Стайлс же, напротив, отстранился от танцора, ожидая объяснений Луи простонал и ругающим тоном дополнил: — Кое-кто постарался, чтобы мне было тяжеловато ходить. Этот же «кое-кто» не выпустил меня из кровати, поэтому я слишком много разговариваю, — недовольно объяснил он, улыбаясь. — Обращайся, дорогой, — ответил Гарри, притягивая старшего к себе. — Кажется, еще вчера это звучало как спасибо, Луи, — драматично заметил Томлинсон. — Я могу благодарить и принимать благодарности одновременно, мой милый друг, — пояснил Стайлс, на что танцор улыбнулся и поцеловал парня в ключицу, любуясь рисунками на его теле, раздумывая над тем, где бы он сам сделал татуировку и какую, когда все-таки решится. — Очередная порция новых слов? — мягко улыбнулся Луи. Гарри рассмеялся и стыдливо кивнул. — Ох, Лу, детка, ты так хорошо меня знаешь! — Стайлс, смеясь, защекотал танцора, отчего тот захихикал, извиваясь в постели и запутываясь конечностями. Очевидно, они слишком сильно шумели, когда кто-то постучал в дверь. Луи застыл, точно помня, что вчера ночью они были одни, поэтому, слава богу, никто не слышал его неловкие стоны. Танцор в панике уставился на парня, когда голос Найла стал слышен сквозь дверь. — Ах, голубки, кое-кто из нас вообще-то пытается спать, и этот кое-кто очень бы ценил, если бы остальные свели все свои брачные игры на «нет», или хотя бы не шумели так сильно, — упрекнул ирландец, продолжая постукивания в дверь. Гарри, казалось, заметил, что Луи собирается съязвить, поэтому положил руки ему на бедра, останавливая. — А этот кое-кто просто завидует, потому что вчера ему не обломился секс, — ответил Гарри с кривой усмешкой. — Конечно, блять, я спал на гребанном кресле у Лиама. Хотел бы я посмотреть, как вы трахаетесь на кресле, — поддразнил Найл. — В любом случае, даже не предлагай сейчас посмотреть, как ты первый раз занимаешься сексом с Балериной, да еще и в кресле, Стайлс. Наконец, Луи понял. Конечно же, Найл ушел (Гарри ведь написал ему смс) и провел ночь где-то, что означает, что он — слава богу — не слышал, как Томлинсон лишается девственности. Если уж даже просто мысль о том, что кто-то мог слышать, заставляет краснеть щеки Луи, что было бы, если бы Найл реально что-то слышал. Танцор бы, наверное, больше никогда не посмотрел ему в глаза. — Поздно, Хоран. Семечко посеяно*, — остроумно ответил Гарри, улыбаясь от уха до уха. — Нетнетнет, Господи, замолчи, прошу тебя, — почти закричал Найл, и Луи был уверен, что он закрывает уши. — Избавь меня от подробностей, как именно твое демоническое семя проникло в Луи и осталось там, не надо. Томлинсон одновременно рассмеялся и сморщил нос: — Думаешь, биологически это возможно, Найл? — спросил Луи, игнорируя предательский хрип в его голосе, будто он всю ночь орал или был в экстазе. — Ну все, Луи, тебе конец. Конец твоей карьере, твоему танцевальному будущему, Гарри охмурит тебя, и ты станешь первым в мире беременным мужиком, а я буду дядей незаконнорожденного ребенка, а еще… — драматично начал Найл, пока Гарри не схватил ботинок и кинул его в дверь. — Найлер, сволочь, заткнись сейчас же! — хихикнув, запротестовал Гарри, рукой спускаясь по спине танцора, заставляя его краснеть. — И вообще, пару лет назад уже был беременный мужик, так что Луи не первый. — Был да сплыл, Гарри Стайлс, и еще, я, зная, как сильно ты любишь детей, совсем не удивлюсь, если ты отымеешь Луи настолько сильно, что у него вырастет животик, — отшутился Найл, присоединяясь к смеху Гарри, который в свою очередь поцеловал шею танцора, поднимаясь к его скулам. — Из всего этого я понял, — начал Луи, намеренно скользя коленом к паху Стайлса, но не для флирта, а для предупреждения: одно лишнее слово — и танцор заткнет его ударом, — что мог бы говорить о чем угодно, кроме как моей потенциальной беременности. Так что, я, пожалуй, покину вас, чудаков, и приму душ. Оба, Гарри и Найл, казалось, засмеялись еще громче, отчего Луи обреченно застонал. По правде говоря, он не был расстроен или что-то в этом роде. Потому что та естественность, с которой он был принят в квартиру Стайлс-Хоран, давала ему какую-то уверенность в том, что он поступает правильно, не иначе. Будь атмосфера этого утра неловкой, Луи, конечно, чувствовал бы себя очень странно, а так спокойствие поселилось в его теле. — Тем не менее, Хазза, — начал Найл, прерывая мысли Томлинсона. — Из администрации звонили, сказали, кое-что есть для тебя. Так что, как только освободишься, позвони им. — Гарри нахмурился, а Луи не понимал, в чем дело. Когда ирландец ушел от двери, Томлинсон уставился на скейтера, ожидая ответа: — Как думаешь, зачем звонили? — На что Гарри пожал плечами, отстраняясь от Луи, чтобы с тумбочки достать телефон. — Есть только один способ узнать об этом, да? — ответил он, набирая номер, следом прижав указательный палец к губам. Луи показал на дверь в ванную, безмолвно спрашивая, нужно ли ему уйти туда, чтобы скейтер мог продолжить разговор в полной тишине. Гарри покачал головой, взяв ладонь Луи в свою руку. Томлинсон автоматически переплел их пальцы, вытаскивая руки из-под одеяла. Второй рукой он начал поглаживать пальцы скейтера, все еще не веря в то, что он находится в его квартире. По-видимому, потребовалось много времени для телефонного соединения, потому что Гарри долго молчал. Наконец, после того, как прошла почти вечность, скейтер заговорил официальным тоном, который Луи никогда до этого не слышал. — Соедините меня с представителем дела Стайлса о вандализме? — попросил парень, звуча очень даже взросло и вовсе не нервничая, как думал Луи. Гарри снова затих, а Томлинсон услышал, как кто-то быстро говорит на том конце провода. Скейтер пару раз угукнул, кивая головой. Луи сжал его руку, потому что чувствовал в этом нужду, а еще нужду знать, что там сказали. — И нет возможности передвинуть? — спросил Гарри, нахмурившись; танцор переплел их ноги, покусывая нижнюю губу. — Хорошо, спасибо, сэр. — Звонок был закончен, и Луи ожидал, затаив дыхание, объяснений от Гарри. Вместо этого, парень поцеловал танцора в лоб. — Не хочешь сходить в душ, малыш? — спросил Стайлс, возвращаясь к своему нормальному тону. — Что случилось, Гарри? — мгновенно потребовал Луи. Он не хотел играть в игры, где скейтер краснеет, избегая объяснений. Гарри выдохнул и покачал головой: — Дату суда изменили, — монотонно пробормотал он. Луи приподнял брови, пока не понимая, что в этом плохого. Через пару секунд Гарри добавил: — Теперь он в день твоего шоу. — Луи приоткрыл рот, готовый протестовать, но понимая, что это незачем. Ни Гарри, ни его профессионализм не позволят пропустить открытие «Сильфиды»; особенно, когда он так много старался, чтобы получить это место. С другой стороны, нельзя было отправлять скейтера одного на суд, без эмоциональной и моральной поддержки его парня, это было неправильно. Ко всему этому, если все пойдет как в одном из снов Луи, жизнь Стайлса будет в опасности: если кто-то из членов банды узнает о планах скейтера рассказать все перед судом. Луи представил, как, прямо перед шоу, он узнает, что Стайлса посадили, или, что еще хуже, похитили Эйден и его банда. — Мне не нравится это все, — сознался танцор мягким голосом. — Вообще не нравится. — Стайлс обхватил его, хотя должно быть наоборот. — Все будет хорошо, Лу, — ответил Гарри, звуча более уверенно, чем Луи. Скейтер провел остаток утра с капризным танцором, заботясь о нем и потакая всем прихотям «больного» парня. Это было идеальное «утро после», и, по крайней мере, пока они были вместе, Луи не думал ни о чем плохом. Часть Томлинсона не хотела возвращаться к себе домой. Он знал, что получит нагоняй от Зейна, потому что, даже не считая тот факт, что танцор был вместе с его парнем, Малик не слышал от него лично ничего целых двенадцать часов, и это вообще-то совсем не приветствовалось, особенно после того, как Луи был вовлечен во всю эту бандовскую драму. Кроме того, Зейн ведь не был идиотом. Луи бы не пошел просто так к Гарри, чтобы поспать. И Малик уже точно сделал какие-то выводы. Сосед точно догадался, что Томлинсон оставил свою девственность навсегда в квартире Гарри, и Луи теперь не уверен, сможет ли он выдержать этот разговор. Он также не был готов к хорошо отрепетированной лжи Малику: они повторяли ее, пока шли до дома Луи, и Гарри говорил, убедительно ли это все звучит. У меня был кошмар, в котором был Гарри, поэтому я должен был проверить, что с ним все в порядке.. Правда. Я остался у него, и он был не против. Правда. Уже было поздно, поэтому мы просто обнимались и разговаривали, пока я случайно не заснул у него в объятиях. Я, правда, собирался позвонить тебе. Вранье. Луи застонал, когда они дошли до двери. — Можешь войти и сказать все сам? Ты такой способный. Уверен, Ложь — твое второе имя. Пожалуйста, Гарри? — последний раз попробовал Луи. Гарри прижал руку к груди, наигранно обижаясь. — Во-первых, очень уж ранит меня то, что ты такого плохого мнения обо мне. Во-вторых, я думал, что уже сделал тебе одолжение, сказав Зейну, что ты у меня. Уверен, он уже собирался звонить в полицию, чтобы объявить тебя без вести пропавшим. Я и так сделал слишком многое для тебя, Томлинсон. — Гарри улыбнулся и приобнял парня за плечи. — Все хорошо будет, Лу, — настаивал он, поцеловав парня в щеку. — Увидимся завтра. Луи еще хотел что-то сказать, пока тот уходил, но Зейн, очевидно услышавший разговоры, открыл дверь: — Луи Томлинсон, не смей еще когда-нибудь покинуть эту чертову квартиру, не предупредив меня, — немедленно сказал Малик к удивлению Томлинсона. Он ожидал что-то более строгое, например, цифру возможных способов убить его за углом. — Я так волновался за тебя, — продолжил он, пальцами прочесывая волосы танцора. — Гарри сказал, ты уснуть не мог? Стайлс действительно рассказал все в общих чертах Зейну. Так что, в принципе, было нетрудно соврать приготовленную ложь, зная, что именно рассказал скейтер. Может, Малик даже и не думал о том, что происходило ночью? Однако Луи сам чувствовал, что должен рассказать всю правду: Зейн ведь волнуется за него. Плюс, Томлинсону нужно было с кем-нибудь поговорить об этом самом. — Ну и не только, — мгновенно покраснел он, уставившись в пол. Малику хватило всего тридцать секунд, чтобы догадаться, что имеет в виду парень, и… — Нетнетнет, не может быть! Нет, Луи, ты не мог! — закричал Зейн, слишком громко для Луи. Малик провел его в комнату и усадил на диван, а сам устроился на столике напротив. — То есть, ну, ты понимаешь, кое-что особенное произошло, — пробормотал он, чувствуя, как парень вцепился в него. — Черт возьми, и как? Было круто? Он был крут в постели, а? Если нет, то, клянусь, я… — начал угрожать Малик, и Луи был уверен, что их соседи все слышат, так что его нужно было срочно заткнуть. — Все прошло идеально. Он просто восхитительный, — прошептал танцор, смущенно выдохнув. Наблюдая за реакцией Малика, Луи понял, что он уже переварил информацию. Друг улыбнулся, но не так, будто он родитель, который радуется за успехи своего ребенка. — Ну, тогда пусть живет пока что, — ответил Зейн строгим тоном, на что Томлинсон звонко рассмеялся. _________________________________________ * — очень забавная игра слов seed — семечко и сперма.