Последняя из рода Блау

— Есть сомнения в том, что я Блау? — я подняла вверх руку с родовым кольцом, которое послушно вспыхнуло, окутав пальцы темным сиянием. Наконец-то темным сиянием! — Меня принял родовой источник, я получила родовой дар… — Сомнений в том, что вы Блау — нет. Я сомневаюсь в том, что вы… — голос Акселя дрогнул, — Вайю. Моя сестра… Это вообще напоминает какой-то псаков бред! Если я Блау, но не Вайю, то кто? У дяди помимо внебрачного сына Данда, есть ещё и дочь? Или….внебрачные дети были у отца? Кто я тогда такая, по его мнению? Наверное, на моем лице было полное ошеломление, потому что брат соизволил пояснить. — Я просто хочу знать…где… Вайю? — А есть варианты…что можно меня куда-то деть? — я развернулась к дяде, за ответами. — Есть, — он помедлил, сменил положение ног, и соизволил продолжить. — Есть родовой ритуал Призыва. Из-за грани. Когда место …занимает…один из предков Рода… Нонсенс! Чего-только у нас в Роду нет! Понятно, почему Квинты готовы на все, лишь бы добраться до родовых хранилищ и библиотеки. — То есть, я правильно понимаю, мы можем призвать кого-то умного, чтобы заменить кого-то …тупого? — я тыкнула пальцем в Акселя. — Можем. — дядя кивнул, — но обязательным условием, является наличие полного круга, из десяти, как минимум, представителей Рода. А нас всего раз-два и обчелся. И десять. Ровно десять отдали свое посмертие, так мне тогда сказала пра… — И? — я откинулась на спинку кресла. — Кто-то из вас двоих проводил ритуал Призыва…с девятью другими отсутствующими членами нашего Рода? Нет? Тогда какого демона… Я решительно не понимала, зачем дядя затеял этот циркус, разрешив Аксу этот тупой допрос. Ведь он же понимает…или…не понимает. Или дядя сам до сих пор сомневается… сомневается во мне…сомневается, что я и есть Вайю… — Дядя, ты же сам вызывал Пинки, — я не хотела, но голос дрогнул. — Пинки ничего не может доказать, кроме того, что запах силы изменился. Изменился! — вместо дяди мне ответил Аксель. Изменился? Изменился? Ещё бы он не изменился! Что за тупая у меня семья! Я не Вайю? Я не Вайю Блау? Сейчас я покажу им настоящую Вайю, которую они так хотят лицезреть. Капризную, истеричную, ровно такую, которую они так жаждут! Я подлетела к дальнему стеллажу, в углу кабинета, чтобы добраться до полки с нефритовым пресс-папье с отколототым уголком. Вышвырнула на пол свитки, нашла эту псакову зеленую штуку и со всей силы грохнула ее об пол. Пресс-папье отскочило, не получив повреждений. Я грохнула ещё и ещё, и ещё, до тех пор, пока от него не откололся значительный кусок — всё, теперь точно не восстановить. В кабинете царило гробовое молчание. Слышалось только мое тяжелое дыхание, и как я сдуваю непослушные волосы со лба — так лезут в глаза. — Вот! — я пнула один кусок нефрита к столу. — В шесть, меня наказали из-за этой псаковой штуки. Дядя, ты тогда был не прав, ты не разобрался, — я обвинительно кивнула ему. — Это Аксель! Это он тогда разбил, но подкупил меня, чтобы я смолчала, ведь меня ты бы ругал меньше. И, Аксель, — я обвинительно тыкаю в Акса, — ты обещал мне тогда две конфеты! Две! А принес только одну. Ты — соврал. — Теперь, — я подпинываю очередной кусок поближе к дяде, — все справедливо, поскольку я уже понесла за это наказание. А ты, Аксель? Ты все так же влюблен в эту Бартуш с лошадиными зубами, или у тебя новая пассия? — перед отъездом в Академию, брат даже слагал о ней стихи. — Как там было? И, расстелив под пологом ковер, снимает дева тонкие шелка… Аксель порозовел. — …и далее, нагая, стенает… — Вайю! — возмущенный вскрик. — О, я уже Вайю? Уже не стоит вопрос что-я-такое? Как быстро, братик! Ты сделал стратегическую ошибку, вас там, в вашем пустынном Корпусе совсем не учат стратегии? И что никогда нельзя обижать женщин? Ты даже не представляешь, сколько, о своем любимом и единственном брате, может знать его маленькая сестричка… — Хватит! — Нет, вы говорили — я слушала, теперь моя очередь. Ты все так же носишь те штанишки-кальсоны с вышитыми утками-мандаринками? — Акселю их вышивала одна из влюбленных служанок. — Нет? Наверное, сейчас у тебя на кальсонах мечи и копья! А то вино, помнишь, коллекционное, которое присылали дяде …ну то самое, которое таинственным образом пропало из запертого погреба, а потом вы с друзьями, такими же юными и бравыми сирами… — Вайю! — Аксель хлопнул по столу. — Хлопать будешь, когда станешь Старшим Рода. А для этого надо немного подрасти тут, — я постучала по виску. Акселю двадцать два. Ему всего двадцать два. Вспомни, что ты сама творила в Академии в этом возрасте? Но успокаивалось плохо — до такого бреда, я не додумалась бы и в том возрасте. — Дядя, — я развернулась к окошку, пританцовывая на носочках. — Мой милый, любимый и единственный дядя… — сир Кастус напрягся, но я все равно собиралась сказать всё, что хотела, потому что он мог остановить этот балаган. Но не остановил. Хотел научить кого? Меня? Акселя? Это — результаты. — Аксель, ты ведь кажется не знаешь эту историю полностью? Мне тогда было четыре…дядя тогда целый год не возвращался в поместье, до самой смерти мамы. Хочешь знать по-че-му? — последние слова я почти пропела. Аксель недоуменно смотрел на дядю. Он действительно не знал. — Вайю, хватит! — дядя сердито сдвинул брови. Ой, боюсь, боюсь, боюсь. Я действительно считала, что Аксель имеет право знать. Не потому что это важно, а потому что мы — семья, и мы так далеки друг от друга. Каждый молчит о своем, и делится, только если это связано с задачи и проблемами Рода. Именно поэтому нас так легко растоптали в той жизни, просто разделив поодиночке, потому что мы никогда и не были вместе. Все эти псаковы тайны разделяют семью. И мы так давно не были вот так, втроем. Пару-тройку раз за все время, когда Аксель приезжал ненадолго из Корпуса, и у всех всегда свои дела, времени нет. — Я назвала его папой, — я кивнула на дядю. — Мне было четыре! Четыре, Аксель! Он единственный мужчина, которого я постоянно видела рядом с собой всю сознательную жизнь. Папы были у всех. И я решила, что у меня тоже должен быть. Мама… — я вздохнула, воспоминания были не слишком приятными, — …мама отлупила меня, и первый и последний раз использовала «семейное наказание». А дядя больше не приезжал, — до самой маминой смерти. — Тебе сказали, что стащила и порвала свитки из библиотеки, помнишь? Аксель машинально кивнул в ответ. Дядя отводил глаза в сторону. — Извини, что разочаровала, — я повернулась к брату. — Извини, что не осталась бесполезной милой светлой, в этом темном царстве Блау, — саркастичный поклон. — Извини, что выжила в момент выброса, но пострадали угодья милой леди Фейу. Извини, но после последнего бойкота я перестала любить балы и светские развлечения в принципе… И я чудовище, да, я убила….а хочешь знать, почему? И чем? Хочешь знать, чем убила, Аксель? Твоим единственным гребаным подарком за все три зимы! Единственным, Аксель! И не говори, что за три года у тебя не было времени отправить мне ещё хоть одну гребаную посылку! Я перевела дыхание. — Леди не ругаются! — Да что ты? Где ты услышал эту чушь. — Я оставил тебя дома, с дядей! — он оглянулся на него в поисках помощи. — Сейчас мы говорим о тебе. Так где был ты в это время, Аксель? — Я был в Корпусе! — В Корпусе? В Корпусе? Тебя вышвырнули с третьего курса Академии, поэтому ты в Корпусе, поэтому я вижу тебя раз в год — меньше декады, и так уже на протяжении семи лет! Семи! Вдумайся, Аксель! Этого того стоило? Эти твои заигрывания и лоялистские настроения стоили того, чтобы торчать в этом псаковом Корпусе на краю пустыни и видеть свою семью раз в год? Учился бы в Академии и приезжал бы на все лето, на все лето, Аксель! — Все учились в Корпусе — и дед, и отец и дядя! — Да, но они выбрали это САМИ! Сами! Их не вышвыривали с треском, потому что обнаружили связи студенческого совета и республиканцев. Это того стоило, Аксель? Хочешь знать, чем это все должно закончиться? Твои «надежные» республиканские столичные друзья втянут тебя в какую-то очередную интригу, которая рассчитана на таких легковерных идиотов, как ты. Потом Блау окажутся крайними, и ты будешь болтаться на виселице за измену! А я — вытирать слезы кружевным платочком, как истинная леди. Такой итог тебя устраивает? — Отец…отец тоже считал, что будущее за … — Заткнись! Просто заткнись, Акс! Отец тоже считал. Отец тоже думал. Где сейчас отец? Я покосилась на дядю. Я-знаю-кто-убил-трибуна-Блау. — Не смей так разговаривать со Старшим! И не тебе судить о республике… — Аксель, ты идиот, — я простонала в голос. — Ты ещё не в курсе, я не показывала, но персонально для тебя я сделаю отдельный артефакт, чтобы долгими вечерами ты мог пересматривать, как именно действуют сторонники республики. И как они заперли в ритуальном круге твою сестру! Как именно действует подчинение, которое применяют на простых солдатах настоящие республиканцы. Где ты был, когда мне на этом псаковом вечере объявили бойкот? Где ты был, когда у меня был выброс, и я понятия не имела, выживу я в этот раз или нет? Где-ты-был?! Поэтому не смей мне говорить, что ты знаешь свою сестру. Ты не знаешь меня. Ты ничего не знаешь про меня… — запал закончился, и мною овладело равнодушие. К псакам все. Мой брат идиот. Полный. Мой-брат-полный-идиот. А идиотизм неизлечим. — Дядя, среди Блау были идиоты? — Я интересовалась у дяди на полном серьезе. — С подтвержденным целителями диагнозом? Иначе как у нас такое выросло, — я показала пальцем на Акселя. Дядя прикрыл глаза ресницами, чтобы не смеяться откровенно, но уголки губ дрогнули в улыбке. Дядя был со мной согласен. ** К алтарю мы спустились вместе. Дядя вызвал Акса из Корпуса по важной причине — представление Роду новой пробудившейся темной. Он справился бы и сам, но по какой-то причине решил провести ритуал по всем правилам, в присутствии всех Старших Рода. Толстая каменная плита в центре круглого зала излучала неяркий свет и легкую вибрацию. Я шагнула первая, дернув плечом, чтобы сбросить руку Акселя — нужно закрыть этот вопрос раз и навсегда. Я положила пальцы на Алтарь и закрыла глаза, впитывая родную энергию. Блау всегда хранят Блау. — Вайю Юстиния Блау, сестра Акселя Септимуса Блау, приветствует предков… — я склонила голову, вокруг широким кругом вспыхнула темная сила — предки приветствовали дочь Рода. Это должно раз и навсегда снять все вопросы. Могут врать люди, но сила не врет никогда. Аксель рвано вздохнул сзади. Дальше все прошло буднично — короткие напевные катрены, немного крови от каждого участника, чтобы окропить гранитную плиту, и родовой гобелен ярко вспыхивает над нашими головами мириадами созвездий… На выходе из алтарного зала я помедлила, и быстро, на доли мгновения, притянула к себе своих самых родных мужчин и обняла их. Вот так. Мы такая маленькая, но все же Семья. А потом стрелой взлетела по лестнице, смущаясь. ** Я смотрела в окошко, как розовеет небо по краешку — скоро закат, когда сзади меня обняли крепкие руки, и твердый подбородок уперся в макушку. Аксель. — Прости, — он глубоко вздохнул. — Прости за всё…за то, что меня не было рядом, когда… Потерпи, осталось только три года и я закончу Корпус… Я… боялся ехать домой. Я боялся, что приеду, а моей маленькой глупой сестренки больше нет…нас ведь всего двое, Вайю… Трое. Точнее четверо. Если считать Данда. Вот так, стоять вместе и смотреть в окно, было хорошо и правильно, и так спокойно, почти как в детстве. Горечь потихоньку уходила, и в чем-то я даже могла понять его. Дурачок. Ты у меня ещё большой дурачок. Я похлопала его по руке, а Акс, Акс запустил руки подмышки и принялся щекотать меня, прямо как в детстве. Щекотки я боялась всегда, в любом возрасте. Я взвизгивала и изворачивалась, но Аксель был неумолим. В проходе, прикрывая улыбающееся лицо передником, смеялась Нэнс. Наконец я вырвалась, и припустила по знакомому с детства маршруту: малая гостиная, лестница, галерея, нырнуть вниз и мчаться через залитый солнцем двор к конюшне, там всегда можно было спрятаться. Смех кружился в воздухе вместе с солнечными пылинками, улыбались суровые охранники, уступали дорогу смеющиеся служанки, а я мчалась так, как будто за спиной выросли крылья… Мой брат вернулся домой.