Remember

Стены холодного оттенка нагнетали разъедающую душу тоску. Снующие мимо врачи начинали порядком раздражать Максанса. Он ненавидит больницы. Но любит Акселя. Поэтому он готов просидеть на ледяной лавочке вместе с Давидом в ожидании вердикта врача столько, сколько потребуется. Готов прождать вечность, лишь бы с его малышом все было хорошо. «Он не твой», – укоризненно прозвучал внутренний голос в голове Фовеля. Однако сейчас важнее всего состояние Акселя, все остальное – второстепенно. Даже их неоконченный разговор, взрывоопасность которого до сих пор ощущается на задворках сознания. Взрывоопасность которого и погубила Акселя. «Это я во всем виноват», – хватаясь за голову, самоненавистно подумал Максанс. - «Ослепил своими словами, потому он и не заметил эту чертову машину…». Гулкий вой сирены скорой помощи все еще с болью откликался в его душе. Тогда он подумал, что, быть может, какой-нибудь старушке стало плохо… Но когда фургон свернул на ту самую улицу, сердце внезапно сделало кульбит. Дальше – все как в тумане: ужас в глазах водителя, шок на застывших лицах Давида, операторов, прохожих; хаотично расположенные на асфальте капли крови. И Аксель. Уходящий в забытье на его глазах. Кажется, Максанс до сих пор пребывает не в себе. Конечно, он всегда вел себя отстраненно по вполне известной причине, но этот случай совсем другой. Из ряда вон выходящий. Он мог потерять Акселя. Но, к счастью, не потерял. Верно? Наконец, один из снующих мимо врачей остановился перед ним и Давидом. Надежда вперемешку со страхом мурашками пробежались по коже. – Он пришел в себя, - уставшим голосом объявил доктор. – Несмотря на множество ушибов и сотрясение мозга, состояние стабильное. Давид и Максанс облегченно переглянулись: «всё не настолько плохо». – Можно к нему? – нетерпеливо поинтересовался Фовель. – Да, но совсем ненадолго, - кивнул доктор, чуть не забыв в потоке больничной суеты о главном: - Не удивляйтесь, если он что-то не вспомнит. Для него сейчас свойственна временная амнезия. Давид и Максанс снова переглянулись с ноткой уверенности: «наш Аксель не может что-либо забыть». Поблагодарив лечащего врача Орьяна, они с неугасающим волнением вошли в палату. Вереница проводов, ведущих к пищащим аппаратам, заставила Максанса незаметно дрогнуть. Жутко бледный паренек, мирно лежащий с закрытыми глазами, походил на приведение. Давид и Макс сели на свободные кровати, расположенные по обе стороны от Акселя. Давид с тревожной теплотой обхватил холодную ладошку больного своей, Фовель, ни секунды не медля, проделал то же самое. Когда Аксель, болезненно щурясь, начал открывать глаза, Макс всем своим нутром ощутил, как в одночасье застыла вселенная. Их вселенная. Та, где они должны быть счастливы. Но ведь будут, верно? – Аксик, - мягко пролепетал Урег, тут же вспомнив слова врача. – Ты помнишь, кто я? Орьян, повернув голову в его сторону, на секунду задумался и, расплывшись в бледной улыбке, незамедлительно ответил: – Конечно, папочка Давид. Максанс, воспрянув духом, еще крепче сжал ладонь Акселя, который, по всей видимости, только сейчас понял, что его вторую руку тоже кто-то сжимает. – Мой малыш, - улыбаясь сквозь слезы, прошептал Макс, впервые его так назвав в порыве неподконтрольных разуму чувств. И ему совершенно все равно, что это слышал Давид – перед ним можно не притворяться и не прятать своей пылкости. – А ты кто? - Аксель нежданно расцепил их руки и недоуменно сдвинул брови к переносице. Фовель на мгновение потерял дар речи. Слишком много потрясений за последнее время. Давид принялся сумбурно выяснять, что он еще не помнит, в то время как Максанс глубоко погрузился в себя. На самое дно своей души. При этом вскользь слушая, что помимо него еще забыл Аксель. «Он не помнит только меня...» – как выстрелом в сердце. Кажется, теперь Макс по-настоящему знает, что значит фраза «умерла душа». Ведь именно сейчас это с ним и произошло. – Что ж, очень странно, что ты не помнишь именно Максанса, - почесывая затылок, промолвил Давид. – Будем надеяться, что эта амнезия очень-очень временная... На этих словах Урег выудил звонящий из кармана джинс мобильник и вышел из палаты – звонили родители Акселя, которые, узнав о случившемся, немедленно собрались к вылету в Париж. И уже, вероятно, они в пути. Парни остались наедине. Максанс направил взор на Акселя с отблеском надежды. Орьян растерянно отвел взгляд в сторону. В воздухе повисла душераздирающая тишина. Макса до безумия угнетало его молчание. – Кто мы были друг другу? - вдруг хриплым голосом спросил Аксель, застав этим вопросом Фовеля врасплох. «Он даже в беспамятстве любопытный» – мелькнуло в его голове. – Близкими друзьями, - ответил Максанс. Особенно близкими друзьями они были вчерашним утром. – Ты совсем ничего обо мне не помнишь? Младший, казалось, на мгновение задумался, но все же ответил: – Ничего. – Я ведь вчера тебе... - начал было Макс с несвойственной ему уверенностью. – Аксель, твои родители прибудут через пару часов, - сообщил вернувшийся Давид. - Врач сказал, что сейчас тебе нужно поспать для восстановления сил, поэтому мы уходим. Больной слабо кивнул, выражая согласие. – Мы уходим, но не прощаемся, - улыбнулся Урег. В последний раз с угасающей надеждой взглянув Акселю прямо в глаза, Максансу на долю секунды показалось, что он его не забыл. Что все их бесценные совместные воспоминания так и хранятся в особом уголке его души. Увы, но это не так. По крайней мере, Макс надеялся, что хранились до этого случая. Верно? – Увидимся, Аксель, - с грустной улыбкой изрек Фовель. «Я готов прождать вечность, лишь бы он меня вспомнил», – несломленно отозвался его внутренний голос. Наконец, оставшись один на один с самим собой, Аксель виновато вздохнул, спрятав лицо в руках. «Мне просто нужно время», - подумал он в свое оправдание. Эта амнезия действительно временная. Более того – она выдуманная...