Так похожи

      — Сукин сын, — Морозов, сжимая зубы, втянул в себя воздух, — поганый ублюдок...       Дышать было трудно, воздуха катастрофически не хватало и даже не дело в том, что он получил какое-то сильное ранение, нет. Ебучее возбуждение.       Короткая стычка с этим уродом из ВДНХ, одна из множеств случившихся в недалёком прошлом. А так же в недалёком прошлом Морозов не видел себя пидором, но пришлось смириться с внезапной сменой цвета ориентации. Черт. Проблема отнюдь не эта. Куда хуже для Павла было понять, из-за кого случилась такая хуйня, а потом принять, с чем он еще не справился.       В этот раз они благополучно отбились. А после этого туннель от чего-то обвалился, отрезав их друг от друга. Это скорее на руку, так как Сухову придется минимум час переть в обход.       И вот сидя на этом столе, вынув стоящий член и раздвинув крепкие ноги, невольно задумываешься об этом уебке, которого Морозов успел люто возненавидеть. О том, как тот метался в неопределенности: попытаться пристрелить или прижаться посильней, или о том, как он успел докатиться до такого состояния, когда не можешь убить главную помеху.       А ведь Павел все видит и понимает.       Но это лишь в начале.       Потом эти мысли уходят нахуй. И задумываешься: «Какие у него губы? Обкусанные, обветренные? Могут ли обхватить и полностью вобрать его член?»       И куча других вопросов. Про задницу. Например, не растрахана ли она. Или как будет он стонать под ним.       Морозов, плотно сжав челюсть, сжал и ладонь, держащую его, и повел наверх, к головке. Надавил по ней большим пальцем, размазывая предэякулят, и принялся грубо массировать.       А вот как бы дрочил Д'Артаньян? Наверняка более нежно. И, не будь майор таким внимательным, точно сказал бы: «Не на него».       Это грело. Давало надежду, что, может, у них действительно, возможно, все будет хорошо.       Но когда в романтических отношениях состоят два ебанутых человека, оба которые нихера ни в чем не определились и на деле психи, не имеющие практически ничего общего для этого, то.. будет очень затруднительно. Скорее всего настолько, что вместе они не продержат и месяца одни.       Хмурясь, Павел хмыкает. Все очень сложно. Тот факт, что майор дрочит на рейнджера, ненавидя его, много чего скажет.       Выдохнув, он...       — Товарищ майор.. — в дверь постучались, раздался глухой стук. — Там это.. Романов опять бушует.       Ручка дёрнулась, но оказалось закрыто. Тут Морозов удовлетворённо кривит оскал, понимая, что не зря присматривался к своим подчинённым, а те любят постоянно нарушать личное пространство, постучавшись или нет.       — Угомоните его сами. — отмахивается Павел.       — Товарищ майор, но он слушает только вас же?       — Котенко, блять, вы одного человека скрутить не можете?!       — Все-все, понял! И че так сразу...       Рядовой отошел, крикнув другим, что «сегодня майор что-то не в духе», от чего тот опять хмыкнул, не отвлекаясь от мастурбации.       На опять бухого Романова, и на украинца было чисто похуй. И как тот будет справляться с первым — тоже. Сейчас в голове были догадки, каким могло быть тело рейнджера (но обязательно сильное и ловкое, раз тот еще выжил после всех своих подвигов-то).       Хотелось вымолвить хоть что-то. Хоть простонать. Но было нельзя. Иначе Морозов рискует добить себя окончательно.       И в абсолютно такой же молчаливой тишине он кончил.       На фоне заглушенно пела музыка.