Доводы рассудка

      За Варварой ещё не закрылась дверь, но сердце девушки норовило, вот вот выскочить из груди. Липкий страх окутал её и, ощущая тупую, ноющую боль в сердце, девушка прижала кисти рук к груди. Пламя свеч, которые были расставлены в комнате, отбрасывали тёмные, острые тени на обои с растительным узором. Тишина постепенно захлёстывала помещение и только треск свечей возвращал в эту комнату жизнь. Солженицына замерла в ожидании перед лежащим. Её бедное сердце всё ещё колотилось, чуть ли не кричало от переполняющих чувств. Всё ещё сжимая в руках маленькое письмо, Варвара теряла счёт времени, пока Эрик, который нашёл в себе силы увидеть её ещё раз, не заговорил. — Подойди ближе, Варвара. Не бойся. — ему было очень тяжело и каждое сказанное слово отдавало невыносимой болью. Услышав его голос, Варвара расплакалась. Слёзы уже успели оставить на её лице горячие и неровные дорожки. Пытаясь вытереть своё влажное лицо рукавом платья, Варя делала только хуже. Из её груди вырвалось глухое стенание и, буквально свалившись перед Призраком на колени, девушка спрятала своё лицо в мягком одеяле. Покатые плечи Вари тряслись, то резко вздымаясь, то опускаясь; в это мгновение она почти ничего не слышала кроме стука своего собственного сердца. Внезапно её густых волос коснулась худая и холодная рука. Эрик, трясущийся от бессилия и волнения, осторожно поглаживал рукой её волнистые локоны. — Пожалейте себя, Варвара. — его голос казался каким-то далёким, будто из прошлой жизни. — Я не стою ни одной вашей слезы. Варвара, всё ещё роняя слёзы, с трудом подняла своё лицо, чтобы разглядеть в полутьме мужчину. Она была близорука, поэтому найдя очертания его лица, сощурилась. — Месье, — девушка обратилась к Эрику, плача с большей силой. — как же можно так говорить? — Ты так выросла, хотя я помню тебя ещё совсем юной. — Эрик с трудом понимал как к ней обращаться и поэтому иногда менял манеру общения. — Я так счастлив, что ты здесь. — Господин, к чему вы пишите такие скверные письма? — Варя пыталась найти в себе силы для нелёгкого разговора. — Потому что это правда, Варвара. Я умираю. — мужчина держался на расстоянии, но даже это не спасло его от приступа лихорадочного кашля. — Как же так?! Ещё неделю назад вы встретили меня на площади Оперы, а сейчас вы пишите, что умираете! Что происходит, месье Эрик? — её раскрасневшиеся щёки, выглядели весьма болезненно. — Как мне вам помочь? — Мадмуазель, — перс с сожалением прервал беседу, констатируя весьма неутешительные вещи. — боюсь, Эрику вы уже не поможете. Даже при всём желании, он крайне болен и я склонен сказать, что месье прощается с вами всерьёз. — Дарога замолк и склонил голову. — Дарога, — Эрик был в отчаянии. — оставь нас. Надир хотел возразить, но ругаться с угасающим Призраком, у мужчины не было желания. Перс вышел и закрыл дверь, позволив себе хотя бы сейчас не подрывать доверие своего единственного друга. Эрик ещё выждал пару мгновений и, тяжело вздохнув, продолжил разговор с Варварой. — Как поживает ваша матушка? — свеча на небольшой тумбочке колыхнулась и девушка увидела как влажно блеснули глаза Эрика. Варвара Алексеевна чуть оживилась. — Матушка чувствует себя хорошо, хотя с недавних пор она немного хворает осенью. — Солженицына чуть сжала бледную руку мужчины. — А как ваш отец? Я надеюсь, в добром здравии, и всё так же весел и приятен в общении. — Батюшка прибывает в прекрасном расположении духа! Мы все очень тоскуем по вам, месье Эрик… — Варя замялась, но потом продолжила — Когда вы так скоро покинули наш дом, это было очень прискорбно, тем более вы пропустили мои именины, хотя всегда были на них. — печаль в голосе Варвары Алексеевны, вырывалась наружу. — Варвара, я, — Эрик пытался сложить слова в предложения. — точнее, я должен был кое-что сделать в тот вечер, когда покинул вас. — Что? Что вы должны были сделать, месье? — Варвара уже почти успокоилась и только её заплаканные глаза выдавали в ней её настроение. — Я… — мужчина был почти готов рассказать и тем более, потратив на раздумья целых одиннадцать лет, в конце концов, ему было нечего терять. — Варвара! Я знаю, что всё равно умру, и если вы ещё не потеряли свою душу, то вы поймёте меня, — ручка двери щёлкнула и в комнату в стиле Луи-Филиппа, заглянул Дарога. — Извините Мадмуазель, но я думаю, что на сегодня достаточно. Эрику нужно принимать лекарства, иначе всё обернётся ещё хуже, чем есть сейчас. Варвара была в замешательстве. — Месье Эрик, — она опять очень трепетно сжала его кисть. — вы позволите навестить вас в следующий раз? Глаза Эрика болезненно сверкнули. — Если вам будет угодно. — у Призрака больше не оставалось сил, чтобы смотреть на неё, так как его накрыло несвойственное ему волнение. Смущённо поднявшись с пола, Варвара Алексеевна, поправила складки на платье и, сделав глубокий книксен, удалилась. Дверь за девушкой закрылась, и с новым приступом волнения Варя осела на пыльный ковёр и опять заплакала. Кристина, которая всё это время сидела в гостиной, поднялась с софы и прибежала к ней. — Ради бога, — Кристина была тоже взволнованна. — мадмуазель, я могу вам чем-нибудь помочь? — Чем вы мне поможете? — её красные и заплаканные глаза взирали на Кристину Даэ с отчаянием. — как можно помочь, если смерть дышит в спину? Какое можно найти утешение? В глубине души у Кристины что-то ёкнуло. — Пойдёмте, — сопрано помогла подняться Варе. — пойдёмте, я сделаю чай и вам сразу станет легче.

***

      Эрик скрипя сердцем наблюдал, как дверь закрылась. — Что ты наделал, Дарога. Она почти перестала плакать, а сейчас, — мужчина услышал как Варвара снова проливала слёзы. — сейчас она опять страдает. — Эрик, она не может быть здесь всегда. Когда-нибудь всё должны уйти. Тем более, ты болен. — Она выросла на моих глазах и теперь я вижу, как она погибает. — Призрак отвернулся от Надира и, стащив с лица шёлкувую ткань, стёр холодную испарину со лба. — Не казни себя, Эрик. Она уже давным-давно не маленькая девочка. Когда-нибудь нужно взрослеть. — Я часто читал ей «Чувство и Чувствительность»* и кажется, что этим только больше разочаровал её. Эрик с трудом закрыл глаза и, благодаря морфию, провалился в тяжёлое сновидение.