Малышка

Большие капли дождя падают на лакированную поверхность, тут же застывая и образуя корку льда; в гнетущем молчании этот барабанящий звук кажется оглушительным намеком приближающейся смерти, стоящей за спиной и дышащей в затылок каждому, кто пришел проститься с Марцио. От нее веет холодом не меньшим, чем от пронизывающего зимнего ветра, одевающего все вокруг в ледяные оковы. Премерзкая погода и премерзкое чувство понимания, что всех нас ждет один конец. Вопрос лишь в том, когда он настанет. — Ты видишь этих шакалов? — Тони склоняется ближе, показывая взглядом в даль, где стоят двое, и я хмурюсь, облизывая пересохшие губы и коротко кивая. Плевать, они нам не мешают, по крайней мере до тех пор, пока не начнут наступать на пятки. Впрочем, один недостаток все же есть — теперь нужно быть до предела осторожными и лишний раз не привлекать к себе внимание. Сложно следовать этому правилу, когда за пределами кладбища разгорается война за сохранение власти. — Даже человека спокойно не дадут похоронить, — Тони говорит что-то еще, а я нахожу в траурно-мрачной толпе сеньора Карбоне, лицо которого не выражает ни одной эмоции. Угольно-черные глаза, забитые стойким равнодушием, глубокие морщины и сжатые в тонкую полоску губы. Его любимца, младшего из трех сыновей, съедает земля вперемешку с холодом, а он не теряет своей гордой стати, возвышаясь надо горем удивительным самообладанием, въевшимся и в его жену: высокую, худощавую женщину с идеальной осанкой и распрямленными плечами. Она смотрит в бездонную пасть могилы через тонкое кружево вуали и не издает ни звука, пока каждый из присутствующих подходит к ней, выражая свои соболезнования. Лишь много позже, когда гроб скрывается под комьями тяжелой земли, а толпа рассасывается, с ее стороны слышится тихий всхлип, который она тут же глушит прижатым к губам платком. В последний путь, друг. И до встречи. Я приезжаю в дом Карбоне, чтобы почтить память их сына и поддержать материально — у Марцио осталось куча долгов, которые легли на плечи родных, благосклонно относившихся к его маленькой слабости — покеру. Сейчас у него нет слабостей, лишь нереализованные планы и непрожитые годы. — Вико, мальчик мой, — сеньор Карбоне обнимает меня, хлопая по плечу и целуя в щеку. Берет под локоть, уводя в свой кабинет, и, подойдя к окну, смотрит на отъезжающие и подъезжающие машины. Молчит, долго, пока я устраиваюсь на диване и выкуриваю сигарету, терпеливо ожидая, когда он заговорит. — Спасибо, что пришел. Ты всегда поддерживал нас. Скажи мне, Вико, скажи, что найдешь того, кто это сделал, — он поворачивается, и я на секунду опускаю взгляд, обдумывая его слова и не торопясь давать обещания, потому что за три дня поисков и расследований я не нарыл ничего, что могло бы нам помочь. Это вызывает злость и раздражение, ведь кто-то оказался хитрее, чем я. — Вико... — Я сделаю все возможное, сеньор Карбоне. Вы узнаете имя убийцы, — встаю и, подойдя к нему, замечаю слезы в его глазах, которые он тут же неловко стирает. Его холодные руки накрывают мои, и он сжимает их, благодарно улыбаясь. — Вот и хорошо. Буду ждать, буду ждать.

***

После похорон нет никакого настроения, а накрывшая после бессонной ночи усталость выплескивается в меланхолию и ленивое спокойствие. Я расслабленно сижу в кресле, закинув ноги на рабочий стол и выкуривая сигарету за сигаретой, и с недовольством смотрю на суетливого Данте, копошащегося в бумагах и что-то шепчущего себе под нос. Тони нравится его раболепие, а меня устраивает его универсальность и исполнительность — он хватается за все, что ему прикажут, и не брезгует исполнять самую грязную работу. — Нашел? — запиваю горечь табака теплым виски и скидываю ноги, когда Данте спешит положить на стол бумаги. — Вот. Изображение не очень, но это уже кое-что. Сегодня же покажу фотку персоналу и девкам, может, кто-то из них видел его лицо, — он быстро тараторит, а я вглядываюсь в размытую фигуру предполагаемого убийцы, попавшего в кадр камеры с соседнего дома. Невысокий, хлюпенький силуэт с накинутым на голову капюшоном никак не вяжется с образом безжалостного головореза, поэтому я скептически поджимаю губы. — С чего ты взял, что это тот, кого мы ищем? — Сейчас, — Данте опять копошится, кидается к пакетам, стоящим у двери, и достает из одного темно-серую толстовку. — Это нашли в мусорном баке, у запасного входа, — он хочет положить ее на стол, но я брезгливо морщусь. — Убери, от нее воняет. Какой размер? — Шестой. — Блядь, его что, убил подросток? И даже если этот ублюдок, — показываю на фотографию пальцем, — действительно убийца, то кто-то должен был его впустить. Кто-то из тех, кто был здесь той ночью. Разберись, Данте, перерой этот чертов клуб и принеси мне информацию. Не жалей людей и денег. Если нужна помощь, только скажи, — знаю, что помощи он не попросит, мечтая выслужиться передо мной и тем самым стать ближе к верхушке власти. И Данте не разочаровывает: — Я все сделаю, мистер Сантини, дайте мне время. Даю молчаливое согласие и, как только Данте уходит, до остервенения вглядываюсь в фото. Кто ты такой, черт бы тебя побрал? Не спеша одеваюсь и, спускаясь вниз, сталкиваюсь с Беатриче, сестрой Тони. Заметив меня, она меняется в лице и, широко улыбаясь, подходит ближе, чтобы преградить мне дорогу. Не могу сдержать инстинкты и окидываю ее быстрым взглядом, цепляясь за каждую деталь: за стройные ноги, облаченные в чулки, за платье, для этого места очень даже сдержанное, но в то же время позволяющее увидеть каждый изгиб ее фигуры, за темно-бордовые губы, наверняка накаченные искусственным объемом. Ее внешность яркая, запоминающаяся, начиная от волос с идеальными локонами и заканчивая длинными ухоженными ногтями. Единственное, что не укладывается в мои стандарты, это полное отсутствие скромности. — Вико, милый, давно не виделись. Давно, но я не собираюсь бегать по тусовкам в поисках ее общества. — Здравствуй, Бет, ты как всегда прекрасно выглядишь, — она загадочно улыбается и, приблизившись вплотную, опаляет дыханием мое ухо: — Не хочешь составить мне компанию? Я сегодня не под присмотром брата. — Можно подумать, Тони смог бы ее остановить. Отстраняюсь, против воли оглядывая ее тело и задерживаясь на груди, обтянутой тканью платья. Кто-то не носит белья, либо оно слишком тонкое, чтобы скрыть торчащие соски. Полученная информация отдает пульсацией в члене, и я запускаю руку в ее волосы, кончиками пальцев поглаживая позвонки на шее. Беатриче прикусывает губу, одаривая меня игривым взглядом, и слишком смело проводит ладонью по моему паху. Черт. Даже усталость не может усыпить организм. — Хочу, только сделаешь все сама, ладно? — наверное, звучит по-хамски и будь на ее месте более уважающая себя девушка, я получил бы отказ, но Беатриче нисколько не обижается, наоборот, победно улыбается и тянет меня за руку на выход. Отлично, надеюсь, Хана спит, потому что я намереваюсь провести эту ночь в своей постели, с женщиной, которая удовлетворит все мои желания, начиная от жесткого траха и заканчивая отличным минетом. Пора выпустить пар, Вико.

***

Стараюсь не шуметь заходя в дом, но как назло Беатриче портит планы, набрасываясь на меня сразу же, как только я закрываю дверь за ее спиной. Не ожидая такого напора, я отшатываюсь назад и под громкий смех Бет роняю все, что лежит на круглом стеклянном столике, пошатнувшемся так же, как и я. Горячие губы, пахнущие вишней, накрывают мои, и я беру контроль над ситуацией, подхватывая девушку под бедра и вынуждая обвить мою талию ногами. Черт, как же мне этого не хватало. Напрочь забываю про Хану, про то, что она может проснуться и застать нас в гостиной, и, дойдя до дивана и поставив Беатриче на ноги, позволяю ей снять с меня верхнюю одежду. Она понимает без слов, понимает, что я от нее хочу, и, немедля, опускается передо мной на колени. В полумраке комнаты я не могу рассмотреть ее глаз, но зато различаю улыбку: многообещающе пошлую, почти самоуверенную, словно после этой ночи я уже не смогу ее отпустить. Смогу, как отпускал многих. И умение делать минет ей не поможет. Запрокидываю голову, впиваясь в ее волосы, когда она расстегивает ширинку и, освободив член, проводит языком по головке. Сжимает ладонью его основание и водит рукой туда-сюда, пока теплый язычок продолжает свои ласки. Твою мать, я слишком возбужден, чтобы терпеть эту пытку, поэтому обхватываю Бет за затылок и проталкиваю член в горячую влажность рта. Ее зубы слегка царапают кожу, обостряя ощущения, и она старательно загоняет его дальше, но все же не так далеко как хочется. Толкаюсь бедрами и бедная девочка распахивает глаза, пытаясь отодвинуться и давясь собственной слюной. Что ж, с моим размером она справиться не может. — Прости, Бет, — беру себя в руки и позволяю ей вести игру. Она старается, издает тихие стоны, доставляя удовольствие умелыми ласками, и послушно сглатывает сперму, когда я кончаю в ее рот. Сладкий оргазм отдает дрожью внутри, и я провожу подушечкой большого пальца по губам Беатриче, своим энтузиазмом заслужившей хороший трах. — Умница, — помогаю ей встать, придерживая за локти, и подталкиваю к дивану, поворачивая к себе спиной и вынуждая наклониться. Она порочно прогибается в пояснице, пока я задираю подол ее платья, убеждаясь в своих предположениях насчет чулок и отсутствия белья, и что-то шепчет, когда я касаюсь ее плоти. Горячая и влажная. И это все, что мне нужно на данный момент. От нетерпения не сразу нащупываю в кармане брюк презерватив и, чертыхаясь, рву обертку зубами. Провожу пальцами по складкам и останавливаюсь на клиторе, хотя девчонка готова по-полному — смазка сочится, оставляя на ладони влажные следы. Беатриче стонет, подстраиваясь под ритм моих движений, и еще сильнее раскрывается передо мной, переходя чуть ли не на скулеж: — Вико... я не могу терпеть. Этой фразы хватает, чтобы я прекратил сдерживаться и вошел в податливое тело одним глубоким толчком, так что мой пах с силой ударяется о мягкие ягодицы. Бет громко выдыхает, впивается пальцами в спинку дивана и рефлекторно дергается вперед, сжимая меня внутри. И я начинаю двигаться туда-сюда, иногда чуть вверх, до самого основания, остервенело и немного грубо. Ее поясница становится липкой от пота, кожа под моими руками отдает жаром, таким же, как внутри нее, и весь я проваливаюсь в этот жар, сводящий меня с ума. Инстинкты слетают с контроля и я наматываю волосы на кулак, вынуждая ее запрокинуть голову и подставить свои губы под мои поцелуи. Вишневый вкус ей идет. Остаются секунды до нового оргазма, и я меняю ритм на размашисто частый, так, что прикосновения наших тел отдают громкими хлопками. Беатриче напрягается, превращаясь в натянутую пружину, а потом с громким стоном расслабляется, массируя мой член сокращающимися мышцами. Я кончаю вслед за ней и, оглушенный стуком сердца, закрываю глаза, а когда открываю натыкаюсь на хрупкую фигурку Ханы, стоящей на лестнице прямо перед нами. Она смотрит на нас с виноватым смущением, и я живо представляю, как все это выглядит со стороны. О да, малышка, ты многое пропустила. — Бог мой, а это еще кто такая? Бет возмущенно шипит, наконец выпрямляясь и поправляя платье, а я пожимаю плечами, как ни в чем не бывало застегивая ширинку. — Да так, — беру ее за руку и тяну за собой наверх, мимо вжавшейся в стену Ханы, наверняка не знающей, как выкрутиться из такой пикантной ситуации. Она одета в обтягивающую белую маечку и короткие шорты, и я непроизвольно зависаю взглядом на ее бедрах. Останавливаюсь напротив, на секунду, и, склонившись, прислушиваюсь к ее частому дыханию. Могу поспорить, она сейчас не менее влажная, чем Беатриче, и не будь за моей спиной другой, я бы это обязательно проверил. — Спокойной ночи, малышка. Надеюсь, мы тебе больше не помешаем, — улыбаюсь самой своей очаровательной улыбкой и ухожу, крепко держа ладонь Бет, сегодня остающейся со мной на ночь. Я буду трахать ее с мыслями о том, что Хана не спит, ворочается в постели и изнывает от желания оказаться на месте Беатриче, потому что я видел ее взгляд перед тем как она поняла, что ее застукали за подглядыванием — совсем не детский взгляд маленькой женщины.