Малышка

— Все-таки проболталась. Никогда нельзя доверять бабам, и это первое правило, Вико, — он тяжело дышит и выпускает из рук окровавленный кусок трубы, который, издавая четкий металлический звук, откатывается в сторону Ханы. Она еще больше сжимается и отползает от него дальше, а я подтягиваюсь выше и, упираясь о стену спиной, прижимаю ладонь к плечу, сквозная рана в котором, заливает грудь кровью. — Ты только посмотри на себя, — ухмыляется, протирая платком выступивший на лбу пот и тыкая в меня пистолетом. — Жалко выглядишь. Так и знал, что ты на нее клюнешь, ты всегда любил девок, и эта... — он показывает на Хану, смотрящую на него с нескрываемым страхом, и плюет ей под ноги, тут же вытирая рот тыльной стороной ладони. — ..Не стала исключением. Знаешь, что больше всего меня бесит, Вико? Что он выбрал тебя в свои любимцы, хотя, пока ты был беззубым щенком и развлекался стрелялками, я вел все его дела в Неаполе. Он доверял мне, и я искренне верил, что однажды стану его правой рукой. — Как-то ты не сильно молился, раз сеньор Тотти решил тебя продинамить, — ухмыляюсь, а у самого внутри все рушится. Одно дело предательство женщины, другое — семьи. — Дерзишь? Разрешаю. Как тебе девка? Хороша? — он не ждет ответа и продолжает, раздражая меня своим поведением. Как же меняются люди, когда в их руках появляется преимущество. — Ты выгнал ее, а я подобрал, как чувствовал, что ты от нее не откажешься. — Ты? Ее нашел Данте. — Нашел потому, что я ему указал. Черт, какого парня ухлопали, — он с сожалением качает головой и подходит к Хане, приставляя пистолет к ее макушке. Она закрывает глаза, прикусывая дрожащую нижнюю губу, а я, чтобы отвлечь его от нее, задаю наводящий вопрос: — Что ты имеешь в виду? — Как же. Блядь, какой ум, ты даже не представляешь, Вико! Он разложил мне все по полочкам и озвучил план как избавиться от тебя, при этом не вызвав никаких подозрений. Если бы эта девка не слетела, все вышло бы идеально. Но нееет, ей же надо было все испортить, — вместо выстрела он пинает ее в бок, и Хана стонет, прижимая ладонь к ребрам. — Я подобрал ее на улице, почти сразу после того, как ты ее выгнал. Обогрел, накормил и даже не тронул пальцем, прекрасно зная, какой эффект произведет на тебя ее девственность. Я пообещал ей деньги, много денег, квартирку в тихом районе Манхеттена и новую жизнь. Она повелась, и была готова на убийство убийцы своего отца, так что оставалось только попасть в твой дом и втереться в твое доверие. Дня три, не больше, пока, увлеченный ее дырками, ты не потерял бы бдительность. И ее выдуманная немота была как никогда кстати — она не взболтнула бы лишнего, выполнила свое дело и умерла под дулом пистолета Данте, самоотверженно защищавшим своего хозяина. Кстати, она отнюдь не глупа, раз притворилась немой, думая, что это спасет ее от участи отца. И как видишь, не прогадала. Помнишь, Вико? Это был один из твоих аргументов, когда ты совершил свою главную ошибку — оставил ее в живых. Я перевожу взгляд на Хану, которая вдруг перестает плакать и, обреченно опустив руки, перехватывает мой взгляд. Улыбается, едва заметно, но тут же морщится, прижимая локоть к боку и вызывая у меня подозрения — слишком сильно она склонилась в сторону и слишком измученно выглядит, будто старая рана не дает ей покоя. — Какую роль во всем этом сыграл Данте? Я хочу знать. — Имеешь право. Я всегда удивлялся, что ты в упор не видишь хороших кадров. Ты настолько привык работать в одиночку, Вико, что не замечал людей, имеющих большой потенциал. Мальчишка хотел выслужиться перед тобой, выполнял самую грязную работу, а ты... да если бы не Тони, ты бы вообще никогда не узнал бы о нем. И когда я предложил ему сделку, пообещал сделать его своим поверенным в будущем, он с радостью согласился. Продумал такой план, что я, если честно, был в шоке. Не дай-то бог перейти ему дорогу. Он еще тогда предположил, что эта дрянь может соскочить, поэтому придумал рычаг давления на нее. Угадай? Смерть Марцио, конечно. Выбрали его чисто случайно, зная, что он не пропускает ни одну встречу в клубе. Я не знаю, кто виновник той аварии, но нам нужен был козел отпущения, и вот, нашли. Данте учел все мелочи, вплоть до снимка с камеры, поэтому попросил свою сестру-двойняшку пробежаться перед ней, чтобы ему было с чего начать так называемое "расследование", а потом застрелил Марцио. Представляешь, этот ублюдок даже не перестал трахать ту шлюху, потому что не ожидал такого подъеба от Данте. Эпичная смерть. Оставалось дело за малым, но чем дольше твоя девочка тянула, тем больше я начинал нервничать, и Данте, зная о сомнениях Ханы, постепенно подводил тебя к неверным выводам. Делал осторожные намеки, указывая якобы на убийцу Карбоне, а сам глаз не спускал с девчонки, чтобы она не начала трепать. Впрочем, страх перед ним, а главное, перед тобой был сильнее. Он во всех красках рассказал, что с ней будет, если ты узнаешь, кто убил члена семьи, и она, загнанная в ловушку, тянула до последнего. Знала ведь, не поверишь, скорее пристрелишь, чем усомнишься в Данте. Блядь! Я думал убью ее собственными руками! — при этих словах он хватает Хану за волосы и тащит за собой до тех пор, пока они не оказываются напротив меня, и малышка не встает на колени рядом с ним, безрезультатно пытаясь избавиться от его хватки. Я четко ощущаю, как на меня накатывает слабость, но стараюсь держаться, то и дело кидая взгляд на лежащий на полу пистолет. Крупные слезы, окрашенные в розовый цвет, копятся на подбородке малышки, а потом капают на грудь, где светло-желтая футболка, вся пропитанная кровью, облепила исхудавшее тело. Совершенно неуместно я думаю о том, что она явно без белья, раз так отчетливо выступают соски, и улыбаюсь своим мыслям — а ведь я правда клюнул, потерялся в ее огромных глазищах и лживых поцелуях. Что поделать, люблю красивых женщин. — Смешно? Ты как кость у меня в горле, с самого твоего приезда. Вико-Вико-Вико, бедный мальчик, лишившейся семьи. Смерть твоих родителей дала тебе шанс стать тем, кем ты стал, а я, сколько бы не старался, не мог перепрыгнуть планку. — Дело вовсе не в смерти моих родителей, а в том, что я прыгаю лучше. Его перекашивает от злости, и он швыряет Хану в меня, отчего она падает на мою грудь и оказывается в моих объятиях. Дрожит, бедная, и старается избавить меня от веса своего тела. Тшш, мелкая, теперь, перед лицом смерти, мы с тобой равны. — Он дал ей день, последний, звонил мне из Гаррисона и сказал о том, что если она не сделает свое дело, то ему придется избавиться от нее. А она, твою мать, она сказала, что не сделает этого, и ей не нужны никакие деньги, хоть я и сказал Данте увеличить цену, в конце концов, запугать ее, сделать хоть что-то, чтобы она молчала. И когда ты примчался к ним, когда выслал его из дома, я думал, что все кончено, что она все расскажет и мы попадемся, поэтому Данте ночь не спал, наблюдая за домом. Но ты отправил ему сообщение с вопросом про виновника аварии, и я понял, что ты заглотил наживку, а еще я понял, что она так и не решилась все рассказать тебе, ведь ее появление в твоем доме не было случайностью. И за одно это ты мог ее убить, вот чего она боялась больше. Ты же не прощаешь предательства, помнишь? — кажется, от тяжелого дыхания он сейчас лопнет, разлетится на сотни кусков, жирных, отвратительных кусков. Его толстое лицо лоснится от пота, и я еще крепче прижимаю к себе малышку, словно пытаясь уберечь ее от этого заплывшего ублюдка, потерявшегося в мечтах о власти. — Помню, поэтому и тебя не прощу тоже. — Мне не нужно твое прощение, Вико. Ты умрешь вместе со своей шлюхой, которая убила Данте. Хана, умная девочка и догадалась, что он решил ее слить. Она решила сбежать до твоего приезда, но, видимо, Данте учуял неладное. Я только никак не могу понять, как взрослый парень не смог одолеть какую-то девчонку в восемьдесят девять фунтов? Живучая тварь. Когда он звонил мне, он сказал, что ранил ее, но ни слова не сказал о том, что ранен сам. При этих словах я перевожу взгляд на Хану, доверчиво прильнувшую ко мне, и она выдавливает из себя улыбку. — Я бы приехала раньше, предупредить тебя, но не могла, слишком долго восстанавливала силы. Она ехала в Нью-Йорк рискуя собственной жизнью, только для того, чтобы спасти мою. А я не дал ей даже шанса оправдаться. Признайся, Вико, ты бы ей все равно не поверил. Ты никогда никому не веришь. — Маленькая моя, — шепчу, касаясь ее разбитой губы окровавленными пальцами, и прижимаю ее крепко, пряча заплаканное лицо в изгибе своей шеи. Ее худенькие плечи сотрясаются от рыданий, а я думаю о том, что у судьбы действительно дерьмовое чувство юмора, раз она свела нас, чтобы тут же развести. — Ничего не бойся. Это не твоя смерть. — Что вы там шепчетесь? Нам пора заканчивать, уже поздно и Лу будет беспокоиться, — он смотрит на часы, а я отстраняю от себя малышку, усаживая ее рядом и доставая из кармана небольшой пульт с мигающей на нем красной кнопкой. — Узнаешь? Прищуривает и без того узкие глаза, а я, пьяный от боли и потери крови, улыбаюсь. Кажется, сейчас кто-то проиграет. — Это пульт дистанционного управления. Мой визит сегодня не был случайным, уж прости, и дома тебя ждет сюрприз, если, конечно от него что-нибудь останется, а заодно и от твоей семьи. Мне жаль детей, правда, Нитон, но лучше умереть, чем узнать о том, какой падалью был их отец, — я говорю это, попутно поднимаясь на ноги, прислоняясь к стене и с удовольствием наблюдая за тем, как Нитона постепенно накрывает понимание происходящего. Вот тот самый момент триумфа, который приятно ласкает эго. Он думал, что обвел меня вокруг пальца, даже не подозревая, что с того момента, как Луиджи подкинул мне мысль о сообщнике, я поставил его первым в список. И мою теорию доказывали его звонки и нездоровый интерес к происходящему. Он сам выдал себя, настойчиво расспрашивая про Хану. Оставалось только подвести его к черте и услышать всю историю от начала и до конца. Правда, я не предполагал, что он ударит со спины. — Ты что, Вико? Зачем ты вмешиваешь сюда мою семью? — весь его вид меняется, из наглого и уверенного он превращается в испуганного и жалкого, сдувается как воздушный шарик и, замешкавшись на секунду, опускает руку с оружием. Смотрит на мой палец, зависший над кнопкой, немигающим взглядом, и начинает тяжело дышать, отчего воздух покидает его легкие с натужным хрипом. — У тебя нет понятия семьи, Нитон. Ты настолько увяз в собственных амбициях, что забыл про нее. Отдай мне пистолет, и я дам твоим детям шанс дожить до старости. Мы вынесем твою вину на суд капо, и они решат, что делать с таким дерьмом, как ты. Блядь, чего я не люблю больше всего, это мужских соплей. Морщусь, когда его лицо кривится от мольбы, и медленно забираю протянутый мне пистолет. — Вико, убери палец от него, тебя шатает, — голос Нитона жалобный, скулящий, он показывает на пульт в моей руке и, протягивая ко мне ладони, опускается на колени. — Вико, я прошу, убери его. Вик-о-о-о, я согласен на все, только убери, не трогай. Прости, прости, я виноват, так виноват перед тобой. Я искуплю вину, клянусь, буду предан тебе всю жизнь, убери, пожалуйста. Что-то мне это напоминает. Кажется, сын Мальдини точно также ползал у меня в ногах, кидаясь уже никому не нужными клятвами. Да что с вами не так, жалкие трусы? Я не хочу давать ему шанса и никакого суда уже не будет. Направляю ствол ровно в его переносицу и, прежде чем он понимает, что я задумал, стреляю. Безразлично наблюдаю за тем, как грузное тело заваливается вперед, к моим ногам, отчего мне приходится отойти назад. Не хочу замарать обувь его мозгами. За спиной раздается приглушенный вскрик и я, пошатываясь от слабости и головокружения, разворачиваюсь к закрывшей лицо ладонями Хане. Дрожит как осиновый лист на ветру, а я улыбаюсь — моя сильная смелая девочка вела себя намного храбрее, чем здоровый взрослый мужик. — Все кончено, мелкая, — убираю пульт в карман, действительно боясь случайно нажать на кнопку и, спрятав пистолет за ремень брюк, касаюсь ее волос. — Хана, — отрывает руки от изуродованного побоями лица и неверяще смотрит на мою ладонь, будто не зная, что от меня ожидать: выстрела или милости. Я сам не знаю, веришь? Ведь по факту ты появилась в моей жизни, чтобы убить меня, а на самом деле спасла. — Сколько он предложил тебе за мою жизнь? — Десять тысяч на первое время и небольшую квартиру в Манхеттене. — Ты ведь понимаешь, что я дал бы намного больше? Только за то, чтобы ты была со мной, — шмыгает носом, и в океане ее отчаяния утонуть можно. — У тебя была возможность убить меня, и не раз. Но ты этого не сделала, я хочу знать, почему? — Потому что не смогла бы без тебя жить. Какое-то нелепое признание в любви, если честно, но и от него по венам разливается тепло. На лбу выступает испарина и я, ослабший от потери крови, оседаю на пол. Пиздец, никогда не чувствовал себя так дерьмово. — Достанешь телефон? Нужно позвонить Тони. Кивает и, кидаясь к моему пальто, достает из кармана телефон. Наши пальцы соприкасаются, когда она протягивает его мне, и я, поймав ее за запястье свободной рукой, тяну на себя, заставляя сесть на мои бедра. Просто посиди со мной, девочка, пока мы будем ждать помощи. После звонка обнимаю ее, крепко, и утыкаюсь подбородком в окровавленные спутанные волосы. Оба истерзанные, выпотрошенные и до предела одинокие. Или уже нет?