Живой труп.

— Фиалка… — улыбается Вайолет, неслышно шепча себе под нос. Дотрагивается кончиками белых пальцев до чуть скомкавшегося меха на болотной куртке. — Ты меня так раньше всегда называла. Только ты одна. — Зато ты мне никаких прозвищ не давала, — Минерва грузно вздыхает, поглаживая прильнувшую к ней Вайолет по жестким, словно солома, блондинистым волосам. Как же давно это было: вот так просто сидеть вдвоём и трогать друг друга, слышать робкие вздохи и дыхание партнера по посиделкам в темноте, видеть игривый отблеск, что полыхает желанием в глазах напротив. Прямо, как в старые добрые времена. — Просто Минни. Как Минни Маус: ты такая же милашка с приятным голосом, — Вайолет трется щекой о прохладную бледную кожу возле ключиц девушки. — Я была очень удивлена, увидев тебя в лесу с такой короткой причёской-ёжиком. Это… Это так необычно… Ты... И без длинных огненно-рыжих волос. Минерва пожимает плечами, лениво склонив голову на бок. Стрекот сверчков, доносящийся с прохладной улицы, убаюкивает своим спокойствием разогнавшийся до десяти ударов в минуту поникший сердечный ритм. Макушка Вайолет находится прямо под её подбородком. Опусти голову вниз — и снова можешь поцеловать до сих пор любимый лоб. — Мне пришлось… — голос так и веет холодностью, долькой ностальгии и грусти воедино. — Длинные волосы мешали тренировкам, убийствам, да и небезопасно это. Приказали, короче говоря, — девушка потирает ледяной ладонью левую щёку, но забывает, что щеки-то больше у неё нет. С грустью убирает руку с лица на спину Вайолет. Блондинка внезапно отстраняется от тела рыжей и не спеша садится на деревянный пол, подогнув ноги. Минни вслушивается в наступившую тишину, ожидая от подруги чего угодно. — У меня есть вопрос, — Вайолет вмиг холоднеет мимикой, отчего на лице вместо лучезарной улыбки появляется лишь в мгновение только жгучая боль. Возникает пауза; нависающая, колкая. — Соффи недолго мучилась? Минерва, округлив глаза, вопрошающе оглядывает блондинку. Она ожидала какого угодно вопроса в эту минуту таинственной черной и лунной ночи; какого угодно, но только не этого. Пустым, ничего не значащим взглядом уставляется в деревянный пол. — … Нет. Вайолет кривит бровями, жмурится от подступившего к горлу противного комка и покорно сглатывает вязкую слюну, понимающе качнув головой. — Потому что… Потому что я не убила её. От услышанного, девушку словно током прошибает и она, дёрнувшись, немо уставляется в полураскрытые глаза Минервы, жаждая пояснений. — Ах, не смотри так на меня, — та отводит взгляд, легко махнув рукой. — Как бы я смогла убить её? — Но… Но ты же… — Да, я сказала именно то, что ты слышала, на корабле. Это всё так… Ах… Соффи всё никак не хотела мириться со своей судьбой, и я её прекрасно понимала. Это ужасно — быть чьим-то пленником, жить по чьим-то — чужим — правилам. Когда мы пытались сбежать и нас поймали, нам здорово двоим влетело от этих уродцев из Дельты, однако, когда мы вернулись, случилось следующее. Лилли через неделю послала меня с сестрой на «разведку»; перед этим сказав, чтоб я её придушила в лесу или ещё чего похуже. Соффи очень упиралась в тот день куда-то идти; подозревала и боялась, что я мочкану её, но… Если говорить коротко, то, именно тогда, почти полгода назад, я отвела её глубоко-глубоко в лес, предварительно закинув в свою сумку побольше еды. Ну, по крайней мере, я взяла всё, что смогла. Когда мы оказались очень далеко от нового дома, я приказала ей бежать. Рассказала, что Лилли велела мне убить её. Соффи долго плакала и не могла со мной расстаться; всё цеплялась за мои руки и в последний раз обнимала меня, словно, и правда, больше никогда не увидимся. Я отдала ей всю еду вместе с сумкой, сказала держаться подальше от этого проклятого места; приказала найти новых людей и беречь себя, во что бы то ни стало. Я тоже плакала, на самом деле. Ещё больнее сердцу стало, когда я видела отдаляющийся силуэт своей сестры в розовой курточке меж сосен. Далее, я убила какого-то непонятного бобра или что это было..., измазала руки и лицо его кровью, да так, чтобы смотрелось убедительнее. И вот это… Девушка указывает пальцем на рассечённую бровь. Тоже моих рук дело. Я оставила себе шрам, чтобы Лилли поверила, будто Соффи упиралась. Понятия не имею, где она сейчас… Надеюсь, она нашла себе группу или… Чёрт. У Вайолет на глазах за время истории успела скопиться толща солёно-добрых слёз. Неужели Минерва, и правда, всех обманула? Дорогая Соффи жива! Та самая яркая и талантливая звёздочка с длинными рыжими волосами и по-детски искрящимися голубыми глазами; что искусно рисует, словно настоящий мастер и каждое утро будила Минерву и Вайолет пинками и поцелуями в щёки. Её стиль по жизни: быть тихой и мирной, но подруг можно и попинать. Не долго думая и сдерживания истерично-радостные вопли, Вайолет кидается обратно в объятия Минервы, стискивая по-прежнему холодное тело в своих мини-медвежьих объятиях. — Я почему-то была уверена в том, что ты не убила её! Я верила в это! — вполголоса кричит девушка. — Хахаха, тише-тише, а то ты меня ещё раз убьёшь! — Минерва кладёт руку на белую макушку и нежным движением руки проводит по волосам. Знает, что Вайолет всегда любила, когда её гладили по голове; это порой было поводом примирения после какой-то пустяковой ссоры. Поругался — подошел погладил — мир дружба жвачка. — Минни, прости, я просто не могу сдержать эмоции! Ты жива, хоть и не совсем так, как обычно… Соффи тоже жива! Я так рада! — Вайолет… — Минерва наклоняется к ней и полутеплыми губами невесомо касается нежной бледной кожи за ухом. — Я точно так же рада, что ты пришла ко мне… Прости за мой внешний вид. Знаю, что выгляжу крипово, — легко хохочет. — Видала и похуже, — девушка улыбается от столь приятных и давно забытых ощущений, — Тебе точно не больно? — указывает пальцем на выдранную щёку. — Нет… Будто прыщ выдавил, хах, — Минни заправляет белую прядку за чужое аккуратное ухо. — Завтра я придумаю, чем можно это дело залепить, ибо вряд ли моя кожа будет заживать. Ну, а сейчас… Я думаю, тебе лучше уйти. Здесь достаточно прохладно. — Я не оставлю тебя одну! Только не снова! Вайолет прижимается к Минни, словно котенок, жаждущий ласки. Минерва совсем не может сейчас узнать в девушке напротив ту, которая буквально пару дней назад пустила ей арбалетную стрелу в плечо. Теперь она видит лишь девочку с длинными блондинистыми волосами, в красной футболочке и синих флисовых штанишках. Видит перед собой ту самую Вайолет, которую когда-то полюбила, будучи ранним подростком. Прямо как тогда, когда её только отдали в школу, и блондинка смогла подружиться лишь только с Минни и Соффи поначалу. Лишь только с ними, а точнее, только с Минервой Вайолет чувствовала себя раскрепощенно, всё просила спеть какую-нибудь песню, а после восхищалась ровным мягким тембром голоса. А когда Вайолет скромно пела Минерве, в те мгновения, когда они оставались одни, то рыжая любовно утопала в её стараниях. Хоть до идеала и было далеко, зато искренне, чувственно. Только Минерве она могла доверять. — Фиалка-фиалка… Если хочешь словить люлей от этой Клементины, — на последнем слове делает такой акцент, будто выплёвывает это имя с ненавистью, — то, пожалуйста, оставайся. — Не такая уж она и плохая. Просто вы друг друга совсем не знаете, — девушка, пригревшись под бочком Минервы, гладит её по белоснежным костяшкам холодной кисти. — Думаю, вы подружитесь. Минерва решает ничего не отвечать, только сплевывает эту мысль про себя через плечо и позволяет воцариться тишине на долгие пять минут. Слышит лишь только слабое сопение Вайолет, которая, тоже, почему-то, молчит. — Never mind the darkness… Вайолет приподнимается на локтях от резко начавшегося пения. — Never mind the storm… Вайолет с замеревшим сердцем в груди, глазеет, скривив брови, на «поющий труп». — Never mind the blood red moon… Вайолет больно услышать знакомое и родное до дрожи пение спустя столько времени. Беспощадный мир… — The night will be over soon… Вайолет плачет. — The night will be over soon… — заканчивает Минерва в мажорной тональности, с улыбкой глядя на девушку.