Зерна от плевел

Это было просто с точки зрения техники и невыносимо сложно морально. Хуже всего, подумалось Броку, не просто быть дерьмом, а чувствовать при этом всю глубину деревенского сортира, в котором ты плаваешь. Стив смотрел на него без ярости, без ненависти, а с каким-то горьким, отчаянным разочарованием, изо всех сил борясь со своей к Броку слабостью и привычкой доверять. Брок говорил что-то от сердца, так отчаянно желая в это верить, что губы немели от жажды его поцеловать, утешить, забрать отсюда. Вернуть, как было. Вернуться во вчера, когда они долго любили друг друга, и все рассказать. Как-то все исправить. Он действительно пытался уговорить Стива взять отпуск и съездить куда-то. А тот неизменно говорил: «Поедем вместе. Например, в Италию. На побережье. Представляешь, скалы, тихие бухточки, оливковые рощи». Брок обнимал его, зная, что никуда они, конечно, не поедут, но, на мгновение закрывая глаза, видел и скалы, и рощи, и голого Роджерса в голубой, как небо, воде. — Верь мне, — повторял Брок от сердца и тут же вспоминал про камеры. — Верь, сладкий. Постельное, ласковое прозвище само пришло на язык, он гладил и гладил Стива, чувствуя привычный, горячий отклик, вдыхая его запах, жадно пытаясь запомнить, напитаться им, уже зная, что, скорее всего, ему никогда больше не почувствовать этого: биения пульса под губами, шелковистой, доверчивой тяжести в ладони, сладких выдохов в шею. После того, что он собирается сделать, Стив в следующий раз умрет, но не подпустит его к себе. А Брок все равно это сделает, чтобы доказать лояльность. Чтобы, если не выйдет Стива как следует разозлить, подхлестнуть, как горячего жеребца, чтобы тот взял барьер, то хотя бы не утратить возможности к нему приходить. Не подорвать доверия чертова начальства, державшего его за горло. Пусть ради этого ни черта, по сути, не стоящего бонуса ему придется наступить на самое нежное и дорогое. На остатки их со Стивом близости. Стив что-то говорил ему, явно не очень приятное, но Брок не вслушивался. Он на инстинктивном, давно и прочно настроенном на любовника уровне чувствовал, как тот хочет его, хочет вернуть, как было. Без позорной драки в лифте, без того, что происходит сейчас. Уехать в отпуск. Быть вместе. Умереть в один день, ага. Легко. Прямо сейчас, например. Надо собраться. Надо отодрать с мясом и выгребать из этого дерьма, забрав все свое и всех своих. Стива тоже. Он его в это дерьмо втянул — ему и вытаскивать. Стив знакомо напрягся, задрожал, сдерживая стон, и Брок ловко поймал его залп в чертову остопиздевшую коробочку. — Молодец, — Брок мысленно дернул себя за яйца, придавая ускорение, волшебный пендель, дающий силы оторваться от того, кого считал своим. На карту овердохуя поставлено. Надо уметь чем-то жертвовать. И как всегда в ебанутом мире Брока, жертвовать приходится самым дорогим. — Такой послушный малыш, — ухмыльнулся Брок, как чертов актеришка затрапезного театра. — Порядок, образец у меня, — произнес он в комм так, чтобы Стив его слышал, хотя мог выйти в коридор или вообще не озвучивать очевидное — за ними наверняка наблюдали. «Верь мне», — вышло будто само собой, одними губами. Брок видел, как у Стива расширяется зрачок, как пульсирует в нем сдерживаемое бешенство, разгоняемое сывороткой. Он никогда не видел его таким: яростным, готовым не просто причинять справедливость, а убивать самым натуральным образом. Голыми руками. Сейчас он мог его ударить. Когда понял, что обманулся. Снова. Что его слабость использовали против него и наверняка осознанно. И не в первый раз. — Сука, — страшным голосом прохрипел Стив, и Брока обожгло его ненавистью, как раньше обжигало любовью: безо всякой пощады, испепеляя дотла. Добавить ему поводов для ненависти. Может, вырвавшись, он сломает ему шею. Быстро и безболезненно, а не вот это все. — Что ты, сладкий, — оскалился он. — Сучка тут ты. Стив зарычал, как пойманный в капкан огромный зверь, не побежденный, не сломленный, полный яростного желания жить, рвануть, чтобы вцепиться в горло охотнику. — Я тебя убью, — пообещал Стив, так, как привык обещать: с твердым намерением сдержать слово или сдохнуть. Что ж, Брок оказался к этому не готов. То есть он, конечно, мнил себя нарастившим толстую шкуру мудаком, на хую вертевшим чужое мнение, но это был Стив. Это был его человек, за которого сдохнуть было бы не жалко. А приходилось жить — вот так. Стив тяжело дышал и рвался из пут, как дикий зверь, жаждущий крови, и вдруг подумалось — его так зацепило, потому что Брок еще вчера целовал его с головы до пят, обводя языком каждую родинку, и говорил… много всякого. Точно зная, что это взаимно. Брок тоже был человеком Стива. И именно от этого им обоим сейчас — так. Невыносимо. — Что здесь, Рамлоу? — спросил ввернувшийся в приоткрытую дверь толстяк, алчно глядя на контейнер в руках Брока. — Удачно? «Ну давай, Роджерс, зверей по-нормальному, пока дверь открыта». — А то, — как мог пренебрежительно, словно проститутка о неопытном клиенте, отозвался он. — Он у меня ласковый, главное, знать, где погладить. От рыка Роджерса затряслись стены. Буквально. Раздался звон лопнувшего металла, показавшийся Броку оглушительным, резко обернувшись, он увидел размер пиздеца и, прежде чем тот обрушился на него неукротимой лавиной животной ярости и желания раскатать в коврик для йоги, успел проорать в коммуникатор: — Джек, валите! Слышишь?! Просто съебывайтесь ближе к поверхности! Чего бы это вам ни стоило! Роджерс снова оглушительно зарычал, упираясь плечами в потолок. Одежда рвалась на нем, почти вся, и только штаны, видимо рассчитанные каким-то охуенно изворотливым гением на напор хм… капитанского нетерпения, оказались достаточно пластичными, чтобы просто остаться эдакими бриджами на рванувшем во все стороны Роджерсе. Кажется, толстяк пискнул и обмяк. Брок, отобрав у него контейнер, со смаком раздавил его ботинком и расправил плечи, готовый сдерживать халканувшего любовника сколько сможет. Джек должен иметь время уйти. — Эй, Стив, — позвал Брок, и чудовище, дернув плечами, опустило к нему лицо. Всмотрелось, едва не внюхиваясь, а потом рвануло к себе, вжимая в твердый, как сталь, живот. — Мое! — громогласно рыкнуло оно, подхватило Брока под задницу и пошло. Просто проламывая лапищей стены. Во второй такой ладони, больше напоминавшей ковш небольшого экскаватора, жопа Брока помещалась полностью. И она, эта жопа, чуяла неприятности. Да, еще большие, чем просто смерть от перелома шейных позвонков. Тварь была огромной. Не меньше десяти футов в высоту* и вширь, как три Брока. Ладно, два с половиной, если в плечах. Брок, пока его волокли, как пленную дикарку, почти нежно прижав к груди, невольно вспомнил Халка, зеленую машину для убийства, бессмертного агрессивного монстра с уровнем интеллекта трехлетки. Представив, как это жрет его по частям, откусывая руки и ноги, Брок заизвивался, за что был жестче зафиксирован, так, что почти не мог дышать. Вызванное им чудище ломало стены, будто те были из каленого стекла, а Брок малодушно понадеялся, что базу завалит к хуям и что Джек послушался его и уже на выходе. О том, что будет с ним самим, Броку думать не хотелось. Самое страшное, наверное, уже произошло: он вызвал неконтролируемого монстра, дотянувшись таки до надежно спрятанных спусковых механизмов любовника. Стива. Это его Стив. Брок слышал, как вечно топивший за минимизацию ущерба Роджерс просто давит массой высыпавших в коридоры бойцов, и те чавкают у него под ногами, как переспевшие дыни. «Вот бы Пирс тоже попал под раздачу», — обреченно подумал Брок, пытаясь удобнее устроиться в крепкой хватке. Он был сейчас как трехлетний ребенок на руках у взрослого. У очень злого и не очень умного взрослого, крушившего все на своем пути. У Брока складывалось впечатление, что его желание, чтобы Роджерс провертел себе дыру и вышел хоть через стену, было воспринято мирозданием слишком буквально. То, во что этот самый Роджерс превратился, легких путей точно не искало. Зато шло напрямую, не особо, похоже, различая, где стена, а где пустое пространство. Когда уцелевшая часть бойцов открыла огонь, у Брока неприятно скрутило живот — Халк от этого страшно бесился, но вот эта херь, в которую мутировал Роджерс, просто закрыла добычу широкой ладонью, выставленной вперед. Аналогия со щитом была так очевидна, что Брок, пожалуй, впервые почувствовал изнанкой, а не понял головой, что вот такой, десятифутовый, огромный, тупой — это все еще Роджерс. Его Стив. Брока не задело. Ну, как? Обломки на него, конечно, сыпались, но ни одна пуля не зацепила даже по касательной, да и когда тварь прорывалась на поверхность, то, наверное, прокладывала дорогу своей башкой, потому что обеими ковшеобразными ладонями закрыла его от крупных кусков бетона, пыли и пуль. Если так бережет, то… Брок не знал, зачем он этому, но чувствовал себя лягушкой, распятой на лобовом стекле сверхзвукового бронепоезда, ебашащего по бездорожью. Когда то, во что превратился Роджерс, прыгнуло футов на сорок вперед, уходя при этом вверх на высоту пятого этажа, полностью подтверждая свою ебанутую суперсолдатскую природу, Брок заорал, извиваясь. Желудок будто в пропасть ухнул, и Брок порадовался, что не жрал на нервах последние двенадцать часов. Он видел, как сигает Халк, спасибо большое. Только тот скакал самостоятельно, других не катал, а Броку вот повезло. Он орал не переставая, пока они неслись по центру города, перепрыгивая машины, автобусы и целые кварталы. В перерывах Брок успевал давить паническую мысль о том, что Джека засыпало в чертовом бункере, превратившемся в одну большую просевшую внутрь воронку. Она же братская могила всем, кто там остался. Пик Трискелиона привлек внимание твари, и та неслась к нему, порыкивая и сея хаос. Послышался стрекот лопастей, рассекающих воздух, — пресса и военные не дремали, но чудовище, похоже, мало волновала такая ерунда, как поднятая по тревоге армия. В его огромной белобрысой башке был какой-то план. Когда это прыгнуло, проламывая панорамное остекление дорогих кабинетов чиновников, чтобы зацепиться на башне Трискелиона, Брок снова заорал что-то маловразумительное, но отчаянное, и тварь, оказавшись на крыше, ласково потрепала его по волосам, утешая. Утешая, блядь! Вода над шлюзами, скрывавшими хелликериеры, вскипела, и Брок мысленно попрощался со всем на свете: неуправляемая тварь стоила того, чтобы завалить ее из суперсекретного (уже нет) оружия. И его, Брока, заодно. Надо было валить. Этому, может, ничего не будет, а вот Брок сделан из обычного мяса и костей. — Скво быть здесь, — проревело чудовище, оказываясь вдруг говорящим. — Скво ждать Каррах. Каррах КРУШИТЬ! — Блядь, — заорал Брок, не зная, смеяться ему или плакать — это он скво. Женщина, блядь. Самка. — Блядь, Халк-переросток, ты чего?!... — Каррах, — тварь потрудилась напомнить свое имя, будто это Брок был тупым, — КРУШИТЬ. Скво ждать. Броку было что на это сказать. Наверное, но когда тва… Каррах (сука, откуда он вообще это имя взял?) прикрутил его к первому попавшемуся столбу выдранным откуда-то прутом арматуры в дюйм толщиной, Брок мог только материться: он был надежно зафиксирован, чего уж. Очень надежно. Настолько, что чуть сильнее, чем нужно, пережатые ноги мгновенно начали неметь. Называвший себя Каррахом еще раз ткнулся огромной башкой Броку в плечо и рванул с башни, как с трамплина, приземляясь точно на первую платформу. Его рык был слышен далеко вокруг, наверное, даже в соседнем округе, потому что у Брока от его густого басовитого рычания яйца поджимались. Коммуникатор выпал где-то по дороге, да Брок и не смог бы нажать на прием — руки у него были прочно прикручены к остальному телу. Каррах таки крушил. Брок, слегка уняв повышенное сердцебиение, даже залюбовался. Поговаривали, что Халк и Беннер — это две субличности, ненавидящие друг друга. С этим самым Каррахом пока было неясно, но что против «Озарения» он был настроен так же дохуя решительно, как оригинальный Роджерс, становилось с каждой минутой все очевиднее. Куски прочнейшего металла, дорогущей электроники и пластика летели в воду, без затей выдираемые огромными лапищами, а Брок смотрел и смотрел на этого гиганта, пытаясь состыковать его с Роджерсом. Халк, как бы Беннеру ни хотелось обратного, был похож на него внешне, хоть и выглядел так, будто Беннеру в жопу засунули взрывчатку, та рванула, но прочная оболочка выдержала, раздувшись, растянувшись изнутри и окрасившись в неприятно зеленый оттенок. Каррах же остался белым, как мрамор. И рожа Стива была вполне узнаваема: пухлые красные губы, ставшие, казалось, еще мясистее, короткие белые волосы, сохранившие модельность стрижки, широченные плечи. Да, пропорции были нарушены, будто вместо того, чтобы растянуть изображение Стива за уголок, как на компе, просто увеличив везде, его больше фиганули вширь, добавив мяса и объемов. Если бы Брок своими собственными глазами не видел, как на Роджерсе лопается его понтовской костюмчик, выпуская Карраха, он все равно бы его узнал. То ли потому, что знал слишком хорошо, то ли потому, что, пережив первый шок, совсем его не боялся. А вот заваливающуюся прямо на него хреновину — да. — Эй ты, — заорал он, — охуеть, бля, рухнет сейчас все! Ебана мать! Каррах то ли услышал его, то ли соображал получше своего зеленого одноплеменника, но третья платформа, поддавшись его чудовищному суперсолдатскому прыжку, завалилась и свечой ушла в воду, задев здание Трискелиона всего ничего. Брок успел злорадно понадеяться, что там все обосрались и уверовали во что-нибудь, кроме денег и доминантности Америки над остальным миром. Завалив за четверть часа всю оборону этой самой Америки и похерив многомиллиардный проект, Каррах с самым довольным видом на гротескно роджерсовской роже сиганул к Броку, зарычал, как Кинг-Конг, только что кулаками себя в грудь не лупил, и, наконец, отвертел его от столба. Как бант на коробке с подарком развязал. Такой неброский, из дюймовой арматуры. Брок никогда не прыгал с такой высоты. Без парашюта — точно. А потому, конечно, орал, срывая горло и надеясь, что это чудовище достаточно хорошо амортизирует и трюк обойдется без перелома позвоночника. Он, этот позвоночник, был у Брока в единственном экземпляре и выдавался на всю жизнь. — Каррах нести скво отсюда, — пообещал монстр с очень роджерсовским выражением нежного смирения с чужим идиотизмом на лице. — Каррах… — Так неси, блядь! — разрешил Брок, с беспокойством посматривая на закрытое авиацией небо. — Давай, шевелись. Я в лаборатории не хочу, ты, думаю, тоже. Каррах перекинул его через плечо, как добытого на охоте зайца, полапал за задницу и рванул. Плечо, на котором висел Брок, было широким, но от толчков при каждом огромном прыжке голова, и так тяжелая от прилившей к ней крови, дергалась, а живот давило. Но извиваться и орать, требуя вернуть его хоть в относительно вертикальное положение, было бесполезно. Их вели. Несколько джетов, видимо получив приказ не стрелять в черте города, висели неподалеку и привлекли внимание Карраха. — Каррах поймать скво птицу, — нежно проворковал этот мутировавший Роджерс, и Брок, приведенный наконец в вертикальное положение, устало кивнул — скакать на этом жеребце, да еще и перекинутым через седло, как какая-то восточная красотка, на которую не хватало калыма, было не торт. — Каррах лететь. Брок не стал спрашивать куда. Из города надо было убираться. Вряд ли Роджерс в таком состоянии знал какие-то укромные места. Оставалось надеяться, что его подпустят к управлению. Без особых затей подпрыгнув и поймав за хвост один из джетов, чудище зарычало, тряся его из стороны в сторону, пока пилоты не десантировались со сверхнизкой высоты его роста и не разбежались кто куда. Брок бежать не стал. Это Стив. Отчего-то пока забывший об их идейных разногласиях. Стив, который, придя в себя, охуеет от того, что натворил. Нельзя допустить новые разрушения. Нельзя его злить и заставлять искать сбежавшую «скво», которую он почему-то хотел видеть рядом. Нельзя снова его предать. — Хорошо, — сказал Брок. — Ты умница. Куда летим? _______________________________________________ * — около 3 м.