Зерна от плевел

В Токио было шумно, суетливо и светло. Брок, перекинув переноску с ребенком из одной руки в другую, отобрал сумку у Андерсон, игравшей роль миссис Райсон, и посмотрел на огромную интерактивную карту аэропорта, пытаясь сообразить, где тут выход, у которого их должно ждать такси. — Вот, — «Оливия» ткнула в кои-то веки отманикюренным ногтем в точку с неведомым иероглифом. — Сюда, дорогуша. Брок, который в иероглифах понимал, как свинья в апельсинах, вздохнул и потащился за ней, думая о том, что отдохнуть можно будет еще нескоро. Добраться до квартиры. Сбагрить Джея Роллинзу, который должен был жить по соседству. Найти хирурга и надеяться не сдохнуть, пока тот будет ковыряться между позвонками. Разобраться со счетами, разослать удачно выведенное в оффшор бабло ребятам, потому что наличка наверняка у всех уже подходила к концу. Андерсон, модно стриженная, непривычно рыжая, ярко одетая, в туфлях на каблуках, в которых сразу стала на полголовы выше Брока, прошествовала к выходу, уверенно села в поджидавшее такси и назвала адрес по-японски. Брок почувствовал себя подкаблучником-домохозяйкой, обвешанной детьми и заботами. В голову пришла идиотская мысль, что Роджерс наверняка бы не дал ему переть все одному, и Брок с досадой ее отогнал. Роджерс, сколько Брок ни старался, из головы не шел, и каждая мысль о нем вызывала подспудное беспокойство. Какую-то тревогу, будто он оставил оружие на виду или не мог вспомнить, запер ли сейф с важными бумагами. Их с Роджерсом вояж показали все каналы, не только американские, а вообще все до единого мировые. Роджерс сигал по небоскребам, как Кинг-Конг, люди вокруг вопили, на ютьюб такие видео тут же набирали миллион просмотров, все гадали, кто же прекрасная похищенная Джейн, но, хвала небесам, его имя не было известно широкой публике. А вот настоящее имя Карраха — да. Общественность билась в форменной истерике, не веря, что герой, совесть и моральный ориентир самой крутой в мире нации оказался вдруг неуправляемым монстром, одержимым разрушениями и похищением людей. Брок в душе не ебал, как Фьюри и остальные будут выгребать из этого дерьма. Все, что его интересовало — спасение собственной шкуры и шкур тех, кто от него зависел. Он повторял это как мантру, но каждый раз, как какая-то тупая силиконовая телеведущая, вытаращив глаза, вопрошала, почему от общественности скрыли такую милую особенность Капитана Америки, как его «вторую форму», внутри что-то противно сжималось. А потом он говорил себе, что живой Роджерс, до сих пор гуляющий на свободе — это лучше, чем мертвый Роджерс, павший жертвой научных экспериментов. Очень нескоро павший. Токио был странным. С одной стороны, он был чем-то похож на Нью-Йорк, а с другой — всем своим видом, неоном, высотными развязками, иероглифами кричал о том, что они не дома. И, скорее всего, это надолго. В момент осознания факта, что у них больше нет страны, в которой они все выросли, на благо которой долго служили, во рту скопилась горечь, но потом Джей завозился в своей люльке, и Брок, доставая из термоса последнюю бутылку, заготовленную в самолете при содействии очаровательных бортпроводниц, тут же забыл о глупой и беспочвенной ностальгии. Они справятся. Квартирка была на окраине, в высотке, расчерченной иероглифами снизу доверху. Район Броку не понравился, но на первое время перетоптаться было нормально. Квартира оказалась крошечной, и Андерсон, проверив все углы, уселась на диван в гостиной-кухне-столовой и, отобрав у Брока сумку, тут же принялась копаться там в поисках сменной одежды. Ловко скинув туфли и легкое яркое платье, она упаковалась в темные джинсы и футболку, натянула куртку и прикрыла огонь волос бейсболкой. — Отправлю к тебе Роллинза, — вытащив из большой сумки маленькую, сообщила она и склонилась, чтобы поцеловать своего «мужа» в щеку. — Тебе точно ничего не надо? — Когда улетаешь? — только и спросил Брок, которого и так бесило, что его отряд расползается по миру, оказываясь вне его компетенции. — Завтра с утра. Помни, что ты нам обещал, папаша. Брок им наобещал на три расстрела. И когда-нибудь сползтись вместе в какую-нибудь одну страну, например. Пока надо было решить насущные проблемы. Например, спровадить Андерсон, дождаться Джека, который уже побывал у чудо-хирурга, и съездить к нему самому. — Помню, — заверил он Андерсон перед тем, как закрыть за ней дверь. — Помню, — повторил он уже Джею, как раз открывшему свои глаза-маслины. — Ну что, мелочь, — преувеличенно бодро сказал ему Брок, чувствуя себя, как те бабы с форумов с «послеродовой депрессией». — Переоденемся, накатим бутылочку смеси и дождемся дядю Джека? Джей скривил ротик, зевнул и задрал освобожденные от одеяла ноги. Брок представил, сколько времени пройдет, прежде чем можно будет его оставить без присмотра хоть минут на пять, и подавил желание закурить. С курением вообще пора было завязывать — жить ему придется долго и плодотворно. Острое чувство неуюта, неприкаянности накатило ожидаемо, но неотвратимо. Вспомнилась собственная квартирка в Квинсе, темно-коричневая мебель, огромная плазма, душевая кабинка с двадцатью программами и встроенным радио, ящик пива в холодильнике. То, чего он никогда больше не увидит. Он жив, верно? Он жив, у него есть Джей. Джек и остальные тоже живы. И Роджерс жив. За грудиной сначала потеплело, а потом сверху будто бетонную плиту швырнули. Он где-то ошибся. Надо было как-то исхитриться, сыграть тоньше. Но теперь чего уж. — Обделался опять, — ухмыльнулся Брок, принюхиваясь. — Ну ты силен, парень. Забота о ком-то, кому несравненно сложнее и хуже, чем ему самому, приводила в чувство на раз-два. При мысли о том, что Джея сейчас тестировали бы на холодном столе лаборатории, Брока передернуло до самого нутра. Он все сделал правильно. Роджерс справится — не маленький уже. И он не маленький. Как-то приспособится, не впервой. *** После операции Брок почувствовал себя так, будто с него сняли тяжеленные кандалы. Обколотая анестезией шея ощущалась деревянной, хирург, мистер Вонг, смотрел с прищуром и так нешироких глаз, микрочип плавал в колбочке со спиртом, а Брок чувствовал себя старым псом, привыкшим бегать по цепи. Он сидел, глядя на чертову пластинку в прозрачной жидкости, и не мог поверить, что теперь можно не бояться просто умереть в самый неожиданный момент, не донеся ложку до рта или за рулем. Потому что Вонг подтвердил то, о чем Брок догадывался и так: в пластинке была капля яда. Крошечная, но убила бы она мгновенно. Без шума и пыли. — Спасибо, — искренне поблагодарил Брок, зная, что даже немаленькая сумма в конверте, которую он отдал за пятнадцать минут готовности ко всему на свете, не была достаточной без слов. — Я правда… — Люди делают ужасные вещи, — слегка сюсюкая, перебил его Вонг. — Но ни один ошейник еще не обеспечил верность. Даже если был надет добровольно. Ничто и никто не держит человека крепче, чем убеждения. И чем он сам. — Мне… нужно провести еще шесть операций. Другим. Они в Европе. — Это несложно, — Вонг написал на листке пару строк и передал его Броку. — Пусть скажут, что от меня. Еще раз поблагодарив и забрав передатчик, Брок вывалился на улицу, чувствуя себя, как в Чайна-тауне, в потоке людей азиатской внешности, а потом втянул носом воздух и понял, что на Нью-Йорк ничерта не похоже. Совсем. Что-то в самом воздухе, в атмосфере. Влажно, душно и пахнет совсем не так. От надреза на холке боль, сначала едва заметная, пульсируя, поползла вверх, давая понять, что ковыряние между позвонками — это совсем не то же самое, что в зубах, пусть и умелые руки там орудовали, а операция есть операция. Вонг сказал поберечься. Даже ошейник надел, как кастрированному псу, и Брок, ощущая подступающую головную боль, выматерился сквозь зубы. Надо было зайти в аптеку за обезболивающими, памперсами, детским питанием и еще один бог весть чем — если бы башка не трещала, он бы вспомнил точнее. Надо было купить нормальной жратвы, какого-нибудь мяса, а не суши и рисовую лапшу. Надо было как-то начинать жить. Снова. К тому времени, как Брок ввалился в ту нору, в которой пока что обосновался, он уже был слегка на взводе. Три часа отсутствия. Пропущенное кормление и всего два памперса в запасе — вот что он оставил Джеку, уезжая. И никаких инструкций — их у него у самого не было. Как не было детей еще неделю назад. Ребенка. Джея. — Порядок, — едва на него взглянув, Джек ответил на все незаданные вопросы разом. — Поели, покакали, поорали и спим. С плеч будто гора свалилась. Когда-то он ржал над Уилсоном, которому жена звонила в любое время с воплями “Мы покакали!”, пофиг, чем Джон был занят: шуровал марш-бросок, жал от груди или находился на ковре у начальства. Он неизменно брал трубку и радовался вместе с ней. Брок теперь понимал, почему. С ребенком все в порядке. Он функционирует в штатном режиме, без сбоев. — Хорошо, — хрипло выдохнул он, сваливая гору пакетов с иероглифами в угол. — Колеса на столе, — хмыкнул Джек. — Завтра еще и чесаться будет так, что хоть на стену лезь. Брок, не разуваясь, прошел к столу, вытряхнул из блистера синюю пилюлю и проглотил, едва запив водой. — Позвони Бобу, — моя руки, распорядился Брок. — Мне наш эскулап телефон своего кореша дал, поближе к ним, отправь их всех к нему. Меня сейчас попустит, и я поеду к старому мудаку Ли, решу с деньгами. — Если кинет? — Джек спрашивал спокойно, но Брока самого беспокоил этот вопрос. — Не должен. Он знает, с кем дело имеет, думаю, тот Ли, в Яблоке, ему доходчиво объяснил, сколько нас и что мы можем. И при таком проценте, что они с нас сдерут, им смысла нет. Вымыв руки и лицо, он склонился над диваном, на котором Джек, обложив подушками, устроил Джея. — На тебя похож, — с насмешкой произнес Джек. — От кэпа нихрена нету, может, того, что осуждать еще не выучился. Брок на секунду зажмурился, отгоняя воспоминания, и рассмотрел крошечное личико. — Ну, спасибо, — ответил он. — Не знал, что такой красавец. Джек, заржав, ушел на кухню, а Брок вдруг подумал — что делал бы без него? Один. Против всего того пиздеца, что на него свалился. Без ребят? Наверное, он бы в это не лез. Слинял бы, только получив приказ лечь под кэпа. Скрылся бы где-то в Африке, и ничего бы не было. Совсем ничего. Ни Джея, ни долгих шести месяцев со Стивом, ни взгляда, полного разочарования и какой-то почти детской обиды там, в бункере. Все было бы иначе. *** Китайские братья не подвели, и огромная для перевода через банк сумма, выведенная со всех счетов, до которых Брок при участии Романовой смог дотянуться, была разделена на три части и надежно припрятана. Можно было выдохнуть. Перевести доли ребят точно так же через китайцев черным налом в Европу, заказать новые документы, подумать, куда по ним рвануть дальше. Токио был неплохим местом, если рассуждать логически. Большой, шумный, интернациональный. Идеально сочетающий в себе высокие технологии и традиции. Камеры были не везде, широко ходила наличка, были подвязки вроде того же Ли. Из проблем — совершенно дурацкий язык, который ни в жизнь не выучить, раздражающая жратва, запахи и неотличимые друг от друга японцы вокруг. Одинаково улыбающиеся, как болванчики, безукоризненно вежливые, даже когда собираются выпустить тебе кишки. Более сентиментальных и в то же время скрытных и злопамятных засранцев было еще поискать. Представив, что такая куколка-няня, у которой в голове кровавая резня с тентаклями, будет ухаживать за его сыном, Брок скрипнул зубами. Делать было нечего: купить нормальные, непаленые (ладно, не очень паленые) документы — это не только дорого, но и долго. А они нужны были позарез. На них двоих… троих. На него, Джека и Джея. Джей как-то не воспринимался отдельно, но документы на него были нужны один хер. И придется ему пока побыть домохозяйкой. Первый раз лет за десять он был предоставлен сам себе. Ну, почти. Без вечной рутинной гонки на выживание. Заплатив посреднику (предварительно убедив его, что с ним лучше не мухлевать), Брок решил зайти в одно не слишком легальное агентство недвижимости, адрес которого ему дал тот, еще нью-йоркский Ли. Вроде, там должны были говорить по-английски. Язык был для Брока худшей карой. Он не понимал ни слова. Слышал только “аучиварра тыгимеро атун!” на разные лады и с такими интонациями и выражениями лиц, будто собеседник нарывается на драку. У него был разговорник, в который можно было четко сказать по-английски, а тот переводил на японский, но после того, как Броку вместо яблок принесли презервативы, он перестал верить в то, что его английский достаточно чист для этой хуеты. Будь он проклят, если останется в этой чертовой стране хоть один лишний день сверх тех трех месяцев, которые понадобятся на оформление документов. И эти три месяца он не собирается прятаться, забиваясь, как крыса в нору. Он не для этого столько сил убил на то, чтобы вывести из Штатов как можно больше денег. Если уж жить в этом муравейнике, то на самом верху. Он хотел пентхаус.