Зерна от плевел

Брок проглотил идиотские вопросы. Отчего-то он думал, что честность изменит Роджерсу и тот не скажет ему правду. Промолчит или выдаст «не знаю». Но Роджерс, как идиот, весь был в этом. Капитан-я-всегда-честен во всей своей охуенности. — Ты, — повторил Роджерс контрольным в голову. — Когда тоска и желание… ну, пусть видеть тебя перевешивают, я как будто… пропадаю. И остаюсь одновременно. Он — это я, Брок. Мой спусковой механизм неизменен уже какое-то время. Только теперь он заедает. Насильно отключает все критическое и оставляет только желание… оказаться рядом. — Ты перекидываешься туда-обратно сам? — Я вообще никуда не перекидываюсь. Все три раза я пропадал и просыпался рядом с тобой. Брюс… пытался меня разозлить, вывести из равновесия, и ему не удалось. Я не делаюсь таким от злости. Только от… — Недотраха. Роджерс смутился. Едва-едва заметно, просто Брок знал, куда смотреть. — Не совсем, — наконец выдавил из себя он, даже не покраснев. — То есть ты как приличный сбрасываешь напряжение где-то. С кем-то. — Нет, — серьезно ответил Роджерс. — Наташа говорила… но я — нет. Я не могу. — Даже ради мира во всем мире? — ухмыльнулся Брок, чувствуя себя мудаком, но мудаком отчего-то счастливым. — Ради мира во всем мире у меня уже было, — ответил вдруг Роджерс. — Да, Брок? — Это было у меня, — заговорить получилось не сразу, но он сделал над собой усилие. — И не ради мира во всем мире, а сначала ради собственной шкуры, потом — ради шкур ребят, потом ради всего этого и по любви. А потом еще и ради Джея. Потому что никто не должен жить в лаборатории, даже если без нее он бы никогда не появился на свет. Ребенок не принадлежит матери, как кусок мяса, и Джей не должен был принадлежать Гидре. Чего бы это ни стоило. Тебе и мне. Нам обоим. — И почему мне кажется, что Гидра никогда бы им не завладела, если бы не ты, Брок? Не ты ли… — он замолчал, легко хлопнул по столу расслабленным кулаком, будто не нашел в себе должного запала. — Впрочем, что теперь говорить. Брок вспомнил его лицо в бункере, горячую, неотвратимую ненависть, с которой Стив клялся убить его, и сердце привычно засбоило, пропустило удар, но застучало, будто нагоняя, торопясь исправиться. — Я знаю, что для тебя это пустой звук, Стив, — Брок хотел бы произнести это убедительно, а вышло хрипло и почти жалко. Он и чувствовал себя жалким, пытаясь объяснить, хотя никогда не жалел о сделанном и не оправдывался, если наворотил дел. Оправдывающийся уже виноват. — Но у меня не было особого выбора. — Я знаю. Здесь, — Роджерс коснулся двумя пальцами виска, будто показывал «я застрелюсь». — Но помню, как ты меня назвал, Брок. Там, в камере. Когда я как… Когда я снова тебе поверил. Смачно так плюнул мне в развороченное нутро. — И это сработало. Роджерс, ты, озверев, становишься в три раза сильнее. Я не знал, что ты превращаешься в такое, но если бы я мог вернуться и переиграть, я бы ничего не поменял. Я сделал это осознанно. Не из ненависти. Не для того, чтобы причинить боль ради боли. А чтобы ты озверел и порвал всех. — Я мог убить тебя, — глядя куда угодно, но не на Брока, произнес Роджерс. — Я был к этому готов. — А я нет. Обо мне ты не… Давай закончим этот разговор. Наташа все мне рассказала, умолчав, правда, о том, что у меня — у нас — есть ребенок. И пока я не готов… взглянуть на это с другой стороны. — А и не надо, — с не присущей ему серьезностью ответил Брок. — Не дай бог никому оказаться на моем месте. Я тебе искренне этого не желаю. Никогда. Все, что у меня есть, Роджерс, я получил не за красивые глаза. Я это все с кровью выхаркал. Полгода с тобой. Джея. Ребят. Относительно спокойную безбедную жизнь вне лабораторий для всех нас, включая тебя. Я не жалею, это все равно без толку. И тебе не советую. Роджерс взглянул на него нестерпимо серьезно, без осуждения. Наверное, он так же смотрел бы, если бы они вдруг разошлись из-за несхожести характеров, без предательства и прочих сложностей, но по инициативе Брока. — Вас считают погибшими, — наконец произнес он. — С нашей… со стороны ЩИТа вас никто не ищет и искать не будет. — И за это? — спросил Брок. Потому что ничего никогда не бывает просто так, даже у Роджерса. Теперь — в особенности. — Послушай, — Роджерс поджал губы и нахмурился, как делал каждый раз, когда был с собеседником не согласен, но старался держаться в рамках вежливости и субординации. — Я не уверен, что смогу контролировать… того, второго. — Его зовут Каррах. — Тебе виднее, — складка между идеальными бровями залегла еще глубже, но Роджерс продолжил так же спокойно: — Так вот, я не могу твердо тебе пообещать, что случившееся сегодня больше не повторится. Я прилагаю усилия, чтобы контролировать… это, но, судя по всему, у меня не выходит. — И хочется, и колется, и Фьюри не велит, — хмыкнул Брок. — Я мог бы сейчас задвинуть о принятии себя как есть, вместе со всеми тайными и не очень желаниями, но не буду, наверняка проф тебе уже дырку в голове сделал по этому поводу. Поэтому просто скажу: раз не можешь ничего изменить, перестань париться. Я знаю, что ты, мистер-я-контролирую-все, бесишься, раз за разом оказываясь рядом со мной, но чем раньше ты… — Я разнес половину Нью-Йорка, — перебил его Роджерс. — Погибли люди. Я чуть не… не убил тебя. Самым ужасным способом. — Это ты о «заебать насмерть»? — поинтересовался Брок. — Я тебя… насильно, — после паузы ответил Роджерс. Тихо, убито. — Я насильно заставил тебя быть со мной. Заниматься со мной сексом. Я мог тебе навредить. — Я же заслужил, разве нет? У Роджерса сделалось такое лицо, будто Брок влепил ему пощечину — не особо больно, но обидно и унизительно. — Что ты такое… Брок? Вот как ты... — он поиграл желваками, сжал руки в кулаки и длинно, с усилием выдохнул, пытаясь успокоиться. — Нет. Это не… я бы никогда не стал так наказывать тебя. Это не по-человечески. Мне жаль, что ты думаешь… — Я ничего не думаю, Роджерс. И уж точно ни в чем тебя не обвиняю. Идем, — он поднялся со стула, прихватил кружку с кофе и вышел на пляж. Джек наверняка причалит со скальной стороны острова и придет пешком, чтобы не палить свое присутствие раньше времени, так что пляж пока свободен. Роджерс пошел безо всяких «куда» и «зачем». Просто сел рядом прямо на песок и взял протянутую кружку. — Не так я представлял себе наш совместный отпуск, ну да ладно, как уж вышло. Пей. Тут красиво до опизденения, ты, думаю, привыкнешь. — Брок. — Будем реалистами, Стив. Каррах вылупился из тебя, и назад его засунуть не более реально, чем того, зеленого — в Беннера. Он выбрал меня. Он скучает, по-своему искренне любит, и с этим ничего не сделаешь. Не, ну попытаться я могу, но, видишь ли, мне еще лет двадцать-тридцать будет очень дорого мое здоровье. Мне ребенка растить, а потому я не рискну отталкивать твою «внутреннюю богиню», чтобы кому-то там спокойнее жилось. Даже если в их число будешь входить ты. Я эгоист. Мне судьба ребенка важнее того, что будет с остальным миром. Поэтому мы сделаем так. Ты будешь прилетать когда захочешь. В обеих, так сказать, ипостасях. Единственное условие: никто не должен знать, куда ты летаешь. Делай что хочешь, но держи всю свору жадных до исследований ублюдков подальше отсюда. Это первое. Второе. К Солдату сильно не приставай, с ним такое творили, что удивительно, как он голову от жопы отличает. У него амнезия. Не просто тут помню — тут не помню, а его… под ноль стирали. Если ты тут надеешься застать своего армейского дружка, то пока рановато. Никого нет дома. Роджерс рядом нахмурился и открыл рот, готовый спорить. Брок хмыкнул, поднимая руку. — Да, да, я ни черта не знаю о вашей бессмертной дружбе и жму тебе Солдата, приспособив его под свои нужды. Только вот он с Джеем оживает, он уже на человека похож больше, чем на киборга, которым был еще месяц назад. Просто не мешай. Не дестабилизируй его состояние, пытаясь подкроить под шаблон, сохранившийся у тебя в голове. Я верю, что Барнс был хорошим парнем, но Солдат — это не он. Он создан на его основе, может, вспомнит чего со временем, но столько раз переломанная психика очень нескоро… скорее, даже никогда не восстановится полностью. — Везет тебе, — вдруг ответил Роджерс, делая последний глоток из кружки. — Неконтролируемые чудовища, непомнящие себя киборги с… что у него с рукой, Брок? — Роджерс, я с ним работал один раз два года назад. Я — последний командир, застрявший в его дырявой памяти, как гвоздь, на который он повесил остальное. Я понятия не имею, откуда он взялся, как его сделали, когда и зачем. Могу только догадываться. Поверь, его обслуживание мне до сих пор в кошмарах снится. Он этой рукой стены проламывает, кто и когда ее ему приделал — вопрос не ко мне, а к Пирсу, это он курировал проект. — Пирс мертв, — после паузы произнес Роджерс. — Не объявлен мертвым, а действительно мертв. Я видел тело. Он был в том бункере, в наименее пострадавшей части, но от пули в лоб его это не спасло. — То есть завалы полностью разобрали уже. И что, никто не спросил, куда делись… недостающие? — Там взорвалось все, — пожал плечами Роджерс. — Утечка реактивов, пожар еле потушили, температура горения была такая, что металл кое-где оплавило, что тут о телах говорить. Базу данных тоже не восстановили, серверы, основной и резервный, там находились, без доступа к сети. Так что ни о вас, ни о Джее никто ничего не знает. Он посмотрел на свои руки и отставил пустую кружку на песок. — Стив. — Я не буду спрашивать, как Джей получился, догадываюсь. И где они взяли материал — тоже. Понять я тоже оставил попытки. Ты спасал своих, у тебя даже вышло. Но ты мог… Брок, они могли убить тебя, меня, а ребенок… — Сослагательное наклонение, — напомнил ему Брок, который сам неоднократно думал о том, как все обернулось бы, если бы он оказался менее ловким, гибким, циничным и везучим. Или если бы его предали свои, например, Джек. Как он сам предал Стива. Наверняка Стив тоже был уверен в нем, как он сам уверен в Джеке. — История не терпит сослагательного наклонения, Роджерс. С удачами это тоже работает, не только с проебами. Так что расслабься. Смотри, какая вода голубая. Роджерс рядом вздохнул, и Брок вдруг погладил его по плечу, будто они были друзьями, людьми без камня за пазухой друг для друга, пусть разошедшимися по серьезной причине, но сумевшими сохранить и лицо, и доверие. Что, конечно, нифига было не так. — Позови мне другого парня, — попросил Брок. — Плохая идея. — Пока ты не научишься контролировать трансформу, люди будут при виде тебя откладывать кирпичи. Что это за Капитан, которого боятся? Что за символ, мать ее, великой нации? — Я больше не Капитан, — как мог ровно выговорил Роджерс. — Нельзя перестать быть тем, кем ты родился, просто потому, что тебе так хочется. Вообще перестать быть собой довольно проблематично — все равно вылезет. Ты вот такой. Всегда таким был, но не знал об этом. По сути, Каррах был в тебе с момента ввода сыворотки. Просто ты такой отмороженный в личном плане, Роджерс, что в нем не возникало особой необходимости. Давай. Как ты там это делаешь? Крекс-пекс-фекс? Роджерс дернул плечом, сбрасывая его руку, а потом вдруг развернулся, повалил на песок и поцеловал. Длинно, вкусно, совсем как раньше, так, что пробрало моментально, выгнуло навстречу. Вокруг словно вспыхнуло все, и уже через мгновение Брок не видел никого и ничего, кроме гротескно растянувшегося изображения щита на ставшей огромной футболке. — Моя прекрасная, — Каррах протащил Брока по песку, подтягивая выше, и осторожно опустился сверху, боясь сломать свою хрупкую самку. — Вот что мы сделаем, — сказал ему Брок, погладив по огромной скуле, выступающей, как булыжник, под теплой, почти горячей кожей. — Я схожу в дом, а ты жди меня тут, сплаваем кое-куда. — Детеныш? — чудовище заглянуло Броку в глаза и, чуть отодвинувшись, нежно погладило его по животу, будто он действительно мог выносить Джея сам. — Моя прекрасная подарить Карраху дитя. — Ага. Сам практически носил-рожал. Лучшие годы отдал. Жди здесь. — Хотеть видеть. Можно? — Не сейчас. Он спит. Будешь хорошо себя вести — увидишь вечером. В доме его сразу поймал за запястье злой, как черт, Джек. — Куда собрался? — шепотом спросил он. — Детка, ты охуенный, ты даже — допускаю, хоть и со страшным скрипом — виноват один Роджерс знает в чем, но нахуя тебе с этим чудовищем возиться? — А ты выход видишь? — Брок без усилий освободил руку, стянул с дивана в гостиной большой плед и достал из холодильника упаковку воды. — Подай крем от загара, Джекки. И перестань кудахтать, ничего мне не сделается. Лицо Джека приобрело страшное выражение. Обычно он с таким бросался на превосходящего противника с намерением разорвать или сдохнуть. — Ничего не сделается, — прошипел он, снова хватая Брока, теперь за плечо, и разворачивая к себе. — Думаешь, я не видел... — глаза его, обычно блядские, с зеленцой, выцвели вдруг почти добела, и Броку стало не по себе. — А ты не смотри, — тихо ответил Брок. — Не смотри, Джекки. Роллинз сжал его плечо до боли и нагнулся, утыкаясь лбом в лоб. — Нахуя оно тебе, детка? Мало тебе досталось? Он же тебя… я думал, он тебя насмерть заебет. — Не родился еще мудак, способный заебать меня насмерть, Джек. Где вера в командира? — Брок потрепал его по широкому загривку и ухмыльнулся как мог уверенно. — Мы в ответе за тех, кого развратили. Если это чудище не обуздать, оно откусит кому-нибудь голову. Если не помочь Роджерсу, не убедить его, что тут Джею будет лучше, он его увезет. И все сначала. Лаборатории, «Каррах крушить» и прочие радости, только вот у меня ограниченный запас прочности, Джекки. И предотвратить мне проще и приятнее, чем потом разгребать последствия. Присмотри за обоими детками, дорогая, я буду к вечеру. И глушилку около птички кинь, она под маскировкой, но мало ли. С этими словами он легко сбежал с террасы и направился к Карраху, послушно сидевшему на берегу. — Эй, толстячок, скидывай свои шмотки, поплыли, тут недалеко. Великан послушно разделся, метко зашвырнув ком одежды в открытый люк джета, и, устроив Брока на широких плечах, поплыл в указанном направлении — ни дать ни взять Зевс в обличьи быка, возжелавший Европу*. Обжитой остров быстро отдалялся, Каррах рассекал волны, как дельфин-переросток, а Брок думал о том, когда его жизнь превратилась в пиздец — с появлением Роджерса или все-таки немного раньше? _________________________________ * Похищение Европы https://www.grekomania.ru/articles/mythology/158-kak-zevs-pohitil-evropu