***
Юноша тонет в этих глазах, попросту растворяется. Это происходит каждый раз, стоит им оказаться наедине. Нет стеснений, нет сомнений, нет ничего вокруг. Только они вдвоем. Он приближается, протягивает руку, и, увидев тянущееся лицо навстречу, расплывается в улыбке. Ладонь мягко скользит по щеке, встречая ответное трение. Лука льнет к руке Элиотта словно кошка. И это не может не радовать Демори. Он приручен. "Только мой и ничей больше" — проносится безумная мысль в его голове. Парень невольно засматривается на длинные ресницы, когда Лука прикрывает глаза от сладкой истомы. Улыбка не сходит с его лица. Видеть его каждую ночь — лучший подарок судьбы, доставшийся именно Элиотту. Этот крохотный мальчишка, пускающий электрический ток по телу, стоит только увидеть, услышать, коснуться. Порой кажется, что он насовсем потеряет голову, если хоть раз еще поддастся этому яркому, живому, игривому взгляду напротив. Он и есть жизнь. Он вызывает в нем это все. Так много вещей, как считал Элиотт, существовать не может: нет этой дурацкой любви, тем более — с первого взгляда, не бывает такой связи, не могут чужие люди стать родными, не способны так доверять, окунаться с головой в эти эмоции, и не терять чувства на протяжении многих лет. Абсурд. Нелепость. Но здесь и сейчас, он вновь видит эту открытость, искренность, абсолютную честность в глазах перед собой, и из-за этого всего не может себя контролировать. В каждый из таких моментов Элиотта лишь охватывает желание обнять его крепко, спрятать, укутать в одеяло заботы и любви, и никогда не отпускать, никому не отдавать. Ни за что. Он опирается коленями на кровать Луки, обхватывает ладонями его лицо и приподнимает, заставляя взглянуть на него. Всматривается в глаза, цвета ночного неба так, словно не делал этого уже много лет, как не видел звезд на небе столько же, пока не встретил Его. Он замечает легкую дрожь в его опущенных плечах и волнение, отражающееся в его тихом, но частом дыхании. Трепет проходится по сердцу от мысли, что Элиотт вызывает в нём такие эмоции. Он легко проходится большим пальцем по бархатистой коже, не в силах разорвать зрительный контакт и, переполненный теплом, счастьем, наконец сокращает расстояние и, едва ощутимо, нежно целует Луку в лоб, заставляя его от этой нежности судорожно выдохнуть. Он опускает голову и трется щекой к его щеке, словно кот, оставляя мягкие поцелуи на висках, скулах, уголках губ замершего мальчишки. Демори с упоением замечает, как губы податливо приоткрываются перед ним. Сердце заходится от невероятной близости, он прикусывает собственную нижнюю губу, опаленный нетерпеливым дыханием напротив.***
Слышится грохот за дверью, громкий смех и болтовня. Парни резко оборачиваются в сторону источника шума, в попытке понять, что происходит. Ещё секунда — ошарашенно переводят взгляд друг на друга. Элиотт моментально отодвигается от Луки, словно от огня, хмуря брови и делая еще пару шагов назад для надежности. «Это был не сон?» — в одну секунду проносится мысль у обоих в голове. В комнату заваливаются уже изрядно выпившие знакомые Элиотта, заставляя его обернуться. — О, Эл! Ну что, ты в норме? Погнали с нами вниз, второкурсники устраивают «чаепитие» по поводу приезда. — И, Лалльман, да? Ты с нами? — Отзывается второй. У Луки кружится голова. Какого черта происходит? Он переводит ошалелый взгляд то на незваных гостей, то на не менее напуганного Элиотта. — Нет. — Коротко и тихо отвечает Лука, допуская мысль, что Демори ответит так же. — Я иду. — Моментально отзывается Элиотт, хватая вещи, быстро переобуваясь в кроссовки. — Отлично. — Смеются парни, встречая Демори широкими объятиями. Дверь захлопывается, и комната наконец наполняется тишиной. Только в голове Лалльмана по прежнему разносится какой-то скрежет и грохот от биения собственного сердца. Парень бессильно падает на слишком мягкую подушку. Он ничего не понимает, абсолютно. На протяжении, должно быть, минут двадцати он смотрит в потолок и по прежнему даже мысли связать не может. Лалльман дергается от уже изрядно раздражающего его скрипа двери, резко оборачивается, но видит лишь своего друга. — Лука? — Довольно тихо говорит Янн, приближаясь и пытаясь высмотреть в лице напротив настроение, в котором пребывает его друг. — Я видел Элиотта внизу. Я думал, мы соберем народ, а вы, как раз, останетесь вдвоем… Как все прошло? — Казас садится на свою кровать, немного пугаясь отсутствию каких-либо перемен на его лице. Лука лишь смотрит на него, хлопая глазами, в надежде, что, может, хоть в речи друга найдет какой-то ответ. Но ничего не меняется. — Я не знаю… — Многозначительно отвечает Лука наконец, мотая головой. — Я не знаю. — Повторяет он, опускается вновь головой на подушку и закрывается одеялом.***
Заснуть этой ночью он так и не смог. Элиотт в комнату не возвращался, а все происходящее заставляло Луку изрядно понервничать. Он не мог никак решить для себя: радоваться ему от последних событий, или волноваться. Элиотт начал это первым. Но то, как он отреагировал позже — вызывало легкий холод и неприятное сомнение где-то в груди Луки. Не желая сталкиваться с реальностью, Лалльман до последнего не вытаскивал и головы из под одеяла, пока Артур не навалился на него всем своим весом под громкие аплодисменты Базиля с Янном, вызвавшие нецензурную ругань у соседей, все еще отходивших от похмелья. Сегодняшний день предстоял быть длинным, а сердце Луки уходило в пятки каждые пять минут при неожиданном появлении любого человека на горизонте. Но он не видел Элиотта до последнего, пока их не начали усаживать в автобус — и это напрягало. Ни приветствий, ни даже взглядов, черт возьми. Как он может вести себя так, после всего, что вытворял прошлой ночью? Хотя Лука признавал, что тоже хорош: растекся в податливую массу при первой возможности. Ну и что, что это был, как он думал, сон. Взять и так глупо попасться. Первая половина дня была занята экскурсиями, во второй Дафна обещала наличие сюрприза. Изящные каменные стены многочисленных домов поражали. Имен знаменитых личностей, кому они принадлежали, Лука, конечно же, не запоминал, как и то, в каком году та или иная усадьба была построена. Все, что было важно в этот момент, так это то, что Элиотт весь день держится от него в стороне. Лука может построить в своей голове тысячи причин и объяснений подобного поведения, но ни одна из них его не устроит, пока не будет произнесена из уст самого Демори. Поэтому, наплевав на все сомнения и на то, как слабеют ноги, и уверенность падает к нулевой отметке, Лука, во время очередной экскурсионной остановки, незаметно подходит к Элиотту, в очередной раз отстранившемуся ото всех. Младший берет его за запястье и, не встречая сопротивления, в одну секунду тянет в небольшое пространство между холодными каменными стенами домов. Голова идет кругом от душистого аромата. То ли от многочисленных цветов, укрывающих старые стены, то ли от Элиотта Демори. Они стоят молча пару минут, пока старший смотрит — то ли напуганным, то ли неверящим взглядом в синие глаза, а Лука пытается собраться с мыслями и понять, что он на самом деле хотел сказать и зачем вообще все это затеял. Лалльман вдыхает и выдыхает, прежде чем попытаться задать вопрос: –Я… Что… Что вчера было? То есть, почему? — Мямлит он, злясь на собственное бессилие, ибо что-то более внятное сейчас выдать просто не способен. Лука не замечает, как парень напротив нервно сжимает кулаки, как и не замечает дрожь в его руках. Юноша уже почти жалеет, что затеял это, желая исчезнуть от накрывающего его чувства неловкости, как его тут же отрывает от серебряных глаз приоткрывшиеся губы: — Прости, — севшим голосом произносит Элиотт, и от одного этого слова сердце Луки неприятно сжимается, — я не соображал, что делал. Извини, если тебя это напугало, я просто… Перепутал. — Голос Демори был наполнен сожалением, как и его чересчур печальный взгляд. Лука не мог сомневаться в его искренности. Он чувствует, что парня действительно что-то грызет изнутри. Но он не видит истинной причины смены настроения. Не замечает. Просто не может заметить то, что Элиотт всего навсего боялся. Боялся, что его ночной, неконтролируемый порыв отпугнет мальчишку. В мечтах Демори он был необходим Луке так же сильно, как и он ему. Но то были лишь мечты. Элиотт едва был способен принять мысль, что может быть так же важен для Луки в реальной жизни. Он видел в его взгляде интерес, готов был поклясться, что видел. Но все, что их связывало на самом деле — пара мимолетных разговоров, и все с его инициативы. Еще бы накинуться на Луку, будучи переполненным чувствами. Ах, точно, это мы уже сделали. Он был зол на себя самого. «Перепутал» — эхом проносится в голове Лалльмана, в то время как его брови удивленно поднимаются, а на лице появляется неверящая ухмылка. «Перепутал» — Вновь прокручивает в голове он. С кем? С одной из девиц, вечно вьющихся вокруг? С той блондинкой, которая носилась рядом с Демори каждую перемену в течение последних двух месяцев? Как он раньше не мог это понять. Все же было предельно просто. Лука мотает головой, не в силах отвести взгляд от этих глаз. Но теперь — он видит лишь то, что они ему не принадлежат. И никогда не принадлежали. Не смотрели так, как он хотел, как он надеялся, что смотрели. Ведь скорее всего — он действительно лишь замечтался. Признаться, Лука никогда еще не чувствовал себя более жалким. Он поджимает губы, опуская взгляд на кроссовки Элиотта. Черт возьми, даже обувь этого парня была слишком идеальна, как и все в нем. Он вновь поднимает голову, вглядываясь в лицо Демори и ощущая, что это действие теперь причиняет еще больший урон. — Я понял. — Натягивает улыбку Лука. — С кем не бывает. — Усмехается он, хлопает Элиотта по плечу и возвращается к своей группе, оставляя старшего вглядываться в многочисленные трещины камней перед собой.