three is a lucky number

Чанбин пропадает на целую неделю. Как личность взрослая и самостоятельная, он имеет полное право. «Ему нужно время все обдумать.» «Он позвонит нам, когда будет готов.» «Все будет хорошо, Сонь.» По крайней мере, так считает Крис. Джисон же сдавленно улыбается и тянется в распростертые объятия истинного, который целует его в светлую макушку и шепчет — изо дня в день шепчет — что любит, что будет лучше, что Чанбин все обдумает и позвонит первым. Проблема в том, что у младшего в горле вместе с комом безвыходное «Нет, Крис, не позвонит» застывает. Джисон же видел Чанбина, он видел его взгляд в тот момент. В момент, когда легкие младшего альфы заполнились запахом паники и страха, когда в воздухе тонким шлейфом витали нотки цитруса; когда его внутренний альфа, заподозрив что-то неладное и насторожившись, устремился к источнику взволнованности. Устремился успокаивать взволнованную омегу. Омегу… Все же Крис оказался прав, когда с обезумевшим взглядом прибежал в гостиную, отвлекая младшего от зубрения студенческого материала и тряся в руках знакомую разношенную толстовку. «Он ее постирал, Сонь! Постирал и- Ты- Ты понюхай!» «Что-» «Нет времени объяснять, Сонь, быстро понюхай и скажи, что чувствуешь!» Привыкши к крисовым тараканам, младший это и сделал. И почувствовал. Казалось бы, все на свете в этот момент почувствовал и понял. Не отрываясь от поцелуя, Джисон приоткрыл глаза и нашел источник тревоги — Чанбина, стоящего в дверном проеме, одной рукой до побелевших костяшек вцепившись в дверь, будто она — единственное, что еще удерживало его на ногах. Второй же он зажал себе рот, почти что удерживая дыхание. Эта картина не покидает сознание альфы ни на секунду; казалось, в тот момент само отчаяние приобрело человеческую форму в лице омеги. Джисон запомнил каждый фрагмент — полные панического смятения глаза, пунцовые щеки, слабо дрожащие пальцы и невыплаканные слезы. Сдавленное «Ч-чанбин» так никто и не произносит. Омега резко срывается с места, а после — разорванный поцелуй, хлопок двери, крики в никуда и накатывающие слезы у обоих, оставшихся в одинокой квартире. Их осталось двое, а казалось бы лишь половинка одного целого. Джисон про свой неутешительный настрой не говорил Крису на протяжении всей недели. Почему? Надеялся и верил, дурак, что оптимизм старшего воплотится в реальность, и будет у них это утопическое «долго и счастливо». Но сказку Крис собственноручно и разрушил — а после сломался, как карточный домик. У Джисона такое горькое чувство дежавю давит на грудь, при виде такого старшего. Обычно, в трудных ситуациях вспоминается приятное для человека время. Младший тоже невольно вспоминает, на первый взгляд, далеко не самые приятные воспоминания. Ведь вначале их знакомства Крис совсем плох был: Лицо натягивало дежурную улыбку; с утра до вечера образ лгуна постепенно покрывал кожу густой смолой; рот врал всем и вся и даже самому себе; а на лбу кровоточило «Добейте меня, пожалуйста». Никто, естественно, не решался исполнить просьбу, так что старший сам делал себе больно — как морально, так и физически. Крис же попросту тонул в собственном болоте, и утонул бы окончательно, если бы не надежда — две «самые красивые» метки, возле косточек таза, и «самые лучшие» истинные, где-то там, далеко за пределами холодного жилья, ждали именно его. На самом же деле счастье было ближе — Джисон вот был в местной библиотеке; и если бы не эта судьбоносная встреча в отделе «Психология», кто знает — может, и остатки надежды покинули бы Криса. Но это все горестные теории, и о них лучше не думать. Тогда у младшего надежды с головой хватило на обоих. Сейчас же жизнь с головой окунает их в море безнадеги, и надежда, даже у самых неунывающих, скатывается на нет. Джисон правда пытается склеить старшего по кусочкам, но тут одного ПВА недостаточно — тут нужен Клей Момент. В их квартире его никогда не было. Несмотря на это, Чанбина не пробовали найти еще где-то четыре дня, предполагая, что человечество найдет решение к мировому голоду, а брюнет таки придет к логичному продолжению истории; что все наконец-то образумится и вернется на круги своя. У омеги мнение, ожидаемо, было другим. Молчание — тоже ответ. Но какой — не ясно никому. Мысли о Чанбине жевали их сутки напролет, пока ниточка терпения, у одного из них, не порвалась.

×××

Мысли о них Чанбина жевали не меньше. Это же его вина, да? Если бы он не подпустил их так близко, так непозволительно близко, ничего бы не было. Они бы не были причиной его улыбок бессонными ночами; первыми людьми, образ которых всплывает ранним утром; не из-за них омега шел бы на скатанной из нежности тропе; не о них лились бы строки; не из-за них бы он заходился рыданиями на ровном месте; и с работы уволился бы по причине собственной заебанности — никак не с целью никогда больше с ними не встречаться. Глупо, на самом деле, он же понимает, что от истинных (опровергать этот факт больше смысла нет) ему не убежать. Страх, однако, кричал, что мостам следовало быть сожженными. Он обязан восстановить удобную ему дистанцию и сшить ее окончательно, продолжить привычно существовать. Первая неделя безумно сложная — Чанбин то и дело во время обучения бежит в уборную, пьет эти ебучие таблетки, запивая водой из-под крана. Его постоянно трясет, а в груди сердце трепещет, увы, очень знакомо. Запах дикой вишни и ментола до сих пор вдыхается полной грудью. В порывах безвыходности омега зажимает нос пальцами, чтобы вообще не дышать, а лучше сдохнуть — прямо тут, в уборной. В начале второй недели практически все возвращается на круги своя — голова болит меньше, тело более менее спокойно, немного клонит в сон, правда, но это привычное уже. Никаких запахов он больше не чувствует — и наконец-то может вздохнуть. С рассеивающимся в голове туманом думать (более менее) логически становится проще. Почему они не пытаются до него дозвониться? А почувствовали ли они его запах? Ему показалось — или кто-то кричал ему вслед? Знают ли они, что он их омега? Ответы находятся — иронично — быстро; в тот момент, когда на другом конце города Джисон, тайком от Криса, делает такой им необходимый первый шаг.

Чат — мелкий

мелкий (2:12) привет, хен. прости, что пишу так поздно и так внезапно… под поздно я подразумеваю и время и… опять время… в смысле, я давно должен был тебе написать. прости, что не сделал этого… у меня сейчас в голове все, но одновременно ничего. как и у всех нас, наверное. мелкий (2:16) крис не знает, что я пишу тебе, но он не будет против, не волнуйся, просто… ему сложно… сложнее чем тебе? я не знаю. но точно в сто раз сложнее, чем мне. но не думай, что мне не сложно, просто я… я как-то лучше держусь, что ли. мелкий (2:21) так вот на днях крис по совету терапевта написал тебе письмо. не отправил, естественно, но как сам сказал — написал все, что давно хотел тебе сказать и рассказать. оно длинное получилось и некоторые вещи… ну, мне кажется, что их стоит сказать глядя в глаза… вообще, я спросил хена, невзначай так, что, возможно, нам стоит прислать тебе это письмо, потому что там… ну, там все, что нам следовало тебе сказать намного, намного раньше, понимаешь?.. и хен сказал, что следовало бы отправить… но ему банально страшно, и вообще куча других причин есть… я правда не знаю, как это все объяснить, поэтому вот, отрывок из письма… мелкий (2:49) «знаешь, до встречи с соней я был жалким. пытался строить из себя бездушную мразь, а сам плакал каждую ночь, тихо, в подушку, слушал угнетающую музыку, одевался во все черное (я и сейчас это делаю, но раньше из-за того, что было действительно хуево), почти ни с кем не говорил, пренебрегал собственным здоровьем и вообще… знаешь, плевать было на себя… спасали только вы оба — я всегда считал, что у меня самые красивые метки и самые лучшие истинные (и до сих пор так считаю, что бы не случилось). я правда был эгоистом, потому что думал о суициде, а потом думал, какой же я еблан. хочу умереть, при этом имея самых лучших истинных. идиот? идиот. и ненавидел я себя еще больше за то, что заставлял вас страдать. ведь все те приступы меланхолии раньше, которые ты испытывал — это же были мои эмоции тоже. прости за это… иногда было особенно хуево, и я причинял себе боль… да, именно поэтому я так боялся, что ты делаешь то же самое. ведь (прости пожалуйста, за ваниль) я вижу в твоих глазах отражение себя тогда — ты много лжешь, считаешь, что не умеешь дружить, обстоятельства сделали из тебя социофоба, ты запрещаешь себе любое счастье, ведь считаешь, что не заслужил его. ты ведь поэтому врал нам? говорил, что ты бета? что напульсники — лишь предмет аксессуара? поэтому пил эти «витамины»?» мелкий (2:57) «знаешь, когда я понял, что ты пытаешься убить в себе омегу, у меня впервые за долгое время случилась паническая атака. просто… чанбин, я знаю, как тебе хуево, как ты, не побоюсь этого слова, страдаешь, но я, черт возьми, не знаю, что мне делать… ведь меня тогда спас не я сам — меня спас джисон. я то не умею спасать… но я позволил себя спасти… видишь разницу?» мелкий (3:08) «мой терапевт сказал, что мне стоит позволить себе слабость, а то эмоции накапливаются и гляди — полный пиздец будет. хреново от того, что соня опять должен оказывать мне эмоциональную поддержку. но с другой стороны, когда любишь — делаешь все, чтобы любимому было… лучше? не так сложно? поэтому я тоже стараюсь не окунаться с головой в это болото (а оно ведь снова пытается меня засосать, сука). а ты, чанбин? ты позволяешь одиночеству и тревоге поглотить тебя? если я в любой момент могу прийти к соне и наоборот… что же делаешь ты? бежишь в аптеку за новыми таблетками? знаешь, подкармливая дикого кота, он сам начнет к тебе приходить. зачем ты поощряешь собственные страдания? чанбин, я правда ненавижу быть этим человеком, но ты же омега… а вам необходима любовь и… да черт с ним, ты прежде всего — человек. человеку нужен человек. ты нужен нам. и мы очень-очень надеемся, что мы тебе тоже.» мелкий (3:14) «у тебя же есть мы — истинные — но ты упрямо избегаешь нас и продолжаешь мучить сам себя… и нас тоже. я тебя не обвиняю, какое право я вообще имею? мы, по сути, о тебе мало что знаем. ничего, если быть точным. у тебя есть причины и на игнор, и на непринятие нас, но, черт возьми, стоит ли это… всего этого дерьма через что мы проходим? все твои страхи, вся неуверенность — неужели ты не хочешь от них избавиться? я хотел, в свое время, поэтому и не отвергал соню…» мелкий (3:17) «я не знаю, что еще написать, или сказать… знаешь — мы рядом, мы всегда были рядом. я знаю, как нелегко это — открыться, довериться, но… мы любим тебя. я люблю тебя. соня тебя тоже любит. боже, я уже писал об этом, но он до потолка прыгал в тот день, когда мы поняли, что ты наша омега… когда я почувствовал твой запах. (у тебя такой потрясающий запах, господи…) ты поэтому постирал мою толстовку? бин, такое же ничем не выведешь, глупый…» мелкий (3:22) «одной лишь любовью не поможешь, я знаю. мы можем предоставить тебе поддержку и кучу всяких классных штук, но пока ты сам не захочешь — толку-то? у тебя должно «кликнуть» в голове, как тогда кликнуло и у меня — надо же, а я на самом деле не такой мудак и ничтожество. или что-то типа того.» мелкий (3:26) «нам стоит поговорить с тобой, давно стоило. может, мы хотим дать тебе время. хотя я уже думаю, что со временем ты накручиваешь себя еще больше.» мелкий (3:29) «на самом деле, я знаю, что мы все боимся. но кто-то должен сделать первый шаг и что-то мне подсказывает, что его сделаешь не ты… я же банально не готов…» мелкий (3:31) а я готов, как оказалось, хах… мелкий (3:31) много букв, да? но я надеюсь ты все прочитал и сделал для себя выводы. я даже не знаю, стоит ли еще что-то добавлять. ты видишь, что у нас происходит. мы тебя не заставляем ни к чему, но, знаешь, истинные же… это же здорово? в смысле, я толком не знаю, как это работает, никто не знает, но я знаю точно — ты наша омега. точка. мы всегда поддержим и поможем. даже если тебе сложно это принять. мелкий (3:38) ладно, реально слишком много букв, пора закругляться. все равно текстом не передать что мы чувствуем. мелкий (3:43) давай не будем усложнять все еще больше? крис тебя любит. я тебя тоже люблю (очень-очень). теперь мы ждем лишь твоего ответа… мелкий (3:44) до скорой (я надеюсь) встречи, хен. мелкий (3:49) /я люблю тебя/ Блять. «Блять. Блять. Блять. Блять. Блять. Блять. Блять. Блять. Блять.» Чанбин же догадывался. Он же, мать твою, догадывался, что Крис знает, что они знают. Почему же так страшно? Почему, сука? Он не понимает, он не может, не хочет… Не хочет быть тут, не хочет быть с ними… «Я не могу быть с ними, не могу- Не могу… Быть с вами… Нет, нет, нет, отъебитесь, отъебись от меня, оставьте в покое! Убейте, закопайте, сожгите, делайте что хотите, только отъебись, пожалуйста, пожалуйста!» Крис. Любит. Джисон. Любит. Крис. Терапевт. Письмо. Знает. Крис все знает. Любит. Джисон тоже любит. Джисон. Написал сообщение. Сделал первый шаг. Крис и Джисон. Альфы. Его истинные. Любят. Блять. Блять. Блять. Блять… Это сообщение ворвалось тайфуном, перевернув все, на чем, и так пошатываясь, стоял омега. Отбросив телефон, он попытался собраться с мыслями, но разбитость состояния давала о себе знать. Ни черта не получалось. Все просто. Все лежит на поверхности. Альфа и омега — эта динамика стара как сам мир. Омега нуждается в альфе. Альфе необходим омега… Да что уж там — человеку нужен человек; проще некуда. Но всегда найдутся такие индивидуумы, которые эту истину отвергают. Почему же отвергает Чанбин? Опыт прошлого дает хороший пинок? Он до сих пор не доверяет им? Новое же пугает, очень — открываться людям пугает, разговаривать о действительно важном и… Быть ранимым тоже. Он же слишком привык к тому, что весь мир против него, что все поголовно хотят обидеть. Или он себя в этом лишь убедил? Любим. Джисону легко говорить, у него Крис. Всю жизнь — был, есть и будет. Крис, конечно, редкостный пацифист, но Джисона любит так, что убьет за него, не задумываясь. И это взаимно. И без Чанбина им нормально будет. Так ведь? Нет, нет, нет, блять, ни черта не будет — разве не видно какое дерьмо происходит из-за того, что Чанбин… Такой эгоист? Это он — собственноручно же и соорудил все табу, все «нельзя и неправильно». Для собственного, казалось бы, блага, для его же безопасности. Новое же так пугает. Они соединены, как бы банально и заезжено это не звучало, красной нитью судьбы, и метки служат доказательством сей связи. Крис и Джисон — они же не давали передышки, завоевывали доверие, оказываясь рядом именно тогда, когда омега терял всякую веру и нуждался в ком то больше всего. Он же даже не задумывался — а страшно ли им? А что они чувствуют? Так просто сказать себе — «Так будет лучше для них». Очень сложно признаться самому себе, что ты не имеешь ни малейшего понятия, что чувствуют другие. И кто ты вообще такой, чтобы решать — что для них хорошо, а что плохо? Он лишь слуга собственного, эгоистичного страха, а не благотворец. В конце концов — он (почти) лишил двух людей истинного, не спросив их самих. Те маленькие моменты радости, когда они были вместе, когда эта дыра в душе наконец была заполнена не дымом, а любовью, черт возьми. Это они ощущали все втроем. А сейчас? Пролитые слезы, нервы, ярость, дрожащие ладони и выкуренные сигареты, страх и тревога, сопровождающие каждый день — «Что, если они выйдут прямо из-за угла?». Страх конфронтации и чувство, будто ядовитые шипы скручивают тебя за шею, душат и перекрывают доступ к кислороду. Ты перестаешь жить и начинаешь существовать в своей голове. Так смешно — как он сам портил свое будущее. Страдать из-за себя же, от собственной невозможности иметь длительные взаимоотношения с людьми, от страха и сомнений. Совсем не смешно, когда из-за тебя страдают другие. «Я постоянно все порчу» — так же он всегда думал, да? И если раньше речь шла о банальном пиздострадании, то нынешняя ситуация — реальная проблема, в которой действительно виноват он и только он. «Не заморачивайся, Бин» — вспоминается сказанное Крисом — «Сонь всегда ворчит, когда западает.» Выходит, ему не послышалось. Он понимает. Понимает, почему Джисон тянулся к нему так злостно-отчаянно. Почему шел на встречу, даже когда омега в беспросветной серой усталости мог грубо прогнать. Понимает, почему так часто замечал хищный взгляд Криса и излишнее внимания в свою сторону. Любим. Оказалось, он абсолютно не знал, как будет лучше для всех. Для них. Когда вранье достигает пика? Когда сам уже не можешь его терпеть. Стыдно. Вранье во благо… Какое, к черту, благо, если это сообщение — доказательство, что всего этого можно было избежать? А Чанбин боялся. Идиот. Слуга своего страха. И как вообще ему понадобилось одно лишь сообщение, чтобы все это понять? Не мог раньше? Глядя в их, мать его, глаза? Придурок. Надо что-то делать, пока не поздно. Хоть что-то. Даже если не ради себя… Ради Криса и Джисона. Ради них.