Asphyxiation

      Тэхён всего лишь отправился по поручению своего друга и босса в самый неблагоприятный район Сеула, чтобы найти какой-то диск и парочку бумажек. Мужчина надеялся закончить все дела поскорее, а потом посетить любимый клуб и хорошенько отдохнуть с каким-нибудь омегой, а может и не одним. Всё это было очень грандиозным и важным, по его мнению, да только с самого начала как-то пошло, мягко говоря, «по пизде».       Во-первых, дом вместе с информацией сгорел как спичка, прихватив во время взрыва и парочку бонусных душонок его подчинённых. Но это фигня, по сравнению с тем, что ждёт правую руку босса, когда он будет докладывать Чону лично о случившемся. Тогда выжившие пожалеют, что не остались под кусками обгоревшего дерева. Тогда пожалеют многие…       Во-вторых, ему попался какой-то уж очень неуклюжий лазутчик, который с самого начала умудрился наделять столько шуму, что и роте солдат не снилось. Но это даже больше плюс, чем минус.       Ещё этот мальчишка очень красивый, похож на маленького ангелочка, и пусть весь в чёрном, и с угрюмым лицом, всё равно ангел. Со сладким запахом и очень мягкими большими губами. Он огрызается и не даётся без боя в руки, словно зверёныш. Но тает и податливо тянется, стоит только немного добавить ласки.       И прямо сейчас этот дикарёнок стоит напротив Кима со слегка подкашивающимися ногами и желанием в глазах, огромным желанием, хоть прям здесь вали и трахай. Слишком соблазняюще. Жалко, что нужно повременить.       От созерцания такой прекрасной картины в голове мафиози рождается план, с всплывающим фрагментом воспоминаний, в которых, если он не ошибается, этот дикарёнок называл имя того несчастного информатора, а значит есть шанс, что вполне возможно ему известно нахождение каких-либо резервных копий.       Ким Тэхён хочет убить двух зайцев сразу.       Тэхён снова наклоняется к самому уху своей зверушки и проведя носом по хрящику, шепчет: — Я знаю, где находится твой друг, — горячее дыхание обжигает холодную кожу. Пак вздрагивает от чужого голоса, но слушает внимательно — боится упустить самое важное, пелена расслабленности в ту же секунду покидает его тело. — Если хочешь его увидеть, то приходи в это место завтра ближе к часу ночи и не забудь прихватить с собой то, что твой драгоценный дружок тебе дал.       В конце своей речи альфа, не глядя, выуживает из кармана пиджака визитку и бесцеремонно засовывает её за край ремня омеги, огладив указательным пальцем через футболку плоский живот. Мужчина ослабляет хватку на чужих руках и отступает назад, наблюдая, как розоволосый парень озлобленно смотрит ему в глаза и потирает затёкшие кисти. — И не дури, дикарёнок.       Ким Тэхён уходит также быстро, как и появился.       Чимин чувствует небольшое облегчение, кривит лицо и сплёвывает слюну себе под ноги, а затем вытирает губы рукавом. Только сейчас приходит истинное осознание, как ему противно смотреть на эту надменную рожу и насколько те касания были омерзительны. Только тогда, когда запах шоколада отдаляется, и рёв мотора перекрикивает треск от сгорающих балок.       Что Намджун конкретно так попал становится ясно как белый день, и то, что Чимин умудрился вляпаться туда, отчего его пытались отгородить, счётчик дерьмовости всей ситуации начинает зашкаливать ещё больше.       Омега лезет рукой за той злосчастной бумажкой и на удивление не видит там приглашения в морг, что несказанно радует его. На яркой неоновой картинке написано название очень дорогого стрип-клуба.       «Кто бы сомневался» — ехидно хмыкает про себя Чимин, а затем прячет макулатуру в карман и, последний раз посмотрев на языки пламени, уходит в темноту ночной подворотни.

***

      Намджун в первый раз не кричит во сне, не раздирает ноготками глотку, чтобы поскорее проснуться, не открывает глаза в полной темноте и одиночестве, не глотает ртом жадно воздух, а затем судорожно смывает холодной водой с лица дорожки слёз. Он никогда раньше не спал так спокойно и умиротворённо.       Кошмары, преследующие с самого детства в этот раз не беспокоят его, обходят стороной и дарят долгожданный покой. Они словно дают шанс, чтобы немного успокоится или же наоборот издеваются, выказывая несказанную честь, ведь в реальности у Кима есть свой кошмар. Он не такой абстрактный и его не прогонишь криками. Он живой из крови и плоти, причиняющий физическую боль, со своими жуткими тараканами в голове.       Сегодня Ким Намджун в очередной раз понимает, что боятся нужно не монстров и воспоминания, а людей.       Омега чувствует где-то на краю сознания, как что-то тёплое и мягкое касается его лба. И от этого нечто исходит свет. Этому теплу хочется довериться и притянуть к себе поближе, схватить покрепче и никуда не отпускать. Оно похоже на мягкое облако или же вату. Напоминает родное и близкое — похоже на тепло Чимина.       Эта теплота сползает вниз и останавливается на щеке, обжигает кожу и в одну секунду превращается в чужую ладонь.       Джун резко открывает глаза и отталкивает от себя источник тепла, отскакивая назад. Комнату оглушает глухой шлепок и грохот от удара тела об спинку кровати.       Ким смотрит широко открытыми глазами на худенькую, среднего возраста, женщину, с тёмными как ночь волосами до плеч, такую яркую, но с тусклыми серыми глазами. Она прижимает к себе уже начинающую краснеть руку и смотрит прямо в глаза Наму. Взгляд у неё печальный, но на губах лёгкая и сочувствующая улыбка. — Простите, что разбудила вас. Я Суюн — горничная Господина Чона. Мне было велено за вами присматривать.       Намджун мельком вздрагивает, когда женщина начинает говорить: голос её немного сиповатый, но нежный и приятный на слух. Она виновато прикусывает губу и опускает взгляд на постель. Суюн выглядит безобидно и ей хочется верить, но года, проведённые на улице, дают о себе знать. — Где сам Чон? — слова получаются слишком резкими и грубыми. Ещё не пришедший в порядок после сна голос оставляет желать лучшего. — Он уехал по делам, но велел мне, чтобы я накормила и вымыла вас, — женщина хоть и выглядит нерешительно и застенчиво, но голос её громкий, а слова разборчивы. — Пожалуйста, съешьте это.       От слов незнакомки становится совсем чуть-чуть легче. Джун немного расслабляется, но всё равно не сводит внимательный взгляд с собеседницы — ждёт какого-нибудь подвоха.       Суюн разворачивается и берёт откуда-то позади себя небольшой поднос, она ставит его на кровать, подставляет под самый нос Кима, открывая крышку.       Намджун видит тарелку, наполненную яичницей и беконом, каким-то панкейком и стаканом гранатового сока. Его желудок неприятно скручиваются, вызывая рвотный позыв. Парень слегка прикрывает рот рукой и отползает подальше к стене. — Уходи. И забери это, — из-под густых ресниц омеги сверкают злые огоньки зрачков, он проговаривает каждое слово по отдельности, словно порыкивает как раненый зверь, которого посадили в клетку.       Женщина поспешно забирает поднос и ставит его на прикроватную тумбу, а затем, поднявшись на ноги, слегка поправляет белый фартук и разворачивается в сторону большой двери из красного дерева.       Ким наблюдает, как она медленно подходит к выходу и, взявшись рукой за ручку, останавливается, открывает слегка дверцу и замирает. — Выйти отсюда нельзя — в доме где-то в сумме тридцать человек охраны. Вас поймают. Везде понавешаны камеры, — не поворачиваясь, говорит горничная, посильнее сжимает ладонью металл, добавляя в конце почти шёпотом. — Пожалуйста, только не злите его. Ему ничего не стоит свернуть вам шею.       А затем сразу же уходит, защёлкнув за собой дверь.       В полном одиночестве Джун проводит почти весь день. Он не трогает тот злосчастный поднос и даже не смотрит в его сторону, просто отодвигает его подальше. Аппетита как-то особо нет, так же, как и желания брать что-то принадлежащее ему.       За всё это время юноша успевает облазить представленную ему комнату вдоль и поперёк. Она оказывается расположенной на втором этаже и имеет достаточных размеров балкон, под которым растут огромные кусты белых роз. Намджуну нравились эти цветы: они олицетворяют чистоту мыслей и силу даже в самом хрупком. Возможно, с первым у парня есть небольшие проблемы, но второго хоть отбавляй. Он надеялся на это.       Под окном туда-сюда ходят охранники с овчарками, а из-за края занавески выглядывает огонёк камеры, будто говоря: «Он знает, что ты делаешь, и ни за что не отпустит. Это твоя вечная тюрьма и твой эшафот».       Нам почти не сходит с балкона, смотрит куда-то за ограждение, желает оказаться там. От мыслей его отвлекает скрип двери. — Извините. Но вы должны хоть что-нибудь съесть и принять душ, — Суюн снова стоит в дверях, топчась немного на месте и держит в руках небольшой сверкающий поднос. — Я не буду есть еду, предоставленную этим человеком, — Намджун кривится на каждом слове и с надеждой смотрит вниз, где расползаются колючие ветки с белыми бутонами.       «Может всё-таки прыгнуть?»       Киму хочется в эту же минуту перелезть через мраморный бортик балкона и просто полететь вниз. Сбежать или же умереть в этих прекрасных цветах — не особо важно, главное выбраться из той клетки, которая его окружает. Он боится минут, тянущихся так медленно, он боится прихода Дьявола. Боится его пугающе чёрных, как угли, глаз, боится давящей силы и ненавидит везде преследующий его запах крови. Не хочет себе признаваться в том, что не знает дальнейшего, не может что-то сделать и предпринять.       Суюн невесомо ступает по полу и садится на край незаправленной кровати. Её пальцы сильнее сжимают шёлковое покрывало, а взгляд неотрывно следит за юношей. — Ты же понимаешь, что этими бойкотами не делаешь себе лучше? — прерывает его крамольства женщина и обеспокоенно смотрит на чужую спину. — А какое тебе до меня дело?! — психует Нам и резко оттолкнувшись руками от бортика, разворачивается лицом к ней. Только в её глазах он не видит раздражения или же осуждения. Там только сочувствие и неизмеримая печаль. — У меня был сын твоего возраста, — грустная, но тёплая улыбка касается её губ, а глаза с искоркой счастья прищуриваются и смотрят неотрывно в чужие карамельно-карие.       Они почти сразу теряют счёт времени. Нам стоит, облокотившись спиной на тумбочку, а она сидит на кровати, рассказывает про сына, тоже омегу, которого убили в результате перестрелки мафиозных банд, про то, как стала работать у Чонгука, чтобы самой как-нибудь отомстить убийце. Она рассказывает всё, что её гложет.       Намджун же просто молча слушает, не перебивает и ничего не говорит, смотрит на неё неотрывно и вспоминает почему-то Чимина.       Он такой же глупенький и открытый, готовый излить душу тому, кто покажется ему похожим на самого себя. Такого же тёплого и доброго, омега понимает, почему при первой встречей с Суюн подумал, что это Пак. Они очень похожи.       От воспоминаний об этом строптивом, но одновременно таком беззащитной омеге, Джуну как-то становиться легче, совсем немного, но этого хватает, чтобы парень покрепче сжал пальцами дорогое дерево и неосознанно улыбнулся, глядя на женщину.       Идиллию прерывает звук открывшейся двери и появившаяся аура смерти вперемешку с кровью.       Когда Чонгук входит в помещение, Намджун почти не реагирует, продолжает стоять на своём месте и смотреть в никуда; только с губ исчезает та мимолётная улыбка. Ему даже не нужно поднимать взгляд, чтобы понять, что это именно он и насколько мужчина был зол. Всё это чувствуется по атмосфере. Она давит и заставляет подчиниться, только Нам ей противится — не желает даже взглядом дать Чонгуку понять, что он слабее.       Суюн же быстро вскакивает со своего места, опускает в смирении глаза в пол и низко кланяется своему Господину. Чон раздражённым жестом головы приказывает ей выйти, а сам неотрывно смотрит на фигуру омеги в уходящем солнце.       Чон в очередной раз убеждается, что не прогадал с новой игрушкой в своей коллекции. В свете заходящего солнца Намджун выглядит завораживающим. Даже синяки под глазами и отречённый взгляд не портят картины. Альфа оглядывает юношу с головы до самых ног и отмечает то, что омега так не сменил свою уже трёхдневную одежду, а его затёртая футболка так выгодно показывает выпирающие ключицы, облачённые в бронзовую кожу. Чонгук в предвкушении облизывается.       Служанка быстренько добегает до тяжёлой двери и на секунду остановившись, смотрит в глаза Джуну: — Не зли его, — произносит она одними губами, но Намджун понимает каждое слово и от них ему становится как-то неприятно. Дверь закрывается, оставив их одних.       Хищник и жертва остаются наедине.