Расколотое королевство

*** Эйгон Стена была особенно прекрасна в это время суток, когда полуденное бледное солнце в самом своём зените, озаряя своими тёплыми лучами, окрасило её в лазурно-голубой, совсем как чистое и безоблачное небо, цвет. Нависая над Эйгоном, двухсотметровая громада из чистого льда, Стена являла собой самый что ни на есть настоящий щит от ужасов дикого севера, а порой создавалось ощущение, что это граница перед краем света, за которой ничего нет. И даже спустя столько лет бессмысленного прозябания на этой каторге для всякого рода отбросов сердце Эйгона трепетало, а голова кружилась, когда он задирал её в попытках взглянуть на самую вершину, которая тянулась до половины неба. Уму не постижимо, как Брандон Строитель воздвиг это сооружение, не иначе как прибегнул к магии. Эйгон и сам был бы не прочь овладеть хоть каким-нибудь волшебством. Здесь было невыносимо уныло. До своего шестнадцатилетия – именно в эти года жизни его вынудили дать клятву дозорного и надеть плащ – Эйгон жил как воспитанник и стюард при Джиоре Мормонте. Он обучался бою на мечах, учился носить тяжёлые доспехи, познавал азы выживания и, разумеется, прислуживал самому Медведю. Его единственным другом был Эймон, старый, дряхлый и слепой мейстер при Дозоре. По совместительству он и приходился Эггу – как его любил звать Эймон – предком. Они были одной крови, эта родственная связь и объединяла их самым необычным образом. Именно Эймон научил его читать и писать, ухаживать за воронами и посылать их с письмами – оказалось, это было весьма несложно, как парню думалось изначально. Конечно, потом в его жизни появился и другой человек, он был бастардом самого Нэда Старка, угрюмый и упрямый, поначалу даже несколько надменный, у него в питомцах был наименее подходящий для этого зверь – лютоволк с белой, как снег, шкурой и горящими красными глазами. Бастард Старка... Эйгон, как человек не просто благородного происхождения, а королевской крови, сразу дал себе зарок относиться с максимально видимым презрением к этому человеку, к человеку, чей отец был одним из голов Баратеоновской гидры, приложившей руку к упадку Таргариенов. Эйгон дал себе обещание, но не смог его выполнить. Он ощущал в Джоне Сноу какую-то необъяснимую тягу, какую-то связь, но это совершенно невозможно. Они противоположность, как лёд и пламя, однако это не помешало становлению крепкой дружбы, возникшей совершенно из ничего. Джон Сноу, на зависть Эйгону, оказался куда успешнее в Ночном Дозоре, нежели несостоявшийся принц. Его определили в разведчики, а Эгг остался стюардом при Мормонте. Вскоре Сноу оказался на почётной должности Ночного Дозора – Первый Разведчик – ранее принадлежавшей пропавшему дяде Сноу – Бенджену Старку, а Эйгон по-прежнему стюард. Годы неумолимо идут, и, словно в насмешку над ним, среди простых Дозорных идут шепотки про коронацию, которая вовсю идёт в Королевской Гавани. Как отнятый у него, у его деда и отца трон займёт другой, совершенно недостойный для этого правитель. Сын узурпатора поди-ка ничем не лучше самого узурпатора Станниса. Давно уже нет в живых ни Джиора Мормонта, ни Эймона Таргариена – оба мирно скончались во сне. Теперь лордом-командующим Ночным Дозором стал Коттер Пайк. Грубый, неотёсанный сын портовой девки, без рода и племени, он вписывался в общую разбойничью картину Дозора как нельзя кстати. Эйгон оставался на побегушках и при нём, а Пайк, казалось, получал удовольствие, помыкая самим сыном Рейгара. Как бы тут не говорили, что каждый надевший плащ и сказавший слова клятвы освобождается от своих прошлых семейных уз, имени и жизни, на деле это всё брехня. Клеймо Безумного Короля затрудняло ему жизнь, особенно после принесения клятвы, когда он оказался наравне с другими. Многие оказались в Ночном Дозоре, потому что выбрали не ту сторону: кто-то попался на мародёрстве, кто-то промышлял мелким разбоем в разорённой войной стране, и каждый готов был обвинить в творившемся безумии, волной прокатившимся по вестеросскому континенту, Эйгона Таргариена, потому что он тут, совсем рядом и под рукой, на ком можно отыграться. Эйгон понимал, что его надменное и неприязненное отношение к простолюдинам находит зеркальное отражение на нём самом. Но сыну кронпринца Рейгара нет надобности менять что-либо в себе и меняться кардинально. Ведь зачем ему это? От отца ему передалось умение превосходно владеть мечом, тяга к музыке и предаваться меланхолии, а сам он умудрился сохранить в Чёрном Замке рыцарские качества, такие как вежливость, порядочность и благородство. Хотя рыцарем ему стать не суждено никогда. Эйгон проходил по узкому проёму одной из многочисленных каменных башен, намереваясь попасть в Чёрный Замок, где Пайк наверняка уже вовсю дожидается своего стюарда, но путь ему перегородили те, о ком он думал совсем недавно. И встречи с кем совершенно бы не хотел. Четыре здоровенных, как быки, сыны свинопасов и земледельцев с довольным видом и глуповатыми выражениями лица уставились на него, гадая, что же предпримет Эйгон. — Питт, – обратился он к главному в этой шайке. Эйгон хоть и считал себя вежливым, но церемониться с этими ничтожествами не собирался. Особенно если учесть, что неприязнь у них взаимная. – Я то всё думаю, что же так дерьмом пахнуло. — А тебе всё неймётся, дева-муж? – так его называли те дозорные, которым Эйгон был особенно неприятен. Забавно, что все они немытые деревенщины, одетые в чёрное. – Куда так спешишь? К Коттеру Пайку? Ему понадобилась своя личная белобрысая шлюха? Вокруг Эгга раздался противный гогот. — Да? А что, твоя матушка уже где-то тут? – смешки затихли, довольные лица сменились враждебным выражением, а Питт раскраснелся как бык. Как много у него схожего с быком всё-таки. — Эй, ублюдок, – прошепелявил Шепелявый Мак, – его мать софсем недафно умерла от чафотки, имей фоть каплю уфашения, фыродок. — А мне что с того? Мне наплевать. Когда сам-то планируешь помирать? Глядишь мир станет чище. — Ну ты за это ответишь, щенок! – прорычал Питт, выдавая все свои намерения, как раскрытая книга. Не стоит тратить время на разговоры перед непосредственно самим действом. Едва Питт успел договорить, Эйгон ударил его в лицо, да так, что боль тут же пронзила и его собственную руку. Эгг на вид хоть и был щупловат, но, как и у его отца, за меланхоличной натурой скрывался воин. Питт отшатнулся, а принц нанёс следующий удар прямо в болезненный район между грудью и животом, а потом и вновь по лицу. Эйгона прервали питтовские дружки, которые после секундного замешательства кинулись на помощь своему товарищу. Эйгон, не разбирая пространства вокруг себя, молотил руками, периодически его кулаки достигали цели, но наконец его повалили. Шепелявый Мак хорошенько ударил принца в челюсть, а второй громила со сложным именем пинал его под рёбра, третий навалился на него, не давая толком шевельнуться. Наконец поднялся и Питт, его лицо отображало и боль, которую ему нанёс Эгг, и нечеловеческую ярость, настоящее безумие на его глупой физиономии. Эйгон даже подумал, что неужто погибнет сегодня, в драке, как выпивоха, повздоривший с собутыльниками, как вдруг перед глазами мелькнула белая полоса, а откуда-то из другого мира раздался голос: — А ну, прекратите немедленно! Белая полоса медленно приобрела очертания лютоволка, который затаранил Шепелявого Мака и отогнал, как испуганных котов от злобной вороны, остальных участников бойни от распластавшегося на земле принца. Эйгон не сразу сумел подняться, на это ему потребовалось некоторое время, и подоспевший Джон Сноу помог ему. Сноу недовольно оглядел четвёрку, а Питт – Эйгон только сейчас заметил, что таки разбил ему нос, кровь ручьём текла по подбородку и капала на лёгкий чёрный плащ – взял слово. — А что это вы так на нас смотрите, лорд Сноу? Он первый начал! Он оскорбил мою мать, да упокоят боги её душу. Пришла очередь и Эйгона ощущать на себе тяжёлый взгляд бастарда. — Это правда, Эгг? – наконец сказал он после недолгого молчания. — Да, лорд Сноу, правда. – По правде говоря, с дозорными и раньше бывали прения, но до драки дело не доходило – Эйгон отрывался на них на учебных поединках, там ему во владении мечом никто не мог ничего противопоставить. Но сегодня у него буквально кипело всё внутри. Этот день. Коронация. Его день и его украденный трон. — Так, Питт, беги к мейстеру, пусть глянет на твой нос. Если ещё раз такое повторится, все пятеро проведёте ночь в ледяных камерах. – Когда питтовская шайка убралась, Джон Сноу с привычной печалью в глазах взглянул на Эгга. – А ты вроде не сильно пострадал, пойдёшь со мной. Коттер Пайк тебя уже заждался. Они вышли из тени башен на солнечный свет. Эйгон шаг за шагом гримасничал от боли, но она постепенно отступала. Хорошо хоть не переломали всего. — Может ты мне расскажешь, что это за чертовщина была, Эгг? — Рано или поздно наши стычки дошли бы до настоящих мечей. Я просто дал понять, что я из себя представляю. Но в общем-то Питт и его парни давно искали проблем на свои головы. — Может и так, но они настолько доискались проблем, что ты решился в одиночку затеять свару с четырьмя? Или это такой способ показать, что ты из себя представляешь? – Лютоволк семенил рядом с ними. – Ну наговорили бы они тебе всякого и что? Мой дозор тоже, знаешь ли, начинался не особо удачно. У меня не было толпы желающих со мной подружиться, да даже поговорить, а за то, что мой отец лорд Старк, ко мне не спешили кланяться в ноги. — Дело абсолютно в другом, просто я... Я думаю, ты не поймёшь. – “Не могу же я ему сказать, что срываюсь на всех из-за каких-то там событий, разворачивающихся в Королевской Гавани”. — Может и не пойму, но постарайся понять кое-что ты, если не хочешь кончить как Аллисер Торн. – Ненавистного всеми мастера-над-оружием буквально разорвали на части совсем свежие рекруты, они были особо безбашенными и отмороженными, известные как Рорж и Кусака. С ними были и другие, но теперь их имена ничего не значат – за свои деяния все были повешены. – Сейчас они твои братья. Ты брат Ночного Дозора и должен блюсти дозор с такими же как ты, надевшими чёрный плащ и произнёсшими нашу клятву. Братья они и есть братья. Их необязательно любить всех поголовно, но, как минимум, проявлять к ним терпение ты должен. Да, говорят некоторые всякого и пусть. Не зря говорят, что в семействе не без урода, верно? — Не забывай, Джон, меня сюда сослал Станнис. По его милости я оказался в этом... — Эгг, Стена хоть и равнодушна к политике Юга, но будет довольно странно, если Таргариен станет во весь голос обсуждать деяния старого короля. И постарайся внять моему совету. Питт, к твоему сведению, тоже тут не добровольно. Он воровал с господского огорода, чтобы прокормить больную мать. — Я понимаю, – Эйгон вздохнул, с тоской в глазах глядя на возвышающийся над ними Чёрный Замок. – Джон, надеюсь, ты не скажешь ему? — Что? Что ты затеял драку и почти сломал нос разведчику? Пайку бы понравилась такая история, он любит потасовки, но отношение к тебе у него сам знаешь какое. В общем, я не скажу. — Спасибо. – Сноу ободряюще улыбнулся принцу и помчался к воротам, в этот миг по тёплому воздуху позднего лета плыл вой рога, оповещающий о прибытии разведчиков. “Какие они мне братья? – подумал Эгг, вспоминая слова Джона. - Убраться бы отсюда. Всем сердцем чую, что мне тут не место”. Он вновь поднял глаза на Стену цвета сапфира. Она никогда не принимала его. Оказываясь на вершине всего три раза за свою жизнь, Эйгон все эти разы едва не свалился на встречу земли с невероятной высоты. То он чуть не поскользнётся у самого края, то заклинит и угрожающе заскрипит опускающая и поднимающая дозорных клеть, то его едва не сдует мощнейший порыв ветра. Стена не терпит его, но почему? От нелепой смерти его оберегает сама судьба, но она же и всячески пытается дать понять, что Эйгону шестому тут долго не прожить. Никаким клятвам не под силу изменить предначертанное.