Расколотое королевство

*** Эйгон Дни, следующие после той злосчастной коронации, проходили для бывшего принца очень непросто. Эйгон исполнял обязанности стюарда при своём лорде-командующем денно и нощно. Коттер Пайк стал чересчур наседать на Эйгона, а тому ничего не оставалось, кроме как подчиняться всем его капризам. Эгг не знал, от чего Пайк был таким взъевшимся последние недели, но предполагал, что дело в мрачных предчувствиях командующего в связи с переменами при дворе, которые так или иначе могут коснуться Ночного Дозора. Но Эйгон и не собирался разбираться в этих перипетиях и проявлять сочувствие, ему даже претило обращаться к этому зазнавшемуся отпрыску портовой девки, именуя его «милордом». Мышцы его и суставы ныли от бессмысленной беготни по всему Чёрному Замку, а он, по возможности, не обращал на них внимания. Но, по правде говоря, у него не оставалось сил даже на злобу или очередные стенания по поводу бесчестного заточения на Стене, и в какой-то мере он был за это благодарен премерзкому Коттеру Пайку. Вся его служба Ночному Дозору сводилось к отработанной с годами схеме всякий раз, когда Семь Королевств или Ночной Дозор в отдельности сотрясали события того или иного рода. Коттер хотел есть — Эгг шёл за очередным обедом или ужином к Трёхпалому Хоббу. Он хотел вина или эля — Эггу приходилось шляться по погребам Чёрного Замка и практически на своей спине тащить бочонок. От выпивки у командующего раскалывалась голова, а от переедания мутило — Эгг спешил к мейстеру Сэмвеллу за каким-нибудь снадобьем или лекарством. Словом, дела последних недель идут просто паршиво для них обоих. Эйгон знал о дозорных, которые мечтали бы оказаться в положении, которое занимает несостоявшийся принц, а Эгг только с радостью бы его выменял. Когда дела остались позади, Эйгон, укрывшись в своей кельи, решил прилечь с любимой книгой, мемуары какого-то древнего и забытого, но весьма напыщенного и честолюбивого лорда, который, явно, распорядился, чтобы кто-то из мейстеров записал его никому не нужные и ни на что не влияющие деяния. Эгг позаимствовал её у мейстера Сэмвелла. Каким-то неведомым образом книга попала на Стену, но то только к лучшему. Пусть лучше собирает пыль в мейстерском доме. Книги тут мало востребованы: если Пайк не умеет читать, то чего ждать от основного набора Дозорных? К большой внезапности для самого Эйгона, он умудрился забыться тревожным сном. Эгг никак не мог расслабиться, ему всё казалось, что сейчас придёт Пайк и заставит его заняться какой-нибудь бессмыслицей, что он, бесцеремонно и грубо, как полагается такой быдловатой натуре, прервёт его заслуженный час полной безмятежности. Это стало казаться невыносимым. Ночной Дозор — пытка, длинною в целую жизнь. К большому несчастью, её не пережил принц Визерис, он ещё в молодости умер где-то на Сумеречной Башне, подробностей Эгг не знал. Из Таргариенов он оставался последний. Именно эта мысль пронеслась перед тем, как накатившая усталость унесла его сознание в хаотичные сновидения. Сквозь сон он почувствовал, как у него выступил пот. Его обдало страшным жаром. Тут, на Стене, люди живут и умирают в холодах, но Эгг ощущал совсем другое. Он слышал прямиком из самых подкорок сознания шёпот: «Пламя не может причинить вред дракону, — твердил смутно знакомый голос, — ты не настоящий дракон». Обрывочные видения постепенно приобретали очертания, преобразовываясь в чёткую картину. Вскоре он понял, что пробудился и оказался на Стене, на самой её вершине. Та самая Стена, что не приняла его и хотела всеми силами избавить себя от присутствия на ней Эйгона… … Нет, это не она, это не та Стена. Прежней она была гораздо шире, дюжина рыцарей на конях могли проехать по ней плечом к плечу, а тут она невообразимо узкая. Шаг влево, шаг вправо, и долгий полёт вниз обеспечен. «Она хочет убить меня, » — пришла тогда в голову мысль. Балансируя, словно на лезвии бритвы, Эгг раскинул прямые руки в стороны, покачиваясь от малейшего дуновения северных ветров. Стена расплавлялась: словно слёзы, по ней стекали капли от подтаявшего льда. Вокруг него закружили давно забытые образы: старый и тощий старик, неостриженный, с диким взглядом и когтистыми руками; молодой рыцарь с печальными, но горящими глазами, он смотрел на Эгга с укором, и взгляд этот был испепеляющий; он видел молодую девушку, затравленную и запуганную, и Эйгон знал, что ей судьбой была проложена жизнь, весьма необычная жизнь, но она трагически прервалась. Именно сейчас он осознал, что мир движется не в том направлении, в котором должен был. Что-то ужасное изменило жизни и судьбы целого человечества. Вскоре до Эгга дошло осознание того, что перед ним его родственники. Его отец, дед, умерший дядя с расплавленной короной и нерождённая тётя, он видел Эйемона и его цепь на дряблой шее. Но сколько Эйгон не озирался по сторонам, он не мог обнаружить свою сестру. Что они хотят от него? Почему они явились во сне? Почему сон такой… неправильный? Такой обжигающий. Они посетили его, но зачем? Кругом плясали языки пламени, оно ласкало его, словно любовница. Всё вокруг горело драконьим пламенем, и под ним разверзлась, казалось, сама преисподняя. Стена неумолимо таяла, а образы сменяли друг друга, и он видел, что прямо на него, с другого конца Стены, вооружённый молотом, со свирепым взглядом воина, надвигается высокий человек с оленьими рогами. Он схлестнулся с чёрным драконом, и оба убили друг друга. Как нелепо! В пламени под собой он видел весьма необычную сцену: два тела, завёрнутые в красные плащи, и золотой человек с каменным сердцем. «Моё приданое, Ваше Величество, » — злорадствуя над свершённой местью, сказал этот самый золотой человек. Эйгон знал, что это ложное видение. Этого никак не может быть. Вернее, это должно было произойти… Эйгон посмотрел по ту сторону Стены и увидел в пламени совершенно иную картину: Золотой человек, но гораздо моложе, сидел на коленях, в цепях. Брошенный, униженный и непринятый обществом. Но золотой мужчина крепчал с каждым днём, пока не разорвал цепи. А ещё он видел горы. Горы, чьи увенчанные зимней шапкой вершины царапали небо. Но горы горели, плавились и оседали. В долине и предгорьях развернулся настоящий ад. «Чем жарче костёр войны пылает в Долине, тем дальше полетят раскалённые головёшки в другие уголки страны, » — донёсся до него противный заговорщицкий тон. Он видел, как спящий или давно погибший кракен вздымается прямо из глубин океана, порождая собой волну, которая поглотит большинство живых душ. Он видел львов, грифона, много гербов и символов — их объединяла общая цель, но Эгг не мог понять какая. Он услышал голос, он точно знал, кому он принадлежит. Его отец, Рейгар Таргариен, заговорил тоном могильным, загробным и печальным. — Почему ты здесь? — твердил он. — Почему ты здесь? Тебе суждено большее. Ты не понимаешь и не осознаёшь этого, не знаешь себе цену. Ты даже не пытаешься! — укоризненный тон кромсал душу юного принца. — Я дал клятву, — хрипло отозвался Эгг. Он не узнал собственный голос: тот был едва слышен. — Ночной Дозор мой дом. — «Моё проклятие, за грехи моего деда». — Смотри на юг, — Рейгар Таргариен перевоплотился в дракона, изрыгающий пламя. До Эйгона ещё доносился едва уловимый шёпот. «Смотри на юг. На юг». — Мы — братья Ночного Дозора, — услышал он другой голос, голос Джона Сноу. — Ты не забыл слова нашей клятвы? «Я не надену короны, » — говорится в бессмертных строчках. Он не забыл слова. Ему всё равно некуда бежать. Стена являла собой тюрьму, откуда ему никогда не выбраться. Голоса звучали из глубины сознания Эйгона: голос и отца, и Джона, одновременно. Они звучали наперебой, каждый доносил свою мысль, оба желали, чтобы принц прислушался к кому-то из них. А Эйгон никак не мог заставить их умолкнуть и даже не слышал собственных мыслей. Какая уж тут речь о выборе? *** Эгг пробудился ото сна так резко и внезапно, как вытаскивают попавшуюся на крючок рыбу из воды. Его трясло и колотило, бросало то в холод, то в жар, на лбу выступал пот, и тот был холодный, словно талые капли на ледяной Стене. Он всё ещё слышал отчётливый голос своего отца, голос этот отзывался из самых подкорок сознания, взывая в душе Эйгона отклик. «Что за чертовщина?» — только и сумел подумать он, пока наваждение отступало, уступая место твёрдому рассудку и контролю над своими мыслями. Лихорадка унималась, следом и Эйгон, наконец, сумел самостоятельно подняться и сесть на край кровати, глядя на свои трясущиеся руки. «Кто бы мог подумать, что сны способны прибить человека, » — мрачно усмехнулся он сам себе. Эйгон решительно отказывался допускать, что ощутил нечто большее, чем обычный кошмар. Только сейчас он слышал, как его кличут. Голос доносился как из толщи воды, но теперь Эгг был уверен — это не отец взывает своего сына, а… — Дева, ты не помирать собрался? … всего-навсего Рони. Строитель в Ночном Дозоре. И жалкий прихвостень Коттера, всё мечтает дослужиться или, точнее сказать, выслужить себе какую-нибудь награду, а может даже назначение. — Что ты тут забыл, Рони? — голос Эйгона гремел раскатами грома. — Вали к чёрту! И, схватив книгу — первое, что попалось под руку — Эйгон от души запустил увесистый том в сторону Дозорного, и тот в последний момент увернулся. Книга пролетела мимо и рухнула, забарабанив по деревянному полу. — Ты совсем рехнулся?! — Рони смотрел на него во все глаза, и Эйгон мог представить, как выглядит в этот момент. Растрёпанный, с диким взглядом, бледный и дрожащий. Да ещё и кидается всем, что под руку попадётся. — Я быстро настучу Пайку, какую чертовщину ты вытворяешь! — продолжал негодовать Рони. — он тебя быстро на Стену остужаться поставит . — Нет, только не туда! — голос Эйгона грозился сорваться на фальцет. В памяти всплыли слова отца: «Смотри на юг, » — настойчиво твердил он. А следом за ними различные моменты из жизни, когда Стена пыталась его убить. — Да что с тобой? Ты, вообще, как, в порядке? — интересовался Рони довольно искренне, это Эгг ощущал. Он осторожно подходил к бывшему принцу, аккуратной поступью, готовый в любой момент отпрянуть назад. — Да, я… всё хорошо. Заболел, только и всего, — солгал Эйгон. Нечего другим знать, что за мистика с ним произошла. «А никакая и не мистика. Обычный кошмар, » — хотя Эгг был в этом уверен всё меньше. — Я заметил, — кивнул Рони, не скрывая злобной иронии в голосе. — И, впрочем, это не отменяет вопроса. Что ты, чёрт подери, забыл в моей кельи? — Эйгон поднялся на ноги, и его хватил кратковременный приступ головокружения. Земля ушла из-под ног и точно также быстро вернулась в норму. — Тебя зовут на совет, прямо сейчас, — сказал Рони, скрестив руки на груди. Он не смог скрыть лёгкий оттенок зависти — ему всегда казалось, что за закрытыми дверями решается нечто архиважное, но Эгг знал, что ничего серьёзнее очередного стенания Пайка на недостаток провианта и рекрутов. Вот только обычно такие вопросы решались без рядового стюарда с плохой репутацией баламута и далеко не всеобщего любимца. Эйгон внимательно посмотрел на Рони, гадая, не шутит ли тот. — С какой стати я там сдался? — А с такой. Мне-то почём знать, — раздражённо бурчал Рони, разводя руками. — Пайк лично послал за тобой. Сказал разыскать немедля и притащить на совет. Вот и всё. «Вот и всё, » — невесело усмехнулся про себя Эгг. Что же ещё необычного подкинет ему этот денёк? *** Дозорные, что несли свою службу под дверями главного зала, где обычно проводит совещания вся верхушка Ночного Дозора, в сердце Чёрного Замка, едва ли не дремали. Только появление Эйгона заставило их бодро взбрыкнуть. Один из них открыл Эггу дверь, и Эйгон, весь преисполненный дурными предчувствиями, шагнул через порог. В нос сразу ударил аромат курицы, прожаренной до хруста, в пузатых бутылках ожидало своего часа вино. Главари Дозора тихо переговаривались между собой, не забывая набить рот едой. Вообще, с точки зрения Дозора, тут устроили настоящий пир. — Милорды, — Эйгон учтиво поклонился, а тихий шелест голосов утих. Всё внимание было приковано к принцу, от чего тот ощущал себя неважно. — Явился, наконец, — ворчал Пайк. — Хорошие парни должны конями скакать повсюду, чтобы твою беловолосую задницу сюда притащить. Где ты шлялся?! — рявкнул он, да так, что древний Боуэн Марш подскочил на месте. — Я спал, милорд, — честно ответил Эйгон. Уж лучше не юлить сейчас, перед всеми ними. — Спал он… Эгоист чёртов, — Коттер поднял свёрнутый пергамент, демонстрируя его Эйгону, — а тут вот, тобой интересуются, между прочим. Эйгон промолчал, хотя и не мог поверить в это. Кому он там ещё сдался? И связан ли со всем этим этот… необычный сон? Эгг сложил руки за спину и обвёл взглядом советников и тех или иных начальников при Лорде-Командующем. У самого края стола он видел пухлого и нервного молодого мейстера Сэмвелла Тарли… Пухлый — это мягко сказано. Слева от него сидел сонный Боуэн Марш — лорд-стюард Ночного Дозора. Он был слишком стар, но работа у него была не нервная и не требующая сил, как, например, у разведчиков или строителей. Джон Сноу, занимавший пост первого разведчика, унаследовав его от пропавшего дяди, с участью которого все смирились. Когда их взгляды пересеклись, Джон еле заметно кивнул, а Эгг ответил ему таким же прозрачным кивком. Теперь их взгляды встретились с Коттером Пайком, который сидел посередине, между своими соратниками. Далее заседал тоже изрядно постаревший Отелл Ярвик — первый строитель. — Итак, мейстер, — прогромыхал Пайк, перебросив пергамент на край стола, — читайте, будьте любезны. — Н-но это не имеет смысла, я ведь и так помню, о чём говорится в письме, — пожал плечами Сэм Тарли. — Тогда перескажите, чтоб вас! Перетрухнувший Сэм, которого общество лорда-командующего изрядно пугало, скованно улыбнулся Эйгону с едва заметным почтительным наклоном головы, словно он обращался к принцу, но Эгг таковым уже давно не являлся. — Эйгон, э-э… — пока Сэм мялся и подбирал слова, Джон взял слово: — В общем, король изъявил желание, чтобы ты прибыл ко двору. Временно, разумеется. В качестве почётного гостя. Эйгон удивлённо сморгнул. Раскрыл рот, что-то уже собираясь сказать, но не мог. Весьма странная просьба, он даже не знал, как на неё стоит отреагировать. Но, судя по мрачным выражениям лиц лидеров Дозора, они были более, чем недовольны. — Ишь чего удумали! — вскричал Пайк, хлопнув кулаком по крышке стола, от чего вся утварь заплясала и задрожала. — Они уже совсем оборзели, в своей Гавани. В тёплом городке, изнеженные свиньи! — Судя по почерку, — невпопад вставил Сэмвелл, — это письмо составлено Ренли Баратеоном, регентом нашего короля… — Ба! Этот? Он вечно что-нибудь эдакое, да вытворит. Шут гороховый! Недаром про него ходят всякие слухи, до чего же мерзкий п… — Милорд! — возмущённо оборвал его Боуэн Марш, а Отелл Ярвик не сумел сдержать смешок. Эйгон решительно не понимал, что тут ужасного. В высшей степени необычная просьба, это да, такого Ночной Дозор вряд ли помнил за все века своего существования. Собравшись с духом, он, таки, решил поинтересоваться напрямую. — Милорд, могу ли я узнать, а… — Хочешь узнать, что в этом такого, да? — оборвал его на полуслове Коттер. Ненавистная привычка, присущая людям вроде него. — Мейстер, растолкуй. — Полагаю, ч-что… что в этой просьбе кроется нечто большее, чем желание приютить Эйгона Таргариена. Новая власть, безусловно, желает сказать что-то сим жестом. Продемонстрировать целого и невредимого бывшего принца, сказать этим самым, что… — Тарли мямлил, пытаясь подобрать подходящее слово, чтобы выразить свою мысль максимально осторожно. — Есть мнение, что лорд Баратеон планирует манипулировать королевским двором, явив перед их очами последнего Таргариена… Который, ко всему прочему, надел чёрное. И тогда, едва ли останутся сомнения в том, что эта династия раз и навсегда… Э-э… В прошлом. А нынешний король легитимен, как никогда. Боюсь, это продиктовано сложной обстановкой в Семи Королевствах и наступающими потрясениями в Вестеросе. — Проще говоря, — сказал Джон Сноу, — они намерены выставить Эйгона посмешищем, безвластным рядовым дозорным, на потеху публике. Поставить в противовес их новому королю, этому парню Стеффону. Теперь Эгг понимал. Он скрипнул зубами от нахлынувшей на него злости. Эйгон чётко обрисовал в голове картину, как он, в жалком чёрном плаще, идёт, дабы преклонить колено восседающему на троне молокососу-Баратеону. А вокруг него лорды и леди в вычурных нарядах, кидающие косые взгляды и перешёптывающиеся. Он явственно видел злобную насмешку на лице у Стеффона Баратеона и стоящего рядом с ликующим выражением лица Ренли. Это будет жалкое зрелище. Человек, которому суждено было стать королём, опустится перед уже никогда не досягаемым троном, с высоты которого на него будет взирать тот, кому вообще было не суждено появиться на свет. Вот оно, теперь ни у кого не будет сомнений, что Таргариены на обочине истории. Забытые, обращённые во мрак. Ибо настал век Баратеонов. — Чёрта-с-два, — громыхнул Коттер Пайк, — я не собираюсь потакать их капризам и причудам с юга. — Однако… — Боуэн Марш осторожно оглядел соратников, — мы могли бы потребовать за это высокую цену в виде припасов к приближающейся зиме, заключённых в темницах и казематах… в конце концов золота. — Ночной Дозор не продаётся! — горделиво воскликнул Пайк. — А Эйгон… Я его терпеть не могу, но он остаётся мне братом, как и вам, лорд-стюард. И какой удар это нанесёт Ночному Дозору? Они будут потешаться над щитом, что охраняет царство людей. Немыслимо! Боуэн Марш замолчал, вжавшись в спинку. Отелл Ярвик вместе с Сэмвеллом Тарли согласно кивнули. Даже Эйгон ощутил что-то вроде прилива гордости за себя и за Дозор. И признательность своему лорду-командующему. — Но прямо отказать тоже нехорошо. Корона нам это припомнит, — Отелл Ярвик горестно покачал головой. — Что-то решить нам надо. И надлежит сделать это сегодня. Над столом повисло тягостное молчание. В тарелках остывал ужин лидеров Дозора, сами они к еде не прикасались. Эйгон так и стоял по струнке, в ожидании окончательного решения. Джон Сноу стукнул бокалом по столу, привлекая внимание, и поднялся с места. Он принялся расхаживать взад-вперёд, наверняка готовясь первым взять слово. — Милорды, у меня есть идея. Но боюсь, вы её не одобрите. — Продолжай, — отмахнулся Пайк. Джон по-прежнему бродил за спинами у своих соратников. — Можем попробовать совместить неприятное с полезным, милорды. Мы не оскорбим корону и можем вынести со всего этого пользу. Теперь он завладел вниманием всех присутствующих, даже дремавший тайком Марш, повернулся к первому разведчику. — Место вербовщика осталось вакантно с тех самых пор, как Йорен стал слишком стар, чтобы исполнять свои обязанности. — Ох, я догадываюсь к чему ты клонишь, — пробормотал Отелл. — Я думаю, Эйгон его вполне заслужил. Он придёт в Королевскую Гавань не как гость, а как дозорный, которому поручена столь ответственная миссия. Чтобы создалось впечатление, словно это не Эйгон явился по первому зову, а он был туда отправлен изначально, дабы говорить от лица лорда-командующего. Переведя дух, Джон продолжил: — Дозор не продаётся, но приходит за тем, что заслужил. Может быть даже попрекнёт короля Стеффона в недостаточной поддержке Ночного Дозора. Никто его не тронет за это, я уверен, но кровушки принц Эйгон попить сумеет, я его знаю. Да так, что Ренли волком взвоет, лишь бы отправить вербовщика туда, откуда он прибыл. После изложенного Джоном плана, в очередной раз над столом повисло тягостное молчание. Нарушить его первым поспешил уже Коттер Пайк: — Какой-то… невнятный план, лорд Сноу. — Хоть какой-то. Я лишь предлагаю из двух зол выбрать наименьшее, но если у кого-то имеются затеи получше… — Джон приглашающим жестом раскинул руки, как бы предлагая командующим озвучить свои соображения. Но таких не нашлось. — Рекруты нам и правда нужны. Если вы, милорд, всё ещё рассчитываете заселять заброшенные замки, — Отелл Ярвик теперь глядел только на Пайка. — Если Дев… Эйгон преуспеет и прибудет с ресурсами и людьми, то мы окажемся в плюсе и отделаемся мелкой ценой. Таргариен, поднявшийся по карьерной лестнице, непременно вызовет стойкие ассоциации с предком Эйгона, Бринденом Риверсом, одним из Великих Бастардов и загадочной личностью. Самолюбие Эйгона всё равно пострадает, но первое, что уяснил принц в Дозоре, так это то, что на Стене оно будет страдать регулярно, и горделивый нрав тут являет собой сущую помеху. Уж лучше колено преклонит вербовщик Ночного Дозора, которого сопровождают его братья по ордену, идущие позади него, если это так нужно молокососу Баратеону, нежели это сделает невзрачный дозорный, который боится лишний раз залезть на Стену. А в голове вновь проснулись образы от уже забытого сна. И снова настойчивый голос забил по вискам, твердя лишь три слова: «Смотри на юг».