Всё не может быть ещё хуже

       В то летнее утро, словно сошедшее со страниц книги его детства, он проснулся непростительно рано, опередив своим пробуждением солнце, сонно щурящееся между облаков. Чувствуя холод кафельного пола, то как он постепенно отдаёт в голову, парень выбрался навстречу замершему в нерешительности последнего сна осознанию.       Обогнув море бусин росы из хрусталя и спустившись к затерянной в тенистом лесу реке, он с жадностью черпал руками воду, пока губы его не окрасились стыдливым багрянцем.       Сбросив с глаз нависавшие русые волосы, Питер, петляя меж скрученных утренней судорогой деревьев, понемногу внимал тишине, которая сплетала его, кажется, с историей. Многие были здесь до него. И ощущение неразлучности с предками удивляло и поражало его. Беззвучно дрожа всем телом, скорбел о судьбах тех, кому не суждено было перешагнуть порог сегодняшних дней, тех, кто истлел столетиями назад или тех, кто мёртв внутри. Как он когда-то…        Возможно, это можно назвать катарсисом или каком-то очищение души, доставшемся ему с таким трудом. Не всегда так просто отпустить кого-то, кого любишь всем сердцем. Но он справился. Правда не сразу, но опёршись на Тони, словно старец о трость, это сделать было легче.        И расставшись со своей ноющей болью в сердце у кромки леса, юноша согревал нутро свободной мыслью, подставляя лицо лучам уже взошедшего солнца.                                      ***                   Среди декабрьских сумерек, наполненных шуршанием ветра, непрошено шепчущего на ухо песнь вечных льдов, случайно вспоминается человек, совсем недавно радующийся только выпавшему снегу вместе с Питером. Воспоминания о ней остались лёгкими стеклянными крошками в голове. Но, клянусь, от этого совсем не больными. Они скорее режут сознание мягко, тепло напоминая о себе, о том вечере в беседке на свалке, о том никому не нужном признании. И видит Бог, она жалеет о своём выборе, держа в руках новый кубок Джексона. Она улыбается, но глаза её пусты как у фарфоровой куклы. И я не называла её имени. Пускай это останется тайной, как и то, что будь её ответ иначе, был ли бы он правильным? Может её отказ стал отправной точкой чего-то большего?        Питер тоже пришёл на соревнования и апплодировал победителю, красиво улыбающемуся ни столько зрителям, сколько одной девушке, скромно спрятавшей глаза. В то время как она, сидя на соседних трибунах, ловила на себе взгляды зависти юных сплетниц. Как мало для счастья ему надо… А ведь это не плохо. Нет ничего страшного искать радость в малом.       Девушка почувствовала жестокость этого мира, отдающего привкусом крови на языке, не отвечая искренне на его милые слова и взгляды. Ей было безгранично жаль, но в глубине души она искала выход из этих отношений, хотя признаваться себе в этом не спешила.        Что-то мистическое есть в этой истории, что-то такое, чем в голову отдаёт древний роман или старая мелодрама.        Девушка сухо похвалила, сказав, что счастлива, но взгляд… О, Боги, этот взгляд! Он искал Питера, скрывшегося, где-то в толпе. Девушка была поистине истощена сожалением  и ничего с этим поделать не могла и от того была беспомощна.        Выдыхая из легких весь дух разом, благословенно припадает к алым губам мужчины. Он не жалеет ни о чём. И тем более о том, как жестоко бросил он Мишель и Нэда, как отгородился от мира и как стал тем кем стал. Тонкие пальцы покрыли ледяными мурашками рёбра и спину мужчины.       Сколько он знал этого парня, тот всегда был мечтателем, возводившим замки из воздуха, взяв за фундамент мечты давно ушедших дней. Но фантазии его были простуженны горькими слезами. И тоска уже стала близкой его подругой.       Дома или же на заднем сидении машины  — он всё время витал в облаках. Только это были какие-то странные облака. Они на ощупь напоминали не трогательную нежность шерсти маленьких ягнят, взращенных на солнечном альпийском лугу, их не пронизывала небесная синева. То были облака неправильные.       Стоило прикоснуться к ним, они тут же оставляли режущий след на руках. Невыполненные обещания и брошенные гневные слова, что хотелось забрать обратно сделали это небо, словно сделанным из кислоты. Это было больней, чем вечно кровоточащие раны.       Облака до потрохов были прокурены дешевыми сигаретами, и он задыхался во время полётов, ища вдохновение для следующего дня.       Пауки разве курят? Честно сказать, это щепетильное описание чувств и мыслей немного томит меня, поэтому вернёмся к нашему косящему и нескладному поветствованию, хорошо? Знаю, вы это любите. Смысл в том, что он мог, используя свои облака за основу, делать поистине важные, тёплые, искренние и милые вещи. Это был его талант.        В комнате повисло молчание. Мужчина стоял напротив и его руки чуть тронула дрожь. Он боялся поднять взгляд, ведь сделай это, он не сможет сдержать слёз.                         — А Питер в курсе? — глухо спросил он.       Женщина улыбнулась. Её улыбка была легка, что было бы правильно в другой ситуации. Спокойствие и меланхолия словно разились из неё, как свет от лампочки. Она без сожаления ответила, нет. Мэй не была тревожна, в отличии от своего собеседника.              — Мы… Мы можем найти лучших специалистов, доверься мне я найду помощь, Мэй… — успокаивающе говорил Тони, но она в этом не нуждалась. И подойдя чуть ближе, она глухо произнесла:             — Мне этого не надо. Ты слишком поздно стал добр к остальным, теперь я чувствую, что моя функция здесь выполнена.Мир и вправду стал лучше, — она говорила медленно, расставляя паузы, что помогало лишь ещё больше запутаться в её словах, — он стал на путь очищения. Лучший путь, Тони… Я не хочу, чтобы мой мир Питер оценил как жестокость, поэтому просто дай этому случится. Хорошо?               — Да разве ты не видишь, что Питер и так расценил твой мир, — он горячо подчеркнул эти слова, — как самую небывалую жестокость? Это уничтожит его.              — Тони, — Мэй устало понесла руку к своему бледному лицу, — я не хочу показаться грубой, но я жила тем, чтобы в один из дней это произошло. Не смей думать обо мне плохо, это дело всей моей жизни, дорогой. И вот такое странное завершение оно получило, — она вскинула руки, — Я хочу, чтобы это стало отправной точкой пути Питера. Я готова.            — Все Паркеры такие странные? — спросил он, погодя. И, обнявшись, они рассмеялись. Его смех был неврозен и немного грустен, однако улыбка на бледном лице Мэй была высшей наградой для него сейчас.        В тот вечер на яхте, Мэй не была задержана на работе, как сказала Питеру. И Тони, на кого она фактически работала, проверил это без особого труда. Это тоже наверняка было частью её замысла. В иной ситуации ему бы было всё равно, он не обратил внимания, не поинтересовался у мальчика и не был бы озадачен этой ложью. Однако, она изменила его. Наполняя теплом Питера, Мэй растопила ледяную ограду натуры Тони. Он стал открыт и более искренен, несмотря на осуждения со стороны. Ему стало всё равно на мнения, мешающие его (его ли?) замыслу.       Если это трудно осознать, то знайте, что Мэй всегда стремилась к лучшему миру, без зависти и тщеславия, лжи и боли. Каждый день она вкладывала свои силы в беспрерывное течение нашей жизни. И стремление изменить людей принесло свои плоды. Теперь Тони изменился и искренне заинтересовался словами Питера. Только сейчас, обнимая её, он понял как Мэй повернула мир к лучшему.        Широко распахнув серое лондонское пальто, Питер вышел во двор своей академии. Сегодня у него было замечательное настроение и холодный зимний ветер, морозящий его бледную кожу, не казался таким жестоким. Он покружился на месте, вдыхая воздух свободы. Свободы от сковывающих его мыслей и сожалений.       Вы заметили, что ничего не было лишним в этой истории. Да, возможно, по началу это была затянутая и лениво развивающаяся фиговина, но сейчас, а? Так уже не скажешь… Кстати говоря, по-моему она даже не о любви, а об одном человеке, не находите? Думаю, каждый должен найти в ней что-то своё и сам решить про кого эта история. Не дайте какому-нибудь писаке захватить ваше мнение, договорились?        Сколько нужно человеку времени, чтобы обрести свободу? Не знаю. Ответьте сами. Вспомните сколько страдал Питер и сами скажите. Сколько обманчивых дуновений свободы было на этих страницах?       Это — один из тех случаев, когда ответы порождают всё новые вопросы, не внося никакой ясности в происходящее.       Перезвон разбившийся чашки и в миг внимание заострилось на парне. В одном из осколков он, кажется видит её. Нежно улыбающуюся как обычно, как она может сохранять такое сонное спокойствие сейчас?        Он как обычно пришёл домой, но сегодня его голова была не поникнута и он был весел. Мэй не говорила много, она больше слушала. Слушала как Питер с жаром говорит о будущих планах.       Тайно и незаметно, не нося в разуме своем ни одной злобливой мысли, она осторожно касалась людских сердец, исцеляя их.       Если верить в случайные совпадения, то само ее существование — не что иное, как подарок этому неблагодарному миру. Самоотверженно ведя его к процветанию, она постепенно губила себя.                 — Тёть, мы собираемся сконструировать это, то есть это не просто планы и мысли о чём-то — это конкретное решение. Понимаешь ли… — он сделал короткий глоток, но лучше бы смотрел в глаза напротив. — Эта идея затратная и просить мистера Старка не особо хочется, но я не подвожу к «одолжи денег, тёть», я говорю, что это вполне решаемо. Каждую неделю мы будем просить финансирования у… — театральная пауза, но лучше бы он обратил внимания на её ласковую улыбку. — администрации. Потому что это их работа, блин. Они должны быть заинтересованы в этом. Да и какой плюс в том, что студенты академии ищут детали чуть ли не на свалке, а? — с жаром закончил он.        Пересохло в горле после таких речей и он обратил внимание на свою пустую чашку.       Мэй включила телевизор и перед еле мерцающими огнями и звуками плавно вошла в царство Морфея. В то время, как Питер ставил чайник на кухне. Он улыбнулся, вспомнив что-то тёплое. Может кудри Мишель, освещённые утренним солнцем, в той беседке или сицилийское лето, где был он ещё ребёнком. Важно лишь то, что это мгновение грело его грудь, несмотря на то, что за окном шёл снег.       Медленно переплетая ноги, люди шли домой, к своим любимым, туда, где их ждали. От мыслей веяло запахом рождественной ели. Питер раньше не обращал внимание на это, но теперь, глядя в окно, он понимал, что у него есть всё то, что нужно. Наконец, парень почувствовал счастье. Не было желания ворошить тоскливые мысли и не хотелось удостовериться, а истинное ли это чувство. Просто момент, который он прожил и оставил в памяти очертанием чего-то тёплого.        Медленно скользя взглядом по представившейся картине за окном, Питер ненароком наткнулся на какой-то конверт на подоконнике. Парень не любил делать что-либо тайком и просто отвернулся, отвергая интерес к письму. Он было вышел из кухни, но неведомая сила заставила его обернуться. Любопытство прижгло его пальцы и парень аккуратно глянул в проём двери на Мэй, мирно сопящую под бразильский монолог очередного Ромео. Не вынимая чашки из руки, Питер осторожно вынул письмо с приятно-розовым гербом. Всмотревшись, он понял, что оно из больницы и лёгкая тревога пробежала по его лицу. Глаза неожиданно округлились, когда он вчитался в странные слова:       «Пациентка жаловалась на боли в спине…» «…потение ночью» «МРТ показывает массивную интрадуальную злокачественную schwannoma neurofibrosarcoma»  «Размер увеличился с L2 до L5» «костная эрозия…» «отправить пациентку на биопсию для подтверждения…» «злокачественные опухоли оболочки периферических нервов или нейрофибросаркомы»        Дрожащие ладони не могут отпустить эту бумагу, перечитывая вновь и вновь, надеясь найти ошибку. Это не может быть правдой, ведь его тётя — самый светлый человек на свете и она так молода. Это всё не реально, он просто спит и ещё не проснулся, а это просто сон. Самый страшный.       «Выживаемость мало вероятна. В процентном соотношении, согласно статистике, 85 против 15»       Перезвон разбившийся чашки и в миг внимание заострилось на парне. В одном из осколков он, кажется видит её. Нежно улыбающуюся как обычно, как она может сохранять такое ледяное спокойствие сейчас?        Что-то в нём надорвалось сейчас и взгляд стал недвижен. Питер, чуть не плача, повернулся к ней лицом и увидил её спокойные глаза. Питер отчётливо помнит как крепко сжал тогда её плечи, с мыслью не упустить их никогда. Они казались, словно невесомыми и лёгкими, словно вот-вот ускользнут от него.                 — Ты… — голос дрожал от слёз и всхлипов. Мэй успокаивающе похлопала его по плечу. -… почему, тёть? Ты не сказала мне, тётя. Ты мне не сказала. Ты не… не… Почему?             — Я просто хотела тебя уберечь, — «Хотела уберечь», разве? Ты пыталась сильнее его разбить, чтобы он сам собрал себя из кусочков…оставшихся осколков.       Эта фраза, словно наждачкой, прошлась по сердцу и Питер слёзно завопил от боли. Глаза беспорядочно мелькали по комнате, пытаясь успокоиться, но куда не взгляни — всюду она. Мэй была везде. Память о ней мелькала всюду, оттеняясь то на старой турке кофе, то на баночке специй с неправильной подписью, он осознал это только сейчас, когда острое чувство разлуки раздирало его на части.       Их объятья нарушил тихий свист чайника. И та ночь казалась ему самой длинной в его жизни.       Питер не мог уснуть, то и дело тревожно вскакивая. И в промежутках, что ему удавалось выкрасть у Морфея, он видел озеро, нетронутое кругами на воде. Лесная глушь и жёлтая старая лодка. Он с трудом закрывает глаза и, только от этого, маленький кусочек жухлой краски отваливается на водную гладь. Лёгкая волна трогает озеро и Питер решает. Он встаёт и берёт в руки мешок, полный груза его горечи. Мысли пусты — он не видит ничего кроме себя и тихого лесного озера. Он не видит лодки, которую уносит большая волна от всплеска. Он не видит боли. Он не видит света…       И вот он снова просыпается. Ледянное влажное лицо и снова вернувшиеся мысли, отдающие металлом на языке.       Питер грезил поскорей разбиться о бетонную реальность жизни, лишь бы прекратить эту медленную смерть, истязающую  его изо дня в день, понемногу отравляя свое тело смертельным ядом, давая прочувствовать, как кости неумолимо разъедает кислотой наивных мечтаний об ином исходе.       А главное, он совершенно потерял веру в жизнь, забирающую, так не справедливо, человека, посвятившего свою судьбу этому несправедливому жестокому миру. Он отказывался принимать это и в любой момент был готов потерять смысл жизни и уйти в пучину грёз.