Солнце в бокале

      …За спиной раздался тихий стук по стеклу — Мэгги, обеспокоенная долгим перекуром, встала с постели, чтобы вернуть супруга обратно в номер. Том вздрогнул, вывалившись из воспоминаний в реальность, где тело уже застыло от осенней липкой прохлады, а сигарета давно дотлела до фильтра.       Те двое, похоже, докурили и ушли к себе, однако Стайлзу казалось, что он все еще слышит их голоса, слышит, как они продолжают обсуждать что-то — может быть, связанное с дальнейшими планами, а может, и с его темным прошлым. Мысль о том, что его узнали, теперь уже не вызывала желания немедленно бежать прочь, похватав пожитки и жену с детьми. Но ощущение, что дорога перед ним опять раздвоилась и ему придется снова делать мучительный выбор, окрепло и неприятно напоминало о том, что обратного пути не будет… Из девяти тигриных жизней у него в запасе едва ли оставалась одна.       Мэгги приобняла его и, с тревогой заглянув в глаза, спросила:       — С тобой все в порядке? Ты выглядишь каким-то расстроенным…       — Да-да, я в порядке, просто устал… Эта аграрная выставка меня измотала вконец, нужно будет в следующем году нанять человека, чтобы скатался туда вместо меня. — он обхватил жену обеими руками и потерся подбородком о ее светлую макушку. Мэг игриво запустила руки под халат и царапнула мужа за спину, приглашая немного расслабиться.       — Дети уже крепко спят… давай воспользуемся моментом и побудем вдвоем… только ты и я… — ласково прошептала она, запрокинув голову и ловя ответный взгляд мужа:       — Ты сегодня заслужил награду, мой герой…       Взгляд Тома потяжелел, когда Мэгги, слегка отстранившись, изящным движением приспустила с плеч халатик и позволила убедиться в том, что белья под ним нет… Когда жена действительно хотела, у нее очень ловко получалось соблазнить его на секс, и Стайлз ощутил внизу живота приятное напряжение. Память услужливо подбросила парочку недавних фантазий насчет того, чем могут заняться мужчина и женщина в придорожном мотеле…       — Ты моя награда… иди сюда… — пробормотал он, развязал пояс халата и распахнул полы, чтобы на сей раз Мэгги смогла убедиться в его почти полной боевой готовности… Немного старания и умелых ласк ртом — и его дружок как миленький встанет по стойке «смирно», а потом отважно ринется в самое пекло…       Мэгги не нужно было просить словами, она прекрасно поняла намек и, захватив концы пояса, повлекла мужа поближе к кровати. Там она развернула Тома спиной к ложу, и, игриво толкнув, заставила упасть навзничь, а сама немедленно соскользнула на пол и устроилась у него между ног.       Ее пальцы сразу завладели членом мужа, помогая ему окрепнуть, налиться силой, а когда Том приподнялся на локтях, чтобы смотреть, в игру вступили и губы, и язык. Мэг сперва изображала, что лижет шарик тающего мороженого, кружа кончиком языка вокруг головки, но, войдя во вкус, принялась заглатывать член все глубже, пока пальцы играли с подтянувшейся мошонкой и дерзко скользили чуть дальше, прямо к заднице.       Тому нравилось наблюдать, как она делает ему минет. Это зрелище пробуждало дикие и непристойные фантазии — как он грубо хватает ее за волосы и безудержно трахает в рот и горло, как заставляет брать предельно глубоко и задыхаться, захлебываться спермой… Но он намеренно себя притормаживал, не позволяя игре воображения перетекать в реальность. И только поощрял ее, осторожно толкаясь бедрами навстречу и позволяя руке жены все смелее дразнить задний проход.       Такая интимная ласка доставляла ему не меньшее удовольствие, чем минет, но Стайлз предпочитал лишний раз не напоминать жене о том, насколько ему это нравится — её и так было непросто уговорить иногда нарушать нормы сексуальной благопристойности…       — Да…. да… о да… так… — бормотал он, пока светлые кудри Мэг ритмично скользили по его бедрам, член заныривал все глубже в ее жадный рот, а палец жены пробирался все дальше между ягодицами. Прикрыв веки, он весь погрузился в блаженные ощущения, как вдруг из красноватой тьмы выплыли и уставились прямо на него угольно-черные, будто квадрат Малевича, глаза «макаронника».       «Фу ты, дьявол!..»       От неожиданности Том дернулся так сильно, что Мэг подавилась членом, а ее палец почти полностью утонул в его заднице — как в самых развратных фантазиях…       — Сссссс…. ааааагггххх…. — зашипел он, замерев на месте и не решаясь новыми резкими движениями сделать жене (или самому себе) больно. Или бесстыдно кончить прямо ей на лицо…       Мэгги поспешно отстранилась от мужа, прокашлялась и, вытирая салфеткой губы, встревоженно спросила:       — Что? Что такое, милый? Я тебя поцарапала случайно?       Ногти у нее и правда были отросшими, но не такими уж длинными и острыми, чтобы серьезно поранить. Но не признаваться же ей в настоящей причине?       — Да, немного задела что-то… там… Не беспокойся, я в порядке… давай продолжим по-другому…       По-другому продолжить не получилось. Точнее, Том сделал почти все, как хотел: поставил Мэг коленями на край кровати, одним махом загнал своего дружка в ее готовую к траху щель и в жестком ритме накачивал ее, пока она тихонько постанывала и поддавала задом.       Все вроде бы шло к приятному завершению, когда Мэгги вдруг вцепилась ему в бедра и сперва телом, а после голосом попросила остановиться.       — Ну что теперь не слава богу? Я уже почти спустил! В чем дело, куколка? — спросил Стайлз, сдерживая недовольство.       — Ой, прости-прости, я забыла заранее принять таблетки… ну… те, которые мне врач посоветовал, чтобы не беременеть…       — Твою ж мать… Почему ты раньше не сказала? Я бы резинку надел… — Том резко вытащил член, уже болезненно-чувствительный и сочащийся предсеменем, и устало присел на край кровати, вспоминая, есть ли у него еще презервативы или все закончились. Мэгги виновато развернулась и тоже села рядом, робко погладив мужа по колену:       — Совсем из головы выскочило, представляешь? И потом, мы вроде как ничего такого не планировали заранее… так спонтанно все вышло…       — Угу… когда ты первый раз залетела, тоже все спонтанно вышло. А Кэтти у нас случилась, когда ты меня уверяла, что у тебя безопасные дни… — раздраженно передразнил ее Том. Он только что ясно припомнил, когда они израсходовали последний презерватив, и это был вовсе не бурный секс… точнее, вообще не секс, а экстренная починка трубы, которая вздумала дать течь из-за рассохшейся резиновой прокладки. Пришлось использовать любые подручные средства для временного устранения аварии…       — Ну прости-прости-прости… Давай, я помогу тебе кончить… — Мэгги виноватилась, как кошка, но настроение уже было испорчено, и Том раздраженно отмахнулся.       — Не надо мне одолжений, сам справлюсь! — он встал и ушел в ванную комнату, понадеявшись на помощь душа и правой руки.       Но в проклятом мотеле словно решили над ним поиздеваться — в ответ на поворот вентиля, кран издал громкое бульканье и шипение, и вместо нормальной водяной струи выдавил несколько жалких капель…       — Да что за нахуй? Эти уебки воду отключают на ночь, что ли? — возмущенно выкрикнул Стайлз и треснул ладонью по щербатой стенке из веселенького розового кафеля. Снизу немедленно раздался стук по трубе, и чей-то недовольный голос отчетливо донесся сквозь тонкие перекрытия:       — Эй, ковбой, кончай драть свою бабенку еще и над умывальником! Ночь на дворе, спускай молофью побыстрее и отваливай спать, ты здесь, блядь, не один!       — Ах ты, сука… — Том практически был уверен, что слышал одного из недавних знакомцев, и, судя по выбору выражений — того, кто одевался как байкер… и знал его настоящее имя. Раздражение быстро превратилось в кипящую злость, и болезненный стояк только подхлестнул желание разобраться с этим неприятным типом как следует.       Вот только «глок» все еще лежал в машине. Пришло время его оттуда забрать…

***

      Мало того, что ковбой со своим выводком захапал себе единственный приличный сьют на втором этаже, так ему еще и приспичило поебаться на сон грядущий.       Джим не то что был против — он знал, что супружеские пары, устав от сексуальной рутины, любят трахаться в мотелях — но все же звуки страстного полового акта, отчетливые и характерные, действовали ему на нервы.       Он лежал на спине, заложив руки за голову, и против воли представлял себе происходящее в комнате наверху. На этапе предварительных ласк женщину почти не было слышно, она присутствовала в эфире размеренными вздохами и невнятным мычанием, зато ковбой довольно громко постанывал и порыкивал, и подбадривал подругу пошлостями вроде «да, детка, да» и «оу, киска, возьми поглубже». На самом деле насчет «поглубже» ничего не говорилось, но Джиму почему-то казалось, что ковбой — точнее, Себастьян Моран, как утверждал Майки — должен быть большим любителем глубокого и жесткого минета… такого, что уже на грани с насилием…       Потом отсос прервался, супруги, видимо, поменялись местами. Сильно скрипнула кровать, женщина ахнула, а мужчина издал особенный горловый звук, архаичный сигнал удовольствия, когда возбужденный член самца попадает в вагину самки… Этот звук ни с чем не спутаешь.       — Молодец, дружище, снайперский выстрел… — пробормотал Джим, злясь на себя за неуместное любопытство, но ничего не мог поделать с эрекцией. Она нарастала постепенно и стала полной как раз в тот момент, когда Моран оповестил мотель, что вошел в свою женщину.       Джим опустил глаза и обреченно уставился на впечатляющий бугор, обрисованный тканью штанов: ситуация еще не была критической, но требовала внимания и хоть какого-то участия. Подрочить и уснуть? Это казалось оптимальным выходом, потому что позволяло решить сразу две проблемы: снять несвоевременное возбуждение и заснуть без снотворного после выброса окситоцина…       Впрочем, у очевидного рецепта были противопоказания. Теребить член, лежа в полуспущенных штанах на раздолбанной кровати, посреди «мотельной» роскоши, и думать при этом о невоспитанном мужлане в мятой ковбойке, пропахшей бензином и дорожным потом — отвратительная картина из дешевого гей-порно. Джим не имел никакого желания сыграть главную роль в таком нелепом и пошлом сюжете. Лучше уж отвлечься, перетерпеть, посмотреть телевизор, поболтать с Майки, и надеяться, что тупой ужастик по кабельному каналу убаюкает его не хуже, чем оргазм. К тому же бормотание телевизора хотя бы немного приглушит ночные развлечения ковбоя…       На беду, Майки куда-то засунул пульт от телевизора и заперся в санузле, чтобы самому на свободе полистать порножунал и подушить одноглазого змея — и выходить пока не собирался.       Джим вздохнул: этой ночью в стылом воздухе осенней Аризоны определенно был разлит какой-то афродизиак. Всем хотелось любви, и все ее получали привычным и приятным способом, ну, а его ждала одинокая бессонница.       После расставания с Шерлоком полгода назад по-другому не получалось… да и хотел ли он, Джим Мориарти, в криминальном мире Нью-Йорка с недавних пор известный как мистер Фогерти, по-другому?.. Он и в стычку с Миллером ввязался только ради того, чтобы «дело об апельсиновых зернышках» попало в нью-йоркскую прессу, и высокомерный сынок сенатора, выпускник Принстона, прочел о нем за утренним кофе. Прочел и узнал, как нью-йоркская полиция снова въехала в свой излюбленный тупик, и как гневается прокурор штата, грозя «неуловимому преступнику» страшными карами… а после изломил длинную бровь и тихо сказал, так тихо, что даже его нынешний компаньон не услышал:       «Удачи, Джим…»       Невместные мысли о бывшем любовнике вызвали тупую боль в груди — проклятая рана и не думала заживать, открывалась при малейшем касании — но эрекция ослабела, и (аллилуйя!) плечистая фигура ковбоя с подтянутой задницей тоже перестала маячить перед мысленным взором. Наверху вроде как попритихли. Джим посмотрел на потолок и усмехнулся:       «Кончил, приятель?.. Ну, я тебя поздравляю… хоть кому-то хорошо…»       Он встал, чтобы все-таки отыскать проклятый пульт, но тут по стене что-то грохнуло, и голос ковбоя неразборчиво послал проклятие не то небесам, не то владельцу мотеля. Майки, потревоженный на самом интересном месте, в ответ забарабанил по трубе, и оба мужика — один на первом этаже, другой на втором — вступили в перепалку, как сварливые соседи в ситкоме…       Джим решил, что с него хватит. Спокойный сон ему все равно не светил, а потаращиться в телевизор и поклевать носом над чашкой кофе и пепельницей он мог и в дайнере, благо, тот работал круглые сутки.       Натянув джинсы, Том сунул ноги в сапоги и накинул куртку прямо на голое тело. Прогуляться до машины и обратно было делом минутным, ну, а потом он наведается в контору мотеля, найдет управляющего этим «шератоном» и самолично заставит его чинить проклятый водопровод!       Пока они с Мэг упражнялись в постели, на улице ощутимо похолодало, видно, с Гранд каньона задул холодный ветер. Стайлз поежился и запахнулся плотнее, идя к минивэну, но уже на парковке его поджидал новый неприятный сюрприз… Чертов черный «мустанг», принадлежащий «макароннику», был притерт вплотную к дверце автомобиля Тома, и открыть ее, не поцарапав покрытие, не представлялось возможным. Пассажирская дверь тоже не открывалась — мешал выступ стены дайнера, а раздвижную дверь заклинило после недавнего столкновения с фермерским фургоном…       — Да что же за день сегодня такой блядский? — выругался Том, тщетно пытаясь влезть между надменным «мустангом» и своим скромным старичком, чтобы вскрыть дверь и протиснуться в салон. Конечно, это было глупейшей затеей, потому как черная тачка пронзительно взвыла в ночи и замигала фарами, словно перепуганная бабенка, встретившая бандита в темной подворотне.       — Сука, да заткнись уже к ебеням! — закрыв уши руками, Том спешно вылез назад и зло пнул бампер фальшивого спорткара, желая только одного — чтобы те два ушлепка вытащили свои задницы из мотеля и прибежали бы сюда в одних кальсонах, проверять, кто потревожил их тачку. Ох, он им навалял бы тут же обоим за все, что случилось с ним с момента их появления на горизонте его жизни…       Кто-то осторожно дотронулся до его плеча:       — Проблемы, мистер?       Тома обдало запахом крепкого кофе и тонкого дорогого табака. Он резко обернулся и увидел «макаронника» собственной персоной, должно быть, вышедшего на шум не из номера, а из дайнера — потому что в руке итальяшка держал бумажный стаканчик без крышки. Из него и пахло подгоревшими кофейными бобами.       Итальяшка выглядел мирно и вроде как не собирался скандалить, стоял себе как ни в чем не бывало, этакий франт… На рубашке ни морщинки, на пиджаке ни пятнышка, ну разве что волосы немного растрепались и больше не выглядят прилизанными на гейский манер.       — Сам посмотри, мистер. Это что, какая-то особенная пидорская привычка — ставить тачку впритык к чужому борту? Тут же места дохера и больше! — ворчливо заявил Том, сунув замерзшие на ветру руки в карманы джинсов. Драться почему-то расхотелось, а вот горячего кофе он бы выпил…       То ли у «макаронника» был брелок в кармане, то ли сигнализация выдохлась и сама отрубилась, но завывания прекратились так же внезапно, как начались.       — Извините, сэр. Наше знакомство началось весьма неудачно — с того самого момента, когда вы подрезали меня возле колонки, мы только и делаем, что мешаем друг другу… но поверьте, я к этому не стремлюсь, — улыбнулся Джим, откровенно разглядывая ковбоя: это было не очень прилично, но он просто не мог противиться желанию пожирать собеседника глазами. И фантазировать…       В желтоватом рассеянном свете фонаря и черно-сиреневых тенях осенней ночи мужчина выглядел еще сексуальнее, чем под оранжевыми лампами ресторана. Может, все дело было в неотразимом сочетании кожаной куртки, надетой на голое тело, обтягивающих джинсов, ковбойских сапог и длинных стройных ног, может, в интересном лице, одновременно резком и тонком, с высокими скулами и ровными надбровными дугами… или в ямочке на подбородке… может, в чем-то еще, например, в запахе, который показался Джиму удивительно приятным, знакомым… словно он вдыхал его каждую ночь, лежа с этим парнем на одной подушке, зарывшись лицом в рыжевато-соломенные волосы…       «Стоп… да что ж такое со мной творится! Этак я скоро буду прыгать на каждого дальнобойщика. Надо было послушаться Майки и зарулить к тому сутенеру».       Поняв, что пора завязывать с просмотром мысленного порно, пока собеседнику не стала заметна его эрекция, Джим отступил на шаг, кашлянул и суховато проговорил:       — Я сейчас переставлю машину. Подержите, пожалуйста, стакан — если вас не затруднит, мистер…       — Стайлз, Том Стайлз, к вашим услугам, мистер… — неожиданно для себя самого представился Том и принял из руки «макаронника» приятно-теплый стаканчик с кофе — таким же черным, как его глаза. На одно мгновение их пальцы соприкоснулись, от этого мимолетного касания по телу словно бы прошел легкий электрический заряд, и Стайлз вдруг особенно остро ощутил, что все еще возбужден.       — Фогерти. Джеймс Фогерти.       Джим кивнул, как бы подтверждая заключенное перемирие, открыл машину и сел за руль. Прежде чем повернуть в замке ключ зажигания, он посмотрел на усталого мужчину, которому явно было зябко на холодном ветру, и предложил:       — Я переставлю машину, и вы сядете ко мне, мистер Стайлз. В такую ночь мерзнуть в одиночестве совсем не обязательно… У меня в салоне куда теплее, чем в номерах этого чертового клоповника.       Том едва не выронил кофе, услышав недвусмысленное приглашение «погреться в салоне». Ему наверняка стоило запустить этим самым стаканчиком в лобовое стекло «мустанга» и, гордо развернувшись, уйти обратно в мотель, но… он остался стоять столбом на пронизывающем ветру — словно олень, выскочивший на дорогу и замерший от испуга в ярком свете вспыхнувших фар. Что-то и правда сжалось в животе, и сердце забилось быстрее, разгоняя кровь, а голова стала пустой и легкой, словно разум отключился и оставил его во власти инстинктов… Может, черноглазый янки и правда заколдовал его, может, причина была в чем-то другом, но, когда «мустанг» едва не ткнулся ему в колени бампером, он послушно обошел машину слева, открыл дверь и сел в кожаное кресло.       — Вот ваш кофе, мистер Фогерти… — так и не пригубив из чужого стаканчика, Том протянул его владельцу.       — А вы не хотите? — Джим приглушил мотор, но оставил его включенным — мощный движок работал почти бесшумно, напоминая о себе лишь легкой вибрацией, похожей на сердцебиение. — Вы не любите кофе, мистер Стайлз?       Он поставил стаканчик на подставку между креслами, положил руки на руль, но не стал включать блокировку дверей — игра должна быть честной, и у мужчины, которого он дико хотел трахнуть всеми возможными способами, должна была остаться и свобода выбора, и свобода для маневра. Джим ненавидел сексуальное насилие, считая его наихудшей разновидностью эксплуатации, и даже в тех случаях, когда платил за определенные услуги, всегда добивался от потенциального партнера по сексу однозначного «да».       — Люблю. Черный. Но предпочитаю сам себе покупать или варить. — пояснил Том в ответ на прямой вопрос и тоже спросил — Вы хотите поговорить о кофе или есть другие причины пригласить меня в салон?       — Есть. Вы эту причину угадали еще в туалете, мистер Стайлз. Я гей. Вы необычайно привлекательны. Необычайно. Я хочу вас. Я предлагаю вам заняться сексом в приемлемой для вас форме.       Том оторопел от подобной откровенности. Не то, чтобы он не догадывался об истинных мотивах, но ждал, что «макаронник» будет менее конкретен в выражении своего интереса. Удивительно — такая прямота понравилась ему куда больше туманных намеков, это было по-мужски, без всяких прелюдий и дурацких бабьих игр. Как в его прошлом, о котором он никогда не признался бы Мэг.       Джим сглотнул: держать руки на руле и сидеть неподвижно, когда у него чуть ли ширинка не дымилась от близости парня, похожего на образ из самого качественного и развратного порно на темы Дикого Запада, становилось все труднее, но он ждал. Мяч был в сетке, ответный бросок — за Стайлзом.       — Почему вы решили, что мне это так же интересно, как вам? — покоренный откровенным признанием, Том все-таки желал прояснить для себя, как незнакомец сумел угадать в нем игрока той же лиги — пусть и бывшего… ну, по крайней мере, за годы брака с Мэгги он привык думать, что так оно и есть.       — Просто предположение. У вас была сильная эрекция в туалете, непохожая на механическую. Это во-первых. Во-вторых, вы очень агрессивно отреагировали на выражение простой любезности, буквально в стиле «я-не-такой-как-вы-могли- подумать». В-третьих… мне продолжать?..       Джим слегка склонил голову к плечу и посмотрел на Тома ласковым, глубоким взглядом; обертона его голоса стали мурлыкающими, бархатными — фирменный стиль «дикого кота» Фогерти во время круизинга.       Стайлз поднял вверх ладони в двусмысленном жесте, означающем и «стоп» и «сдаюсь»:       — Достаточно. Вашей наблюдательности остается только позавидовать… И… чего вы хотите? Чтобы я поимел вас или… наоборот? — если уж между ними все так прямо, то и этот момент следовало прояснить прежде чем он решит, что делать дальше. Неутоленное желание только усилилось от осознания остроты момента, а запахи, витающие в салоне «мустанга» — кофе, кожа, табак, дорогой одеколон, что-то еще, особенное, пикантное, как восточная пряность — лишь сильнее раззадоривали, возбуждали, навевали фантазии — одна откровеннее другой…       — Мне подходит любой вариант, а вот вы мне напоминаете ребенка в кондитерской лавке, желающего попробовать все, но растерявшегося у прилавка, — усмехнулся Джим, снял одну руку с руля и указательным пальцем мягко коснулся лица Тома, провел плавную линию от виска к подбородку, задев каждую неровность, и слегка подразнив нижнюю губу ковбоя:       — Ваш рот… он кого угодно сведет с ума… но, полагаю, поцелуя вы от меня не примете, разве что я буду целовать ваш пенис… который прямо сейчас стоит под весьма впечатляющим углом.       Том нервно сглотнул, едва представив то, о чем пел ему в уши этот искушенный распутник… Ему стоило некоторого усилия не отшатнуться, когда пальцы Фогерти коснулись лица и провели по губам — жест, предельно откровенно намекающий на то, какого рода секс в первую очередь может доставить ему удовольствие…       Рука Стайлза опустилась к молнии на джинсах, он потянул язычок вниз, раскрывая доступ к члену, прижатому к животу в состоянии полной боеготовности. Освобожденный из тесного плена, его дружок качнулся вперед, и капля предсемени выступила на головке, потемневшей от застоя крови.       — Блядь, что ж ты творишь, ковбой! — жарко выдохнул Джим и на секунду зажмурился, как будто его ослепила бесстыдная картина мужского возбуждения — на самом деле он просто не ожидал, что на Томе нет даже белья. Он расстегнул собственные брюки без малейшего смущения, сдвинул вниз резинку «боксеров» и продемонстрировал внушительного размера член в состоянии полной эрекции. Затем повернулся к Тому, придвинулся настолько близко, насколько позволяла механическая преграда между ними, и обхватил его ствол теплой ладонью.       — Полагаю, начнем с…       — С разминки… — упреждающе выдохнул Стайлз, которого тоже впечатлило открывшееся зрелище чужого стояка.       — Да, с антре… я охотно отсосал бы тебе, но, во-первых, минет ты сегодня уже получил, во-вторых, в этом случае я не смогу видеть твое лицо… а я хочу… хочу видеть… какой ты, когда кончаешь…       Понижая голос до шепота, он одновременно начал умело дрочить член Тома, каким-то непостижимым образом рассчитав — или уловив — идеальную плотность обхвата и ритм. Его член, оставленный без внимания, задрался вверх почти под прямым углом, и слегка подрагивал, как будто и ему что-то перепадало из откровенных ласк.       Придвинувшись еще ближе, Джим подключил к делу вторую руку, и, полностью расстегнув джинсы Тома, добрался до твердой и тяжелой мошонки.       — Ммммм… а я был прав… ты давно не трахался… и с женой почему-то не кончил… ну ничего… это даже хорошо… если бы кончил, то уже спал бы сном праведника, и не попался в мои лапы… — мурлыкал он на ухо любовнику, и продолжал выглаживать мошонку и полировать ствол, не сводя с Тома жадного взгляда.       Фогерти набросился на него без всякого там «с вашего позволения», а Том, вместо того, чтобы ответить тем же, вцепился пальцами в кожаную обивку кресла и только и мог, что дышать через раз, открыв рот и зажмурившись посильнее. Умелые ласки итальянца высекали искры острого удовольствия, они вспыхивали и рассыпались внутри черепа цветным фейерверком, и в какой-то момент Стайлз даже испугался, не загорится ли он сам — так жарко сделалось телу, еще пару минут назад застывшему до костей…       — Ох, черт… черт… даааа… мммм… — бормотал он между рваными вдохами-выдохами, и в какой-то момент сам приспустил джинсы на бедра, открывшись любовнику со всех сторон. Ему до жути захотелось вдруг ощутить себя как раньше — развратным и доступным, отбросить дурацкую маску женатого гетеросексуала и полностью отдаться во власть этого черноглазого дьявола, который так легко влез к нему не только в штаны, но и в душу, заглянул на самое дно и явно уже обо всем договорился там с его собственными демонами…       Будь Себастьян Моран таким, каким пытался казаться скучный фермер Том Стайлз, у Джеймса Фогерти не было бы ни малейшего шанса проделать с ним все это. Но Себастьян Моран никогда и не хотел по-настоящему превратиться в Тома Стайлза. Как же так вышло, что он им стал, что согласился быть «нормальным мужиком» со всеми атрибутами «нормальности»? Когда эта маска успела так плотно прирасти к его лицу — лицу, занесенному во все базы ФБР и Интерпола в графу «особо опасен»?       Глаза Джима полыхнули всамделишным адским пламенем, едва он почувствовал, что соблазненный им примерный семьянин сдается ему не одним лишь телом, но и душой… О состоянии «Тома» — точнее, Себастьяна, это имя подходило ему куда больше — ясно свидетельствовали жесты доверия, несдержанные вздохи и жадная готовность допустить пальцы любовника повсюду. Искушение воспользоваться ситуацией на полную катушку было сильным, но Джим хорошо играл в покер и в преферанс, а значит, умел ждать, и не стремился сразу же истратить все кредиты. Всему свое время…       Мастурбируя член любовника, обрабатывая мошонку, он полностью отдался процессу, работая с горячим куском плоти, как художник с гипсом, и забывал о собственном вожделении, купаясь в волнах чужого удовольствия. Живот Тома напрягся, головка члена набухла, бедра дрожали, на лице выступил пот, губы все больше искажала предоргазменная гримаса — это означало, что долго он не продержится, и Джим, не прекращая движений, поддерживая точный ритм, наклонился, чтобы не упустить момент, и позволить сперме любовника брызнуть ему на руки и прямо в лицо.       — Ох нет… нет-нет-нет… я сейчас кончу… — предупредил Том, заметив, как Фогерти склонился к его животу с неясным намерением. Он не хотел забрызгать дорогой костюм любовника своими соками, но того, похоже, это вовсе не волновало. Железные пальцы впились ему в бедро, удерживая от резких предоргазменных рывков, и горячее влажное дыхание коснулось чувствительного навершия как раз в тот миг, когда оно «выстрелило»…       — Ааааа… — облегченно простонал Том, когда опустошительная вспышка и мощный залп спермы разрушили последний бастион благопристойности и благоразумия. Вот ты ж блядь!.. Он только что кончил от того, что ему подрочил в салоне чужой машины какой-то неизвестный тип, и, что было еще ужаснее осознать — ему это чертовски понравилось…       Джим резко втянул ноздрями остро-соленый запах спермы и сам не сдержал жадного стона, ловя губами тягучие струи — одну, вторую, третью — и наполовину проглотил, наполовину размазал по лицу белую эссенцию, более желанную, чем самый дорогой и вкусный напиток.       «Себастьян Моран… мммм… отличный запах и вкус… хочу одеколон с твоим мускусом… и этот витаминный коктейль на завтрак, каждое утро, пока нам обоим не надоест…»       — Ммммм… guapo… ты наверняка слышал подобное много раз, но я все-таки спою собственную серенаду: ты просто охуенный. Вот только зачем-то хоронишь свою охуенность в благопристойной семейной могилке…       Откинувшись на спинку кресла, он положил руку на свой торчащий член, чтобы по-быстрому отдрочить себе — у него не было уверенности, что ковбой готов помогать, а Джим скорее язык бы себе откусил, чем опустился до уговоров…       …Это было против всех правил, против всех ебаных клятв, которые он сам себе давал, когда решил завязать с прошлым и кардинально сменить образ жизни, но… но рука сама потянулась к чужому члену и сперва уверенно легла поверх ладони Фогерти, а потом настойчиво оттеснила ее, завладев инициативой…       — Теперь моя очередь, долг платежом красен… — подкрепил он свои действия словами, и облизнул пересохшие от внезапной жажды губы… Дразнящий запах семени раззадорил его аппетит, а великолепный мощный ствол итальянца определенно заслужил более изысканной благодарности… И Себастьян Моран, беззаконник и смутьян, потеснив благопристойного Тома Стайлза прочь из собственной головы, добавил к руке еще и рот…       Крупная головка с солоноватым привкусом легко проскользнула ему за щеку, и он прижался к стволу языком прежде чем захватить его поглубже.       — Ооо… даже так… ну, давай… — хрипло прошептал Джим, не имея ни малейшего намерения изображать недотрогу, когда уже готов был взорваться.       Порыв ковбоя, неожиданный, и оттого еще более приятный, за несколько секунд превратил сильное возбуждение в экстремальное. В таком состоянии Джиму обычно срывало резьбу, и он, отбрасывая изысканные манеры и джентльменскую сдержанность, как перчатки, превращался в рычащего зверя, пирата — и просто-напросто жестко трахал партнера в предоставленное отверстие, будь то рот или анус, неважно. Этот раз не стал исключением… Джим надавил ладонью на затылок Тома (нет — Себастьяна, конечно же, Себастьяна), вплел пальцы в густые и на удивление мягкие волосы, и, вместо пассивного принятия, принялся ебать ковбоя в полное удовольствие… обоюдное удовольствие, судя по тому, как реагировал случайный любовник на неожиданное доминирование.       — Блядь… оххх, блядь… да ты… ты развратная сучка… — выдыхал он, балансируя на тонкой грани сильнейшего оргазма, и входил в рот Морана снова и снова, почти касаясь горла. — Ну… и кто тут у нас прикидывался натуралом?.. Да, да, вот так, соси, возьми глубже!       И Моран брал, он был не против того, что этот итальяшка грубо использует его для собственного наслаждения, он жадно сосал крупный член, заглатывая так глубоко, как мог, и острое возбуждение от нехватки воздуха кружило голову и заново поднимало пенис.       Происходящее между ними было горячее вулканического извержения, и Джим тянул до последнего, чтобы продлить этот накал, но сосуд терпения все-таки переполнился, и семя хлынуло наружу, прямо в рот любовника.       — Ааааахх… cazzo, sei fottuto…. (блядь, какой же ты охуенный)… — прорычал Фогерти, кончая ярче и дольше, чем это обычно бывало со случайными мужиками.       Заставив Морана слизать последние капли, он отстранил его и потянулся к бардачку, чтобы достать влажные салфетки:       — Только не сплевывай в стакан… кофе нам еще пригодится.       Солоноватое семя щедро пролилось ему в горло, он сглотнул и тщательно облизал головку, собирая все до капли. Ох, как же давно такое с ним случалось в последний раз? Моран не мог точно вспомнить, кому и когда отсасывал с таким удовольствием… обычно, это было по-другому и не оставляло в памяти значительного следа. Отчего же теперь он так легко соблазнился, так безоглядно поддался искушению, так запросто позволил трахать свой рот какому-то незнакомцу? Неужели все потому, что ему и в самом деле было нужно все то, что он упорно стремился забыть и вычеркнуть из своей нынешней жизни?..       Выпрямившись, он усмехнулся на предупреждение про кофе и откинулся на спинку кресла, прикрыв глаза и смакуя полученное удовольствие. Член опять стоял, но пока еще не требовал немедленной разрядки, и Себастьян накрыл его ладонью, будто успокаивая.       — Я же сказал, что люблю черный кофе, без добавок…       — Помню, — улыбнулся Джим, тщательно вытерся и передал салфетки любовнику: — Приведи себя в порядок, но особенно не усердствуй… мы еще не закончили.       И, словно в доказательство своих намерений, слегка пощекотал Морана по животу, прямо над лобком… кончики пальцев у него были мягкие, как кошачьи подушечки, и это ощущалось странным, почти пугающим контрастом с силой тренированных рук.       Кофе успел изрядно остыть, но все еще сохранял приятную температуру — с точки зрения тех извращенцев, кто вообще способен пить бурду из кофемашины в придорожной забегаловке… Именно так считал Джеймс Мориарти, гурман и настоящий кофейный маньяк, признававший только высокие сорта, итальянской или французской обжарки, и только классические способы варки; но его «альтер эго», мистер Фогерти, авантюрист и гангстер, смотрел на вещи проще и полагал, что лучше дрянной кофе, чем его полное отсутствие. Особенно в холодную осеннюю ночь и после жаркого секса.       Он взял стаканчик, сделал глоток и протянул его Морану:       — Пей. Не бойся, кофе не отравленный. Да и я сам тоже не ядовитый, ни гепатита, ни сифилиса, ни даже герпеса или обычной простуды, так что будь спокоен…       — Да у меня как-то и мысли не было беспокоиться… — хмыкнул Моран, бывший в отличие от Тома фаталистом. Он взял стаканчик и отпил немного, но, поморщившись, вернул назад: — Редкая дрянь… Больше похоже на ослиную мочу, чем на кофе.       — Никогда не пробовал ослиной мочи, так что не могу ни опровергнуть, ни согласиться, но не стану спорить — действительно, дрянь.       — И не начинай даже… Поверь на слово. — с видом эксперта заявил Себастьян, которому вдруг вся его затея с обращением в фермера показалась ужасной ошибкой. Девять лет жизни — все равно что срок отмотать… Только вот в тюрьме он не обзавелся бы ни женой ни детьми… не навесил бы на себя этакую обузу.       — В Лас-Вегас направляетесь, отмывать добычу? — спросил он итальянца, пользуясь тем, что тот выглядел расслабленным и умиротворенным. Судя по подслушанному им разговору, эти двое были не в ладах с законом и пересекли полстраны явно не ради пустого развлечения. Лас-Вегас лежал милях в двухста отсюда и был самой вероятной целью тех, кто желал не только испытать удачу и пустить деньги на ветер, но и припрятать сомнительные доходы, конвертировав во вполне законные выигрыши в казино…       Джим повернул голову к любовнику, черные глаза снова вспыхнули интересом:       — А ты очень уж наблюдательный для простого фермера… но для снайпера — чересчур любопытный. Ладно, ладно, не дергайся… мне дела нет, кем ты был раньше, просто до чертиков жаль, что такой роскошный мужик в расцвете лет с чего-то решил похоронить себя в жопе мира, посреди долбанного Нихуя.       Он отпил еще кофе, достал сигареты, одну сунул в рот, вторую предложил Себастьяну, и совершенно буднично, как бы между делом спросил:       — Хочешь поехать со мной в Неваду?       — В качестве кого? — быстро переспросил Моран, не дав сомнениям Тома-фермера ни единой секунды форы.       — Руку и сердце не предлагаю. Зато могу предложить работенку по твоему прежнему профилю… ну или просто небольшие каникулы. Отдохнешь пару дней от своего семейного болота, сыграешь на рулетке и в блэк-джек, выебешь стриптизершу, потом вернешься, и все пойдет по-старому.       Джим затянулся, выдохнул дым и после небольшой паузы добавил:       — Если согласишься на работу и сделаешь ее, получишь достаточно, чтобы выплатить ипотеку, и еще останется свозить детей в Диснейленд, а жену в Париж.       Предложение итальянца звучало очень соблазнительно. Даже если касалось разового заказа… Моран ухватился за этот шанс, как утопающий за соломинку, ему сейчас как никогда хотелось послать к чертям унылую личность, тщательно выстроенную им вокруг себя прежнего — этакого незамысловатого простого парня, который в жизни и мухи не обидел, а из винтовки стрелял только по местным шакалам да банкам в тире… Заново ощутить себя в строю, среди своих парней, мазанных одним миром, поучаствовать в больших делах с большими ставками, выйти на тропу охоты за крупными хищниками…       А на другой чаше весов — милая удобная жена, с пышной задницей и все еще узкой вагиной, двое хорошеньких ребятишек, состоятельная теща в Тахо, небольшая, но процветающая ферма в Оклахоме. Тихая, на годы вперед расписанная жизнь без смертельного риска и сюрпризов, ну разве кроме торнадо или града, губящего урожай…       «Болото как оно есть…»       Мысль об этом внезапно вызвала приступ дурноты, так что он едва не сблевал на коврик себе под ноги.       Увы, если Морана затошнило от омерзительного образа обывательского «счастья», то у Тома дурнота случилась от перспективы снова все разрушить и начать практически с нуля, с нехуевыми шансами засветиться в новом опасном деле и пуститься в бега с неизвестным исходом… Пока он не превратился обратно в Себастьяна Морана, пока оставался в шкуре Тома Стайлза, ему не грозил внезапный визит федералов, арест и долгое тюремное заключение. Таково было условие проклятой сделки с окружным прокурором штата Нью-Йорк… Тут было над чем задуматься, прежде чем поддаться искушению и ответить «да».       Итальянец молча курил и наблюдал за ним, смотрел в упор своими жуткими глазами, черными, как ноябрьская ночь, и, кажется, без особого труда читал все, что творилось в душе бывшего снайпера, а ныне — безобидного фермера. Его же собственные мысли невозможно было постичь… сейчас мистер Фогерти больше всего напоминал отпетого гангстера, несмотря на видимый лоск цивилизованности — то была лишь показуха, маскировка, как пятна у леопарда — и недавний страстный трах между ними казался горячечным бредом.       Моран докурил сигарету, опустил стекло и выстрелил окурком в сторону ближайшей урны, потом несколько раз глубоко вдохнул, словно набираясь решимости перед прыжком в воду с большой высоты, повернулся к итальянскому мафиозо и кивнул:       — Я поеду в Неваду, но у меня есть условие. Одно условие, мистер Фогерти. Там мы сыграем с вами в покер. Исход партии определит, будут ли это просто каникулы в Лас-Вегасе или контракт, долгосрочный контракт между мной и вами…       — В… покер? — брови Фогерти, черные ровные дуги, как будто тщательно прорисованные кистью, приподнялись, но в голосе не звучало удивления. — Боюсь, в покер со мной вам не повезет, мистер Стайлз. Я один из самых сильных игроков на обоих побережьях. Может, выберете блэк джек? Там вероятность случайного выигрыша намного выше… или все дело в том, что к выигрышу вы не стремитесь, а хотите таким сложносочиненным способом меня наебать?       — Если бы я хотел наебать именно вас, то выбрал бы для этого более прямой и ясный способ… — Моран кивнул на свой все еще возбужденный член. — И с чего вы решили, что именно мой выигрыш определит контракт с вами?..       — Хмммммм… — в глазах Джима вспыхнули искорки веселья. — А вы рисковый парень, Том… с вами не скучно — поверьте, из моих уст это очень большой комплимент. Хорошо, ваше условие принято. В Лас-Вегасе мы сыграем в покер. Теперь выслушайте мои условия, прежде чем я всерьез займусь вашей эрекцией — и своей тоже, поскольку сидеть полуголым так близко от вас, чувствовать ваш запах и не возбуждаться оказалось невыполнимой задачей.       Он погасил сигарету в пепельнице и накрыл стоящий член любовника своей ладонью.       — Я не люблю преследовать загнанного зверя, и не сторонник цейтнота, когда речь идет о принятии действительно важного решения. Итак. Мое предложение остается в силе, но я дам вам фору, возможность все еще раз обдумать на трезвую голову, и принять решение верхним мозгом. У вас будет трое суток, или ровно семьдесят два часа, на раздумье. Когда они истекут, пришлите мне смс-сообщение по номеру, который я вам оставлю. Только одно слово: «Еду» или «Остаюсь». Если вы напишете «остаюсь», я приму отказ и обещаю, что вы никогда больше обо мне не услышите… но буду ждать симметричной услуги. Если же вы напишете «еду» — на что я очень надеюсь — вы в течение получаса получите от меня подробные инструкции и маршрут. И будьте готовы сразу тронуться в путь. Ну… так что же… подходит вам такой план, мистер Моран?       Определенно, этот Фогерти знал, чего хочет, и умел ставить условия так, что отказаться принять его план было практически невозможной задачей.       Том Стайлз обрадовался — предоставленная итальянцем фора в три дня действительно давала шанс прийти в себя и принять трезвое решение не головкой, а головой. Себастьяна же Морана предложенный план не устраивал по той же причине, по какой его приветствовал Том. Одно дело — взвешенный рассудочный выбор, и совсем иное — поставить свою жизнь на кон, отдаться воле случая, довериться руке Фортуны… Если это знак свыше и шанс на перемены, если он, Моран, так уж нужен этому мафиозо в качестве личного охранника, убийцы или любовника, то заключить контракт с ним ради отработки проигрыша в покер будет гораздо проще, чем пиздеть жене про какую-то левую причину расставания, вроде бессрочной командировки в Аргентину… Ну, а если судьба окажется на стороне простого и честного ковбоя, то он еще и деньгами разживется, выиграв партию в покер у этого хвастуна и сорвав большой куш…       — Нет, ваш план мне не нравится. Мы так и так едем в Неваду через Лас-Вегас, и потом дальше в Калифорнию, к озеру Тахо. И еще до встречи с вами я планировал попытать удачу на зеленом сукне. Жена знает, что я играю неплохо, конечно, не в высшей лиге, но на местном уровне мне всегда фартит. Но казино Рояль — другое дело, другие игроки и ставки тоже другие… Можно как выиграть по-крупному, так и проиграться подчистую… и еще остаться должным… Вы понимаете, о чем я толкую, мистер Фогерти? — Себастьян повернулся к нему и без стеснения положил свою ладонь на горячий ствол.       — Ну еще бы, мистер Моран, отлично понимаю… — промурлыкал Джим и, не скрывая удовольствия, потерся членом о сильную руку партнера. — Ммммм… Казино Рояль… Да…знавал я там одного игрока… хороший был игрок… и мужчина красивый… вот только кончил плохо, и не в том приятном смысле, что у нас с вами. Хорошо… я не буду изображать быка, прущего на ворота, и готов поступить по вашему желанию. Но мы с Майки с утра помчимся как ветер, вам на вашем драндулете за нами ни за что не угнаться, так что фора у вас все равно будет, хоть и не такая большая.       — Что ж, нагуляю аппетит. А об остальном пусть позаботится крупье… При любом раскладе я буду в выигрыше, чего не скажешь о вас, мистер Фогерти… — хищно ухмыльнулся Моран, ощутив давно позабытый азарт и тягу к приключениям. В сочетании адреналина с сексуальным возбуждением было нечто совершенно первобытное, не поддающееся рассудочному контролю, и рука Себастьяна, плотно обхватив ствол любовника, задвигалась быстрее, возгоняя кровь от корня к головке. Он хотел этого темноглазого дьявола, хотел поиметь его на всю катушку, и чтобы тот его тоже трахнул как следует… Иначе, как наваждением это было не назвать…       Джим тихо засмеялся:       — Вот и видно, что ты не такой уж классный игрок в покер, guapo… Любишь рисковать, но ходы не продумываешь, и рано теряешь бдительность, думая, что противник у тебя в руках. У меня ведь может быть не только фулл-хаус, но и джокер…       Он незаметно нажал на рычаг, и пассажирское сиденье быстро и плавно опустилось, превратившись из кресла в кушетку, так что Моран оказался лежащим на спине. Джим сейчас же прянул, как хищный кот, навалился сверху, обняв любовника обеими руками, и прижался бедрами к его бедрам, а членом — к члену…       — Как вам такая комбинация, мистер Моран?       — Напоминает флеш-рояль… Но мне больше нравится комбинация «шесть на девять»… — распластанный на мягком и упругом кожаном ложе, Себастьян возбудился еще сильнее, когда итальянец властно накрыл его собой, обозначая, кто тут доминант… Игра становилась все увлекательнее, а результат — все менее предсказуем.       — Блядь, да ты пиздец привередливый, настоящая сучка! — деланно возмутился Джим, и, продолжая удерживать ковбоя под собой, властно раздвинул ему бедра и проник длинными пальцами между ягодицами… Как он и предполагал, здесь было влажно, так влажно, как случается только с мужчинами, познавшими запретное удовольствие во всей полноте, и хотя бы раз, но принимавшими в себя чужие пальцы или член.       — Эй, полегче там с ключом зажигания… не то заведусь по-настоящему… — честно предупредил Себастьян и сжал бедрами дерзкую руку, проникшую к его задним воротам.       — А до этого ты репетировал, что ли? — совсем по-кошачьему фыркнул Джим и даже не подумал остановиться. — Я именно этого и хочу, guapo. Завести тебя и как следует поездить на твоей заднице.       — Раздумывал, стоит ли форсировать события… Не хочу, чтобы ты решил, что можешь так вот запросто меня поиметь… Я может и сучка, но не подстилка… — с этими словами Моран переместил руку с члена Фогерти на его яйца и довольно чувствительно сжал их — и в следующую секунду на его горле как будто защелкнулся ошейник гаротты:       — Тубо!       Неизвестно, как этот тип управлялся с ножом и пистолетом, но вот душил он весьма профессионально… как Моран и предположил еще при первой встрече…       — Ссссс… — с трудом втянув в себя немного воздуха, Себастьян оставил его мошонку покое и попытался оторвать от горла цепкие пальцы мафиозо. — Довольно… я понял… стоп…       Ощущение легкого удушья сделало возбуждение еле переносимым, и он заелозил под любовником, ища более полного контакта и желанной разрядки       — Хорошо. — Джим ослабил захват и ласково улыбнулся, а потом, видя и чувствуя нетерпение ковбоя, склонился к его шее и принялся покрывать ее всю быстрыми и жадными поцелуями, шепча:       — Ты сучка… Ты моя сучка…. И сейчас… ты… получишь урок, guapo…       Он приподнялся на вытянутых руках, оперся на колени, так, что его тело образовало мост, и приказал:       — Перевернись! Лицом вниз, быстро!       — Ах ты ублюдок… — притворно разгневался Себастьян, но подчинился приказу и даже еще чуть ниже спустил джинсы, облегчив итальянцу доступ к собственной заднице.       Видела бы его сейчас Мэгги — наверно, со стыда умерла бы… он шесть лет уламывал ее лишь на то, чтобы она иногда добавляла к минету «непристойную» игру с его анусом, но ни на что большее склонить так и не сумел… А тут — такой шикарный подарок, и настоящий грех был в том, чтобы им не воспользоваться…       Джим поднял глаза к небу и горячо возблагодарил Мадонну, за то, что она так быстро ответила на его молитвы и открыла путь к наслаждению самым великолепным мужским телом и самой сексуальной задницей, какие только могли встретиться в аризонской пустоши. Ему даже пришлось на минуту притормозить, подышать и сжать член под головкой, чтобы нечаянно не кончить от одного только вида, открывшегося бесстыдному взору.       — Только не порви на радостях, мне завтра еще машину вести… — на всякий случай предупредил Моран ретивого любовника, и слегка прогнулся в пояснице, поудобнее пристраивая свой горячий член между животом и кожаным сиденьем. Если Фогерти будет вколачиваться в него со всем своим итальянским темпераментом, о том, чтобы не стереть собственный конец до кровавых мозолей, следовало позаботиться заранее…       — Не ссы, ковбой. Не имею привычки наносить травмы, когда ебусь, — грубо сказал Джим — он заметил, что подобные речи Морана не только не отвращают, но, похоже, заводят еще сильней…       Он пошарил в бардачке, где среди сигарет, влажных салфеток, жевательной резинки и леденцов от кашля мирно жили пара флаконов с лубрикантом и пачка презервативов. Смазку Джим взял, а презервативы оставил на месте: это было верхом легкомыслия, но почему-то с ковбоем с красивым именем Себастьян Моран, ему хотелось сыграть не только в покер, но и в русскую рулетку…       И все же… он не страдал синдромом Дракулы, и парень нравился ему настолько сильно, что сердце частило, как у старшеклассника. Джим пересилил себя и спросил, как голодный хищник, уже с трудом сдерживаясь от немедленного нападения на желанную добычу:       — Не хочу драть тебя в презервативе. Я здоров, ты, думаю, тоже, хотя мне плевать. Но простая вежливость вынуждает меня узнать — ты согласен без резинки? Если нет, я трахну тебя пальцами и кончу тебе на задницу.       — Мне нравится твоя обходительность… босс… И, поскольку на сифилитика ты не похож, а СПИД теперь успешно лечится, валяй, я согласен. Только за это ты мне потом отсосешь… тоже без резинки… Идет? — Моран слегка повернул голову, надеясь уловить выражение лица Фогерти, но в салоне было слишком темно, да и угол зрения был не очень удачным, зато он отчетливо чувствовал учащенное дыхание итальянца и слышал звук вскрываемого им флакона со смазкой.       «Предусмотрительный сукин сын! Наверняка, трахается на каждой стоянке…» — отметил он про себя, но больше ничего подумать не успел — ловкие прохладные пальцы, покрытые смазкой, властно вторглись в его задницу и принялись там хозяйничать по-своему…       — А ты ненасытная сучка, Моран. И мне это пиздец как нравится. — прорычал Джим на ухо любовника, продолжая растягивать вход, довольно тесный, но совершенно точно — не девственный. Неожиданно Фогерти испытал жгучую горечь, как будто глотнул хинина, и что-то очень похожее на ревность, из-за того, что этот парень, так громко вопивший о наглых пидорасах, явно не раз и не два подставлял свою задницу каким-то левым мужикам…       — Хорошо, отсосу. Без резинки. Но сначала… — он вытащил пальцы и, размахнувшись, от души залепил Морану по ягодицам. — Сначала я тебя отшлепаю, сучка. Отшлепаю и трахну, и мне похуй, что тебе завтра машину вести.       — Блядь! — получив чувствительный шлепок, Себастьян вскинулся так, что едва не стукнулся башкой о низкий потолок «мустанга» и, обернувшись, зло рявкнул — Да, папочка, давай уже к делу! Вставь мне, или я сам тебя сейчас выебу!       Это внезапное и обжигающе-сексуальное «папочка» из уст ковбоя стало последней каплей, и Джим, закончив с прелюдиями, схватил свой член и без особого труда протолкнул головку в полуоткрытое отверстие… Моран охнул, но не отстранился, наоборот, с дикой жадностью подался навстречу, сам насаживаясь на член, и Джим одним сильным движением вошел до конца:       — Вот так!.. Блядь, какой же ты горячий, guapo!.. — и навалился на любовника.       Он точно знал, куда целиться, чтобы при каждом толчке проезжаться по простате ковбоя, но даже если бы не знал — Моран бы это исправил. Видать, тоже знал, чего хочет, и очень давно этого не получал, зато теперь вознаграждал себя за вынужденное воздержание.       — А у тебя здоровенный хер, querido, но ничего, я переживу… — выдохнул Себастьян, перетерпев вспышку острой боли при вторжении внушительного прибора итальянца в его наспех разработанную задницу. Но ощущение заполненности и умелые действия любовника, который пользовался не только членом, но и ласкал его обеими руками, быстро утолили боль. Вскоре она перешла в легкое жжение и давно забытое, но такое желанное удовольствие, и Моран не сдержался:       — Мммм… да, да, не останавливайся, приятель… поезди на моей заднице как следует… она того заслуживает…       Его собственный член яростно терся о кожу сиденья, истекая смазкой, и Моран просунул под себя ладонь, уберегая перевозбужденную плоть от чрезмерной стимуляции. Не очень-то хотелось раньше времени спустить и запачкать здесь все липкой субстанцией.       Джим не тратил слов понапрасну и отвечал на попытки Себастьяна общаться с ним сдержанным рычанием, но при этом чутко откликался на каждое движение или особенно громкий вздох партнера, то замедляя, то ускоряя ритм, давал немного передохнуть — и снова бросался в атаку…       У него давно уже не случалось настолько горячего секса, и глубочайшее удовольствие, которое он испытывал, глубоко проникая в отзывчивое тело ковбоя, было сродни новогоднему подарку. Несколько раз Джим доходил до грани оргазма, но не хотел, не хотел кончать так быстро, и, борясь сам с собой, прекращал яростные толчки, замирал, как лев над добычей… до тех пор, пока протестующие стоны и брань Себастьяна не побуждали его вернуться на дистанцию.       С Шерлоком все бывало совершенно иначе — они обычно долго состязались за право быть сверху, а когда определялся победитель, акт продолжался от силы минуты три, поскольку терпение и страсть растрачивались в борьбе воль… Три месяца перед разрывом, когда Шерлядь уже нашел себе нового компаньона, этого отставного армейского врача, они чаще ебли друг другу мозги, чем нормально трахались, и занимались ментальной вивисекцией — за исключением последней ночи, когда Шерлок едва не удушил Джима своим проклятым шарфом, и Джиму пришлось оставить ему прощальный подарок в форме лилового бланша под левым глазом… а после связать руки тем самым шарфом, приставить пистолет к башке и выебать на полу, между кроватью и антикварным столиком из розового дерева…       Согласно законам штата Нью-Йорк, ему вполне могли пришить изнасилование, но, уезжая утром из квартиры на Мэдисон-авеню, он знал, что Шерлок не станет на него заявлять.       …Воспоминания о той ночи неотвязно преследовали Мориарти, и, конечно, всплывали во время секса со случайными любовниками, он даже успел привыкнуть — вот только сейчас в голове не было ни одной лишней мысли. Никаких образов, кроме реальной порнографической картинки, где они с ковбоем еблись от души в нагретом салоне «мустанга»… Задница Морана, одновременно тесная и податливая, встретившая член Джима, как старого приятеля, тоже была как рождественский подарок, а запах любовника… запах кожи, волос, лосьона, слюны, семени, бензина, кофе и чего-то еще — неопределимого, себастьяновского, — без всяких шуток сводил с ума.       — Ты… охуенный… — выдохнул он в затылок Морану, зарылся лицом в его волосы, слегка прихватил зубами загривок, и снова ускорил ритм.       — Ты тоже хорош… партнер… — ухмыльнулся Себастьян, слегка стиснув ягодицы и усилив сопротивление вторжению.       Итальянец и правда трахался, как бог, драл его жестко, но был чутким и вовремя умел остановиться, чтобы дать передышку. Поясница Морана уже взмокла, и на лбу и шее выступили мелкие бисеринки соленого пота, дыхание вырывалось из груди с присвистом, а напряженное горло пересохло и слегка саднило -но игра стоила свеч… За последние лет... восемь это был лучший трах в его жизни, и подзабытое уже ощущение подчинения, передачи контроля тому, кто сверху, доставляло почище кокаиновой дорожки. В этом был одновременно и кайф, и драйв, и то, что Моран называл срывом тормозов — когда можно было позволить себе не думать, не анализировать, не состязаться, не экономить, не сдерживаться, а просто наслаждаться грязным животным сексом, окситоциновой бурей в крови, переживанием полной телесной зависимости и столь же полной свободы духа…       Дольше сдерживать оргазм не смог бы даже индийский брахман, и Джим жарко прошептал на ухо любовнику:       — Давай!.. — и сейчас же излился в него сам, неровными толчками, и настолько бурно, что это было даже немного странно для его возраста — отнюдь не старого, но больше чем на пятнадцать лет отстоящего от юношеской гиперсексуальности.       Итальянец кончал в него так яростно и долго, что изрядное количество спермы все-таки вытекло наружу, и Моран тоже не стал сдерживаться — украсил кожаное кресло собственным «автографом». По правде говоря, это был даже не автограф, а эссе, потому что под животом расплылась целая лужа семени, словно недавний оргазм прошел незамеченным для изголодавшегося по сексу тела.       «Да и наплевать… Все равно парни попали на чистку салона…» — лениво подумал он. Конечно, было немного досадно, что Фогерти ему так и не отсосет теперь, но Себастьян не особенно огорчился, в расчете на будущие дивиденды.       Когда любовник слез с него и растянулся в своем кресле с блаженной физиономией сытого кота, он повернулся набок, слегка подтянув джинсы, и философски заметил:       — Будешь мне должен, партнер…       — Запиши на мой счет, — кивнул Джим, прекрасно понявший, о чем идет речь, и очень довольный, что ковбой по-хозяйски навесил на него интимное обязательство.