Два дня спустя, отель «Виктория», Лас-Вегас
— Только не ставь сразу все, дорогой! Помни, это почти все наши дорожные деньги… Присмотрись поначалу, что за игроки с тобой сядут, как будут ставить… Я в тебя верю, но волнуюсь, это все-таки настоящее казино, не чета нашей забегаловке, здесь полно мошенников высшей пробы… — встревоженная решением мужа попытать удачу в Лас-Вегасе, Мэгги все же не смела открыто ему возражать. Она знала характер Тома: если начать давить на него или скандалить насчет того, что он уже считал принятым решением, то муж только разозлится и все равно сделает по-своему. — Знаю, дорогая, обещаю, что буду осторожен. — раз в четвертый или пятый повторил Том Стайлз, начищая до блеска новые ковбойские сапоги с острыми носами. Сегодня он должен быть при параде и выглядеть для всех лихим парнем, искателем приключений и ловцом Фортуны… — И не пей слишком много, тебя, когда выпьешь, на подвиги тянет! — Хорошо, пить буду умеренно, но не обещаю тебе соблюдать сухой закон, место уж больно неподходящее для этого… — Стайлз опять сдержался от резкости и постарался на свой манер успокоить жену и усыпить ее подозрения. Бедняжка еще не подозревала, что сегодня все может внезапно измениться для них всех… Но бабья интуиция что-то почуяла, и потому Мэгги беспокоилась и суетилась больше обычного… Подойдя к зеркалу, Том критически осмотрел себя. Клетчатая рубаха с галстуком-боло, коричневая жилетка и классические джинсы с широким ремнем выгодно подчеркивали все достоинства его поджарой высокой фигуры. Ну, а сапоги и шляпа были визитной карточкой парня из ковбойского штата, прибывшего в город соблазнов, чтобы попытать удачу за зеленым сукном. Не хватало только патронташа и верного кольта в кобуре. Вместо кольта сгодился бы и «глок», но в казино с оружием никого, кроме охраны, не допускали, и Моран с сожалением оставил пистолет в сейфе номера. Сожаление, однако, было умеренным: в своем наряде он и без оружия выглядел круто, моложе своих лет и как-то пободрее, чем обычно… и сам себе напомнил персонажа из недавно вышедшего фильма про ковбоя и мустанга. Ох уж эти мустанги, что лошади, что машины… Тот фильм, «Идальго», Тому так понравился, что он несколько раз пересматривал его в кино — сперва с сыном, потом с женой. А от недавних воспоминаний о «мустанге», припаркованном на стоянке возле мотеля, Себастьяна бросало в жар не хуже, чем Фрэнка Хопкинса — от огненного дыхания аравийской пустыни… …Телефон, завибрировавший в нагрудном кармане, приятно пощекотал левый сосок. Вытащив его, Том открыл очередную смс-ку с анонимного номера, прочитал: «Отель «Казино Рояль», в 7.30 p.m., у барной стойки.» — и спешно удалил сообщение, не желая, чтобы Мэг даже случайно обнаружила его. С этими сообщениями была настоящая беда… Прошлой ночью Фогерти прислал их штук двадцать, одно другого горячее, и это не считая тех, что валились на телефон по дороге, пока минивэн милю за милей одолевал расстояние до Вегаса. Тому пришлось нелегко, пока он во время одной из остановок не сообразил отключить звук… Это не особенно помогло, но теперь назойливый зуд входящего сообщения хотя бы не привлекал внимания жены, и ему не приходилось врать о предпраздничном спаме автосалонов и семейных ресторанов. И, к счастью, телефон был достаточно древней модели, чтобы не принимать ммс, а то, чего доброго, вся память забилась бы откровенными снимками… Моран не знал наверняка, может, Фогерти и не посылал ему порнухи, но, судя по текстовым сообщениям, едва ли в неполученных им ммс были бы цветочки и котята. Да, горячий итальянец «запал» на него всерьез… Осознание этого факта грело душу Себастьяна Морана, но изрядно пугало Тома Стайлза. Достав из кошелька наличность и дорожные чеки, он отсчитал щедрой рукой пару сотен долларов мелкими купюрами и протянул их жене: — Когда я уйду, своди ребят в клуб «13 обезьянок», там есть большая игровая зона для мелюзги, всякие другие развлечения, кинотеатр и бар. В общем, скучно вам не будет, обещаю… Мэгги улыбнулась: предположение мужа, что она может заскучать в Лас-Вегасе, показалось ей странным… и немного умилительным, как все проявления наивности взрослых мальчиков, свято уверенных, что для жен и подруг свет клином сошелся на их драгоценных персонах и домашних делах. — Спасибо, Томми. Только запрети Мартину приближаться к одноруким бандитам, не хочу, чтобы мальчик подсел на них. Пусть лучше потренируется в меткой стрельбе или метании дротиков и выиграет нам с Кэт какой-нибудь приз. Мартин был тут как тут, у него глаза загорелись от услышанного: — Ух ты, круто! Ты правда разрешаешь мне пострелять в тире? — Да, при условии, что ты будешь соблюдать правила и слушать, что тебе говорят старшие. Мы договорились? — он протянул сыну руку; тот пожал отцовскую ладонь с самым серьезным видом, и дал Тому свое напутствие: — Договорились, пап! А ты пойди и выиграй нам кучу денег, чтобы мы смогли купить тебе новую крутую тачку! Такую, как у Макларена! Быстро разобравшийся в открывшихся перед отцом перспективах, Мартин радостно поддержал идею, которую они с Мэг обсуждали по дороге сюда, полушепотом, думая, что дети все еще спят… Том рассмеялся, и Мэгги тоже, видимо, представив себе, как они все вместе пытаются разместиться в гоночном болиде «Формулы-1» и проехаться в таком виде от Оклахомы до озера Тахо и обратно. — На такую, как у Макларена, не обещаю, но вы за меня держите кулаки, и тогда мне, возможно, повезет в игре. На этом они и распрощались.***
Через четверть часа Том вошел в сияющее огнями здание отеля «Казино Рояль» и, свернув к бару, поискал глазами итальянца и его напарника. По времени еще было только двадцать минут восьмого, и, чтобы чем-то себя занять в ожидании встречи, Моран подсел к барной стойке, закурил и заказал порцию виски. Задница все еще приятно побаливала после давешнего «родео» в «мустанге», однако, Себастьян ловил себя на желании повторить бурную ночку еще как минимум один раз… а если они обо всем сегодня договорятся, сделать регулярный трах с Фогерти одним из негласных пунктов своего с ним контракта… На соседний барный стул присела ослепительная красотка в открытом черном платье — похожих обольстительниц, любящих деньги и брендовые шмотки, Моран переимел в Нью-Йорке немало. А вот ковбой Том, должно быть, видел таких только в кино и на глянцевых фото в мужских журналах… Трудно было поверить, что вообще найдется человек, перед которым такая красотка согласится раздеться даром. Пользуясь моментом, Том не то чтобы начал откровенно пялиться ей в декольте, но нет-нет да посматривал в ту сторону… Дама заказала какой-то сложносочиненный коктейль и, пока бармен смешивал нужные ингредиенты в блестящем шейкере, достала сигарету и с улыбкой повернулась к Морану: — Можно воспользоваться вашей зажигалкой, мистер? — она говорила по-английски бегло и чисто, но все же в ее речи слышался какой-то мягкий, очень приятный акцент. Моран достал из пачки своих сигарет старенькую «зиппо» и, откинув крышку, дал даме прикурить. — Пожалуйста, миз. Угостить вас? — закинул он пробную удочку, проверяя свои предположения относительно намерений отдыхающей красотки. Если согласится, стало быть, точно путана, если откажется, значит, ждет кого-то конкретного, но не факт, что не клиента… — Нет, благодарю, — она сделала короткую затяжку и улыбнулась еще приятнее. — Вы же мистер Стайлз, верно? Прежде чем ответить, Моран снова обвел бар и лобби отеля внимательным взглядом, ожидая заметить итальянца, который подослал к нему эту куколку. Но Фогерти или хорошо прятался, или же его действительно еще не было здесь, хотя назначенное им время уже подошло. В душе бывшего киллера шевельнулась тревога, хотя самым логичным было предположить, что даму прислал за ним именно итальянец. Никто другой из его нынешнего круга знакомых не был заинтересован в том, чтобы таким хитрым путем вовлекать его в какую-то аферу… — Ну допустим, миз. Могу я узнать ваше имя, если мое вам уже известно? — Мое имя вам ничего не скажет, поверьте. Я только скромная посланница того, чье имя вы наверняка знаете: мистера Фогерти. Он ждет вас… и если вам будет угодно пройтись со мной, я вас к нему провожу. Должно быть, взгляд Стайлза не выразил особенного доверия и дружелюбия, потому что дамочка фыркнула, открыла изящный клатч — черный, с серебряным замком в виде лилии — и достала карточку отеля «Венеция», бывшую по совместительству магнитным ключом: — И о чем вы раздумываете, мистер Стайлз? Уже половина восьмого, ваша встреча назначена как раз на это время… Словно в подтверждение ее слов, в кармане Тома завибрировал телефон. — Потому я здесь, миз, где мне и было назначено ждать мистера Фогерти. При всем уважении, вы на него мало похожи… — он достал мобильник и прочитал лаконичное: «Следуй за этим милым кроликом, guapo». «Пффф… тоже мне Морфеус…» — хмыкнул Себастьян, быстро опрокинул остатки виски себе в рот, бросил бармену купюру, слез со стула и выразил готовность идти за очаровательной проводницей. Конспирация такого рода была или утонченной эротической игрой на грани фола, или же настоятельной необходимостью — мало ли какие дела здесь обделывал этот мафиозо и скольким влиятельным людям успел чем-то насолить? Тому Стайлзу больше нравился первый вариант, Себастьян Моран скорее поставил бы на второй. …Они вместе покинули бар, вышли из здания «Казино Рояль», минут десять кружили по окрестным улицам и площадям, прошли вдоль кромки фонтана Белладжио (светящиеся струи как раз начали свой очередной танец под зажигательную музыку), еще раз повернули и оказались перед «Венецией» — тем самым отелем, чье название значилось на гостевой карточке. На парковке у входа, на длинном крыльце, в громадном роскошном лобби было полным-полно народу, жизнь кипела, как на венецианском карнавале, так что провинциалу из Оклахомы впору было растеряться — но Моран сам удивился уверенности, с какой шел через толпу, галантно поддерживая под руку свою даму… Никто не остановил их, никто ни о чем не спросил, и они без всяких приключений поднялись на лифте на двенадцатый этаж. — Здесь я вас оставлю, мистер Стайлз… — волшебная проводница ковбоя улыбнулась и сделала прощальный жест, — и вернусь к своему коктейлю. А вас ждут в номере 1212. Она вручила ему гостевую карточку и нажала кнопку вызова лифта. — Жаль, миз, я только привык к вашей компании. — Моран слегка поклонился, взявшись за шляпу, и, подождав для приличия, когда двери кабины закроются за ней, направился искать Фогерти. Он прошел метров пятьдесят по длинному коридору, застеленному серебристым ковром с лазоревыми цветами, и вдруг одна из дверей по правой стороне тихо открылась — точно пещера Али-Бабы по слову «сезам». — Входи. Джим, одетый в светло-серый костюм с перламутровым галстуком, выступил из полумрака, как дух… или джинн из арабской сказки. Том не заставил себя упрашивать — убедившись, что нашел нужную дверь и нужного человека, он шагнул в затененный проем с полным доверием. В следующую секунду сильные руки сжали его в объятиях и буквально припечатали к стене просторной прихожей, а жадные горячие губы прижались к губам ковбоя. Шляпа первой полетела на пол. — Мммм… — только и успел промычать Стайлз в ответ на внезапную атаку, а Морану пришлось приложить изрядное усилие, чтобы сдержать инстинктивный порыв к самообороне и начать отбирать у итальянца инициативу. Сегодня был его черед проявлять активность, если он хочет показать Фогерти себя с другой, пока неизвестной ему стороны… — Прости за этот маскарад с Деборой, — жарко прошептал Джим, неохотно отрываясь от рта любовника, но даже не подумал разжать объятия. — Приходится соблюдать осторожность, здесь по крайней мере трое человек будут рады поймать меня в прицел… если узнают… да и для репутации мистера Стайлза куда как лучше, если его засекут в отеле в компании охуенной красотки, чем в обществе такого сомнительного типа, как Джеймс Фогерти. «Бинго! Я выиграл, Том…» — удовлетворенно подумал Себастьян, сделавший ставку на риск, а не на соблазн. — Я так и решил, что ты не хочешь светить здесь свою физиономию лишний раз… И да, красотка правда охуенная, я бы ее трахнул. Если, конечно, она не твоя. — немного отдышавшись после бешеного поцелуя, Моран убрал свои руки с задницы потенциального нанимателя, хотя ему не терпелось как следует потискать ее в отместку за то, что пальцы Фогерти вытворяли с его ягодицами. — Мы так и будем тут обжиматься, как тинейджеры, или все-таки пригласишь меня войти? — Да, прости… — Джим как-то сразу поскучнел и словно замкнулся, отступил в сторону и жестом пригласил Себастьяна располагаться — благо, места в громадном люксе было полно. Посередине гостиной стоял ломберный стол, полностью подготовленный для игры в покер, а на круглом передвижном столике был сервирован изысканный легкий ужин. Напитков и сигар тоже было сколько угодно — словом, предстоящий карточный турнир организовали со знанием дела и по высшему разряду. Фогерти сел в кресло и, с дотошностью человека, который часто ведет переговоры и никогда ничего не забывает, ответил на первый тезис Морана, касавшийся его красивой помощницы: — Дебора работает на меня. Можешь попробовать за ней приударить, но не советую — получишь отказ. Во-первых, ты не в ее вкусе. Во-вторых, у нее любовная драма, такая… сериальная, и с некоторых пор она весьма настороженно относится к любым мужчинам… исключая, разумеется, меня. Получив развернутый комментарий относительно Деборы, Моран поднял обе ладони перед собой: — О’кей, я все понял, закрыли тему. Прости, если моя откровенность как-то тебя задела. Будем считать, что это был комплимент твоей помощнице. — Прямо не знаю, как мы с Деборой жили без твоих комплиментов, — ядовито отозвался Джим. — Но ничего, не стесняйся… и не тревожься: если когда-нибудь заденешь меня всерьез, то сразу же это поймешь. Без дополнительных пояснений. «О, значит, есть шанс, что ты сразу меня не пристрелишь. Покойник-то уже ничего понять не успеет…» — едва не ляпнул Себастьян, но придержал дерзость за зубами и просто согласно кивнул. А потом прошелся по номеру, по привычке заглядывая во все помещения, но больше никого не обнаружил. Определенно, Моран несколько иначе представлял себе их партию в покер, а то, что происходило прямо сейчас, больше смахивало на приватную встречу, где в ходу совсем другие игры… Член Себастьяна тут же отозвался на мелькнувшую в голове фантазию приятным томлением, и он искоса бросил взгляд на Фогерти. Тот сидел в кресле в обманчиво-расслабленной позе, однако не пытался скрыть собственное возбуждение, наоборот, как будто нарочно подчеркивал его, расставив ноги «треугольником силы». «Вершина» треугольника вызывающе топорщилась, натягивая дорогую ткань брюк… Наблюдая за перемещениями ковбоя, Джим одновременно злился и любовался: злился на излишнюю осмотрительность и напрасную трату времени, отведенного на встречу, любовался силой и грацией мужского тела, точными и плавными движениями хищника, исследующего новую территорию. Да, это было прекрасное зрелище, но терпение все больше истончалось, таяло, как лед в стакане мартини, и Мориарти становилось все труднее удерживать позицию пассивного наблюдателя. — Ну что, мистер Моран, как видите, в спальне не прячутся арабские ассасины, а в ванной комнате не засели ниндзя… Под диванными подушками нет ядовитых змей. Теперь вы рискнете присесть рядом со мной? Себастьян остановился напротив Фогерти и пристально взглянул на него. Он силился отыскать в тоне итальянца нотки издевательства или неискренности, но увидел только жажду, как если бы человек, сидящий в кресле, только что спасся из раскаленной пустыни, и вдруг узрел рядом с собою кувшин свежей холодной воды… Моран не знал, с чего вдруг ему на ум пришло такое образное сравнение, однако не собирался погружаться в психоанализ. — И чем же, по-твоему, я рискну, если присяду вот здесь? — с любопытством спросил он, неспешно расположившись в кресле напротив. Взяв со столика какую-то поджаристую фиговину на шпажке, Моран отправил ее в рот и, придирчиво выбрав бутылку, плеснул в стакан джин с терпким ароматом можжевельника. — Что будешь пить? — Пока что лимонад и содовую. Надраться до положения риз я еще успею. Моран не стал возражать, невозмутимо смешал для «босса» безалкогольный коктейль, заодно приправив содовой свой джин, и подал ему высокий стакан: — Ваш коктейль, сэр. И ваше здоровье! Или лучше сказать — чин-чин? — он слегка дотронулся своим стаканом до стакана итальянца и добавил: — Жаль, что мы уже перешли на «ты», на брудершафт пить как-то нет смысла… — Ты скучал по мне? — Джим отставил коктейль, даже не пригубив, подался вперед и уставился в лицо Себастьяна своими черными зловещими глазами, как инквизитор, вызнающий правду — но пока еще без применения средств устрашения. — Это допрос? Или интервью при найме на работу? — когда Себастьян не хотел отвечать прямо, задать встречный вопрос было лучшим приемом из возможных. Ну не считая удара в челюсть… Он мог бы сразу ответить утвердительно, что да, скучал, постоянно возвращался мыслями к их безудержному траху в «мустанге» и фантазировал о повторении чего-то подобного. Но был не уверен, что стоит так вот сразу демонстрировать итальянцу свою заинтересованность в нем. Сперва Моран хотел чуть получше узнать случайного любовника, и тогда уже решить, в какой степени быть с ним откровенным… — Это вопрос. — Джим продолжал смотреть на Себастьяна все с тем же пристальным вниманием, и подмечал каждую мелочь, каждый штрих — жесткую складку у рта, маркер скрытности или упрямства, дрожание ресниц, как будто Моран хотел прикрыться от яркого света, бьющего прямо в глаза, и то, как ковбой потер шею: жест неуверенности… — И я все еще жду ответа. Он действительно ждал, терпеливо и честно, но по горлу уже царапал тонкий коготь разочарования… очередного… Что ж, такой исход их с ковбоем общения тоже возможен, и даже более вероятен, чем то, на что Мориарти глупо понадеялся. Найти не просто случайного ёбаря или наемника для выполнения грязной работы, а друга — ну, разве это не глупое ребячество?.. Кому суждено быть одиночкой, таким и будет во веки веков, все прочее — лишь бесполезная иллюзия. «Радуга грез над пищеварительным урчанием». — Я… много думал о тебе и о том, что между нами приключилось. И… если бы мне это было не по душе, если бы я не хотел повторить, то не пришел бы сюда сегодня… Если это называется «скучал», то да, наверно так. — услышав прямой ответ и требовательный повтор, Себастьян решил, что ответная честность вполне допустима. Как и право задавать свои собственные вопросы… — Ну, а ты? Впрочем, я вижу, что ты меня ждал вовсе не на покер. Это все, — он обвел рукой со стаканом шикарный люкс, — куда больше тянет на свидание. Чем же я так тебя зацепил, Фогерти? — Называй меня Джим. — Хорошо, Джим. Что во мне такого, чего нет в смазливых мальчиках, которые здесь тусят на каждом шагу и будут счастливы, стоит такому как ты поманить к себе любого из них? Мне правда интересно, что ты нашел во мне? Я не настолько красив и уже не так молод для роли героя-любовника, и у меня неудобный «прицеп» имеется, с ним в отрыв не уйти… — озвучил он свои сомнения, желая сразу расставить точки над «и». — Как раз о твоем «прицепе» я и хотел поговорить прежде всего… но ты задал столько вопросов, что, пожалуй, я начну по порядку, с самого первого. Так проще. Да, я скучал и ждал тебя вовсе не на покер… Джим усмехнулся, взял стакан, смочил губы и снова отодвинул на край стола: — Признаться, я не ожидал, что ты настолько серьезно воспримешь идею с карточной игрой. Это был просто предлог, удобный предлог, который устраивал нас обоих. Ну, по крайней мере, так видел ситуацию я… Что касается смазливых мальчиков и прочих твоих сомнений, то вот тебе чистая правда: мы знакомы всего пару дней, но у меня такое чувство, что я тебя знаю много лет. Это странное и некомфортное чувство, просто идиотское, но я ничего не могу с ним поделать. Ты намертво засел у меня в голове, и выбить тебя наружу, наверное, можно только пистолетной пулей. В доказательство своих слов, Джим достал из внутреннего кармана пистолет — небольшой «бульдог», почти что дамская модель, и все же это было оружие — и приставил дуло ко лбу. Моран замер при виде ствола, ему на миг почудилось, что этот ненормальный сейчас спустит курок и украсит своими мозгами карточный стол за спиной… В горле пересохло, и мышцы ног напряглись, готовясь выбросить тело из кресла, метнуть его в сторону итальянца, затеявшего опасную игру со смертью. — Эй, партнер, это очень плохая идея… А ну как пуля не поможет? Будет обидно, если ты застрелишься, а я так и не исчезну. Или сам потом будешь призраком за мной таскаться? Давай-ка решим этот вопрос иначе, без пальбы… — он просящим жестом вытянул вперед руку ладонью вверх. — Будь хорошим мальчиком, положи сюда свою игрушку, обещаю, что потом верну ее тебе в целости и сохранности… Джим снова усмехнулся: — Ты ужасный переговорщик, Бастьен, и если бы я в самом деле собирался стреляться, ты бы меня не уболтал. Успокойся, сегодня неудачный день для смерти. Я слишком хорошо воспитан, чтобы устроить такую подлянку своему гостю и персоналу отеля, где меня принимают по высшему разряду, словно короля. — Это радует. — все еще настороженно следя за вооруженной рукой, Себастьян заставил себя немного расслабиться и весомо добавил: — Поверь бывшему киллеру, удачных дней для смерти не бывает, когда она приходит забрать именно тебя. Бывают только удачные дни для охоты… — Мой бывший любовник с тобой бы поспорил по этому поводу, но я не буду. — Джим положил пистолет на стол. — Он не заряжен. Просто ствол холодный, его приятно прикладывать к голове, когда мозг начинает закипать — а для моего мозга это обычное состояние. Напряжение заметно спало, едва «бульдог» оказался отложен в сторону, и Моран даже неуклюже пошутил: — Ну раз котелок вовсю кипит, стало быть, там есть чему вариться. — Знаешь, когда у меня встал при виде тебя в мужском сортире, я решил, что если мы не трахнемся ближайшей ночью, то мне пора давать обет безбрачия… потом… потом у меня появилась мысль, что ты — очередной пластырь, который я хочу налепить на свою рану. Тут мы с Деборой похожи: вечно пытаемся течь в корабельном днище заткнуть пальцем, а разбитое сердце заклеивать скотчем. Ну, а теперь… я даже не знаю, что и подумать, ковбой. Ты ведь не читал Метерлинка? Конечно, не читал… и вряд ли слышал историю влюбленных из Лазоревого дворца. Заметив смятение на лице Себастьяна — иначе это выражение было не определить — Джим поднял обе руки вверх, как будто сдаваясь, и проговорил: — Тебе не обязательно запоминать все, что я тут наплел, и уж тем более принимать близко к сердцу; но, полагаю, теперь ты ясно видишь, с кем тебя угораздило связаться. С сумасшедшим. Вот и реши, Себастьян Моран, настолько ли заразно мое безумие, чтобы ты послал ради него к хуям свою размеренную жизнь вместе с прицепом. Выслушав внезапную исповедь Фогерти, Себастьян осушил свой стакан и отставил его в сторону, потом слегка наклонился вперед и посмотрел в глаза итальянца — как в два черных омута нырнул. — Я уже понял, что мы оба слегка не в себе, если позволили случиться той ночи у мотеля… и оба не пожелали остановиться на этом. И да, я наверное не гожусь на роль пластыря, когда им нужно склеить сердце, разбитое кем-то другим… Но признаюсь тебе кое в чем… — тут Моран замолк, собираясь с духом, потому что неожиданно трудно оказалось произнести вслух то, что уже какое-то время вызревало в глубине души и только ждало своего часа, чтобы прорваться наружу и стать очевидным. — Девять лет назад я оказался меж двух огней и спас свою шкуру ценой сделки с федералами. Пошел под программу защиты свидетелей. Девять лет назад у меня отняли мое имя, призвание и работу, и дали то, чем я смог прикрыть свое преступное прошлое. Вот так и вышло, что снайпер и киллер высшей категории Себастьян Моран превратился в фермера и обывателя Тома Стайлза, обзавелся женой, детьми, девятьюстами акрами пахотной земли в Оклахоме… И знаешь, до того, как я подслушал ваш с напарником разговор на террасе мотеля, я об этом не жалел. Но теперь думаю — лучше бы они меня посадили. Лучше бы я все эти годы оставался тем, кем был, в федеральной тюрьме штата Нью-Йорк. Тогда у меня не появилось бы «прицепа», который теперь как пожизненный приговор… Из тюрьмы выйти можно, даже досрочно. Из моей нынешней жизни это сделать гораздо труднее. И я бы не стал даже пытаться, если бы не наша встреча. Ты что-то сломал во мне или наоборот починил. Я перестал быть Томом и вспомнил, что я Себастьян. Я больше не хочу ничего знать про пестициды, погодные карты, ядохимикаты для саранчи, фьючерсы на урожай следующего года и всю прочую фермерскую хрень… Я хочу, чтобы ты вернул меня в тот мир, где идет война или охота, где я получаю заказ и отрабатываю цель, где моя рука будет вооружена не лопатой, а винтовкой с оптическим прицелом… Я устал быть ковбоем, но вполне еще могу вернуться в рейнджеры… Если ты дашь мне шанс, я найду, куда припарковать свой «прицеп». И да, ничего не буду иметь против того, чтобы трахаться с тобой хоть каждую ночь… Каждое слово снайпера попадало в цель, как пуля в мишень, и гангстер внимательно слушал и наблюдал, как Том Стайлз у него на глазах превращается в Себастьяна Морана. Потемневшая, заскорузлая краска сходила с холста, изображавшего мирную жизнь фермера, и все четче и четче проступала картина совсем с другим сюжетом, написанная на холсте изначально… Руки Джима протянулись вперед, уверенно и мягко легли на руки Морана, сжали их — точно присвоили, и тут же начали жадно гладить. Они ласкали, тянули, настаивали и звали… Сердце Себастьяна прибавило темп, едва итальянец дотронулся до него и безмолвно пригласил, потребовал, побудил к ответному жесту доверия и… страсти? В этом коктейле ощущений было нечто запредельное, как будто в его кровь подбавили смесь каких-то наркотиков, вызывающих эйфорию и безудержное желание трахаться… Моран мог предположить, что так и произошло, ведь дурь можно подсунуть разными способами — добавить в джин, плеснуть в кофе, выдать за таблетку от кашля. Но он-то знал наверняка, что когда сел с Фогерти в его «мустанг», то был совершенно трезв (бутылка пива не в счет) и чист… Теперь же все повторялось, как тогда — и это что-то своей силой и властью над ним пугало и завораживало одновременно… — Черт… что ты со мной делаешь?.. Я… я просто теряю голову… вернее в нее начинает лезть всякое… всякое такое, что любого нормального парня заставило бы покраснеть от стыда… — Моран подался вперед, опускаясь перед Джимом на колени, и сам принялся наглаживать его бедра, потом рука невольно потянулась к застежке на брюках. Это было все равно что фора в бейсболе. Фогерти задолжал ему минет без резинки, но сейчас Себастьян был настроен ссудить итальянцу еще один отсос, прежде чем позволит ему заплатить по счетам с процентами… Джим тихо засмеялся и положил руку на взмокшую шею ковбоя: — Значит, по-твоему, «любой нормальный парень» — это непременно скучный гетеросексуал?.. Брось, не верю, что ты настолько зашорен. Ты прекрасно выступил в нашем совместном шоу позапрошлой ночью. Он соскользнул с кресла, так что оказался вровень с любовником и совсем близко к нему, крепко обхватил Морана за пояс и потерся бедрами о его бедра, заставив вставшие члены встретиться через преграду плотной ткани. — И мы оба знаем, зачем пришли сюда: потрахаться друг с другом еще круче, чем там, на стоянке. Ты сегодня тоже без белья, guapo?.. Должен признаться… меня это дико возбудило… Эрекция давно стала полной. Изо рта итальянца вырвался резкий вздох, почти стон, и, не теряя больше времени на пустые разговоры, Джим нащупал пряжку ремня и «молнию» на морановских джинсах. Да уж, нормальностью и гетеросексизмом тут и не пахло. Моран жадно втянул в себя запах Джима — горько-лимонный с табачным оттенком, и слегка опьянел, как если бы высадил пару порций чистого виски. Голос Фогерти, низкий и вкрадчивый, как вор-домушник проникал ему в уши сладким ядом соблазна, задевал тонкие струны, натянутые между рассудком и сердцем, играл на них свою особенную музыку… — Ты мой сон, мое наваждение… Стоит мне взглянуть на тебя, и я готов на все… на все, что пожелаешь… В чем твой секрет? Какой-то особый одеколон с феромонами? Или ты весь напудрен кокаином, как донатс сахарной пудрой? — бормотал Себастьян какую-то чушь, пытаясь помочь Джиму раздеть их обоих. Сегодня можно было не осторожничать и отдаться друг другу без оглядки на законы штатов Аризона или Невада… Вообще плевать на законы и ограничения, просто давать и брать без остатка все, что они могли и желали… Пробравшись пальцами в узкий зазор между брюками и рубашкой, Себастьян провел по горячему животу любовника, вверх, к своду груди, потом обратно к поясу, поддел пряжку ремня и ловко расстегнул ее. Потом настал черед многочисленных пуговиц, но рука Морана преодолела и этот барьер и, наконец, легла на крепко стоящий член. — Оххх, вижу, ты очень нетерпелив, querido, придется мне немного успокоить тебя… Ты позволишь?.. — он взглянул в глаза Джима, снова будто бы ныряя в их бездонную черноту, и бережно приласкал его член несколькими плавными движениями вверх-вниз. — Блядь, смелее, — прорычал Фогерти, дрожа от удовольствия, и, схватив руку Морана, наглядно продемонстрировал, каких именно касаний ему хочется: — Что ты трясешься над ним, как девчонка над мороженым?! Это же хуй, а не весенний первоцвет! Сам он тоже не терялся, с недюжинным проворством расстегнул на Моране рубаху, ремень и джинсы, и вытащил наружу его член. — Ммммм, guapo… я вижу, что не терпится не только мне… Теплые пальцы мягко потерли обнаженную головку и размазали по ней прозрачные капли предсемени. — О да, да… — выдохнул Себастьян, придвинулся к итальянцу так, что стволы столкнулись в сладком приветствии, запустил ладонь в расстегнутые брюки любовника и стиснул задницу, понуждая его к еще более плотному контакту. Их лица сблизились, возбужденное дыхание смешалось, губы потянулись к губам, а пальцы переплелись внизу, заключив оба члена в тесный плен. Джим положил свободную руку ему на затылок и дирижировал их поцелуем, в то время, как Себастьян вел свою партию, управляя игрой сразу на двух «инструментах». Навершия членов то полностью скрывались в складках крайней плоти, то выныривали наружу, едва соприкасаясь, и Морану приходилось сдерживать темп, чтобы растянуть удовольствие. «Piano… andante…» — всплыло вдруг из глубин памяти поучение преподавателя музыки, уроками которой юного Себастьяна мучили с девяти лет… И сейчас это «andante» было уместнее безумного «ardente» или «presto», хотя определенно требовало «ancora»…* — Иди-ка сюда!.. — хрипло прошептал Джим и дернул любовника в сторону громадного полукруглого дивана, обтянутого мягкой блестящей кожей, цвета слоновой кости. — Ручаюсь, здесь нам будет намного удобнее, чем на полу. Не хочу стереть колени, и тебе не советую… ожоги от ковра паскудно смотрятся и адски болят. То ли подавая пример, то ли непререкаемо командуя по мафиозной привычке, Фогерти разорвал объятия и встал, чтобы без помех выполнить нужный маневр. Он сбросил пиджак, сдернул галстук, отшвырнул ремень, высвободил ноги из дорогих кожаных туфель, и остался в одной только шелковой рубашке и расстегнутых штанах. Его статная фигура с широкими плечами сразу стала казаться более изящной — и даже немного хрупкой… как будто актер, играющий грубоватого гангстера, нью-йоркского воротилу, решил сменить амплуа и преобразился в Ромео или принца Чарминга. — Давай ляжем вместе, ковбой… Предложение переместиться с ковра на что-то более удобное, прозвучало разумно, но Моран все равно не сдержал разочарованного стона, когда их тесный контакт прервался едва ли не на самой пронзительной ноте… Он поднялся и начал по примеру любовника стаскивать с себя лишнюю одежду, стараясь не задевать напряженный и близкий к разрядке член. Белье он предусмотрительно не надел, предвидя, что у них опять может случиться спонтанный и горячий трах, и не ошибся в этом. — Чего ты хочешь сегодня, партнер? Я бы с тобой попробовал не только кровать, здесь есть, где развернуться… — он провел рукой в воздухе, отмечая все подходящие для секса поверхности и опоры. — Постель это хорошо, но как-то очень традиционно, по-семейному… боюсь, ты со мной там быстро заскучаешь, а я по привычке засну сразу после того, как кончу… Мне кажется, мы можем провести эту ночь… поинтереснее. Что думаешь? — Ооооо… вот как… — по губам Джима скользнула чуть удивленная, дразнящая улыбка. — Кажется, кое-кто настроен пойти в разнос… ну… я не против… ковбой. Он чуть пошире раздвинул ноги, положил руку на торчащий ствол и принялся дрочить, откровенно демонстрируя полную готовность к любым причудам и авантюрам. — Давай как следует похулиганим. Если что, у меня найдутся и ремни… и кожаный ошейник… и маски… и даже уздечка для своенравного жеребца. Что ты вообще любишь, ммммм?.. Нет — что ты любил делать с мужиками, до того, как перешел на миссионерский трах с твоей блондинкой?.. При упоминании атрибутов для жесткого доминирования Себастьян еле заметно вздрогнул и не удержался от немного нервной усмешки: — Так ты и правда в «теме»*? И кто же? Укротитель? Или видишь себя в иной роли? Я могу поделиться с тобой кое-какими навыками обращения со сбруей и лассо… но вряд ли тебе это понравится на самом деле. Ты не саб, конечно, ты любишь, когда тебе подчиняются… ну, а я мог бы, пожалуй, подыграть, дать тебе подоминировать. При условии, что мы оба будем правильно пользоваться стоп-словом… — Стоп-слова для слабаков, — хмыкнул Джим. — Разумный господин никогда не станет чрезмерно мучить своего раба, и уж тем более — калечить свою собственность. Черные глаза полыхнули огнем и обожгли Морана… точно клеймо поставили. — Да у тебя замашки плантатора, амиго… — усмешка Морана сделалась вызывающей, и он встретил жадный взгляд охотника немигающим взором волка-одиночки. — Я не всякому позволяю такое. Чем докажешь свое право быть… верхним? Рука Себастьяна принялась неспешно поглаживать член, который уже потек смазкой и слегка скучал без дела. — Ммммм… ты полон сюрпризов, guapo, я уже говорил тебе об этом… похоже, и ты глубоко в теме игр с подчинением… а я-то сперва подумал, что ты всего лишь видел парочку БДСМ-шоу в клубах Сохо, и, может, бывал на ванильных вечеринках вроде «Все в коже»… Ну что ж, хорошее хобби для киллера… С грацией дикого кота Фогерти стек с дивана, скользнул к Морану и буквально обвился вокруг него, притираясь, покусывая, точно и в самом деле собирался съесть: — Как же ты прожил без этого столько лет? Или жену порешь по выходным, если чили пересолено?.. Жесткая рука сцапала член. Мягкий, вкрадчивый голос прошептал на ухо: — Ты хочешь повиноваться мне? Хочешь стать моим? Ухмылка сбежала с лица бывшего киллера, он выпрямился, расставив ноги на ширину плеч, заложил обе руки за спину и… опустил взгляд в пол: — Да, господин… — голос не дрогнул, но в животе Себастьян ощутил знакомый и давно забытый холодок, а внутри головы раздалось насмешливое: «Что, тигренок, шея мерзнет без ошейника?» — и мелькнул образ человека, который в свое время посвятил его в мир, разделенный на тех, кто подчиняет и тех, кто покоряется… Высокий скандинав с жесткими чертами лица, узкими злыми губами и холодными глазами. Чарльз… Чарльз Магнуссен по клубному прозвищу Айсберг. Он не имел ничего общего с этим живым и эмоциональным итальянцем, разве что властность, которая веяла от обоих, питалась из одного источника внутренней силы. Тем, кто пил из него, подчиняться было не стыдно во всех смыслах этого понятия. Член Джима дернулся, как разозленная кобра, и он прижал «змея» рукой, чтобы не истечь раньше времени соками, которые, к счастью для любовника, не были ядовитыми. Напряжение между ними стало таким осязаемым, наэлектризованным, что воздух зазвенел, как в пустыне перед самумом. — На колени. — негромко приказал Фогерти, без аффекта, но именно тем особенным тоном, что приводил невольника к беспрекословному подчинению. Себастьян прикусил губу, чтобы сдержать довольную усмешку и сохранить атмосферу начатой игры. Он быстро опустился на колени перед итальянцем, сложил руки ладонями вверх на разведенных в стороны бедрах, слегка прогнулся в пояснице и еще сильнее развернул плечи — так, чтобы Фогерти смог в полной мере оценить преподнесенный ему подарок: рельефную грудь, подтянутый живот, тёмные, затвердевшие от возбуждения соски и стоящий торчком крепкий член… Взгляд он продолжал держать почтительно опущенным вниз, и мог видеть только ноги нового господина, сильные, мускулистые, но с необыкновенно изящными для мужчины-доминанта узкими стопами. Возможно, тот когда-то увлекался танцами на профессиональном уровне… Джим подступил вплотную к мужчине, принявшему классическую позу подчинения, и стал жадно его разглядывать, как будто увидел впервые. О, скольких коленопреклоненных сабмиссивов он перевидал на «невольничьем рынке», на закрытых вечеринках в своем любимом клубе в Сохо, со сколькими упоенно играл по разным сценариям, от сладостно-ванильных до жёстких, на грани смертельного риска… Но никогда еще «мистер Фогерти» так не возбуждался от одного лишь вида нового партнера, от самой мысли, что взрослый, физически сильный и безусловно опасный человек по доброй воле признает себя игрушкой для удовольствия, отрекается от права решать — и вручает ему свое тело, вместе с правом дарить наслаждение и боль… — Открой рот. — проваливаясь в темную бездну желания, приказал Джеймс Мориарти; его дыхание сделалось хриплым и частым — алхимическое превращение началось, и он, подобно оборотню в полнолуние, готовился предстать перед любовником в своем теневом облике, рожденном на глубине сознания, и выпускаемом на свободу только среди одноприродных существ, под именем Кошачий царь… Похоже, игра приняла серьезный оборот, итальянец вознамерился воспользоваться своим положением доминанта в полной мере. Себастьян не возражал, он уже познал, каков Фогерти на вкус, и ему нравилась его властная манера отдавать простые и четкие команды. Айсберг был куда многословнее, он любил проговаривать вслух все свои намерения, вызывая у сабмиссива трепет предвкушения или настоящий страх перед будущим наказанием, ему нравилось сопровождать каждую сессию моральным унижением нижнего. Но как раз этот аспект больше всего напрягал Морана в играх со своим первым наставником и господином. Нынешняя сессия пока строилась по другому, и он надеялся на то, что до самого конца ему не нужно будет прибегать к стоп-слову… Послушно приоткрыв рот, Себастьян слегка приподнял голову, но упорно смотрел вниз. Невозможность визуального контроля для него, бывшего солдата и киллера, была весьма трудным испытанием, он гораздо легче переносил необходимость молча подчиняться, чем ограничение обзора или полное его лишение посредством плотной повязки или глухой кожаной маски. Но честно выполнял свою роль, буквально слепо доверяя новому партнеру руководство собой… — Я использую твой рот для своего удовлетворения. Не заглатывай чересчур глубоко. Не лижи слишком нежно. Обхвати губами и соси, как будто ртом полируешь оружие. Руки держи на коленях. Джим взял Морана за подбородок, приподнял его и заставил нижнего посмотреть себе в глаза: — Я запрещаю тебе трогать себя, но разрешаю кончить, если терпеть станет невмоготу. Ты все понял? — Да, сэр… — Молодец. Теперь последнее: твое стоп-слово? Я разрешаю тебе прерваться, если вдруг оно тебе понадобится. Если есть стоп-сигналы и неприемлемые действия, скажи о них сейчас. — Спасибо, сэр… Стоп-слово «красный», стоп-сигнал — двойной удар ладонью по поверхности, вот так… — Себастьян показал, как должен выглядеть знак верхнему остановиться, если он сам будет лишен возможности говорить. — Из неприемлемого «золотой дождь» и копро, нежелателен фистинг и длительная фиксация члена, длительное удушение, включая водяное, полная сенсорная слепота и игры с кровью и огнем. И пока… никаких заметных следов на коже. Остальное допустимо, сэр. Я вынослив. Глаза Джима слегка расширились, ноздри раздулись, словно у зверя, чующего кровь, а лицо приобрело трудночитаемое выражение, как будто он пытался договориться сам с собой, и это ему не очень удавалось… Наконец, внутренняя буря улеглась, и в сумрачной тишине роскошной комнаты снова зазвучал бархатный голос Кошачьего царя: — Твои ограничения приняты. Тебе повезло — я никогда не использовал партнера по играм в качестве унитаза или туалетной бумаги, считаю негигиеничными игры с кровью, а к удушающим приемам прибегаю только в драке. Но пока мы будем тут развлекаться, предлагаю тебе подумать, сможешь ли ты сам нассать кому-нибудь на голову, или заставить жрать дерьмо, если я прикажу. — Хорошо, сэр, я подумаю. — Моран слегка кивнул, и тут же снова застыл в прежней позе и положении, приоткрыв рот и глядя вниз. Джим усмехнулся и провел большим пальцем по нижней губе любовника: — Не прямо сейчас. Сейчас думай об удовольствии… о наслаждении… о моем… о твоем… о нашем общем… Он взял лицо Себастьяна в ладони, очень нежно огладил скулы, затем захват стал чуть жестче — объявлялась готовность «номер один». — Давай, Тигр… отсоси мне по полной программе. Мориарти двинул бедрами, протолкнул головку члена за теплую преграду открытых для него губ — и не сдержал низкого возбужденного стона, когда пенис первый раз проехался по языку партнера. «Тигр? Хммм… да ты отважен, приятель, если готов рискнуть своим великолепным хуем, скормив его такому голодному зверю, как я…» — мельком подумалось Морану, но он послушно пропустил в рот член и лишь слегка придержал его снизу языком, готовя горло к долгой работе. Его губы плотно сомкнулись вокруг ствола, и он весь подался чуть вперед, чтобы принять поглубже, дать головке скользнуть по нёбу и достать до упругой задней стенки… Расслабив гортань и втянув щеки, он принялся двигаться в размеренном темпе, полируя стояк итальянца, как ему и было приказано. Собственный член мучительно качнулся вперед, желая такой же утонченной ласки или хотя бы более привычного скольжения в кулаке, но господин запретил дотрагиваться до себя, и руки Морана остались словно приклеены к бедрам, подрагивающим от растущего напряжения. Дыхание Себастьяна участилось, на шее и между лопатками выступили капельки пота, соски сжались еще сильнее, это было почти болезненным ощущением… В нос бил густой самцовый запах Фогерти, и жестковатые волосы на лобке защекотали губы и подбородок нижнего, когда ему удалось заглотить член на максимальную длину… — Тшшшшш… не так глубоко… — руки Джима вплелись в волосы и слегка оттянули назад голову увлекшегося отсосом Себастьяна. — Я не желаю ебать твое горло. Змея в пищеводе — это не эротично, дружок, это ужасно. Поучая нижнего, он зафиксировал его покрепче и продолжил размеренно двигать бедрами, довольный тем, что ошибка ковбоя помогла ему не кончить в течение первых минут. — Да… Дааааа… вот так… сильнее, плотнее!.. Ооооо… Джим запрокинул голову и зажмурился от острого удовольствия, от нарастающего, сладостно-тягучего напряжения внизу живота, и от сознания, как сильно любовник сам нуждается в разрядке, будучи лишен возможности прикасаться к своему члену. Рот Морана увлажнился так, что член Джима, даже плотно сжатый губами, легко скользил внутри, между языком и нёбом; из набухшего навершия уже вытекло несколько солоноватых капель… Себастьяну этого было мало, он ничего сейчас так не желал, как выпить все до последней капли, заставить верхнего излиться — тогда и он сам сможет кончить, даже не дотронувшись до члена руками. Однако, чтобы добиться этого, ему стоило взять поглубже, сжать головку плотнее, чем это получалось сейчас, но Джим чутко регулировал глубину минета, не позволяя нижнему нарушать установленное условие. Правда, был у Морана в запасе один секретный прием, который гарантированно ускорял разрядку… — Мммгггррррммм… — выдохнул он горлом, и голосовые связки мелко задрожали, создавая долгий вибрирующий звук, похожий на рычание хищника. Эта гортанная эротическая мантра передалась наверх, мощно дразня самые чувствительные места на члене любовника… «Получи-ка рык голодного тигра… с эффектом вибромассажа…» Не удержавшись, Себастьян бросил быстрый взгляд на лицо Джима, ожидая увидеть признаки близкого финиша, потому как сам уже был на грани весьма болезненного ощущения… И не ошибся. — Блядь!.. — резко выдохнул Мориарти, и кончил в рот Морана, без дополнительных спецэффектов, просто-напросто залив его спермой… «Ееесть!» — ощутив характерное подергивание члена и резко плеснувшую влагу, солоновато-маслянистую, с привкусом летнего дня, Моран удвоил усилия, жадно проглотил «угощение», и одновременно с облегчением почувствовал, как сам спускает прямо Джиму на ноги — и частично на дорогущие брюки… «А это тигриная метка тебе, наглому бродячему коту, на память…» Любовник тем временем наклонился к нему и коротко поцеловал в губы, то ли в благодарность за доставленное удовольствие, то ли поощряя за послушание, то ли просто-напросто последовал за очередной прихотью… — А ты хорош, Тигр… действительно хорош. Мастера в моем любимом клубе дрались бы за такого искусного нижнего, воспитанного в полном послушании. Кто бы мог подумать, какие бездны таятся за маской грубияна с аризонской автозаправки! — Спасибо, сэр. — кротко ответил Моран на комплимент и, не выходя из роли, решил кое-что прояснить для себя. — Могу я задать вопрос, сэр? Джим благодушно кивнул: — Спрашивай… — и, опустившись на диван, жестом указал «тигру» место у своих ног. Себастьян плавно, по-хищному, перетек с места на место, принял прежнюю позу и воспользовался дарованным ему позволением: — В какой из клубов в Сохо вы предпочитали ходить? — О, прямо вот так? С козырей? — угольно-черные брови Мориарти приподнялись с привычной иронией, однако он не стал по-читерски «съезжать» с затронутой темы, и на прямой вопрос дал прямой ответ: — В основном в «Берсерк», ну, а когда меня накрывала сезонная депрессия — в «Барракуду», или в «Грибной лаунж»… если становилось совсем херово. «Черт, раз «Берсерк» и «Барракуда», то он точно должен знать Айси… а раз знает его, то наверняка видел меня с ним… хотя, может быть, он стал завсегдатаем уже позже, когда я оттуда убрался… но тогда почему он зовет меня Тигром? Кроме Айсберга меня так никто не называл…» — напряженно размышлял Моран, пытаясь решить для себя, до какой степени он должен быть откровенным с Фогерти, когда тот в свою очередь начнет интересоваться его прошлым в БДСМ-тусовке. Конечно, то, что итальянец знал о его прежней личности и работе и наверняка вел дела с некоторыми из его заказчиков, было потенциально куда опаснее сведений о том, где и с кем бывший киллер развлекался на тематических сессиях. Впрочем, избыточная осведомленность мистера Фогерти по обоим этим вопросам могла выйти ему боком. От его дальнейших предложений по условиям контракта зависело многое… например, позволит ли ему Моран обладать всеми своими тайнами и распоряжаться этим знанием? В его случае это было куда опаснее обладания телом… Себастьяну вдруг почудилось, что он только что сыграл в рулетку, поставив на самый непредсказуемый сектор — «зеро». Вот только как бы еще понять — продул ли с треском или, наоборот, сорвал банк?