Солнце в бокале

      Влажные после душа волосы липли ко лбу, и Моран отряхнулся, словно пес, прежде чем забраться обратно в постель, где минут десять назад завершился их с Джимом первый раунд. Пока Мориарти, галантно пропустивший гостя вперед, в свою очередь плескался в ванной, можно было и покурить, и поразмыслить…       Пачка сигарет нашлась в кармане кожаного жилета, скинутого в первую очередь, пока они бешено целовались, срывая друг с друга одежду, и потому осталась относительно невредимой. Себастьян отыскал пепельницу, прикурил и, завалившись на сбитые простыни, удобно пристроил пару длинных подушек под шею и плечи. На предплечье налился лиловым очередной засос, и Тигр поморщился, обнаружив собственническую «кошачью метку». Похоже, говорить Джиму стоп-слово, когда любовник в порыве страсти принимался кусать его и разукрашивать тело отметинами зубов, точно шаманскими татуировками, было занятием совершенно напрасным.       Моран вздохнул, представив себе ревнивые упреки жены, и… забил на всякое беспокойство по этому поводу. В конечном итоге, оно того стоило: крышесносный оргазм вкупе с последующей приятной истомой вполне компенсировали все, в чем его наверняка будет обвинять уязвленная Мэгги. Несколько таких бурь он благополучно пережил, стало быть, переживет и новые. Пока не решит окончательно поставить жирный крест на тихом семейном счастье простого парня по имени Том Стайлз…       «Прости, старина, но давать тебе шанс было глупой ошибкой…»       «Неужели? А когда ты предпочел федеральную программу защиты мести мистера Айса, тебе это не казалось такой уж дурной идеей… Что же поменялось теперь? Ты ведь знаешь, что Айсберг и его компаньоны такого предательства не прощают. А этот блядский Фогерти-Мориарти… настолько ли он крут, каким его рисует молва? Сможет ли этот любитель дурных розыгрышей дать тебе лучшую защиту, чем федералы и та спокойная жизнь, которую ты выбрал для себя, для Мэг и для детей? Ты о них совершенно не думаешь, эгоист херов? Тебе что же, правда плевать, что станется с ними, когда ты уйдешь?» — вскинулся на свою защиту то ли сам Томми, то ли его адвокат, выдвинутый из числа завсегдатаев внутримозговой «палаты представителей».       Выслушав пламенное выступление, Себастьян скривился, как от зубной боли. Конечно, с точки зрения сохранности собственной шкуры, нужно было оставить все, как есть и не пытаться заново войти в те самые воды, что давно уже утекли. Да и Мэгги обижать не хотелось — она его искренне любит, верна ему одному все эти годы, родила ему детей, которые тоже всей душой любят папочку…       «Стоп, стоп, они любят Тома, Тома Стайлза, удачливого фермера, скопившего кое-какие деньжонки, снисходительного отца и довольно покладистого мужа, а не бывшего профессионального убийцу… Готов поспорить на половину выданного мне Джимом гонорара, что узнай они, кто я таков на самом деле — то сразу же захотят свалить от меня подальше и забыть мое имя… Особенно Мэг, она такая вся правильная девочка… всегда на стороне закона и добродетели… и верит в то, что убийцам уготовано в аду самое жаркое место…» — возразил обвинителю Моран, сделал глубокую затяжку и нашел еще один аргумент в свою пользу — «Кроме того, им будет безопаснее держаться от меня на расстоянии, когда я вернусь в дело, для освоения которого потратил чертову прорву лет… Киллеру нельзя иметь семью, это его зона уязвимости и контроля…»       «А трахаться со своим нанимателем можно? Это никак не нарушает основы профессиональной этики и безопасности для вас обоих?» — ковырнул «адвокат» в ответ.       «В фильме «Телохранитель» прокатило, почему же не сработает у нас с Джимом?» — небрежно отмахнулся Себастьян в ответ, хотя, конечно же кривил душой. Секс с тем, на кого работаешь, в итоге едва не погубил героев Костнера и Хьюстон… и потому их роман сразу же прервался, не успев начаться.       Ну, а как насчет реальной жизни? Хотел ли он держаться с Джимом в рамках формального общения босса с подчиненным, или заказчика с исполнителем, или ему желалось большего, много большего, чем даже было у них сейчас?       «Определенно да…» — констатировал Моран, сладко потянулся сытым тигром, затушил сигарету и, отставив пепельницу на прикроватную тумбочку, прикрыл глаза. В памяти тут же услужливо замелькали картины любовной акробатики, недавно блестяще исполненные ими в паре, и член, успевший хорошенько потрудиться, снова оживился, желая продолжения…       Джим вышел из ванной, закутанный в уютный белый халат, тихо прикрыл дверь и, озорства ради, на цыпочках подобрался к кровати, где сибаритствовал утомленный любовник. Моран лежал на спине, раскинув руки и ноги, и не соизволил даже слегка прикрыть простыней впечатляющие девять дюймов ( 22,8 см - прим.авт) мужской красоты. Да, определенно, девять в состоянии полной эрекции, но и сейчас, когда член был напряжен только наполовину, там было на что посмотреть и за что подержаться. Член Джима сразу же бодро подпрыгнул вверх и натянул ткань халата, но, по счастью, торопиться им было некуда — впереди ждала целая ночь.       Мориарти перебрался в изножье кровати и, пользуясь удобной позой, выбранной Себастьяном для отдыха, вполз между его ногами и коснулся губами полуоткрытой головки.       — Ммммм… вот как… вас, мистер Моран, должно быть, пригласили сняться в новом сезоне «Твин Пикса», раз вы решили отрепетировать роль полена?.. Придется хорошенько потрудиться над вашим стволом.       Он обхватил ртом член Себастьяна и сделал несколько глубоких движений, позволяя любовнику поверить, что сейчас ему будет сделан искусный минет — и неожиданно прервался, улегся на живот, и поместил локти на бедра своей жертвы:       — Охххх… какая незадача… если я буду сосать тебе, то не смогу говорить… это не очень-то удобно делать с полным ртом. Ну, а меня как раз тянет на разговоры… и как же нам быть, мистер Моран? Как разрешить это противоречие?.. Напрягите свои аналитические способности еще раз.       Только настроившись на приятное продолжение, Себастьян издал протестующий стон, когда Джим прекратил фелляцию и принялся более традиционно использовать свой язык и губы…       — Ничего, я не задержал бы тебя надолго… Но раз ты так настаиваешь… можно поискать другие способы извлекать удовольствие из игры на этой флейте…       Джим тихо засмеялся и прижался щекой к его бедру:       — Мне повезло, что ты такой горячий… и так легко заводишься… но… не будет ли это препятствием для твоей работы?       — Смотря какой… и в каких я буду обстоятельствах и… условиях… Честно признаюсь — метко стрелять, пока мой член у тебя во рту, вряд ли получится… Но если я буду знать, что всякий раз, как моя охота будет успешной, ты будешь добавлять к моему гонорару кое-что очень личное, я… буду… убивать… для… тебя… быстро… и чисто… босс… — последние слова Моран сопроводил поглаживанием члена, следя сквозь полуопущенные ресницы, какое впечатление это действие производит на Мориарти.       Ноздри Джима дрогнули, рот жадно приоткрылся, дыхание сбилось… Наблюдаемая им живая картина, вместе с этюдом, что начал разыгрывать Бастьен, прекрасно знающий, что и зачем делает, была настолько соблазнительной, что кровь едва ли не закипела в жилах, а член обильно увлажнился смазкой.       Моран нравился Мориарти не только своей безукоризненной мужской статью и выносливостью в постели — нет, дело оказалось куда серьезней… Джим начинал чувствовать влечение ума к этому сообразительному хищнику, при случае способному прикинуться простаком, но не спасовавшему, когда ситуация потребовала быстрого, точного и нестандартного решения. А сочетание ума, силы и физической привлекательности, помноженное на какое-то особое личное обаяние Морана, составили эликсир, который оживил и взволновал мрачную и одинокую душу Кошачьего царя.       Без лишних слов Джим скинул халат и бросился в объятия Себастьяна, распластался на его теле, уперевшись руками в плечи, и бедрами в бедра, и позволил себе потереться членом о член любовника. Это было чем-то вроде подписи на договоре, особым условием…       Моран поддержал порыв любовника, и крепко стиснув ладонями его бока, лишь слегка направлял движения, пока оба члена не окрепли настолько, чтобы перейти к новым упражнениям. Приблизив к себе Мориарти, Себастьян слегка прихватил губами его подбородок, потом лизнул в шею и сполз чуть ниже. Его руки настойчиво понуждали партнера переместиться так, чтобы член Джима проехался сперва по животу, потом по средней линии груди, и в конечном итоге занял выгодную позицию для проникновения в его рот.       — Если тебе так хочется поболтать, можем попросту поменяться местами… Мои уши для тебя всегда открыты, как и мои губы… — пояснил Моран свой маневр слегка севшим от желания голосом. Вид стоящего члена и особенный запах Мориарти будили в нем жажду подчинения и обладания, так что минет в позиции нижнего был только необходимой прелюдией, настройкой на нечто большее…       А пока, переместив ладони на мягкие ягодицы Джима, Себастьян крепко сжал их, лишив Кошачьего царя возможности ускользнуть, приблизил член любовника ко рту и с жадным стоном вобрал наполовину. Теперь Мориарти мог двигаться так, как ему нравится, наслаждаясь предоставленной властью решать, как глубоко Тигр должен принять его.       Конечно, против такого искушения Джим не устоял — ведь Себастьян каким-то мистическим образом сумел угадать все его тайные предпочтения, и применить самые возбуждающие приемы, которые за считанные секунды превратили воспитанного и сдержанного джентльмена в необузданного дикаря… Разговор как-то не задался, поскольку все мысли, чувства и желания свелись к стремлению трахать любовника в рот, трахать жадно и страстно, без грубости, но именно с той властной настойчивостью хозяина положения, что (как Джим успел заметить) особенно заводила Бастьена.       Закрыв глаза, полностью расслабив шею и губы, Себастьян опустил ладони на слегка разведенные в стороны бедра Джима, помогая ему держать на весу тело, но не стремясь больше направлять его движения.       …Принимая глубокие размеренные толчки, он странным образом расслабляется весь, отдается любовнику целиком и полностью, и стальная пружина в животе постепенно разжимается, высвобождая скрученные потоки силы. В голове делается легко и пусто, а временная лента Мёбиуса схлопывается до пронзительного настоящего, где не имеет значения ни то, что было, ни то, что будет, но есть только бесконечное «сейчас». И в этой бесконечности он себе не принадлежит, он — служит, отдается полностью тому, кому наконец-то может довериться телом и душой… доверить контроль, свободу, правду о прошлом, саму жизнь… Головокружительное переживание.       Джим ощущал, что Себастьян по неизвестной причине открылся ему настолько, насколько это вообще возможно в постели между мужчинами, узнавшими друг друга лишь несколько дней назад. Доверился, подчинился… и это не было игрой. Внезапный сабспейс любовника несколько сбивал, удерживал от полного погружения в личное блаженство, так как взывал к ответственности топа, к бережной заботе о том, кто… Но кем был — или должен быть стать — Себастьян Моран для Джеймса Мориарти?.. Неужели другом?..       Джиму очень хотелось поговорить, или, по крайней мере, подумать об этом, но вместе с тем он не мог прервать упоительный процесс, он жаждал любовника всем собой, и проникал в его рот снова и снова, желая испить наслаждение до капли, и до последней капли вылиться в момент оргазма. Но совершенно не был настроен кончать в одиночку, как если бы под ним лежал случайный парень из службы эскорта, чья единственная задача — подставить рот или задницу для удовлетворения похоти клиента.       Потому, после очередного толчка Джим подался назад и, сжав член, чтобы предотвратить спонтанную эякуляцию, позвал:       — Тигр!..       — Мммм… да… сделай это… — Моран вынырнул из транса, едва член любовника покинул его рот, и выжидательно замер, опустив веки, чтобы сперма случайно не ослепила его, когда Джим кончит ему на лицо.       — Посмотри мне в глаза, — потребовал Джим тоном вожака прайда. — Посмотри сейчас!       Себастьян, удивленный требовательностью Мориарти, подчинился, и едва не улетел снова, вглядевшись в расширенные зрачки, затягивающие в себя с магнитной силой «черных дыр».       Джим навис над ним, опираясь на одну руку, а другой сжимая член, словно готовое к бою оружие; его приоткрытые потемневшие губы скривились в странной гримасе — то ли сардонической ухмылке, то ли судороге боли, а грудь тяжело вздымалась и опадала, как после долгого бега. Между ними повисла странная пауза, время будто замедлилось вдвое, а сердце Морана беспокойно забилось о ребра, словно в него вошла медицинская игла и впрыснула дозу адреналина.       — Да… сэр… — выдохнул он тихо, не отводя взгляда от глаз любовника и не в силах предугадать, каким будет его следующий шаг или следующий приказ. Убрав руки с бедер Джима, он медленно завел их вверх и положил над головой, перекрестив в запястьях — еще один символ полной телесной покорности…       — Нет… нет. Я не хочу так. Только не с тобой.       Джим выпустил член, все еще напряженный, но уже не готовый к немедленной разрядке, повернулся на бок и лег рядом с Себастьяном, прижался к его боку и уткнулся лбом во влажное плечо.       — Почему? — вскинулся Моран, когда любовник вдруг припал к нему в непривычном — почти детском — жесте доверия и сразу растерял всю свою властность, как будто эта игра больше его не заводила… — Что со мной не так?       Он тоже повернулся на бок, лицом к Мориарти, оставив левую руку служить подушкой для его головы, и пытливо повторил вопрос:       — Что я не так сделал? Тебе что-то не понравилось?       — Ты сделал все отлично… — пробормотал Джим и для надежности уцепился за Себастьяна обеими руками. — Хорошо. Слишком хорошо. Просто я немного устал быть сверху.       Нотка горечи, проскользнувшая в голосе Мориарти, обозначила, что это «сверху» касается не только сексуальных забав… и если бы Моран знал его лучше и дольше, то догадался бы, что Джим в очередной раз устал сам от себя. В каком-то смысле он ощутил себя всадником, гнавшим коня карьером к желанной цели — и выбитым из седла за несколько футов до финиша…       — А… ну это поправимо… можем поменяться, можем просто потрахаться на равных… Мне с тобой хочется испытать все… — признался Себастьян, ничуть не лукавя, нежно сжал плечо и погладил спину и шею любовника.       Да, Джим в роли верхнего заводил его невероятно, такому Дому хотелось служить всем собой… Но и как обычный любовник, Мориарти был хорош, и они вполне могли утолить свою страсть без каких-то дополнительных стимулов или условий. Их тела тянулись друг к другу, их руки сплетались пальцами, их дыхание смешивалось в поцелуях, то горячих, то неспешно-чувственных, и все, что они могли и желали разделить на двоих, было приемлемо и прекрасно…       Моран грустно усмехнулся: с Мэгги и с другими женщинами он не испытывал ничего похожего… хотя они всегда получали от него все, что хотели — и даже больше.       Мориарти как будто подслушал его мысли и откликнулся неожиданным полупризнанием-полукомплиментом:       — Не припомню, чтобы меня хоть раз накрывало таким блаженством в постели… наверное, у твоего члена есть какой-то особый секрет.       Он перелег поудобнее, коснулся губами губ любовника и потянулся за сигаретами…       Наконец-то настал момент, когда можно было поболтать без помех, а вопросов у Джима Мориарти набралось немало… Честно говоря — собеседование было в разгаре.       — Я понимаю, почему ты выбрал стезю солдата удачи, Моран. В каком-то смысле ты был на это обречен. Твое выступление с дуэтом моих «убийц» произвело на меня неизгладимое впечатление… Ты был великолепен, друг мой.       Джим раскурил сигарету, передал ее Себастьяну, но, вместо того, чтобы вынуть еще одну для себя, взял из ведерка бутылку шампанского и стал открывать.       Моран, настороженно следивший за его действиями, предложил:       — Дай-ка я…       — Будь любезен, — Мориарти легко уступил почетное право возиться с проволокой и деревянной пробкой и перешел к следующему этапу «интервью кандидата».       — Что за странная история приключилась с твоей отставкой? Расскажи, я хочу знать, кому ты так насолил, что подался под защиту федералов. И с чего вдруг ты, уроженец Нью-Йорка, более того — самой его сердцевины Манхэттена*, вдруг фермером заделался? Такая грязная, трудная, неблагодарная работа… Вместо того, чтобы копаться в навозе и чахнуть над минеральными удобрениями, ты мог бы… ну, не знаю… открыть кафе или маленький магазинчик в каком-нибудь небольшом городке вроде Спрингвилла. Неужели за все эти годы тебя ни разу не стошнило от бесконечных разговоров о видах на урожай, дороговизне горючего и фьючерсах на свинину?..       Пробка подалась не сразу, но Моран управился с ней так, что шампанское лишь слегка запузырилось и зашипело. Бокалы они, кажется, скинули со столика на ковер, и Себастьян попросту глотнул превосходный брют прямо из горлышка и, передав бутылку Джиму, потянулся за пепельницей. Возбуждение немного спало, хотя желание продолжения бродило в крови темными хмельными сгустками, то и дело напоминая о себе.       Для того, с кем Моран виделся всего третий раз в жизни, при совершенно сумасшедших обстоятельствах, Мориарти был очень хорошо информирован. Дотошный итальянец где-то раскопал его досье и, кажется, даже заучил наизусть, если помнил такие подробности, как реальное место рождения, указанное в его натальной карточке… Правда, настоящей причины ухода Морана из рядов ВВС не знали даже вездесущие федеральные агенты, в досье значилось только, что он прервал службу по контракту до окончания срока его действия, и что было это в разгар военной операции в Югославии.       — Странно, что Павич не поведал тебе подробности моей отставки… если тебя, конечно, интересует именно официальная военная карьера, а не то, что было потом.       Глаза Джима сузились:       — Поведал, но я предпочел бы услышать твою версию событий. Без купюр. Небольшая подсказка — официальная биография, равно как и подробности твоей самоотверженной службы Римской республике, то бишь государству Соединенные Штаты, меня занимают гораздо в меньшей степени, чем работа фрилансером… и сотрудничество с некоей компанией, подогнавшей тебе заказ на русского.       — А… ты об этом… — Себастьян нахмурился и, без церемоний забрав бутылку у Мориарти, сделал еще пару больших глотков. Шипучие пузырьки приятно взрывались на языке, посылая алкогольные пары прямиком в мозг, но, пожалуй, стоило слегка захмелеть, прежде чем рассказывать своему нынешнему нанимателю, как с ним обошелся предыдущий покровитель… и как сие обстоятельство самым прискорбным образом отразилось на здоровье русского олигарха в бегах.       — Да уж, таких подробностей ты в моем досье не найдешь. Но тебе я готов их поведать как ты и просишь — без купюр и недомолвок.       Помолчав еще немного и собираясь с мыслями, восстанавливая в памяти всю цепочку событий, Моран решил, что без краткой предыстории его рассказ о работе в «Cobras LTD» будет неполным.       — Итак, когда в девяносто девятом я расторг контракт и вернулся в Штаты, меня ждал здесь «волчий билет» на любую работу, связанную с военной сферой. Чтобы ты понимал, я чуть не загремел под трибунал, когда отказался поддержать приказ о зачистке взятых в плен бойцов и гражданских из Косово. Бойцами были ребята из диверсионного отряда Васильковича, гражданскими — семьи беженцев. Дело быстренько замяли, поскольку с грязной работой в итоге управились хорваты и албанцы, но меня отстранили от командования и предложили уйти в отставку не дожидаясь окончания контракта. Альтернатива не из приятных, но так я хотя бы не сел в тюрьму и получил все деньги, что мне причитались. Мне еще готовы были приплатить сверху, чтобы я молчал обо всем, что там реально происходило, в том самом лагере для военнопленных… им, знаешь, на тот момент с лихвой хватало откровений капитана Драгана… Я отказался подписать бумагу о неразглашении, думал, что уже в Штатах смогу заработать больше, если расскажу каким-нибудь дотошным журналюгам, как оно все было на самом деле… Приехал домой, отдохнул, покутил немного. А потом меня нашел один тип, как раз из прессы, ну и предложил кругленькую сумму за эксклюзивные сведения из первых рук… И я, как дурак, повелся.       Себастьян докурил и нервным жестом расплющил остаток сигареты в пепельнице, потом глотнул еще шампанского, желая, чтобы хмель размыл вставшую вновь перед глазами картину натуральной средневековой резни, от которой даже у бывалых военных кровь стыла в жилах. Конвенция о защите прав военнопленных на территории, где правили бал хорватские и албанские отморозки, попросту не действовала. Там действовало древнее правило «око за око, зуб за зуб», претерпевшее творческую модификацию — за одного убитого усташа** или албанца его товарищи расправлялись с тремя сербами, не считаясь ни со статусом беженца, ни с возрастом, ни с тем, гражданский то был или военный, мужчина или женщина…       — В общем, материал получился что надо, и его публикация в СМИ в Пентагоне произвела бы эффект бомбы. А в Гааге судили бы еще и армейских генералов, которые покрывали расправы в то время, как их прямой обязанностью была защита беженцев и военнопленных. Но… на редактора газеты сильно надавили сверху, журналистку, что готовила материал, тоже сумели как-то прижать, а потом она вообще погибла в довольно странной аварии. Словом, никто ничего не напечатал, зато я оказался теперь связан контрактом с прессой — они тоже не дураки, и взяли с меня обязательство о неразглашении, да такое, что продать свою историю кому-то еще и не попасть на огромную неустойку у меня бы не вышло. Жаль, что я тогда небрежно отнесся к тому, что подписываю…       — Да, это большая ошибка. — Джим слушал очень внимательно, не перебивал, ничего не упускал, и только сейчас позволил себе сделать замечание. — Бумага и чернила иной раз убивают вернее пистолета, запомни.       Себастьян покосился на Мориарти, проверяя, нет ли в его словах скрытой иронии. Но Джим был серьезен, как священник в исповедальне, и Моран немного сбавил пафос собственного повествования, чтобы не превращать его в самую натуральную исповедь.       — О, если бы они только убивали… но нет, со мной все было куда интереснее…       — Продолжай.       — Ты ведь наверняка знаешь кого-то из представителей четвертой власти, так? Могу судить об этом по тому, как оперативно тебе поставляют информацию… это невозможно без крепких связей в определенных кругах, связей, которые проникают всюду, как паутина, как невидимые ниточки… и стоит только подергать ту или другую… предложить взамен что-то любопытное, как тебе подадут на блюде досье хоть на президента, хоть на любого из его серых кардиналов…       — Само собой. Я несколько лет работал журналистом, и верил в светлые идеалы добра и справедливости, прежде чем понял, что криминальный консалтинг гораздо интереснее, а бесстрашие и правда часто служат не только добру… но оставим пока в тайне причины моего перехода на темную сторону. Хочу узнать твои резоны.       — Резоны тебя разочаруют. Я попался на попытке снова продать ту самую дурацкую правду, которая, как позже стало ясно, никого не интересует сама по себе. И мне предъявили иск на несколько миллионов долларов за нарушение условий первого контракта… Адвокат, которого я нанял на остатки военного жалования, предупредил, что дело дрянь: штраф я выплатить не сумею и за сто лет, а если попытаюсь опротестовать, то на свет опять всплывет дело о неподчинении приказам командования, и к нему привяжут еще пару эпизодов, выставлявших меня и моих подчиненных в самом неприглядном виде… В общем, он меня убедил пойти на сделку, на тех условиях, которые мне предложит пострадавшая сторона. Ну и… меня купили. Буквально. Как… черт… даже неловко тебе признаваться в таком позоре… но одним из негласных пунктов соглашения был рабочий контракт на эскорт-услуги. Не мои военные навыки, не весь тот опыт, которым я располагал, как снайпер, и даже не услуги по охране, замаскированные под сопровождение… а именно что сам эскорт. Но я даже не подозревал, что увязну еще глубже, и что этот… извращенец потребует меня в свое личное пользование, как… сексуального раба…       В черных глазах Джима на мгновение полыхнуло уже знакомое Морану холодное пламя, но в следующий миг они снова стали непроницаемыми, как у сфинкса.       — Тебя не купили, Бастьен. Купили — значит, обменяли на деньги услугу или товар, обменяли добровольно и по такой цене, что обе стороны остались довольны. Вот что я называю «купить». Ну, а тебя, мой друг, попросту загнали в угол, прижали к стене и поимели на полную катушку.       Моран ухмыльнулся невесело и кивнул, подтверждая последние слова Джима:       — О, да… поимели — это еще мягко сказано. Очень мягко. Откуда, ты думаешь, мне известны тематические клубы Сохо? Я там прошел школу послушания от и до… просто потому, что так захотелось человеку, купившему мои долги… вернее, мою свободу. Можешь себе представить, что там должны были делать с бывшим морпехом, чтобы сломать волю и превратить в сабмиссива?       — Могу, — тихо ответил Мориарти. — Могу, но… предпочел бы не представлять себе подобного. От своих людей в бизнесе я требую дисциплины и беспрекословного подчинения моим решениям, когда они приняты, однако понимаю пользу дискуссий и свободного обсуждения при выработке стратегии. Что же касается секса и ролевых игр разной степени жесткости, я всегда следую принципу разумности и добровольности. Может, и скучновато… для роботов, но для живых и смертных — в самый раз. У тебя с твоим топом, насколько я понял, все было иначе. Никаких дискуссий… никакого снисхождения… и ни малейшего сочувствия к слабости. Глаза в пол, терпи все без звука, делай все что прикажут. За нарушение любого из трех пунктов тебя жестоко наказывали, верно?       — Хммм… ну да… точно… забавы для киборгов. — услышав про роботов, кивнул Себастьян, опустил взгляд и на мгновение ощутил как наяву забытую холодную тяжесть металлического обруча на шее и привкус крови во рту. — Все так и даже хуже. Пунктов было больше трех. И его приказы простирались куда дальше секса.       Себастьян замолчал, невольно погружаясь в воспоминания, которые и рад был бы стереть из долговременной памяти, да не мог… Он никогда никому не рассказывал о том, что ему довелось пережить, даже федералам, которые получили от него сильно отредактированную версию его отношений с Магнуссеном. К его удаче, Джим проявил себя хорошим слушателем: не давил, не требовал вывернуть душу наизнанку, не изображал жгучего любопытства, он просто спокойно ждал информации — как будто у радиоприемника сидел.       И Моран решился:       — Мой топ взялся за мое воспитание сразу и жестко… Первый месяц я провел в его загородном доме, точнее, в подземном бункере при нем, и это был… сущий кошмар наяву. Поначалу он сам приходил редко — и только чтобы смотреть, как его подручные планомерно и методично ломают волю к сопротивлению у здорового и крепкого парня двадцати восьми лет от роду. Я ежедневно переносил холод, голод, боль, унижение, страх смерти, и все, что получал в награду за послушание — позволение кончить и отлить, когда один из них снимал чертово эрекционное кольцо с моего пениса… Они ничем не брезговали, лепили из меня идеального невольника, чью жажду убийства хозяин будет использовать точно так же, как мои рот или задницу — для собственного интереса и удовольствия…       Теплая руки Джима легла на запястье Морана.       — Позволь кое-что уточнить, — мягко проговорил он. — У меня не складывается схема… не хватает важных деталей. Первый вопрос — что за странного адвоката ты нанял? Платил ему ты, но работал он явно не на тебя. Таких говнюков нужно гнать из профессии ссаными тряпками. В твоей ситуации тебе был нужен кто-то из либералов, представителей новой волны в юриспруденции, с опытом защиты военных, нарушивших присягу по моральным или этическим соображениям… ну, к примеру, Дайана Локхард*** или один из ее молодых львов. Второй вопрос — ты сказал, что эскорт-услуги были негласной частью сделки, то есть, де-юре, нигде не прописаны… плюс, эскорт обычно не подразумевает лишения свободы и пыток голодом и холодом. Зачем же ты на это пошел?       Мориарти говорил сдержанно и спокойно, но пару раз голос его выдавал высокую ноту, как перетянутая струна — и это позволяло Морану предположить, что его новый босс впечатлен рассказом сильнее, чем хочет показать.       — Я тоже себя часто спрашивал поначалу, чего ради мне все это выносить и почему не послать их куда подальше? Знаешь… один мозгоправ, который готовил меня к программе по защите свидетелей, помог мне понять кое-что об этом. Похоже, я так сам себя наказывал, потому что не смог избавить тех людей от чего-то подобного или худшего… Я видел, как усташи пытали пленных, и не вмешался, хотя это был мой долг. Но генерал Макларен отдал приказ, прямо запрещающий влезать в дела этих бандитов, когда они на своей территории творили, что им вздумается… Никакие миссии ООН не могли справиться с тем, что там происходило, никакие миротворцы им были не указ, понимаешь?.. Звери… нет, хуже зверей… А я еще решил деньжат на этом подзаработать, думал — расскажу правду про то, что видел, помогу восстановить справедливость, ну и заодно свои дела поправлю… Знаешь, что я получил в качестве отрезвляющего средства? Фотографию, где я лично и мои бойцы стоят над трупами сербских женщин и детей… стоят и улыбаются… И заметку к ней — «Убийцы в белых беретах»…       Вспомнив мерзкий коллаж, Моран скривился и сделал пару больших глотков из бутылки, чтобы смыть подступившую горечь.       — А потом мне дали выбор — или материал уйдет в печать, а мое дело с отягощенным составом преступления передадут на рассмотрение международного военного трибунала, где я буду отвечать за геноцид мирного населения вместе с другими военными преступниками — или соглашусь подписать другой контракт, где принимаю пожизненную роль сабмиссива. Публичный позор и долгий тюремный срок — или позор тайный и сексуальное рабство… Тогда я выбрал второе, не подозревая, под чем подписываюсь… А эскорт-услуги были идеальным прикрытием, когда мой топ хотел появиться со мной в свете… или одалживал меня своим друзьям и женщинам.       — Ну охуеть теперь… — вздохнул Джим и отправил на пол опустевшую бутылку шампанского. — Ты храбрый парень, Себастьян Моран, отличный вояка и ёбарь хоть куда… но в реальной жизни, ты, ей-богу, сущий теленок. Тебя же развели как мальчишку, взяли на испуг. Ну какой, скажи на милость, международный трибунал, после того, как с тебя уже один раз сняли обвинения, и ты перестал быть контрактником, но остался гражданином США?.. Да кто из судейских — и любых других чиновников — в здравом уме и твердой памяти выдал бы американца с территории США в какую-то там сраную Гаагу?.. Консерваторы и республиканцы в Сенате не зря едят свой хлеб. Уж кто-кто, а ты должен был понять после Ирака и Югославии, что американцам в этом дурном мире можно чуть больше, чем прочим смертным.       Моран взглянул на Джима, пытаясь понять, шутит он или серьезно верит тому, о чем говорит. Его логические рассуждения попахивали цинизмом высшей пробы, но беспощадно обнажали ту неприглядную правду, которую Себастьян так долго пытался отрицать, цепляясь за остатки чести военного мундира. Похоже, что тогда он сильно переоценил угрозу шантажиста и собственными руками сотворил со своей жизнью такое, чего и врагу не пожелал бы…       — Возможно, ты и прав, и мне следовало тогда рискнуть и пойти другим путем. Но я не мог стать позором для семьи, для отца и деда, они оба в высших военных чинах, и не заслужили быть свидетелями публичного скандала с моим участием. Сейчас я думаю, что как раз к ним мне стоило бы обратиться за защитой, но тогда был слишком подавлен и дезориентирован, чтобы сделать правильный выбор. К тому же, я рассчитывал на то, что смогу легко избавиться от своих обязательств по второму контракту, он показался мне каким-то… несерьезным что ли… Но мои иллюзии быстро развеялись, когда со мной поработали его подмастерья и юристы… Ты же помнишь, я говорил про иск на несколько миллионов, с которого все и началось?       — Разумеется. Они заставили тебя поверить, что платить все равно придется. Если не деньгами, то плотью и кровью… — хмыкнул Джим.       — Да… своей и чужой плотью и кровью… — кивнул Себастьян — Когда мой хозяин убедился в моей полной ему покорности, он начал использовать другие мои навыки, давать мне заказы на убийства, мотивируя меня тем, что так я смогу вернуть ему неустойку хотя бы лет через десять… И тогда он подумает, чтобы освободить меня от пожизненного контракта… Я выполнил непосредственно для него три заказа, а потом меня у него арендовал владелец частной военной компании, где я исполнил еще четыре заказа, прежде чем сдался федералам… Тот русский, о котором ты спрашивал, был первым моим заказом по контракту с той конторой...       Моран решил, что Джиму пока вполне достаточно информации, и не упомянул о том, что на самом деле побудило его сдаться. Если работа киллера на расстоянии была ему понятна и привычна еще с армии, то приказ поработать палачом на видеокамеру, медленно убивая живого человека, стал явным перебором…       Тактика беззаконного мучителя Себастьяна становилась все более прозрачной для его цепкого ума, и на ней все отчетливее проступала знакомая монограмма «Ч.О.М.» Чарльз Огастус Магнуссен, газетный магнат, финансовый аналитик, видная фигура среди нью-йоркских «сливок общества», а также в БДСМ-тусовке, где носил клубное имя Айсберг… Профессиональный шантажист высшей категории и казначей сразу нескольких мафиозных группировок…       Джим был уверен в своей догадке. Магнуссен, и никто другой! Только этот человек мог иметь в своем распоряжении одновременно столько денег, столько рычагов влияния и власти, столько бесстыдства и жестокости, чтобы с потрохами купить и подчинить себе не только наивного молодого офицера, запутавшегося в иллюзиях, но, при желании — и весь высший военный состав Пентагона.       — Тебя сделал своим секс-рабом некто Айсберг, верно? Ты знал его под этим именем на клубных встречах, а в миру он известен, как Чарльз Огастус Магнуссен. Готов поспорить на тысячу долларов, что угадал.       Себастьян на мгновение замер, услышав ненавистное имя, в который раз подивился проницательности и информированности Мориарти, и снова согласно кивнул:       — Я поберегу свои денежки, потому что ты прав, это он…       Мысль о деньгах всколыхнула его сомнения, и Моран решил устранить все возможные недомолвки и недопонимания между ними сразу, пока еще не истратил почти ничего из полученной от Мориарти суммы.       — Кстати, мы еще не говорили с тобой о том контракте, что ты хотел предложить мне… Он… такого же свойства или все-таки будет касаться другой моей работы? Я бы не спрашивал, но ты так щедро заплатил мне вперед… а про заказ так и не сказал ничего толком… вот не знаю, что и думать теперь.       У Джима зачесались руки отвесить Морану болезненную затрещину — настолько сильно его задело само предположение Тигра, что он собирается купить себе любовника, да еще под тем же мерзким соусом с магнуссеновой кухни. Правда, ударить сейчас, ударить доверившегося ему человека, практически содравшего с себя кожу, означало уподобиться Айсбергу.       Мориарти сдержался, но ответил предельно сухо:       — Я заплатил тебе аванс за работу, и, будь уверен, она достаточно сложная и опасная, чтобы успокоить твою совесть. Подарки для твоей семьи тебя тоже ни к чему не обязывают. Наш контракт, если мы его заключим, будет исключительно деловым соглашением. Ну, а что до остального… я уже говорил и повторяю: ты полностью свободен в своих решениях. Если в конце концов ты решишь, что жизнь фермера влечет тебя больше, чем снайперское ремесло, а семья — твоя самая большая ценность, я пойму и мешать не стану. Разовый заказ останется разовым заказом, ну, а каникулы в Вегасе — всего лишь мальчишником.       Похоже, Джима разозлила попытка приписать ему те же намерения, что и Магнуссену, и раздражение, проскользнувшее в его пояснениях, странным образом обрадовало Морана. Это позволяло надеяться, что, независимо от того, какие отношения сложатся между ними в дальнейшем, Мориарти будет вести себя с ним совсем иначе, чем мистер Айс…       «Ты полностью свободен в своих решениях…» — это было самым ценным, что Себастьян услышал в свой адрес от стороннего человека за последние восемь лет.       Все это время он тешил себя иллюзией свободы, полагая, что сделка с федералами положила конец его рабской зависимости от Айсберга. Но нет, внезапно Моран отчетливо ощутил, что вместо одних цепей надел на себя другие, и они ничуть не менее прочные, хоть и не такие заметные… Семейные узы недаром так зовутся, вяжут по рукам и ногам, ограничивают свободу выбора почище любой тюремной системы, и, самая ирония состоит в том, что освободиться от них не проще, чем сбежать из Шоушенка…       — Ты меня искушаешь, как змей — Адама… но, пожалуй, я бы рискнул оставить милый семейный рай ради чего-то по-настоящему стоящего… Что за задание мне предстоит выполнить для тебя?       — А ты плохо учил Закон Божий, белый ирландский мальчик, — рассмеялся Джим и, навалившись на Себастьяна, обнял его обеими руками и ласково погладил по бедрам. — Змей искушал Еву, а уже она угостила мужа запретным плодом… ну, а с другой стороны… в нашем случае… будь я змеем… то пропустил бы Еву и сразу подобрался к тебе, guapo.       Он сделал волнообразное «змеиное» движение и потерся о Морана всем телом:       — Мы непременно поговорим о задании, непременно… но лично я умираю с голоду, и у меня есть предложение, от которого ты не сможешь отказаться — заказать ужин прямо сюда. Какую кухню ты предпочитаешь? Итальянскую, мексиканскую… или просто поедим бургеров с картошкой, и запьем пивом, ммм?       Мысль о еде показалась Себастьяну весьма здравой — после активных упражнений в постели, стоило подкрепиться перед следующим раундом, благо до утра было еще далеко.       — Можешь заказать все, что угодно, лишь бы там было мясо, в любом виде — хоть жареное, хоть печеное, хоть сырое… Или мне придется поесть тебя, начав с самого лакомого кусочка… — он притворно зарычал и потянулся рукой к члену Джима, все еще пребывающему в состоянии полуэрекции. — Мммм… это блюдо мне по вкусу, особенно белый соус…       — Айййй… шшшшш… — Джим кое-как увернулся от ласки, тем более желанной, что он так и не получил полной разрядки. Но еще сильнее ему хотелось попечься на медленном огне, потомиться самому и потомить партнера, испив до самого дна чашу неутоленной жажды. Это была прекрасная игра, она будоражила кровь и поднимала член вернее шампанского.       Мориарти сам не ожидал, что так увлечется, однако отступать было уже поздно. Случайный любовник перестал считаться случайным с того момента, как Джим впервые подумал о возможности доверить ему свою жизнь — а Себастьян бесхитростно и откровенно поведал о себе такое, что не расскажешь даже священнику.       — Ты получишь свой белый соус… много, много белого соуса, я тебя им залью по уши, guapo, и здесь, и здесь, но не стоит начинать ужин с десерта! — промурлыкал Кошачий царь на ухо Тигру, слегка прихватил зубами мочку — с проколом для серьги — и вдруг спросил:       — Ты любишь корейскую кухню?       — Хочешь накормить меня жареной собачатиной? — с подозрением спросил Моран и тут же внес коррективы в предполагаемое меню:       — Я бы предпочел стейк из бычка-трехлетки вестфальской породы, зернового откорма. Сюда их поставляет мой сосед, владелец крупного стада «Оклахома бублз ЛТД».       — Нет… я спросил — любишь ли ты корейскую кухню? — настойчиво повторил Джим. — И кстати, насчет жареной собачатины: а что, если я и в самом деле предложу ее отведать, поскольку это мое любимое блюдо?.. Ну… или кошку, это еще больший деликатес.       Вопрос был далеко не праздным. В ожидании ответа Морана, он снял трубку с внутреннего телефона и начал набирать номер ресторана.       Себастьян замер в раздумье. Джим говорил без капли иронии в голосе, так, словно речь и правда шла о заказе еды из любимого ресторана. После того, как Айсберг скармливал ему сырое мясо и потроха неизвестного происхождения, Морана, конечно, мало что могло смутить в плане пищевых извращений… Но раз Мориарти что-то там пел про свободу выбора, то теперь настал момент ею воспользоваться, хотя бы в качестве пробного камня.       — Нет, знаешь, я не любитель подобной экзотики. До сих пор не выношу запаха крысятины, и не думаю, что мясо кошки или собаки будет вкуснее… Но ты, конечно, можешь заказать что хочешь. Хоть жареного шарпея, хоть собственно корейца на гриле… Я же — за честный жирный стейк!       — Молодец, — тихо сказал Мориарти и поднял на Морана свои магнетические черные глаза. — Молодец, офицер. Ты прошел тест и получил свое «годен». Теперь я закажу тебе стейк, самый большой и жирный… среднепрожаренный, да? — и картофель по-французски… и коул-слоу… и шоколадный пирог с банановым кремом, чтобы гарантировать гастрономический оргазм — и мы обсудим твое задание.       Беседа прервалась на те три минуты, что Джим общался с ресторанной службой доставки, но, положив трубку, он сразу же вернулся к затронутой теме причудливых гастрономических пристрастий.       — Кстати, о шарпее и корейце… кого из них ты предпочел бы съесть в экстремальной ситуации? Собаку или человека?       Моран сел, спустив ноги на пол и потянулся за сигаретной пачкой. Похоже, Джим его снова тестировал, и теперь речь шла явно не о гастрономических вкусах. То был этический выбор, проверяющий внутренние ценности и, пожалуй, степень мизантропии потенциального киллера. И, поскольку вряд ли Мориарти нанимает его для отстрела собак, то…       — Корейца, конечно. Не особенно люблю азиатов, как расу, а вот собак люблю. Потом, если ситуация экстремальная настолько, что приходится делать такой выбор, то человек явно крупнее собаки, его на дольше хватит. Ну и… человечина на вкус определенно лучше собачатины. Мне об этом как раз один китаец рассказывал, клялся, что лично ел суп из младенца. — как можно невозмутимее ответил Моран, и добавил:       — И потом, собаки, в отличие от людей, создания невинные и наделены даром безусловной любви. Определенно, их не стоит пускать на мясо, когда есть более распространенная в смысле вида альтернатива. Так что если ты пошлешь меня добывать собаку тебе на обед, то я лучше добуду ее владельца. И… не пытайся втереть мне, что твоя вера не позволяет есть себе подобных…       Джим внимательно и с самым серьезным видом выслушал рассуждения Себастьяна о сравнительных вкусовых характеристиках мяса высшего примата и представителя семейства волчьих, но стоило тому умолкнуть, как Мориарти перестал сдерживаться и расхохотался.       Вытирая слезы, выступившие от смеха, он пробормотал нечто не слишком вразумительное, насчет своей помощницы Деборы и какого-то своего знакомого из Балтимора:       — Жаль, что они тебя не слышат… — но отказался давать пояснения о причинах такой веселости:       — Да нет, неважно, это все пустое… Важно — твое задание, и его мы сейчас подробно обсудим.

***

      В ту ночь Моран, несмотря на первоначальное намерение, так и не вернулся к жене и детям… После вкусного обильного ужина и долгого делового разговора Джим снял маску босса и снова превратился в нежного и пылкого любовника. Секс тоже был долгим и страстным. В конце концов Себастьян сыто и расслабленно уснул в одной постели с Мориарти…       Однако, ближе к утру сон Морана сделался тревожным; он то и дело беспокойно вздрагивал и постанывал вовсе не от удовольствия. Ему снилось, что он вновь «гостит» у Магнуссена в бункере: сидит, согнувшись в три погибели в железной клетке, в одной лишь кожаной непроницаемой маске на голове с прорезью для рта, а кто-то из его дрессировщиков упорно пихает ему в зубы куски сырого мяса, так что сладковатый железистый запах забивает и без того слабый источник воздуха…       То ли стейк, поданный с кровью, то ли воспоминания о не самых приятных эпизодах прошлого, то ли первое задание Джима навеяли этот кошмар — не суть, вот только дурной сон оказалось не так-то просто прервать. И Тигр стонал и задыхался внутри него, пока гнетущее ощущение замкнутого пространства, невозможность уклониться от настойчивого угощения, скованность рук и всего тела и подступающая к горлу тошнота не вызвали настоящую паническую атаку. Тогда Моран принялся изо всех сил раскачивать клетку, рыча сквозь стиснутые зубы, крутить шеей и отбиваться ногами от невидимого мучителя… и в какой-то момент все-таки прорвался сквозь морок, чтобы очнуться в испарине на белоснежных шелковых простынях номера люкс, рядом с безмятежно спящим итальянцем.       «Уфффф… приснится же такая гадость…» — выдохнул он, с облегчением опознав совершенно иную актуальную реальность, и тут же приглушенно охнул, попытавшись пошевелить левой рукой. Похоже, он ее попросту отлежал, подсунув под Джима, который радостно превратил предплечье любовника в еще одну подушку. Вот и еще одна — вполне прозаическая — причина приснившегося кошмара…       Осторожно, чтобы не потревожить утомленного Кошачьего царя, Себастьян высвободил затекшую конечность и перелег поудобнее, чтобы без помех прислушаться к прочим телесным сигналам. И как-то даже не удивился, обнаружив растущее напряжение там, где по утрам оно было совершенно ожидаемо и законно лет в восемнадцать, но уже несколько непривычно к сорока.       — Ох приятель, да ты словно кадет-первокурсник: чуть побудка, а уже по стойке смирно… — пробормотал он, разглядывая свою почти уже полную эрекцию. — Ну и что же мы с тобой выберем?.. Утреннюю разминку или холодный душ?.. Или третий вариант?..       Моран вновь покосился на Джима, который как раз пошевелился и что-то пробормотал, недовольный тем, что у него отобрали «подушку», и теплый бок Тигра перестал прижиматься к его боку.       В неясном утреннем сумраке лицо любовника, расслабленное глубоким сном, приобрело выражение детской невинности, но и пребывая в царстве Морфея, Джим не переставал за чем-то наблюдать — движение глаз под сомкнутыми веками было довольно заметным. А чуть подрагивающие брови и уголки губ — в точности как у спящего кота — свидетельствовали еще и о том, что он с кем-то оживленно болтает.       Моран бы не удивился, если бы Мориарти сообщил ему, что имеет такой же мозг, как у дельфина — и потому полностью никогда не отключается, заставляя свой гениальный ум ночи напролет генерить идеи даже в спящем режиме. Однако, его тело, теплое, расслабленное, бесстыдно нагое под одной только легкой простыней, было здесь и в полном распоряжении Себастьяна…       Убедившись, что затекшая рука вновь готова служить ему, Моран повернулся на бок и, тесно прижавшись к бедру и крепкой заднице любовника, обхватил его за талию и потянулся губами к шее, где запомнил чувствительное и отзывчивое к поцелуям местечко…       Член плотно вжался в ложбинку между ягодицами, и Себастьян слегка потерся им, в то время как рука скользнула вниз по животу Мориарти, проверить, как дела у «младшего партнера»… Приятная твердость ствола и упругая тяжесть мошонки наглядно подтвердили, что член Джима солидарен с членом Морана в вопросе ранней побудки… и что их влечение друг к другу ненасытно.       — Мммммм… Моран… — невнятно прошептал любовник и прогнулся, кошачьим плавным движением, чтобы прижаться потеснее, и заодно усилить стимуляцию твердого стержня, столь нахально стремящегося туда, куда его пока что не приглашали. Впрочем, Себастьян очевидно не нуждался ни в приглашениях, ни в дозволениях, когда член у него вставал так крепко, как сейчас, и он действительно хотел секса, причем на своих условиях.       Неожиданно это польстило Джиму, и вызвало в его теле жаркую волну ответного желания. Любого другого невежу, ни весть что о себе возомнившего, посмевшего вторгнуться в святая святых — сладчайший предутренний сон, Мориарти запросто выкинул бы из постели, да еще жестко высмеял за корявую попытку изображать султана в гареме. Морана высмеивать не хотелось… и босс охотно вовлекся в предложенную игру и без сопротивления принял ту роль, в какой его хотел созерцать — или от души попользовать — Тигр.       — Хочешь выебать меня? — спросил он без обиняков, и слегка приподнял голову, показывая, что полностью проснулся и не настроен притворяться Белоснежкой в гробу.       — Хочу… — прервав изучение чувствительности перехода от шеи к плечу, коротко рыкнул Моран. — Поучаствуешь?       — Давай… — горячо подбодрил Джим, перевернулся на живот, поудобнее пристроив член, уже полностью твердый, и буквально растекся на простыне, приглашающе раздвинул ноги, с неожиданной для мужчины грацией. — Трахни меня, Тигр.       Он повернул голову, прижался щекой к подушке и кротко промурлыкал:       — Как мне поучаствовать?.. Быть покорным, как наложник… текучим, как мед… или сопротивляться? О, ковбой, я могу так побрыкаться под тобой, что ты почувствуешь себя на родео! — в подтверждение своих слов он довольно резко двинул тазом, как будто желал сбросить излишне ретивого наездника. Это было не очень-то разумно, поскольку от попытки «бунта» у Морана встало еще сильнее, и член ощутимо потек теплой смазкой.       — Эй-эй, жеребчик, ты, кажется, еще не понял, что и правда имеешь дело с ковбоем… Натуральным ковбоем, а не теми глянцевыми мальчиками с рекламы сигарет… — Моран ловко обездвижил бедра Джима, оседлав их приемом «лягушка», и надавил ладонью на поясницу, блокируя повторную попытку «норовистого мустанга» кинуть задом. Его член пару раз чувствительно шлепнул любовника между ягодиц, пока он нащупывал флакон со смазкой, предусмотрительно оставленный на прикроватном столике. Мог бы и не беспокоиться — после ночных безумств, анус Мориарти все еще оставался приятно мягким и растянутым, но свежая порция лубриканта все-таки никогда не бывает лишней… Согрев прозрачный гель теплом своих пальцев, Себастьян плавно ввел сразу два и немного подготовил задницу Джима к «заезду». И только убедившись, что тело любовника жадно раскрылось навстречу, не стал больше медлить и вошел в него сразу, почти на всю длину ствола.       Ощущения были непередаваемые. В голове даже всплыли сентиментальные фразочки, почерпнутые из любовных романов, которые обожала читать Мэгги (и куда Моран порою тоже совал нос, потому что жена вечно раскидывала свои книжонки в спальне, и забывала то в бардачке машины, то в ванной), что-то насчет «тесного сада удовольствий», «лотосных врат» и «шелковых ножен»…       Ножны… теплые, тесные и гладкие… Да, пожалуй, это слово больше всего подходило к тому, что он чувствовал членом, но с губ сорвалось словечко погрубее:       — Блядь… какой ты там шелковый… не то что снаружи… Ну как, пощекотать тебя изнутри или… вот так? — спросил Моран, припав к спине Джима, словно к шее дикого скакуна, и подразнив подушечками пальцев бок — его забавляло, как от этой ласки Мориарти начинал бурно протестовать и выкручиваться, давясь смехом.       — Нееет не надо! Я боюсь щекотки!.. — Джим с преувеличенным темпераментом забился под ним, сжимая бедра и ягодицы, что в свою очередь усиливало ощущения Себастьяна.       — Шшшш… тише… тише… расслабься, партнер… — оставив китайскую пытку, Моран обнял Мориарти поверх его рук, прижимая своим весом к кровати, замер на несколько мгновений, чтобы немного погасить возбуждение и привыкнуть чувствовать себя в теле любовника, и неспешно качнул бедрами:       — Мммм… Джимми… у меня такое чувство, что нас с тобой словно из одной глины слепили… да так, что мы друг другу в точности подошли… как замок и ключ… У тебя такое бывало с кем-то еще?       Вопрос был дурацкий — хуже не придумаешь… Грубая ревнивая попытка выяснить, много ли умелых ключей перебывало в столь хитром замке до Морана. Еще интересней было узнать, попадались ли среди них счастливцы, кому Джим не указывал на дверь после пары свиданий и оставлял при себе на какое-то время… Кому доставался не просто ключ от номера в мотеле, но ключик от той самой тайной комнаты, где хранилось сердце Мориарти…       Моран льстил себя мыслью, что окажется в числе последних. Хотя пока ни в чем не был уверен, кроме одного — своей готовности отдать все, что имел сейчас за душой, включая щедрый гонорар за еще не выполненный заказ, лишь бы засыпать и просыпаться каждое утро рядом с этим удивительным существом, слишком умным и проницательным для простого смертного. А уж очарование, которым природа сполна наделила Джима Мориарти, иначе как дьявольским — было и не назвать. Вот такие черноглазые и белокожие жители холмов, наверное и распевают на болотах, на изумрудном острове его предков****, распевают, танцуют и заманивают доверчивых дураков в гибельную трясину.       Морану было все равно, куда следовать за танцующим ганконером*****: теперь, когда произнесенные им вслух слова омерты перечеркнули все прежние клятвы и отменили обязательства, данные другим, его жизнь принадлежала Джеймсу Мориарти. Только вот омерта эта была односторонней… по крайней мере, пока. И это неравенство чертовски хотелось исправить.       — Себастьян… мы… будем трахаться или изливать друг другу душу?.. — невнятно простонал Джим и подался поближе к Морану, насаживаясь на член с жадностью язычника, исповедующего фаллический культ. — Тебе недостаточно знать, что прямо сейчас я хочу тебя до полного охуения?.. Ааааа, блядь…       — Я это знаю… но хочу узнать, будешь ли ты все так же хотеть меня завтра или через неделю… месяц… год? — шептал Моран на ухо любовнику, и резко толкался в него при каждом слове. — И что мне сделать, чтобы ты больше никого не пускал к себе в постель?..       — Женись на мне. — по тону Джима снова нельзя было понять, издевается он или говорит серьезно.       Себастьян притормозил себя, немного оторопев от условия, которое еще лет десять назад было невозможно выполнить по вполне прозаической причине отсутствия законных оснований для брака двоих мужчин на территории США… Но в нынешнем безумном мире это уже не было препятствием в нескольких демократических штатах, а через пару лет геям наверняка разрешат жениться друг на друге по всей стране, ну разве кроме самых консервативных Юты и Техаса…       Однако, главным препятствием для выполнения условия было то, что Моран уже был женат. Точнее, женат был Том Стайлз, но сути это не меняло…       Джим хрипло засмеялся, как будто в самом деле задницей почувствовал замешательство или даже испуг партнера, и сильнее потерся о него спиной:       — Что, ковбой, очко сжалось?.. Не дрейфь. Но если ты пока не готов надеть мне на палец перстень Арагорна — просто выеби меня как следует!.. Заставь орать и обливаться потом, как сучку… блядь, меня никто еще не мог довести до такого количества охуенных оргазмов за одну ночь… каких еще ёбаных клятв ты от меня хочешь?!       Сарказм — теперь уже явный — в голосе Мориарти, дрожь, сотрясавшая тело любовника, и его нетерпеливое признание заставили Морана замолчать и полностью отдаться собственным ощущениям и настоящему моменту. Руки Себастьяна с настойчивой силой приподняли Джима над простыней и захватили контроль над перенапряженным влажным членом, пока он размашисто трахал задницу итальянца. Рваный ритм стал гармоничным и плавным, они оба вновь сделались на несколько долгих минут единым целым, и различались лишь голосами — низкие хрипловатые стоны Тигра перемежались бессвязными и отрывистыми возгласами Кошачьего царя, бравшего октавой выше…       И, едва сладострастная волна захлестнула с головой, и острая судорога яркого оргазма отпустила обоих мужчин, оставив их мокрыми, опустошёнными, обессиленными и счастливыми, Моран прижал Джима к себе так крепко, как смог, и выдохнул:       — Чёёёёёрт… женюсь… ты не оставил мне выбора…