Люблю вас, мистер Старк

— Пока мы летели в Корею, я все пытался понять, кто из нас сошел с ума. Я? Пеппер, которая промолчала почти всю дорогу? Хэппи, который все время почему-то пытался нас с Пеппер накормить засохшими бутербродами? Хелен, которая вдруг согласилась нас принять? Кто? Мне все время словно в кошмаре каком-то, казалось, что сейчас кто-то из нас окончательно перестанет прикидываться нормальным и начнет метаться по салону и выть по-волчьи. Потому что… Ты же понимаешь, каким бредом было то, что мы, сами не веря в успех, собирались сотворить? — Тогда почему ты полетел с ними? Пепс же не хотела тебя c собой брать? Питер негромко хмыкает, и Тони на миг кажется, что он безнадежно отстал от бурлящего ритма жизни: — А у нее был выбор? Да, она считала, что это будет слишком сильным потрясением для моей типа нежной психики, — он так выразительно это произносит, что даже толстокожий носорог додумался бы, как Питер относится к мнению о своей нежности, — и что лучше избавить меня от лишних потрясений. На самом деле позже я понял, что не особо-то она упиралась. Видимо, была готова сдаться под самым легким нажимом с моей стороны. Но я тогда… не совсем адекватно оценивал ситуацию, скажем так. И молча ушел. А потом за десять минут перепрограммировал протоколы допуска и управления квинджетом и криокамерой, благо никому и в голову не пришло закрыть мне доступ в мастерскую. Тони невольно распахивает глаза: а вот про это ему никто не рассказал, ограничившись кратким и суховатым: «Питер умеет уговаривать». Он-то наивно полагал, что настырный пацан взял Пеппер измором, и та решила, что проще согласиться, чем объяснять, почему нет. Но кажется, он действительно многого не знает о своем мальчике. Повзрослевшем на полтора года и одну компактную вечность. — А потом, — с негромким смешком продолжает предмет его мыслей, — я спокойно всем заявил, что, во-первых, без меня квинджет никуда не полетит, но Пеппер и Хэппи, конечно, вольны отправиться обычным рейсом, как рядовые пассажиры. Вот только, и это во-вторых, никакого доступа в криокамеру у них больше нет. — Черт! — не выдерживает Тони и сам при этом чувствует, каким неприкрытым восхищением пронизан его голос. — Хотел бы я видеть их глаза при этом! Питер копошится на месте, кажется, пытаясь усесться поудобнее на твердой поверхности, и Тони не выдерживает: оборачивается, резко тянет его к себе и усаживает на колени. Самая приятная в мире тяжесть мягко давит на ноги Тони, и тот чувствует, как неумолимо губы расплываются в улыбке, невзирая на то, что момент не самый подходящий. Просто… Просто вот сейчас все потерявшиеся детали головоломки туго, со скрипом и нежеланием, но встают на свои места. Он медленно, словно боясь разбить драгоценную ношу, тянет не такое уж легкое тело к себе поближе, кутает его в одеяло своих объятий и, подталкивая носом в щеку, молчаливо просит продолжать рассказ. — А что глаза… — смешливо фыркает не сопротивляющийся смене своего положения в пространстве Питер. — Глаза как глаза. Я бы не сказал, что сильно удивленные даже. Думал, мисс Поттс ругаться будет, а она только хмыкнула и ответила: «Что ж… Пожалуй, стоит поблагодарить тебя, что сберег наше время и не стал заниматься уговорами». — Я однозначно потерял самую прекрасную женщину в мире! Тони совершенно точно знает, насколько сильно он рискует, выдавая это крайне неоднозначное замечание, но идет на это абсолютно сознательно. Отвлечь, заставить злиться, ревновать, что угодно! Лишь бы не дать снова погрузиться в черную и вязкую пучину. И у него это отлично выходит. Как и всегда, впрочем. — Лучше бы порадовались за друга, мистер Старк, — язвительность в словах так умело скрыта, что лишь Тони, с чувствительностью музыканта распознающий каждый оттенок питерова голоса, может ее уловить, — вот он точно заслужил эту женщину! И пока некоторые валялись, типа мертвые, Хэппи горы свернул, чтобы вас в целости — относительной конечно — и сохранности к доктору Чо доставить… А вот там-то, пока она у себя в медблоке проводила обследования и расчеты, стало пипец как жутко. Потому что до этого пока не верилось, что что-то может выгореть. Все напоминало какую-то страшную игру кучки чокнутых. А тут вдруг все стало настолько реально, что под дверями, где мы сидели, я тупо шлепнулся на пол, руками себя обхватил и завыл. Тихонько так. Чувствую, всё, сорвался, истерика, пора в дурдом, а остановиться не могу. Он замолкает, и Тони в очередной раз с бессильной тоской думает, как же так вышло, что, пообещав защищать этого мальчика от всего мира, он сам стал самой большой его бедой. — И тогда Пеппер с кресла своего слезла ко мне на пол, рядом села, обняла и начала песенку напевать тихонько. Что-то вроде колыбельной. И знаешь… я понял, за что ты ее любил, — тихо шепчет Питер, словно делясь главной тайной. Любил. Да. Именно так, в прошедшем времени. Любил так, что сейчас сходил бы с ума от воспоминаний и от мерзкой самому себе зависти к чужому счастью, если бы в его жизни вдруг не появилось это приставучее недоразумение. И какого бога благодарить, что оно все-таки появилось, что елозит сейчас у него на коленях, то тараторит, то замолкает, вздыхая невпопад. И рассказывает то, от чего волосы дыбом. — А потом нас позвали в кабинет к Хелен, и она долго-долго нам объясняла, как сложна задача, что мы перед ней поставили. И что будь это кто-то другой, она бы отказалась, не считая себя вправе вмешиваться в ход событий. Но что ради тебя она, наверно, все же хотя бы попробует. Она сразу сказала, что времени это займет намного больше, чем, к примеру, ушло на Вижена. Ну, в общем, она сыпала медицинскими терминами, в которых я, если честно, немного что понял. Что-то типа того, что создавать ткани с нуля — как она выразилась, давать простор фантазии — намного проще, чем воссоздавать поврежденное. Ведь придется воспроизводить полностью идентичные испорченным цепочки ДНК, не ошибаясь ни в одном гене. А когда повреждения настолько обширны, она даже не может предположить, сколько времени ей понадобится. Как она сказала, малейшая ошибка в одном-единственном фрагменте приведет к таким последствиям, что мы сами ее проклянем за это, и поэтому параметры каждой клетки придется проверять, перепроверять и задавать в отдельности. И вот она говорит все это, глаза серьезные, губы поджимает, всем видом дает понять, насколько все непросто. А я вроде как слушал с умным видом… Ну надеюсь, что умным… Кивал значительно, поддакивал. А у самого в голове словно Мьельнир бухает: «Согласилась. Согласилась. Согласилась, боже!!!» Питер замолкает и тихо вздыхает, опустив голову и словно пытаясь что-то разглядеть на своих коленях. Тони не видит его лица, да ему и не нужно. Он медленно утыкается лбом в худое плечо, обтянутое прохладным полуметаллическим материалом, и, кажется, всем телом чувствует, как тонкие губы тихо, неуверенно, но растягиваются в улыбке. — И как ни странно, вот тут и началось самое тяжелое. Глупо, да? Знаешь, я впервые понял, что надежда — это самое классное и одновременно самое страшное, что есть в этом мире. Пока вы… вас... Ну вы поняли, — нервно обрывает он сам себя, — это было просто не представляете как фигово… Тони и хотел бы промолчать, не сбивать его. Не сейчас, когда Питер явно раскрылся наконец-то, отпустил себя, позволил угнездившейся черноте хлынуть шумным потоком наружу. Да вот только непослушные губы предательски сами изгибаются и глухо роняют: — Почему? Представляю. Я пять лет так жил, если ты забыл. — Ох!.. Питер не просто замолкает — он обеими руками зажимает себе рот, порывисто оборачивается и обхватывает его за шею. Утыкаясь носом куда-то в ухо, заполошно шепчет что-то наподобие «прости-прости-извини-как-я-мог-ведь-ты-же-прости-пожалуйста-прости-я-дурак». Тони стоит немалого труда оторвать его от себя и заткнуть этот водопад самым простым и действенным способом — бережно прижавшись к соленым губам. Так проходит еще некоторое время, прежде чем затихший, хотя все еще недовольный собой Паучок снова устраивается поудобнее в его руках, почему-то стремясь куда-то в район подмышки, и мрачно продолжает: — Так вот… пока надежды не было, было просто дерьмово. А когда она появилась, стало так же дерьмово, но теперь еще к тому же просто охренеть как страшно. Что ничего не выйдет, что нельзя ничего ждать, что доктор Чо дала не больше шестидесяти пяти процентов, что нельзя-нельзя-нельзя мечтать! А как? Если каждую секунду только об этом и думалось. Как она там сейчас? Над чем работает? Какую клеточку восстанавливает? А вдруг лицо уже есть? А бородка будет такая же? Глупо, да? Смешно слушать? Бред, знаю. А я вот только об этом и думал. Как помешанный. Мы же с ней тогда условились, что она нас будет держать в курсе дела регулярно, но ничего показывать не станет, во-первых, из соображений полной стерильности, а во-вторых, как она сказала, лучше нам не видеть того, что будет в процессе. Так что мы сами вообще не могли представить, как это все протекает.  — Не верю, что у нее не сохранилось никаких записей, — скептично роняет Тони, снова старательно и безжалостно выволакивая Питера из той плоскости, куда его неумолимо тащит. — Ни один ученый не упустит возможности запечатлеть такой небывалый эксперимент. Надо просто попросить ее очень хорошо. Прости, Паучок, но я не могу упустить такой шанс и не увидеть свой макет. «Тони Старк 2.0» — набросок кисти Хелен Чо, выполнен в стиле раннего авангардизма. Присоединишься к созерцанию? — В стиле сюрреализма, скорее. Ну уж нет, это без меня, — Питер даже плечами передергивает, — с меня того зрелища хватило, после битвы. И того, как Мэй ко мне почти каждую ночь прибегала, разбуженная моими криками. — Не надо, не вспоминай, хватит, малыш! — не выдерживает Тони и только спустя мгновение замечает, как от впившихся ногтей засаднило ладони. Все, даже его чаша переполнилась, но Питер его, похоже, уже не слышит. Не этого ли Тони добивался? Не этот ли ящик Пандоры так рвался вскрыть? Так чего возмущаться теперь? Сиди. Слушай. Терпи. Живи. Мальчик же с этим жил, а значит, и он покорно впряжется сейчас в эту упряжь и потащит ее куда угодно, словно благословение. Хоть на Голгофу, хоть на Титан, хоть в лабораторию Хелен Чо. — Знаешь, Мэй, видимо, до того отчаялась, не зная, что со мной делать, что однажды сама вытащила из самой дальней полки в шкафу костюм и протянула мне. — Да ладно? — не удерживается от пораженного вздоха Тони и даже отстраняется насколько это возможно, чтобы заглянуть Питеру в лицо. Нет, он знал, что Мэй ради Питера голыми руками Железного человека прямо в броне пополам разорвет, а мелочь типа Стервятника раздавит одним пальцем, но чтобы самой отдать костюм, который раньше для нее был средоточием всех напастей и невзгод?! Это что же должно было отражаться в глазах Питера, чтобы она пошла на это? — Я к нему несколько дней не мог прикоснуться, ходил кругами, протягивал руку и вновь отдергивал. Я его ненавидел и любил одновременно, представляете? А потом, как-то раз проснулся, сердце колотится, во рту пустыня, руки трясутся, перед глазами лицо твое, такое, что… — он резко обрывает сам себя и нервно машет рукой, и Тони не нужно больше ничего говорить. — И уже ничего не думая, схватил костюм, натянул и сиганул в окно. По пути думаю: я ведь даже шутеры не проверил, а вдруг пустые? А сам тут же себе отвечаю: ну и хрен с ним, значит, так надо. Не пустые оказались… Так и начал потихоньку выходить. И тут новое… Я же до этого, пока был как в тумане, по сторонам не смотрел особо, а тут знаешь, глаза открылись. А вокруг ты… Везде куда бы ни пошел, я видел твое лицо. На стенах, на граффити, на щитах, на плакатах, на масках, на витринах. Сколько же раз мне хотелось зажать глаза, заткнуть уши, лишь бы не видеть, не слышать вот этого: «Тони Старк… Герой… Спас… Ценой своей жизни…». Своей жизни, мать его! И свечи эти, с цветами, много-много, люди все несли и несли, ну правда, все всё понимали же и благодарны были до жути… А над ними, знаешь, шлем Марка. Словно улыбается… Кажется, этот день в его личном рейтинге Самых Хреновых Дней займет почетное место рядом с Титаном. День битвы с Таносом на Земле и в подметки им не годится. Что такое всего лишь собственная смерть по сравнению с выжженной дочерна душой мальчишки, каждый день вновь и вновь вынужденного переживать смерть любимого (это Тони знает точно!) человека?!. И теперь уже Тони судорожно гладит его по вздрагивающей спине, плечам, затылку, невольно укачивает и шепчет пересохшими губами бесконечное, смятое на выдохе: «прости-прости-прости-прости». — Ты отвлекся от рассказа, что дальше? Попытка неловкая и неуместная, но ничего лучше Тони в голову не идет. Ему ни капли не стыдно признать, что даже его набившая оскомину гениальность иногда дает сбои. Питер, которому все же удается сдержать слезы, молчит, хмурясь, и довольно долго. И Тони готов поставить контрольный пакет акций «Старк Индастриз», что причина не в том, что он не помнит. — Дальше-то? А дальше, хочешь — не хочешь, но на нас неумолимо надвигалось самое сложное и, что уж там, совершенно нереальное. Мы, конечно, сразу же, еще тогда, при первой общей встрече задумались, как будем тело оживлять, потому что какой был смысл иначе все это затевать? Господи, даже сейчас произношу и истерично ржать хочется. Ну что за дурдом, правда? Что за ересь вообще?! Какое нахер оживлять?! Мы же не в сказке, и Гарри Поттеры среди нас замечены не были. Но видимо, настолько мы все были не в себе, что нам тогда было на все наплевать. Дурдом так дурдом, ересь так ересь. Главное, чтобы сработало, а там разберемся, кому на костер, а кому в палату с мягкими стенами. Вариантов, что делать, опять же было несколько. И ни одного мало-мальски научно обоснованного и логичного. Проще всего было, конечно, опять собрать эти гребаные камни и попробовать еще раз щелкнуть, но во-первых, никто не мог ответить точно, какой еще эффект это произведет, а во-вторых… Сам понимаешь, Камень Души… Тони молча кивает. Словно наяву слышит звонкий смех Наташи, видит ее вроде бы ироничный, но на самом деле такой сочувствующий взгляд, чувствует чуть позади себя ее худенькое плечо, на которое всегда можно было опереться… Наташа все равно рядом. Всегда рядом. Но про Камень души он никогда в жизни больше не хочет ничего слышать. — А я слушал, как они говорили про него и думал, что бросился бы в ту пропасть, ни долечки секунды не раздумывая, если бы ты был рядом и мог его взять. Вот только тебя не было, а звать для этого Мэй… Ну черт… Прости, Тони, но даже ради тебя… — Умный ты парень, Пит, — не выдерживает Тони и со всей дури щипает его за бок, — но иногда такой придурок! Тот и сам с ним согласен настолько, что даже не обижается. — И поэтому эту идею с Камнями мы сразу отвергли. Вот тогда доктор Беннер и выдвинул мысль, что поскольку ты... ну это самое… от контакта с Камнями, то в них может остаться отпечаток твоей души. То есть опять все сводилось к Камням, которые, как мы знаем, Кэп благополучно растащил по их собственным временам. А машины времени у нас больше не было, и как ее восстановить, мы понятия не имели, спасибо вам, мистер Старк! Питер старается вложить в эти слова столько недовольства, сарказма и упрека, что Тони бы почувствовал себя последней сволочью, если бы от одного вида раздосадованного Паучка у него внутри не звенели все струны и не размахивали крыльями не иначе как те самые пресловутые бабочки. Хотя скорее это задорно бегали по его внутренностям маленькие пушистоногие родственники альтер-эго Питера Паркера. Тони же не виноват, что в числе его фетишей недовольно бухтящий Паучок лидирует с огромным отрывом. — Мы с Брюсом больше недели бились над воссозданием хотя бы примерного образца хрононавигатора, но так ни на шаг и не продвинулись. И стало понятно, что последний шанс — это доктор Стрэндж. Либо он сам может тебя вернуть, либо пусть поможет до Камней дотянуться. — Так его Камень времени же Танос разрушил? — вспоминает Тони удивленно. — И что? Только не говори, что думаешь, что это для него реально стало бы проблемой. Мы все почему-то были уверены, что он что-то да придумает. Вот только найти его стало проблемой уже для нас. Понятия не имею, почувствовал он что-то, что ли, или опять варианты будущего посмотрел, но когда мы начали его искать, поняли, что он как сквозь землю провалился. — Почему «как»? — ухмыляется Тони. — Ты, что, его порталы не видел? Очень вероятно, что именно как раз и провалился. С него, гада, станется. — Никто его не видел, никто ничего не знал, и никто понятия не имел, где его искать. Ладно бы это был обычный человек, оставляющий кучу следов, а как прикажете искать чувака, который перемещается по свету через гребаные искрящиеся штуковины?! Там, блин, паспортный контроль не проходят, регистрацию не делают в аэропорту и на ресепшенах в отеле тоже не отмечаются. В общем, обычные методы поиска мы мучали несколько дней, Пятница, по-моему, чуть сама себя не отформатировала от перегрузки. Хотя никто особо и не надеялся ни на что. Вот только как раз тогда мисс Чо нам сказала, что, кажется, шестьдесят пять процентов медленно, но верно стремятся к восьмидесяти, а может и девяноста. И что, как только тело будет готово — а она теперь может почти пообещать, что будет — она рекомендует как можно быстрее провести все манипуляции. Иначе она не гарантирует его сохранность. И вот тут-то не осталось никакого выхода, кроме как… — Кроме как? Сам Тони к этому моменту держит в уме уже три алгоритма поиска человека, не оставляющего следов и твердо не желающего быть найденным, и ему очень интересно, что же ответит Питер. Брюс, когда он его расспрашивал, уклончиво посоветовал спросить Питера, дескать, идея была его, ему и все лавры победителя причитаются. Все прочие и вовсе пожимали плечами и отвечали, что Питер чего-то там сидел в мастерской, сидел, ну и высидел. — Стало понятно, что нам нужна система, способная отследить местоположение каждого — вообще каждого человека — на этой планете. — Ход рассуждений, в целом, правильный, — довольно кивает Тони. — Но создать макет собственной такой системы, а главное, получить относительно стабильно функционирующий экземпляр у нас не было времени. Ресурсы-то были: мисс Поттс, кажется, нам даже Луну бы с неба принесла на тарелочке при необходимости, но, увы, от Луны толку было мало. А вот с временем были проблемы, большие. Мисс Чо каждый раз на связь выходила все более радостная и можно было даже не слушать, что она говорит, достаточно было в ее глаза глянуть. А я даже порадоваться как следует не мог. Все думал: «Как?! Как? Да как же, мать его?!». — И?! — И пришлось взломать систему управления спутниками Пентагона. — Боже, Питер! — пораженно выдыхает Тони. — Я знал, что ты идешь по моим стопам, но чтобы так… Ты где этому научился?! Ты, конечно, парнишка близкий к гениальности, но чтобы настолько… Он опять отстраняется от мальчишки, выцарапывая его из своей подмышки и пытаясь в отсветах ночных огней рассмотреть его глаза. Найти в них что-то доселе ему неизвестное, будоражащее и бесконечно восхищающее. Он всегда знал, что к своей цели Питер — иногда неловкий, вечно извиняющийся, всегда ставящий других на первое место Питер — прет с неотвратимостью, которая Таносу и не снилась. Но чтобы он пошел на такое… Да знал ли Тони вообще своего мальчика?! И за что ему, старому грешнику, алкоголику, цинику и эгоисту, — вот это?!  — Сам не понимаю, — беспечно пожимает тот плечами и снова приваливается ближе, — я тебе больше скажу. Заставь меня сейчас это повторить — в жизнь не смогу. Но тогда… — А с чего ты вообще решил, что аппараты с подобным набором функций существуют в природе? Чтобы ты знал, это тайна высшего уровня секретности, и обсуждая сейчас ее с тобой, я нарушаю все мыслимые и немыслимые правила. — Тооони… — недовольно тянет Питер, — ты не поверишь, но я — давно большой мальчик, и понимаю, насколько непроста жизнь в нашем мире. Да, я никогда не одобрю возможность тотальной слежки, но это не значит, что я отрицаю, что она наверняка существует. Если мне это пришло в голову, значит, совершенно точно пришло еще кому-то. А если кому-то пришло, то по-любому должен был найтись кто-то, кто эту идею смог бы реализовать. А мне оставалось совсем немногое: найти эти механизмы и получить доступ к их возможностям. — Долго мучался с взломом? — слегка ошарашенно спрашивает Тони, машинально гладя расслабленно лежащие на острых коленях ладошки Питера. — Да как сказать, — пожимает тот плечами. — Больше времени ушло на необходимость скрываться от охранных программ, сами коды на удивление вскрыть оказалось довольно просто. Хотя, конечно, без Пятницы пришлось бы туго. Это счастье, что после разгрома Базы уцелел сервер с Пятницей в здании «Старк Индастриз», и когда мы с грехом пополам соорудили новую Базу, у нас уже был ИскИн для ее оснащения. А то хрен бы нам, а не спутники Пентагона. — Ребенок, ты меня пугаешь, — негромко признается Тони и совсем не лукавит при этом, — да, я тоже взломал сайт Пентагона еще в школе, но ты сейчас на верном пути, чтобы в скором времени превзойти мои достижения. — Никаких шансов, — отрезает Питер, ерзая и прижимаясь плотнее. — Я же говорю, сейчас я не смогу повторить этот фокус, даже если вы попросите. А тогда словно прозрение какое-то снизошло, словно не я все это делал. — Я очень надеюсь, что в следующий раз для проявления твоей гениальности мне не придется прибегать к столь мощной мотивации, — усмехается Тони. — Только попробуйте еще раз вот так меня бросить, мистер Старк! Питер разворачивается к нему всем телом, и даже в бархатном сумраке ночи Тони отлично видит, каким злым блеском заполыхали глаза. — Я же вас быстро снова верну, а потом самолично прибью, чтобы в следующий раз хорошенько думали, как меня одного оставлять! — Боже, с кем я связался?! — излюбленным движением Тони закатывает глаза. — Может, пора звонить Пеппер или Брюсу, чтобы неслись меня выручать из лап малолетнего маньяка?.. Кстати, о Брюсе. А как ты смог его уломать на свои преступления, давай называть вещи своими именами? Как он вообще согласился поставить под угрозу национальную безопасность? Питер шумно вздыхает и старательно принимается объяснять. Настолько старательно, что Тони не может не чувствовать себя учеником начальной школы, которому объясняют, что буква А — это буква А, а не Б, и ни в коем случае не В. — Вы, кажется, так и не поняли. Все, что мы — мы все! — творили, было изначально одним большим бредом, ошибкой, преступлением, кощунством, называйте, как хотите. Вот только впервые все мы в полной мере поняли, какой может быть та Цель, что оправдывает любые средства. Так что, мистер Старк, рвите свои шаблоны до конца и идите расспросите Брюса, как он мне помогал ловушки обходить. А если вас так заботит безопасность, то ничего с ней не случилось. Мы за собой все аккуратненько закрыли и почистили. Я все проходы залатал так, что никто и не заметит. И вообще, национальная безопасность мне должна спасибо сказать. Ваше существование в этом мире в качестве защитника Земли гораздо больший плюс для безопасности, нежели ее хваленая неприступность. — Ладно, — сдается Тони, — лекции о том, что есть правила, которые все же не должны быть нарушены никогда, оставим на потом. Продолжай дальше свой триллер. Вот взял ты под контроль один из их спутников. И? — А что «и»? Дальше сугубо дело техники: незаметно создал для себя канал связи, скрытый от посторонних глаз, совсем слабенький, работающий на минимуме энергии. Это было рискованно, конечно: слишком много времени уходило на обработку полученных данных, но замахнуться на большее я не рискнул. Утечку энергии и оперативки в никуда быстро бы вычислили. Приходилось довольствоваться крохами. — Разумно, мелкий, — не может не похвалить Тони. — В кои-то веки умудрился не бросаться очертя голову в пекло, а просчитать последствия своих действий. — Так у меня же не было второго шанса, понимаете? Я не мог ошибиться, вот просто не мог! — глухо отвечает Питер и неуклюже шмыгает носом. Тони тут же заливает теплой, струящейся нежностью. Господи, так важно вещает о национальной безопасности, рассказывает про канал связи со спутником, само существование которого является государственной тайной, глубокомысленно рассуждает о целях и средствах, а сам все тот же Питер Паркер. Мальчишка из Квинса, который смотрел на напыщенного гения, миллиардера и так далее широко распахнутыми глазами и ловил каждое слово. Самый преданный. Самый восторженный. Самый верный. Самый умный. Самый лучший. — Ну и вот… Загрузили всю инфу по Стрэнджу, благо у Пятницы ее было завались, все фото, все видео, все файлы, и запустили поиск. Только блин… Людей на Земле семь миллиардов. А нам нужен один. А ресурсы, которые мы потихоньку тягали у Пентагона, совсем мизерные. Вот и затянулось почти на полмесяца. И, знаешь, было страшно до чертиков так-то. Каждую секунду думалось: вот-вот заметят, что неладное что-то со спутником, найдут, схватят, швырнут в камеру. Я каждый раз как полицейскую машину видел, дергался просто, все думал, а вдруг вот эта — точно за мной? Да еще и результата долго не было. Я все время на связи с Пятницей был, наверно, каждый час ее спрашивал: «Ну как там?». Будь она человеком, прибила бы меня через неделю наверно. Или раньше. Скорее всего. — Скажу по секрету, — доверительно наклоняется Тони к его уху, — Пятница была на грани чего-то подобного. По крайней мере, в ее тоне явственно сквозило, что ты ее задрал по самое не могу. Только ей меня не выдавай.  — Не выдам, — кивает Питер, — а то кто знает, на что способна обманутая женщина, пусть и электронная. Ну так вот, спутник рыскал, рыскал, я истерил и на всех срывался. Пока однажды ночью Карен не сообщила мне, что есть совпадение на девяносто девять процентов. Как я спросонья все же сообразил костюм надеть, а не рвануть в окно нагишом, до сих пор не понимаю. Наверно, все свои рекорды побил. До Базы домчался за такое время, что Брюс решил: я его обманываю, и на самом деле просто на Базе и ночевал. А когда мы в хрен-знает-скольки-кратном приближении увидели лицо самого настоящего Стрэнджа, я думал, помру прямо там. Ну потому что не верилось же ни черта на самом деле. А оно вот, перед глазами, во всей красе… И не поверишь, пока мы с Роуди готовились вылететь в этот гребаный Тибет, где доктор окопался, позвонила мисс Чо, попросила Пятницу нас всех незаметно собрать в одной комнате и, ничего не говоря, просто навела камеру на твое лицо… Знаешь, мир словно раздвоился. Я вроде как слышу, как Пеппер охнула и зарыдала. Хэппи выругался во весь голос, а я и не знал, что он так может. Брюс что-то забормотал, очки снял, протирает-протирает-протирает, вот-вот дыру сделает. Роуди морщится странно, губы кривит, некрасиво так… И я все это вижу, слышу, воспринимаю, а с другой стороны — это все будто в параллельном мире. А здесь только я один, торчу как столб, онемел, завис, и лицо твое — совсем… совсем как раньше… Морщинки те же… Складочки возле губ… Кажется, даже улыбка на губах точно такая же, легкая, надменная, скептичная. И ты, словно спишь, просто спишь… И это было так… Черт… Он замолкает, с силой трет лицо руками и резко поднимается. Тони безмолвно смотрит, как тоненькая фигурка подходит к самом краю крыши и замирает там, судорожно вцепившись руками в растрепанные волосы. — Думал, сдохну прямо там, — это звучит так доверчиво, так по-детски жалобно, что Тони очень хочется снова схватить мальчишку и укрыть от всего мира, но не может даже шелохнуться. — Просто от переизбытка эмоций. Не рассчитан, наверно, человеческий мозг на такое, и даже мой, с моими особенностями, все равно не рассчитан. В этих гребаных снах я так привык видеть тебя наполовину… ну… в общем, ты понял… Я и забыл, какой же ты красивый, какой… — он судорожно вздыхает, — и вот теперь не во сне, наяву — хотя я себя ущипнул, да, ну чтобы убедиться, а вдруг все же сон! — вижу такого, каким ты был, и это… Это... Короче, я в тот момент окончательно понял, что если мне предложат душу свою взамен отдать, я заору по-дикому: «Давайте быстрее, быстрее же, ну!!!» Тони, не в силах шевельнуться, сидит на давно нагревшемся от тела камне и отчаянно пытается не думать, чем же, мать твою, чем в своей грешной, беспутной, неприкаянной жизни он заслужил этого мальчика?! Пытается не думать и не может. Но одно он знает точно. Кажется, в тот, затерявшийся в беззаботной прошлой жизни, день, когда он, ослепительно улыбаясь, вошел в небольшую квартирку в Квинсе, он сорвал главный джек-пот в своей жизни.