Пустое купе

Тем временем стоянка заканчивается, и проводник начинает загонять людей обратно в вагон, перед лесенкой к двери (платформа здесь низкая) образуется небольшая толпа. Хорошо, что Он не спешит вернуться в купе и мы стоим поодаль — было бы очень неловко подниматься в вагон перед всеми этими людьми, смотрящими наверх в тамбур в ожидании своей очереди. Наконец, Он докуривает, бросает окурок и поднимается в вагон. Я — за ним. Остановившись наверху лестницы, Он суёт что-то проводнику в руку, говорит: «Я закрою». Проводник удивлённо смотрит на бумажку в руке, на него, на меня, пожимает плечами и уходит в вагон. Мы остаёмся в тамбуре вдвоём, Он оборачивается, смотрит на меня сверху и не торопится отойти с края площадки, так что я всё ещё стою на лестнице, наполовину повиснув на поручнях. Поезд мягко трогается. Он чуть улыбается и садится на корточки. Наши глаза оказываются на одном уровне. — Я собирался тебя наказать. Начинаю подозревать, что Он задумал, и сжимаюсь от ужаса. — Держись крепче. Продолжая улыбаться, Он приобнимает меня за талию… И, медленно перебирая пальцами, начинает приподнимать футболку. Я чувствую, как ткань ползёт по бёдрам всё выше и выше, переставая скрывать даже то немногое, что скрывала. Это ужасно, но совершенно непонятно, что делать, поэтому я только со всей силы вцепляюсь обеими руками в поручни. Поезд понемногу набирает ход. Он тем временем собрал уже весь подол футболки в руках и медленно поднимает её выше, с некоторым усилием обводит грудь, проведя по соскам, и останавливается, придерживая ткань у меня под мышками. Следующие несколько секунд ничего не происходит, и тут я понимаю, что сейчас будет. Наш вагон — один из последних, и сейчас за моей спиной, на платформе, никого нет. Но поезд едет, голоса провожающих приближаются, и где-то там впереди — середина платформы, здание вокзала, скамеечки, люди, ждущие следующего поезда, ларьки с пивом, киоски с мороженым… А я вишу на руках на узкой лестнице, одна нога на ступеньку выше другой, и голая попа моя выставлена наружу на всеобщее обозрение, и сейчас медленно идущий поезд продемонстрирует её всем, всем и каждому человеку, который только есть на этой станции. От этой мысли всё внутри холодеет, живот скручивает, я пытаюсь сжаться в комок, насколько это возможно в такой позе, прижимаю локти к груди, сжимаю бёдра и смотрю на Него расширенными от ужаса глазами. Он смотрит серьёзно, и серьёзно же спрашивает: — Страшно? Быстро киваю. — Я не слышу. Страшно? — Да. — Это хорошо. Не будешь больше прикрываться? — Не буду! В этот момент я совершенно искренне уверена, что никогда, никогда не буду прикрываться, раз Он так хочет. Только пожалуйста, пожалуйста-пожалуйста, пусть оно закончится. Он чуть улыбается. — Хорошо. Молодец. Хорошая девочка. Голоса провожающих уже совсем близко, и я уже почти уверена, что вот сейчас Он выдернет меня за руки на площадку тамбура, но Он вдруг говорит: — Раздвинь ноги! Что? Не может быть! Но… как?.. мысли в голове обрываются, глаза снова наполняются слезами. Он перестаёт улыбаться. — Я что сказал? Раздвинь ноги. Немедленно! Начинаю по чуть-чуть переставлять ступни, глядя на него умоляюще в надежде, что он скажет «достаточно» или хотя бы как-то даст это понять, но его лицо каменное и неумолимое, а взгляд хлещет бичом. Руки на поручнях уже свело от напряжения. Я продолжаю понемногу ставить ноги всё шире и шире, и лестница, только что казавшаяся такой узкой и неудобной, внезапно оказывается бесконечной. Наконец, ступни упираются в стены, я бросаю взгляд вниз и понимаю, что лестница широка достаточно. Достаточно для того, чтобы продемонстрировать людям на платформе не только мою попу, но и всё, что есть у меня между ног. И тут голоса провожающих вдруг становятся совсем громкими… и резко замолкают. Мне кажется, что я слышу вздох удивления. В тамбуре становится чуточку темнее — вагон достигает здания вокзала. Сзади, на платформе, становится шумно. Очень шумно. Мне кажется, я покраснела от корней волос до краешков чуть раздвинутых половых губ. Поезд едет. Он не смотрит наружу, он смотрит мне в глаза. И улыбается.