Он единственный знает о том, что пытается сделать Уен, и чувствует себя особенным от этого. Смотрит на лучшего друга и сам себе отвратителен от всеобъемлющего чувства превосходства. И пусть сияние переплетающейся магии друзей тупыми гвоздями застревает в груди — он особенный. Сонхва мнит себя таким, потому что ни на что другое рассчитывать не может.
Неяркий свет бра неспешно расплывается по разрушенному помещению, и точно также, неторопливо, осознание реальности расползается в голове у Сонхва. Он неверяще смотрит на шею младшего и убедить себя же пытается, что болезненного вида белые отметины не его рук дело. Но чем больше он убеждает, тем сильнее сомневается. На языке крутятся сотни ненужных слов, но ни одно не озвучивается вслух. Только горькое «Не вышло.
Шатен горько улыбается и несмело смотрит на младшего, но не на лицо, а на шею. Отчего-то кажется неимоверно важным запечатлеть белые клейма в памяти. На сетчатке выжечь образ наливающихся синевой следов его рук и то, как он захлебывается отвращением к себе. Он это и делает, погружаясь в процесс так сильно, что не сразу слышит чужой свистящий шепот. — Сонхва! — обеспокоенное выражение лица становится новой мучительной пыткой, хотя бы потому, что юноша тревожится за него — того, кто пытался его убить. Было бы забавно, если бы не так грустно. Старший переводит взгляд на глаза Чонхо и едва сдерживается, чтобы не закричать на него. В глазах официанта нет ни намека на злость или ненависть к нему, и почему-то такое отношение вызывает злость. Так не должно быть, он не должен кутаться в данный им плед и звать его. Не должен звать его по имени и вообще находится здесь более. Ему нужно уйти и покинуть комнату как можно быстрее, обвинить его во всех смертных грехах и пожелать смерти. Но. Но блондин в очередной раз удивляет его и просит лишь одного: — Расскажи, — колдун ошарашенно распахивает веки и неотрывно смотрит на юношу, точно пытается признаки сумасшествия найти. Гнетуще молчит несколько томительных минут и сдается. Прикрывает глаза и рассказывает все — кто он, почему приехал в этот город и зачем. Не пропускает ни единой мелочи своего путешествия и делает особый акцент на моменте разрыва связи, поясняет что с ним. Сонхва душу беспечно обнажает и зачем-то рассказывает про охотников, про решение шабаша и про вечную ложь своим близким. Сам того не ведая, исполняет недавнее желание Чонхо и каждую мысль и тайну раскрывает. Самостоятельно под микроскопом рассматривает и небрежно вытряхивает истину наружу. Блондин не перебивает, да и вряд ли смог бы, горло все еще безбожно горит и болит, внимательно слушает и едва ли не каждое слово ловит. За окном занимается заря, ярко вспыхивает красными в небе, точно так же, как восхищение вспыхивает в сердце Чонхо. Он не может поверить, сколько всего человек перед ним перенес и как много всего в себе копил. Сколько сил ему потребовалось, чтобы сейчас наконец открыться кому-то и вскрыть все замки. Чонхо вряд ли сможет себе когда-нибудь представить, да и не хочет. Лишь в награду за оказанное доверие встает с кровати и протягивает руку, молчаливо дарит прощение. До кровати они не доходят, так и засыпают в объятьях друг друга, укрытые тем самым пледом. Утренний ветер шаловливо играется с их волосами, а солнце ласково скользит по коже теплыми лучами, закрепляя сказанное под марево рассвета:«Я спасу тебя»
***
Младший появляется на работе только через несколько дней, когда ожог на шее слегка заживает. Ранее всегда расстегнутая дежурная рубашка сейчас привлекает взгляды наглухо застегнутым воротом. Сменяет цвет с белоснежного чистого оттенка на полуночный темный. Подобная резкая перемена вызывает удивленные шепотки и долгие пристальные взгляды посетителей. Один из них выделяется уж слишком сильно. Пронзает ежесекундно и давит на плечи, вынуждает к земле припадать. Сонхва нервничает под ним и старается не допускать ошибок, но дрожащие руки не помогают в этом. Он изо стойки не выходит, точно осаду в крепости держит, и лишний раз старается глаз не поднимать — боится. Сам не знает почему, но страх душит безжалостно и оставляет липкие следы на шее, будто отзеркаливает белые клейма с шеи Чонхо. Еретик сперва занимает свое привычное место, но стоит ему отметить некоторые перемены в образе Чонхо и поведении бариста, как он покидает столик. Ёсан чувствует вибрации магии, как она плотным облаком витает в помещении и электризует волосы. Прекрасно видит бесцветные следы растаявших ледяных узоров на потолке и стенах. Все эти мелочи наводят на мысли, что произошел выброс магии — контролируемый или нет. Характер проявления силы отдает холодом, до сих пор гуляющим в кафе, леденящим Ёсану руки. Ему думать долго не надо, чтобы решить, кто контроль над собой потерял — все лежит на поверхности. Он неспешно идет к стойке и бесшумно усаживается прямо перед Сонхва, задумчиво принимаясь водить пальцем круги в воздухе. От того несет виной и сожалением, словно удушливыми духами. Страх контролирует каждое действие, вынуждает прямого взгляда чураться. Ёсан немигающе рассматривает старшего, пытается заметить следы повреждений, но сколько не всматривается, он не может их найти. И, в то же время, у блондина слишком легко разглядеть раны, отпечатавшиеся не только на коже, но и на душе. Даже возрождение не избавит его от белоснежных клейм, лишь уберет возможные последствия. Еретик абсолютно точно знает — что-то произошло. Но не спешит разговаривать об этом, да и вряд ли станет. Младший взгляды на колдуна бросает преданнее прежнего, каждым движением поддержку и любовь передать старается. Такое поведение вызывает у бессмертного ироничную усмешку. Ведь в самом деле забавно, насколько сильно может вплавиться в душу человек, что даже оставленные незаживающие отметины не испортят отношения к нему. Ёсан не знает, каково такое испытывать, и, к счастью, не узнает. Такая мысль странным облегчением теснит ребра и расслабленным выдохом вылетает из груди. В конце концов, все что ему нужно: получить обоих сразу. — Мне интересно, почему ты ушел из своего города? Разве здесь лучше? — презрение к полному отсутствию, даже намека на баланс, ярко читается на красивом лице. Бариста вздрагивает от мелодичного голоса и невольно кидает короткий взгляд на Чонхо, точно проверяет его реакцию. Такое изменение в поведении не ускользает от внимания еретика и он удивленно вскидывает брови. Со стороны выглядит так, будто шатен забоится о своем партнере, но еще совсем недавно он не высказывал таких эмоций. Даже тот показательный поцелуй был скорее подачкой чувствам младшего, чем действительно доказательством серьезности намерений. Колдун долго медлит с ответом, точно тщательно подбирает слова, в закромах памяти находит нечто подходящее, произнесенное снежной ночью и отдающее сладким дымом: — Он оказался не для меня, — посетитель вопросительно изгибает бровь, одной лишь мимикой показывая свое непонимание. Сонхва вновь бросает очередной взгляд на официанта и облеченно выдыхает, когда видит, что блондин далеко и вряд ли услышит их. Кажется, что он боится, что тот может услышать, и это дает маленькую подсказку еретику — младший не знает.И это было правдой.
Колдун действительно рассказал далеко не все, каким-то непостижимым образом оставив в тайне самые ужасные подробности, похоронив их глубоко в душе. Он сам себя не понимает и последние время задается сотней вопросов на дню. Смысл их всегда один и аккуратно складывающийся в одно единственное слово — почему? Почему он смолчал о том, что спал с охотником? Почему смолчал о своей влюбленности к Уену? Почему он так легко рассказал о нескольких убийствах во время скитания, но побоялся рассказать о предательстве Юнхо? Ему казалось, что в тот момент он выложит все без утайки, душу вывернет наизнанку и сердце на блюде преподнесет. И все же, он не сказал: то ли не смог, то ли духу не хватило. Он не рассказал о том, что блондин копия его врага. Несколько раз задумывается и столько же порывается рассказать на протяжении этих дней, но всякий раз язык примерзает к небу, а рот не открывается. Он умышленно упускает то, что убитый им охотник никогда не обретет покой, а его родные не смогут достойно похоронить его. Сознательно умалчивает правду оПо решению Великого Шабаша за свой проступок он был приговорен к смерти.
— Но уверен ли ты в его правильности? — медленно, слегка не уверенно, спрашивает Сонхва. — Знаешь, у человека есть три жизни. Первая заканчивается с потерей наивности, вторая с потерей невинности. Третья с приходом смерти, — колдун не перебивает, впитывает каждое слово в себя, по венам пускает и страшные догадки строит, — Первую жизнь я потерял еще в далеком детстве, когда узнал за что был презираем. Вторая закончилась с первой кровью на моих руках. Третья осталась позади после того, как моя истина стала противоречить правилам моего народа. И все же, я здесь — живой и относительно счастливый. Никто никогда не причинит моим близким вреда и никто, включая меня, не станет жертвой. Между ними на несколько минут воцаряется полное молчание, а Сонхва лихорадочно старается все звенья цепочки соединить, получить ответ, маячащий перед глазами. Судорожно втягивает воздух, вспоминая стервятника, кружащего вокруг здания и пытающего утянуть за собой блондина. Хлопья пепла в глазах гостя вспыхивают призрачно-синим пламенем на миг, и моментально затухают. Но и этого достаточно, чтобы догадка пронзила его стрелой, вынуждая пораженным шепотом сказать очевидное: — Ты еретик, — горечь на губах Ёсана сменяется лаской, и он легонько стучит по стакану, заставляет мгновенно очиститься. Переводит изучающий взгляд на морозные узоры на руках шатена и обнажает клыки в усмешке, точно дает понять, что знает о его ошибке. Сонхва смущенно прячет запястья под тканью одежды и неосознанно делает шаг назад. — Если ты захочешь, я заберу и тебя с собой. Научу, как не боятся, — Ёсан неслышно встает и смотрит прямо в глаза, на прощание шепчет заманчивое для него: — Никого и никогда.***
Казалось, прошел едва ли год, а по ощущениям несколько лет, примерно так считает Уен, тихо открывая дверь библиотеки. Ранее поразившее его огромное помещение, сейчас же с каждым днем удивляет все больше. Солнечные зайчики маленькими кружками прыгают по стенам и полу, таскают книги со стола и относят на место, смешно карабкаясь по лестнице. Вообразите, как несколько желтых шариков, ярко переливаясь, тащат на своих спинках толстый талмуд по магии. Брюнет такое лишь в фильмах видел и в сказках читал. Крохотные помощники наваливаюся кучкой на лестницу и двигают ее в нужном направлении. Карабкаются по ступенькам и забавно расставляют книжки. Еще несколько месяцев назад юноша вряд ли смог бы отвести глаза от волшебства, творящегося на глазах. Теперь же легко улыбается и спокойно проходит мимо: он знает, что Дэхви обожает природу и его сила проявляется в виде различных явлений природы. В то же время у него она выражается через горящий внутри огонь и предстает клочками пепла. Раньше он пугался себя до невозможности, но сейчас легко принимает каждую грань своей сущности. Магия, так долго подавляемая и не имеющая выхода, клокочет костром внутри, но снаружи тихо тлеет. Блондин ожидаемо находится у огромного распахнутого окна в центре, откуда открывается вид на внутренний зеленеющий двор. В мягких прядях цвета пшеницы резвятся солнечные лучи, которых колдун периодически касается. Они коротко вспыхивают и очередным живым комочком света спускаются по завязкам рубашки вниз, точно по канату. Ли Дэхви настолько органично вписывается в атмосферу дома Ким и так просто в нем ориентируется, что, казалось, он жил тут веками. Уен не хочет и думать, что будет, когда они закончат с обустройством школы и представитель шабаша покинет их. Легкая улыбка стирается с дуновением ветра, и горечь на секунду оставляет отпечаток на молодом лице. Уен аккуратно стучит по дубовому столу, привлекает внимание Дэхви, вновь натягивая маску улыбчивости. Дэхви зеркалит ее и жестом приглашает Уёне приняться за дело. К несчастью, школа для ведьм в Дезайере не работает уже несколько десятков лет. У этого было множество причин, но самой главной является упадок рождаемости их сородичей. И, как следствие, отсутствие поколения, способного объяснить прописные истины. За примером далеко ходить не надо, семья Ким отличный образец — из последних трех поколений никто, кроме Хонджуна, не имеет магии и никто не был рожден необычным человеком. Едва ли они могли объяснить своему сыну или внуку хоть что-либо. Есть еще одна проблема, возникшая с ходом времени — здание, где находилась школа, давно покосилось и грозилось обрушиться со дня на день. Так легко одна из историй целого города на десятилетия канула в лету. Занимаясь работой, юноша не может отделаться от вопроса, раздражающего его еще со дня проверки сделки. — И все же, почему Юнхо должен был умереть вместе с моим предком? — Уен никогда не сможет избавится от чувства вины и мыслей, что мог изменить ход событий. Они не были лучшими друзьями, но он знал — смерть стоит за Юнхо. Костяная леди непрозрачно намекала о своем приближении, но Уен не помог. Не заметил, испугался своей силы и пропустил точку невозврата. И пусть множество книг говорили об обратном, он точно знает — все можно изменить. — Это один из минусов вашего самообучения, вы не до конца осознаете силу, данную вам, а так же масштаб творимых заклинаний. Твой друг разделил тело и душу с другим человеком. И ты можешь сколько угодно себя винить, но в этом случае исход всегда будет один: жив один — жив второй, или наоборот, — усталость и нотки легкого сожаления в голосе старшего всегда прорезаются, стоило затронуть тему их несовершенного обучения. — Но разве это может быть так легко? Что никто из нас не заметил? — Уен прочитал все книги, которые смог найти, на тему воплощения и возрождения и теперь точно знает — такая магия требует огромных сил. — Соединение проходит в две части: душа и тело. Для того, чтобы соединить душу, необходимо разделить кровь и имя во время ритуала. Как только Юнхо подарил свое имя, он больше не являлся его полным владельцем — это намного больше и древнее, чем ты думаешь. Да, у него определенно могли быть тезки, для этого и нужна кровь, чтобы подтвердить индивидуальность имени, — блондин рассказывает слегка монотонно, точно прописные истины открывает ребенку. В первые дни Уен ненавидел этот тон, словно его учат тому, что он итак должен знать. Но, с течением времени, он осознает такое отношение — он действительно ребенок. Смышленый, но до конца не обученный, пытающийся перейти необъятный океан, кажущийся лужей. — И ты прав, ему понадобилось множество сил, чтобы выдержать откат за нарушение правил. Возрождение — это нарушение баланса, и за него будет наказание. Именно поэтому в свое время основатели города решились на предательство. Действуй Юнхо один, он не смог бы закончить и первый этап — по итогу у вас был бы еще один труп. Но, будучи частью замкнутой звезды, он разделил откат с вами. Из вас всех более обучены Хонджун и Юнхо, поэтому, скорее всего, ритуал был совершен, — старший отвлекается на тянущего его за штанину солнечный шарик и обводит комнату взглядом: все книги давно расставлены по своим местам. Довольная, будто отеческая, улыбка появляется на его лице и он щелкает пальцами, отпуская желтых помощников. Брюнет, приоткрыв рот, завороженно следит за тем, как они распадаются на мелкие частицы и золотистой пылью плывут по воздуху. Ласково скользят теплом по коже, прежде чем раствориться без следа. — В один из праздников колеса года, в колдовской час. Лишь в эти дни существует дополнительный час для других рас, кроме человеческой. Охотники называют его «тринадцатый», по мне ужасно глупо, ведь он получается двадцать пятым, но этих идиотов вообще нормальному человеку понять трудно, — юноша смеется в кулак, не может сдержать своего веселья. Ли всегда говорит об охотниках так надменно и насмешливо, точно они были детсадовцами, — В Самайн замкнули звезду, значит Йоль. Откат проявляется в виде внутренних и внешних кровотечений, например из глаз, рта или носа. Также могут быть кровавый кашель и обморок, — последнее слово точно забивает гвоздь в крышку гроба Уена, а калейдоскопом скользящие воспоминания с размаху кидают его в пропасть. То, о чем говорил колдун, определенно было на школьном балу: Сан упал в обморок, а у них с Хонджуном шла кровь из глаз. (во время секса — оставить или убрать) Тогда они решили, что это из-за взбесившейся магии, но, как оказалось, причина совершенно другая. Очередное напоминание предательства Юнхо неприятно травит изнутри, гнилой землей застревает в легких и мешает нормально дышать.Он обманывал их несколько проклятых месяцев.
— Вторая часть: разделить тело — это секс, смешение всех жидкостей тела и полное подчинение со стороны делящего, — слова старшего отголосками доносятся до брюнета, точно из-под толщи воды идут. Он не сразу воспринимает сказанное, но когда смысл доходит, безжалостно протыкает насквозь, — Искусная и тонкая работа над психикой, даже я бы не стал так рисковать.Не только они были преданы.
***
Просторная студия встречает своего хозяина подозрительным теплом и сладким запахом цветов. На подушечках пальцев неспешно образуется синее свечение, а пепел в глазах вспыхивает, вторя ему. Еретик перестает дышать, не ощущая дискомфорта от дефицита в легких, и бесшумно ступает вперед. Ему знаком приторный запах роз, но настороженность не разрешает нити магии отпустить, позволить им рассыпаться по ковру. — Вот так ты брата родного встречаешь? С магией наголо? — насмешливо звучит со второго этажа, или же его подобия, он не особо вникал. Выросший в материальной роскоши, Ёсан терпеть не может рамки и тесные пространства, поэтому шуточки про гробы не переносит ни в какой форме. Он поднимает взгляд вверх и наблюдает довольное лицо Джихуна, удивляясь присутствию младшего. Но все равно лучезарно улыбается. Легко отпускает дрожащие от силы нити, те с едва слышным звоном распадаются. Хрустят под ногами братьев, пока они обнимаются и обмениваются ехидными замечаниями, пылью рассыпаются. Помещение сразу же светом наполняется, а старший не может улыбку сдержать, стоит ему взглянуть на Джихуна. У того волосы вьются забавно, так и требуют подшутить, и он не сдерживается. Незаметно крутит пальцем в воздухе, закручивает маленький вихрь, чтобы после отправить его к брату. Младший даже не обращает на него внимания, прилежно раскладывая вкусности по тарелкам, потому что любовь к еде у Ёсана даже смерть не смогла отобрать. Совершенно не ожидает подставы от него, и не может сдержать возмущения, когда кудряшки постоянно лезут на лицо. Недовольно разворачивается назад и упирает руки в бока, при этом волосы снова нагло пытаются отобрать брови и воинственно лезят в глаза. Ёсан заходится громким смехом и неосознанно хлопает по столу, задыхаясь. Джихун подхватывает и смешинки обоих рассыпаются радужными искрами об пол. Несмотря на все трудности, угнетения, совершенные преступления и даже смерть — они все еще вместе.Навсегда.
Ночное чаепитие проходит в приятной обстановке, и каждый из них переводит дух — все же, далеко не так они представляли себе будущее. Чужая кровь и сломанные жизни на руках периодически оттягивают руки, произнесенная ложь противно горчит кончик языка, а бразды правления над целой расой давят на голову. И когда кто-то из них не может терпеть более, они позволяют себе притвориться нормальными. Словно никогда в их жизни не существовал Кан Даниэль. Не было, годами длящегося, презрения ни за что, и не было смерти.Но это никогда не длится вечно.
Реальность неизменно настигает их и напоминает о своем нетривиальном существовании, вынуждая вынырнуть из прекрасной сказки. — Попробуй из него все же сделать еретика, — переплетая пальцы рук, произносит младший, второй Ёсан ласково перебирает спутавшиеся после шутки пряди, — Если не выйдет, то сплавим вампирам и все. Донхану пошлем кого-нибудь другого, того же Сангюна, ему понравилось в Азии, — оба молчат некоторое время, перспектива была слишком заманчивой, но и в тоже время непомерно опасной. Они не знают, что получат в конце, и как с этим работать после. Сонхва мог стать еретиком, ведь у него нарушен баланс, и сейчас он не сильно отличается от отклонения. Но он мог стать вампиром, как обычный человек, поэтому нельзя быть абсолютно уверенным, что все будет хорошо. В очередной раз быть в долгу у кого-то из вампиров не хочется до жути, но и рисковать доверившим им жизнь людьми, они не станут. На острове находятся не только еретики, но и обычные отклонения, отказавшиеся от бессмертия по своим причинам. Могут ли они гарантировать их абсолютную безопастность, если у них будет новорожденный вампиреныш? Слишком велик риск. Убийство колдуна так же может спугнуть Чонхо, а еретику определенно не хочется потратить все это время, чтобы в итоге заставить того насильно присоединится. Ведь, как бы ни было заманчиво, отобрать у шабаша вампиров они не имеют права и забывать об изначальной цели тоже. О чем он и сообщает брату, тот отвечает с некоторой паузой: — Как только ты расскажешь ему, что его любовник умирает изнутри, он самолично свернет ему шею. Разве я не прав? — шатену ничего не остается, как согласно кивнуть. Если рассматривать с этой точки зрения, то они в несомненном выигрыше. Заботу об новообращенном вампире можно будет спихнуть тому же блондину и не беспокоится о других. Некстати вспоминается сегодняшний день, и Ёсан вновь соглашается с братом, нежно погладив по волосам.Не только сам шею свернет, еще и сам кровью напоит.