Айрисфиль сидела ровно, почти не моргая, смотря перед собой и размышляя о своей глупости. Тишина пустой комнаты позволяла обдумать недавние события неспешно. Когда вражеский Мастер пришел к границе леса окружающего замок совершенно один, она все же немного обеспокоилась. Но позволила Кирею войти в замок, когда убедилась, что Ассасин нет рядом — территория Мастерской, установленной по всему замку, позволяла это, хотя в свое время на магию такого уровня были потрачены весьма внушительные суммы денег. Для сравнения, покупка современного рейсового пассажирского авиалайнера не была бы для Айнцбернов существенной. Айрисфиль не была беззащитна, а на своей территории и того больше, к тому же ее окружал десяток боевых гомункулов. Эта уверенность и принесла ей поражение.
Котомине сообщил о намерении поделиться информацией насчет нескольких вражеских Мастеров, добытой Ассасин, в обмен на помощь в противостоянии другим Слугам. Это звучало разумно, класс его Слуги не подразумевал внушительной магической или физической силы и был лишен высокой сопротивляемости, лучшей стратегией для Ассасин были быстрые и внезапные атаки из тени. Класс же Берсерка, под которым официально выступала Артурия, как правило был мощным, но простым, как палка, нуждающимся в максимальном контроле. Чужие Мастера пока не должны были догадаться о ее истинной природе и возможностях. Основной ошибкой было позволить экзекутору подойти слишком близко, лишь расстояние имело ключевое значение, когда он атаковал. Айрисфиль была сосудом, и ее уничтожение по умолчанию завершало бы войну. Айнцберны скрывали это, но в третью войну последние Слуги и Мастера пожертвовали собой, чтобы сдержать всю ту мощь, что высвободилась при уничтожении сосуда. Ту мощь, что могла бы уничтожить Фуюки еще шестьдесят лет назад. Пока она даже не почувствовала смерти ни одного Героического Духа, поэтому ее захват не имел никакого значения.
По крайней мере, так она думала, пока Котомине не вырубил ее одним единственным ударом, до того как она даже успела произнести первые слога, чтобы призвать Альтер. Командные Заклинания могут заставить Слугу сделать что-то против его воли, но и могут позволить ему превзойти свои ограничения, например, сделать сильнее и быстрее против конкретного врага или в определенной ситуации. Артурия просила ее использовать их, чтобы мгновенно телепортировать к себе для защиты. Минус был в том, что для активации Командного Заклинания необходимо произнести команду вслух. Уже погружаясь во тьму, гомункул лениво подумала, что у магов и вправду порой нет логики, раз Кирей первым увидел эту брешь в ее, как она думала, безупречной защите.
Звук шагов заставил ее очнуться от транса и повернуть голову к выходу из ее темницы. Вернее, спальни, судя по широкой мягкой кровати и определенным атрибутам и мебели. Ассасин двигалась бесшумно, а ночью ее даже ощутить магией было почти невозможно. Именно присутствие этой Слуги обеспечивало то, что гомункул не пыталась убежать из поврежденного здания где-то на окраине Фуюки. Они обе прекрасно понимали, что шансов нет. В комнату вошел Котомине и вежливо положил пакет с простыми продуктами питания перед ней. Он был по крайней мере обходителен, позволяя ей достаточно свободы и предоставив наиболее чистую и удобную комнату, правда все же заколотив окна. Сразу несколько заклинаний блокировали ее связь со Слугой, чтобы она не могла выследить это место.
— Котомине, — неуверенно позвала она своим тихим текучим голосом, священник, развернувшийся, чтобы уйти, остановился, давая понять что слушает, но не повернул голову в ее сторону, — зачем я вам сейчас? Что вы от меня хотите?
— Я… не знаю, — удивленно произнес он, посмотрев на свои мозолистые руки, которые еще недавно убивали гомункулов и которыми он потом спокойно принимал пищу в компании опасного наемного убийцы, будучи совершенно беззащитным перед его Слугой. Это было импульсивным решением, он узнал, что Мастер Айнцбернов остался без защиты, и он просто воспользовался возможностью, не думая, временной отрезок был слишком коротким, чтобы у экзекутора было много возможностей для долгосрочной стратегии, — но я благодарен тебе, гомункул.
— Благодарен? — искренне изумилась Айрисфиль, наклоняя голову так, словно хотела заглянуть в лицо стоящего спиной священника.
— Да, — кивнул он, касаясь рукой металлического креста, словно ища в нем спасения, — я не могу полностью понять самого себя, но то, что я сделал, не было необходимо, это было просто моим желанием. А у меня уже давно не было собственных желаний, хотя, думаю, тебе этого не понять.
— На самом деле, я удивлена увидеть того кто так похож на меня и одновременно совершенно иной, — тихо прошептала она, опустив голову.
Хотя гомункул говорила это для себя, Котомине услышал ее и едва заметно вздрогнул. Какие желания могут быть у бездушной куклы? Она всего лишь гомункул, имитация и не более, кусок плоти и костей без наполнения, отродье магии, лишь имитирующее эмоции. Когда он повернулся, увидел то, что заставило его на секунду задохнуться.
Гомункул плакала. Абсолютно ненужная функция, которую никто бы не стал закладывать в и так несовершенное создание.
— Я знаю, что ты не веришь мне, экзекутор, никто не понимал меня, никто не хотел понять и принять, кроме одного человека.
— Гомункул, ты создана стать сосудом, создана, чтобы умереть ради других, — жестко произнес он, чувствуя непривычную дрожь в руках, которую не мог объяснить, — тебе не нужно ни принятие, ни понимание.
— Не нужно было, — кивнула Айнцберн, сложив руки на коленях и посмотрев на него уставшим, но каким-то ярким взглядом, — лишь пока я не ощутила их. Разве прозрев, слепой пожелает вернуться во тьму? А глухой, познав симфонию звуков, отвернуться от них? Разве познавший тепло любимого захочет остаться один?
— Я вижу, я слышу, и я познал тепло в браке, — не понимая, зачем это говорит, ответил Кирей. Он должен был просто отмахнуться от нее и уйти. Закрыть дверь и не расковыривать раны еще глубже. Но он все еще был тут, все еще пытался что-то доказать объекту, вещи. Он чувствовал себя идиотом, говорящим с диваном или телевизором, — но тем не менее, я готов отвернуться от всего ради своей цели.
— Значит, ты просто не познал счастья, мне тебя жаль, Котомине Кирей, — честность, с которой ответила гомункул, разозлила его. Экзекутор и сам не заметил, как в руке оказалась активированная рукоять ключа.
Он искал его. Искал столько лет это пресловутое счастье в Боге, в помощи другим, в служении, но он ничего не нашел. Так почему какой-то там сосуд, искусственная жизнь сотворенная алхимиками, без души, может познать счастье, а он нет? Почему он испытывает удовлетворение лишь от горя и страданий? Значат ли ее слова, что хоть у него и есть душа, она зла, способна лишь на грех?
И тут его словно озарило. Вот оно. Вот что еще мог найти Кирицугу, но умолчал или не осознал. Это она. Айрисфиль не только познала счастье, но и была его источником для Эмии. В отличие от самого Котомине, возможно наемник смог найти в браке что-то, чего не смог священник. Маловероятно, что так найдутся все ответы, но, по крайней мере, он обратится за ними к той части себя, что не будет требовать жестокости и насилия.
— Расскажи мне, — произнес он с интересом, вставая напротив гомункула и облокачиваясь на покрытую мелкими трещинами стену, — расскажи мне о том, как встретила Кирицугу и как ты открыла свои чувства, — была в его тоне нотка мольбы, скрытая за приказом, и Айнцберн чутко ее уловила, — ответь на мои вопросы и я отпущу тебя, гомункул.
Он не врал, заложник в данный момент и вправду не был ему нужен. Возможно, стоило заставить Айрисфиль использовать Командные Заклинания, чтобы убить ее Слугу или по крайней мере отобрать… но он просто не видел в этом необходимости. Да и не знал сможет ли заставить и не призовет ли она Берсеркера воспользовавшись возможностью. Его познаний в магии было не достаточно, чтобы извлечь их. На самом деле ему даже было любопытно увидеть столкновение Сэйбера и Берсеркера.
— Рассказ на рассказ, в ответ я хочу услышать о твоем браке, — ответила она после краткой паузы, выдержав пристальный взгляд Кирея.
Она могла чувствовать, но она не боялась его, и он это понимал, поэтому кивнул, хоть и не понимал, зачем ей такая бессмысленная информация. Разве не стоило ей спросить имя его Слуги? Или что-то полезное для войны? Ее жизнь закончится на этой войне. Три-четыре недели в первоначальном расчете, но учитывая скорость событий, при которой стычек и использований фантазмов за менее двух суток с начала войны уже было почти столько же, сколько за всю предыдущую, он сократил бы до недели. Максимум. Так зачем же ей столь бесполезная информация? Или это и есть влияние тех самых чувств?
— Тогда, я требую одно Командное Заклинание за твое освобождение, — не то, чтобы оно ему так было нужно, но делать что-то просто так было бы слишком мягко с его стороны. Хотя если бы у нее не было лишних, он отказался бы от данного условия.
— Хорошо, — легко согласилась она. Альтер была не тем типом Слуги, которому требовались указания или мотивация. И она не была из тех Слуг, которые убивают Мастеров в приступе безумия, что было по своему забавно, учитывая класс в котором была призвана и которым прикрывалась. Многие Мастера не воспринимали Айнцбернов как хороших стратегов и бойцов по вполне справедливым причинам. Официальное оповещением о том, что ее Слуга Берсеркер должно было снизить бдительность врагов еще сильнее, сделав их уязвимее. В общем, это был хороший трюк, ее захват был тому подтверждением
Она размеренно начала рассказ. О белой лаборатории в старом замке и людях, населяющих его, тоже всегда носящих белое, такое же как и нескончаемый снег, холодной вьюгой окружающий их. Колючий снег, бьющий в лицо нечастых гостей, словно прогоняющий всех чужаков и вечно голодные монстры, окружающие замок. Гомункул сама не заметила, как тепло улыбнулась, вспомнив мрачную фигуру закутанную в серый дорожный плащ, его холодное выражение лица и при этом мертвые глаза. Тем не менее наполненные чем-то ярким. Как он ходил вокруг и касался ее тела, недовольный хрупкостью и несамостоятельностью. Как было принято решение о демонстрации, и в нем впервые промелькнула эмоция. Самая первая, едва заметная эмоция, которую Айрисфиль никогда не видела в стенах замка. Она думала, что это сомнение или раздражение, она не знала что такое страх и никогда бы не смогла познать его. Он испугался, но тогда она не могла понять чего, ведь она была лишь первым удачным прототипом, ее уничтожение позволило бы создать лучшую модель, более подходящую запросам Эмии. Она рассказала, как он спас ее, вырвав из лап смерти и потратив один из своих бесценных артефактов, как лично пронес на руках сквозь вьюгу ее израненное тело и приложил все силы, чтобы спасти ее.
Когда Котомине услышал о первой улыбке Кирицугу и том, как ее видела гомункул… он и сам улыбнулся. Это было забавно, видеть как такое же непонимающее существо впервые пытается интерпретировать мимику и голос. Он чувствовал наслаждение от тех трудностей, через которые проходила Айнцберн, но вместе с тем его словно бы обволакивало тепло от той наивности и глупости, которую проявляла гомункул. Как пыталась повторить лица с картинок, но лишь корчила рожицы и расстраивалась от того, что у нее не получалось. Было действительно забавно слушать, как Айрисфиль пыталась следить за Кирицугу, подглядывая за ним в туалете или в душе, а он кричал и ругался, прогоняя ее, отбирал украденные штаны и заставлял ее выплюнуть красивые зеленые бумажки, называя ее козой, слышать ее комментарии о вкусовых ощущения от американских банкнот, и то как ее лицо кривилось при упоминании сигарет.
— Вот сигареты, ведь все знают, что они вредны, что это яд, но с таким энтузиазмом продолжают убивать себя, разве ты не поражен таким стремлением, Котомине? — спросила его Айнцберн, вырывая из раздумий, и в кой-то веки он был не против. Хотя мысли сегодня не приносили ему привычного отторжения из-за греховности, и он бы предпочел не прерывать их.
— Самоуничтожение в природе людей, гомункул…
— Айри, зови меня так, пожалуйста, — мягко попросила она, и он кивнул с запозданием, вспоминая, что даже жену редко называл по имени. Вообще кого-либо называл по имени, даже Эмия Кирицугу в его голове формировался лишь слитно с фамилией или званием Убийцы Магов. Даже собственный Слуга была просто Ассасин, он поинтересовался ее именем лишь в стратегическом интересе и никогда не называл его.
— Человечество убивает Гайю или, если тебе так будет понятней, Мир, где-то в глубине души все мы осознаем, что делаем нечто ужасное, ведь если погибнет земля на которой мы живем, то погибнем и мы сами, — Кирею нечасто приходилось философствовать на такую тему, среди товарищей его бы не поняли, а жена… Ортензия, он не хотел говорить ей такие вещи. По какой-то причине, — мы, люди пытаемся защитить себя, убивая себя, как бы парадоксально это не звучало.
— Это так печально, — опустила взгляд она, теребя край длинной юбки тонкими пальцами, — неужели человечество и мир не могут существовать в… мире?
Котомине улыбнулся, когда Айри запнулась ища подходящее слова, и его повеселило то, как вильнул взгляд, когда она не нашла искомого. Было в ней нечто чистое и невинное. Экзекутор поймал себя на ироничной мысли, что искусственное создание, встреченное им, было создано лишь для войны, но оказалось человечнее и живее многих настоящих людей. А еще он поймал себя на мысли, как быстро начал называть ее по имени, и как оно отдавалось ему чем-то тревожащим, но не в плохом смысле.
— Теперь твоя очередь, — на лице Айнцберн отразилось почти детское любопытство и нетерпение. Она находилась в плену у врага, к тому же экзекутора, профессионально занимавшегося охотой на магов. И все равно была столь… непосредственной и спокойной, такой живой. Котомине с неприятным скрипом признал, что завидует ей. Если бы у него была всего неделя жизни, но при этом он мог бы познать чувства, то не думая бы променял все оставшиеся ему годы. Его руки непроизвольно сжались, когда он представил, как задушит ее голыми руками. Так как он когда-то хотел убить собственную жену.
Познать последнее тепло ее увядающего тела и взгляд, наполненный отчаянием, злостью и болью. Вместе с тем, он точно ощутил, что хочет услышать ее тихий беззаботный смех и увидеть настоящую улыбку, не такую как сейчас: с толикой тоски и горечи. Не только из любопытства. Когда она говорила о некоторых вещах не наполненных злом, но весельем и счастьем, он тоже ощущал крупицы, некие отголоски. Возможно потому что будучи незнакомой с чувствами изначально, Айри могла описать их так, чтобы мог понять и он. И он желал ощутить эти чувства.
Он рассказал о том, как с детства слушал молитвы и читал библию, но ничего не находил, как открывал для себя Таинства, но находил лишь безразличие, как пошел путем насилия, но даже там не смог найти себя. Как отчаялся и женился на смертельно больной женщине только чтобы найти счастье, но нашел удовлетворение от ее страданий. Он даже уже не помнил ее имени, и его это совершенно не трогало. Он отказался от больной дочери и не намеревался хоть когда-нибудь с ней встречаться. Он испытывал противоречивые чувства от наслаждения чужой болью и ненависти к себе за греховную суть. Куда бы он не пошел, путь приводил его лишь к тому, что он ущербен. Неполноценный человек, отродье и он презирает самого себя, и в то же время желает видеть, как ломаются судьбы невинных. Он рассказал даже о том, что обдумывал суицид перед тем, как его пригласил на войну Грааля отец. Рисея он тоже ненавидел за то, что породил такое дитя и не утопил в младенчестве, но при этом он хотел жить, однако не из страха перед смертью, а чтобы познать чувства.
Его губы и язык двигались сами по себе, он открывался ей так легко, как никому и никогда. Он познавал себя через свои же слова, с новой стороны лишь произнеся мысли и тревоги вслух. Даже Ассасин бесшумно материализовалась в углу комнаты, почти сливаясь с тенью. Он бы и не заметил ее появление, если бы не усилившийся немного отток праны. Ему было плевать, он говорил и не мог наговориться, он слушал ее и желал продолжения. Его разум твердил, что необходимо остановиться, искал момент, но не мог его найти, казалось каждое слово, каждый вдох и даже долгие паузы в их диалоге безмерно важны.
Он очнулся лишь обнаружив себя отделившимся от стены, что-то теплое касалось его щеки, болезненно невозможное и в то же время прекрасное, что-то сбрасывающее огромный груз с его плеч.
Возможно ли, что он искал ответы не у того? Кирицугу остановился, нашел свои ответы у Айнцбернов, могло ли быть так, что именно она помогла ему?
Он посмотрел на кровать и нахмурился. Гомункула не было. Как его внимательность и рефлексы упустили столь бросающуюся личность? Он осознал, что больше не может воспринимать гомункула иначе, нежели личность. Опустил удивленный взгляд потому что его тело было непонятным образом сковано, что было в принципе невозможно, Ассасин бы этого не позволила. Он посмотрел вниз, а потом на свою Слугу, словно на предательницу. Ассасин просто стояла, никак не помешав вражескому Мастеру атаковать его, почему?
— Что ты делаешь? — наконец произнес он, лихорадочно ища оброненную рукоять ключа.
— Это объятья, — едва различимо прошелестела ему в грудь Айрисфиль, — когда Кирицугу было тяжело, когда он был готов сломаться, я обнимала его и поддерживала, — она подняла свой нечеловеческий взгляд и уверенно прошептала, — я не позволю вам сломаться, Котомине Кирей, в мире полно важных вещей, счастливых вещей, кроме наслаждения болью. А даже если и так! Идите в комнату страха и наблюдайте, идите на фильмы ужасов и смотрите, работайте в похоронном агентстве и наслаждайтесь горем, но посвятите себя помощи тем, кому плохо. Не забывайте, никогда не забывайте, что у вас есть чувства и гордитесь, что вы делаете добрые дела… даже если вы делаете это для себя, а не для других.
Она говорила еще какие-то слова, которые застревали в его разуме. Странные слова, но он слушал их и не мог отбросить. Он настолько запутался, что не смог вырваться из ее слабой хватки, не смог отвести взгляд, лишь произнес:
— Не уходи.
Стена взорвалась осколками дешевого гипсокартона и щепками дерева, в комнату влетела Альтер, меч блеснул в металлической перчатке, и потоки воздушных лезвий ударили в Ассасин. Та, вместо уклонения, использовала второй стиль, руки плавно, словно морские волны, перенаправили атаку, рассеяв безвредно вокруг. Однако на этом бой как-то неловко заглох.
Змеиные зрачки уставились на картину перед ними, когда палец так и не нажал на спусковой крючок трофейной штурмовой винтовки, которую она легко держала в одной руке. Артурия озадаченно посмотрела на Мастеров, виновато кхе-кхекнула и начала отступать, спиной вперед. Уже в нападении под новой классовой способностью
Скрытия Присутствия сменившего
Сопротивляемость Магии, она успела уловить последнюю фразу брошенную Киреем, но тогда не придала этому значения.
— Оу, я, видимо, не вовремя, — в голосе Слуги явно прозвучало веселье скрытое за неловкостью.
Айнцберн, Котомине и Ассасин моргнули следом из-за слишком резкой смены, когда убийственная аура вражеского Слуги мгновенно рассеялась, а атака прекратилась. Первой подавила смешок воин Шаолиня, тоже отводя взгляд, но очевидно слишком наигранно. Айрисфиль пришло понимание лишь через несколько секунд, она покраснела и быстро отстранилась к неудовольствию единственного мужчины.
— Это не то что ты подумала! — затараторила она, торопливо выставляя руки в защитном жесте, — мы просто разговаривали.
— Конечно-конечно, — все еще избегая взгляда и сдерживая веселье за виноватой миной, Альтер кивнула, — я во время разговора тоже постоянно обнимаю едва знакомых мужчин.
— В спальне, ночью, — ничуть не помогла Ассасин, за что получила ошарашенный предательством взгляд от гомункула.
Айрисфиль прикрыла руками порозовевшее лицо. Котомине вопросительно посмотрел на Ассасин, но та, проявив женскую солидарность другому Слуге, сделала вид, что сосредоточена на вторженце.
— Мое убежище раскрыто, будет сложно найти новое, — мастерски и совершенно не намеренно сменил тему Кирей, гадая, как его вычислили. Перед тем как увести бессознательное тело, он лично и его Слуга проверили Айнцберн на наличие следящей магии.
— Ну раз вы в таких отношениях… — капитулировала Артурия, развеивая доспехи и оружие.
— Нет, нет, ты все совершенно, абсолютно, неправильно поняла! — лицо Айрисфиль позабавило его, и в то же время он понял, что теперь по настоящему ненавидит Эмию Кирицугу, по иной причине, которую не может сформулировать даже для себя.
— Довольно грубо говорить так, Айри, — на последнем слове он сделал некое собственническое ударение, от чего обе Слуги удивленно приподняли брови.
— Я обещаю ничего не говорить Кирицугу, — произнесла Артурия тоном, подразумевающим «если только…».
Котомине растерялся, снова. Слуга Берсерк, только что искрящаяся яростью, настолько быстро сменила свое настроение, что уже перешла к шантажу собственного Мастера, это с учетом ситуации, где вражеская пара была прямо перед ней. Воистину, черный рыцарь была безумна, и ее безумие происходило из чего-то за гранью его понимания.
— Я думаю, тебе стоит подучить пару нецензурных оборотов для таких ситуаций, — вздохнула Альтер, она собиралась наказать своего Мастера. Повезло, что обычное чипирование, какое делают домашним животным, позволило ей найти ее так быстро. Она положилась на то, что консервативные взгляды современных магов не позволят им искать столь примитивный маячок.
— Кирицугу говорил одно слово, — вспомнила Айнцберн, кисло и при этом обиженно надув все еще алеющие щеки, что снова делало ее похожей на смущенного ребенка, — когда он был сильно расстроен, это…
Котомине тихо повторил непристойное ругательство, произнесенное Айри и невольно улыбнулся, это ей не шло. Как и ему, в общем-то, он задумчиво облокотился о крепостную стену замка и уставился взглядом в лес покрытый туманом. Айнцберн и вправду снова пустила его в замок, и это буквально через несколько часов, после похищения. Либо жизнь ее ничему не учит, либо он перестал разбираться в магах.
— Она не маг, — словно прочитав его мысли, Слуга в привычной белой водолазке, деловом жилете и штанах облокотилась о стену спиной, — она обладает магией, но не посвятила себя ей, такую как она уничижительно назвали бы заклинателем, если бы она была человеком.
— Удивлен, что ты не охраняешь своего Мастера, опять, — бросил шпильку он, просто ощущая необъяснимую неприязнь к этому существу.
— Ха, один-ноль в твою пользу, — она весело подмигнула и пожала плечами, — если с ней что-то случится, я просто сразу убью тебя, Ассасин не может быть сразу в двух местах.
Она иронично фыркнула своей шутке, которую могла оценить только она. Впрочем, Кирей точно прочувствовал в ее словах предупреждение, Слуга не лгала о том, что ликвидирует его, едва почувствует разрыв связи с Мастером.
— Что ты тут делаешь? — спросил он из легкого любопытства, тем не менее инстинктивно держа в руке готовый к бою черный ключ.
— Жду Кастера, — придала голосу пророческие нотки она, явно имитируя кого-то, — ибо придет ночь, а с ночью придут миньоны страха и бесконечных тентаклей и возопят они вместе с хозяином, и услышит их Король Рыцарей…
Предложение явно было незаконченно, и он знал, что она от него хочет, но не хотел поддаваться. Они стояли в тишине с минуту, и Котомине вздохнул, сдаваясь.
— И что же они прокричат? — на его вынужденный вопрос она довольно полезла в внутренний карман и надела очки.
— I'll be back, — снова изменив голос, произнесла Слуга.
— Ты просто издеваешься? — нахмурился он.
— Есть немного, у меня в жизни всегда особые отношения с Кастерами, — снова многозначительно произнесла она, — поможешь мне избавиться от него?
— Как именно? — нахмурился он, в принципе, Кастер и Ассасин, при подготовленном поле и удачном стечении обстоятельств были в его силах. Опять же было слишком много факторов, чтобы он решил идти против даже самого слабого Слуги в лоб. С другой стороны, он не видел препятствия в том, чтобы вывести пару Кайнет-Кастер из войны, это было в его интересах, а Ассасин все еще была ранена.
— Есть парочка идей.
— Каково твое желание, Берсерк? — внезапно даже для себя спросил он. Общение с Айрисфиль сподвигло его к изучению себя и тех, кто его окружал; анализ причин и мотивов других Слуг и Мастеров был ничем не хуже.
— Хм, — она все еще улыбалась, но теперь ее улыбка была пустой, а в золотых глазах мелькнула искра ненависти, не к нему конкретно, а скорее что-то более общее и глубокое, — ты знаешь легенду о Короле Артуре?
Очевидно, даже если бы не знал, как только ее личность была раскрыта, он изучил бы эту легенду подробнее. Благородный король, собравший вокруг себя преданных рыцарей и правивший страной чтя справедливые законы и действуя в интересах народа. Не проиграл ни одного сражения. Некоторые считали его реальным, некоторые собирательным образом, но известно было, что самые популярные книги о нем были написаны гораздо позднее и во многом приукрашивали и романтизировали образ. Это был риторический вопрос, и он это знал, поэтому промолчал. Он знал где-то подсознательно, что она не имеет с этой личностью, даже выдуманной, ничего общего.
— Я настоящий король, женщина-король, — произнесла она, прикрыв глаза и погружаясь в воспоминания, — ты должен понимать что в те времена когда я жила, женщины были чуть выше рабов в иерархии и даже самые выдающиеся и благородные дамы оставались чем-то вроде людей второго сорта, хоть и были конечно свои исключения, — она усмехнулась, но не горько, а скорее ностальгически, — сейчас я должна тебе поведать о том как храбро в безнадежной борьбе я отстаивала права женщин… но это было далеко не так. Я была такой же, тихой, делала что положено и была обручена с тем, на кого мне указали. Ну, не совсем конечно, но это слишком длинная история. Я не была гениальным стратегом и не была умелым воином, сам понимаешь, девчонка воспитанная в аристократической семье. Вышивание, танцы и пение не очень подходили для войны. К тому же, в моем мире не было магии, танцевала я так себе и еще хуже придумывала названия для военных походов. А однажды меня даже избила обычная кухарка за то, что я сожгла ее булочки. Кстати, «булочки» у нее были что надо, — Слуга издала несвойственный ей похотливый смешок и Котомине осознал, что мог бы предполагать об Артурии, что угодно и это могло бы оказаться правдой.
Но это было невозможно, Грааль четко отлаженный механизм, он призывает лишь героев и лишь из этой вселенной. Однако Ланселот знал ее, именно ее. Даже если Сама Слуга выступила бы катализатором, то в этой вселенной не мог быть катализатор, который бы призвал ее саму из другого мира. Единственным, кто был способен на путешествия между мирами — Маршал-Волшебник Часовой Башни, Кишуа Зелретч, который выступал советником в разработке войны за Грааль и был наставником глав всех трех семей основателей ритуала. Мог ли он вмешаться в схемы? Это бы многое объясняло, кроме причины. Кирей уже более внимательно посмотрел на Слугу. Она хорошо разбиралась в современных технологиях, уверенно чувствовала себя в мире магии, хотя говорила противоположное. Какие у него оставались варианты, если она ему не лгала?
Она прожила уже не одну жизнь, не одну войну за Грааль. При призыве система должна была стереть память каждой призванной копии Героического Духа и вернуть ее на место в Трон Героев, за исключением войны за Грааль, конечно, где павшие герои выступали топливом ритуала и никуда не возвращались.
— Я предала их, — сказала она, и он, вырванный из размышлений, обнаружил на себе смешливый взгляд, но за ним было легко распознать серьезность, — тем, кто служил мне, рыцарям круглого стола, я приказала умереть. Считай, что мое желание — это взять ответственность. Не оглядываясь на последствия.
Он почувствовал, как его сердце почти остановилось, пока она произносила последние слова, а на последнем ускорилось, словно под адреналином. Было в ее словах нечто жуткое и манящее, не слезливая история и не сами слова, а скрытый за ними подтекст.
***
Аой натолкнулась на Карию совершенно случайно. Во время обследования города вместе с встреченным ей мальчиком в толстовке и шортах. Тот представился Арчером и этого было достаточно, чтобы она поняла, насколько серьезно ее муж отнесся к произошедшему, оставшись сам без защиты Слуги. Они натолкнулись на бывшего члена семьи Мато в тихой и темной подворотне, как раз во время драки. Несколько обычных хулиганов стояли на коленях с разбитыми носами и фингалами, напротив них с пистолетом в руке стоял сам Кария с кровоточащей губой и ссадинами на лице. Очевидно, что трое молодых людей хотели поживиться, но откусили больше, чем могли бы проглотить.
— Еще раз повторяю, я ищу девочку около семи лет, волосы темные с фиолетовым оттенком, собраны в два хвостика, глаза того же цвета, одета в… — мужчина увидел свою возлюбленную и неловко улыбнулся, впрочем что-то менять и объяснять было бы поздно.
— Ты тоже ищешь Сакуру? — неуверенно спросила Аой, опасливо поглядывая на троих подростков и оружие в руках друга детства.
Секунду спустя она, под шлепок ладони Гильгамеша о свое лицо, поняла ошибку которую совершила. Растерянное лицо Мато, почти сразу отразило ужас, а затем с пониманием и гнев.
— Мы никого не видели, мужик, мы просто отжимаем у школоты карманные, даже мобилы не трогаем, — быстро сообразив, что назревает что-то очень нехорошее и инстинктивно, ощущая непонятный страх и одновременно раболепие перед странным ребенком с алыми глазами, затараторил старший среди неудачливых хулиганов, — такая ботва не наше, мы детей не воруем, за такое нас местные якудза сами нашинкуют в капусту. Слушай, мужик, отпусти, мы в ваши терки лезть не будем и языки за зубами держать умеем.
Золотая вспышка оборвала подростка. Копье пробило сразу трех человек насквозь и вонзилось в стену здания, орошая его каплями крови. Арчер безразлично пожал плечами.
— Скоро начнет темнеть, и выйдут все вражеские Мастера, не стоит тратить время, — его взгляд был прикован к противоположной стороне, там, через реку, в Мияме происходило важное событие. Недавно Гильгамеш ощутил Энки, воплощение одного из главных его сокровищ, столь скоротечное и ускользающее, что можно было бы подумать, что всего лишь показалось. Слуга чувствовал легкое раздражение. У Сакуры был один из его защитных медальонов, но это глупое дитя оставила его в своей комнате. Или не глупое, если хотела, чтобы ее не нашли. Зрение Арчера превосходило любого другого Слугу не только в зоркости, не говоря уже об обычных людях, но и у него были свои ограничения. Найти одного маленького ребенка во всем Синто было делом не быстрым, особенно с бесполезным якорем в виде ее беспокойной мамаши. С другой стороны, Гильгамеш признавал, что это был его способ отвлечься от неприятных мыслей об Слуге, к которой он испытывал некую тягу. Почти что близость.
Арчер мотнул головой, в которой еще немного шумело от алкоголя. Будучи Слугой, напиться даже самым крепким пойлом было довольно сложно, что же, он компенсировал это количеством. Мимолетно Гильгамеш отметил, что Аой отреагировала на смерть нескольких человек гораздо спокойней Карии, хотя внешне старалась показать больше эмоций. Это было любопытно.
— Можно было просто стереть им память, — все еще смотря на мертвые тела, прошептал Мато, невольно выронив фальшивый пистолет. Он явно использовал его как пугач и не собирался пускать в ход на самом деле. И несмотря на то что пару минут они дрались, он испытывал искреннее сожаление об утрате жизней. Даже если это были хулиганы, они оставались просто сложными детьми с проблемами и настолько радикальные решения вызывали в нем лишь досаду и скорбь. Все же Кария был отвратительным магом, еще худшим, если оценивать его моральные границы.
— Арчер, прошу вас усмирить свой гнев и позволить нам решать столь незначительные вопросы, — вежливо поклонившись, сказала Тосака. Гораздо тоньше ощущая бурлящую мощь лишь в одном единственном ударе Слуги, даже не зная его имени, она ясно осознавала, что к таким личностям стоит проявлять почтение.
— Спасибо, милая тетенька, вы мне очень поможете, — вновь вернувшись к детской непосредственности, Арчер двинулся вперед, просто положившись на свои инстинкты. Действительно, тратить свои сокровища на таких низкосортных тварей, это то же, что искуснейшим клинком нарезать гнилые овощи. Бессмысленно и мерзко. Секунду спустя он выбросил копье, за которое половина современных магов бы убили собственного ребенка. Избавился от древнего божественного оружия словно от мусора, бросив Карии, — это тебе, дяденька, у нас тут война вокруг, а твоя пиф-паф — бесполезный кусок ширпотреба, который оскорбляет меня одним лишь присутствием.
Мато моргнул, и счел за лучшее не спорить. Было что-то пугающее в этих совсем не детских глазах мальчишки.
Кария испытывал неловкость. Не из-за того, что таскал с собой копье какого-то воина древности или даже божества, лишь от прикосновения к древку которого по телу пробегал огонь, а тело наполнялось легкостью и нечеловеческой силой. От близости к Аой. Она по привычке взяла его под локоть, чтобы не оступиться в наступающей темноте. Да и просто она испытывала страх, чего уж таить. Арчер конечно давал чувство присутствия чего-то могучего, чего-то, что заставляло любого отойти с его пути. Но Слуга был сам по себе, он лишь позволял ей идти рядом. Кария же придавал чувство теплой защищенности, хоть и разумом она понимала, что никакой маг не сравнится в силе со Слугой.
Мужчина отвел взгляд. Да, он хотел поговорить с Аой, да, он хотел обнять ее. Он желал ее. Но он был тут не для этого, не для того, чтобы тешить свое самолюбие. Он вступил в ночной Фуюки, полный опасностей, чтобы спасти Рин, а теперь и Сакуру. Кария сосредоточился, всматриваясь в окружение, хоть по сути этого и не требовалось, ведь с ними был Арчер.
***
Сакура использовала для слабого поискового заклинания ленту, ту, которую подарила ей Рин перед тем, как покинуть семью. Радиус был небольшим, но если бы она оказалась в нем, то Тосака сразу бы обнаружила ее. Так себе идея, но другой у молодого мага просто не было, для чего-то более сложного и масштабного она еще не была готова. Ее младшая сестра всегда носила два хвостика, но перед окончательным уходом, Рин подарила одну из своих любимых лент ей, а вторую оставила себе, как знак их единства. Знак того, что они останутся сестрами, даже если перестанут быть ими по крови. Зокен намеренно перевел Рин в другую начальную школу, чтобы минимизировать их контакты, и она приняла это как наследница семьи Тосака. Даже изредка встречаясь на улице, они позволяли себе не более чем обмен приветствиями и никогда не касались вопросов семьи. Но они обе продолжали носить эти цветные, немного детские, ленты, словно сокровища. Сакура подвязывала свою сбоку или в хвостик на затылке, Рин делала бант на шее или подвязывала в виде аксессуара к новой одежде, так как на двух хвостиках у нее были уже другие, однотонные черные ленты, подаренные Зокеном.
Тосака сбежала почти сутки назад, у нее заканчивались карманные деньги и она понимала, что если не сможет найти Рин и сегодня ночью, то придется вернуться. Сакура досадливо отогнала ненужные мысли. Она обошла все места, где они с сестрой вообще были, но не нашла никаких следов. А еще, иногда, оборачиваясь, она ощущала на себе чей-то взгляд, но никого не находила. В последнее время это чувство пропало, и ей словно бы стало даже легче дышать.
Тосака остановилась, вновь ощутив это чувство, но теперь оно было немного иным. Инстинкты теперь тревожно сообщали об опасности и требовали бежать. Сакура остановилась у яркой витрины, словно бы разглядывая то, что было на них выставлено. Но если бы у нее спросили, на что она смотрела, то Тосака бы не смогла ответить. Ее глаза были сосредоточены на отражении в стекле, пусть и недостаточно хорошем и четком. Редкие прохожие шли по своим делам, машины ехали по дорогам, а чья-то собачка лаяла невдалеке. Ничего особенного, но чувство чужого взгляда, теперь приправленного угрозой, не исчезало. Сакура сжала в кулаке изумруд и резко обернулась. Через дорогу стоял небритый мужчина в обычном сером костюме и столь же неприметном сером пальто. Опираясь на трость, он просто стоял, сливался с толпой и одновременно выделялся, было что-то холодное, веющее смертью в его безжизненном взгляде.
А ведь она почти… на этой мысли она оборвала себя, когда увидела то, что он показал ей. Второй рукой вытащил ту самую, знакомую ей, ленту. Сакура пустила поисковое заклинание малого радиуса, и оно точно определило цель. Мужчина кивнул в сторону многолюдного кафе в однозначном приглашении. Она кивнула в ответ, вот только стоило девочке расслабиться, Майя осторожно подкралась сзади и незаметно приложив безыгольный инъектор к открытой шее Тосаки, усыпила ее. А затем наемница растворилась в ночи.
