Почему я должен верить в то, что на меня нет никаких надежд? Когда всё, чего я касаюсь, крошится в порошок, Я, наплевав на всё, буду просто танцевать в своей вечной темноте.
— Включи свою безмозглую башку и запомни уже, блять: рождённый от тигра не может жить как собака. Пощечиной слова мажут слух собеседника по другой провод трубки, когда парень раздражённо заряжает ими. Не дожидаясь ответа, он резко обрывает связь и со злостью кидает телефон куда-то в сторону. Он закрывает голову руками, а пугающий вопль вырывается у него изо рта. — Не думаешь, что тебе стоит быть осторожней? Откуда тебе знать, что они не шутят?! — рычащий голос отвлекает парня, заставляя развернуться в его сторону. — Понятно теперь, почему Хосок просто так взял и предал тебя — даже на вражеской стороне безопаснее, чем рядом с тобой! — он повышает тон. — Хосок — самый настоящий, жалкий трус, и тебе ли этого не знать, Намджун! — дробью выпаливает он в ответ, быстро подходя ближе к Намджуну, больно тыча пальцем ему в грудь. Низкорослый парень начинает ходить из стороны в сторону, ероша свои обесцвеченные волосы. По нему видно, что он на взводе, и Намджун боится за то, что истерика может накрыть его в любую секунду. — Шуга, — уже спокойнее обращается Намджун к светловолосому, опираясь на дверной косяк. Он выдыхает, зачёсывая русые волосы назад, — да у тебя… у тебя просто-напросто отсутствует чувство страха! — звучит обеспокоенно, нежели разочарованно. — Скажи, в твоём словаре есть определение слову «опасно»? — он останавливает Шугу, хватая его за хрупкие плечи, и сильно встряхивает, заставляя вернуться из поглощающих его здравый рассудок мыслей. — Почему ты не видишь других путей, кроме как насилия? Ты, чёртов психопат, очнись! — в следующую секунду он уже разъярённо кричит на него, заглядывая в глубь тёмных, почти демонических глаз, надеясь найти в них хоть какой-то проблеск света. Шуга игнорирует все адресованные ему слова. Они, словно яд, скользят по его венам, отравляя сознание, издевательской правдой. Шуга резко вырывается из медвежьей хватки, отталкивая от себя сильные руки. Волнение Намджуна за него и эти жалкие попытки вернуть его на Землю значат сейчас абсолютное долбанное ничего. — В чём ты пытаешься меня убедить?! — Шуга срывается на Намджуна. — Что я не лидер, а ёбанный тиран?! Психопат? — он подходит в плотную, по-зверски смотря в глаза вроде как единственного человека, который за него по-настоящему волнуется. — Для них мы всего лишь кучка тупых хулиганов, но мы смогли дать им отпор, понимаешь? — Мы чуть не убили человека! Довериться тебе было безумием, ты безумен! — Намджун должен был сейчас поддерживать Шугу, но на него цунами обрушиваются тревога и страх, от внезапных мыслей о том, чем может обернуться их проделка. Он несильно отталкивает от себя парня, заставляя его отстраниться от себя и закрывает лицо руками. — Они сами виноваты в том, что раззявили пасть на то, что принадлежит нам. Их нужно было припугнуть, я это сделал, — Шуга поднимает голову, разводя руки в стороны. А в чём его вина? Только в том, что он спас своих людей, свою территорию, заявив о своём праве? Да, он признаёт, что было неправильно и рискованно приходить на обычные переговоры с холодным оружием, но, если бы ни это спасающее лезвие кинжала, никто бы не согласился на его условия. Он пошёл на это только ради себя и своих ребят, разве это не предлог, чтобы немного сойти с ума? — Твоя натура далеко не благодетель, как тебе кажется, — понуро произносит Намджун, стирая невидимый пот с лица. — А их натура? — хрипит Шуга. — Ты видел их когда-нибудь в действии? Если бы я первый не обнажил своё оружие, они сделали бы это! — Они никого не пытались убить… — Ты правда так считаешь? Ты тоже решил предать меня? — ещё пуще раздражается Шуга. — Это последнее, о чём я думаю, Юнги, —честно отвечает Намджун, потирая переносицу. — Тебе нужно наконец разобраться в себе. С каких пор ты начал ввязываться в войны между недокомпашками тупых мальчишек-переростков? — он опять делает попытку приблизиться к парню, чтобы убедиться, что он выслушает его. — Ты по-прежнему ищешь место в мире? Если да, то это самый худший способ, пойми это. Юнги пусто смотрит перед собой. Речи Намджуна, он, казалось бы, старался пропускать мимо ушей. Но каждое слово отдавалось эхом в его голове и врезалось в черствеющее сердце болезненными дротиками. Как могло до такого дойти? Кому он пытался доказать, что независим от кого-либо? Не подвластен семье? Захотелось кем-то покомандовать? Кем-то, кто принял его с распростёртыми объятиями? Нет, Юнги сейчас не раскаивается — не по его принципам жалеть о чём либо, он просто думает над произошедшим.***
Старый заброшенный дом. Столько много воспоминаний всплывает у него в голове при виде этих крошащихся от времени кирпичных стен. Казалось, они крошились в пыль вместе с душой Юнги. Он оглядывает двухэтажную постройку из красного кирпича и не решается сразу зайти туда. Здесь уже не было никого около трёх дней. Достаточно долго, учитывая, что раньше Юнги в этой заброшке встречался со своими ребятами каждый день, с тех пор, как Намджун впервые привёл его сюда. Юнги ставит ногу на первую ступень и начинает медленно подниматься. В его голове сейчас только каша из смешанных эмоций, потому что он не спит уже вторые сутки. Он не чувствует страха сейчас, он не видит подвоха, лишь внутренне ликует из-за мыслей о том, что, переступив порог этого дома, его наконец признают, и он этому молча улыбается. Юнги пинает ветхую дверь ногой, открывая её таким образом. Он медленно входит в бывший обитель своего недолгого счастья и осматривает уже такие родные стены. Без смеха ребят здесь холодным туманом повисла тишина. Слишком подозрительная тишина. Юнги настораживается, как любой зверь, ожидающий встретить за соседним поворотом хищника. Но чего ему бояться? В кармане плаща он пальцами нащупывает холодный металл и охватывает ребристую рукоятку любимого складного ножа, подаренного Намджуном около трёх лет назад. С мастерством Юнги никто не может сравниться, когда в его руках оказывается острая сталь, придающая уверенность в том, что всё пройдёт нормально, а если нет, то хотя бы без собственной жертвы. Но он всё же надеется, что сумел преподать хороший урок того, как с ним нельзя обходиться. Юнги смотрит время на часах телефона. Опоздал на полчаса. Это так в его стиле: появляться позже назначенного времени, какой бы важной встреча не была. Если надо, то подождут. Громкий свист Шуги разрывает тишину в мелкие клочья. — Ну я здесь, — оповещает Мин. Так гадко, но он хочет показать, что превосходит всех здесь и что он значительное лицо, которое просто обязаны ждать. Не приметив никаких признаков того, что здесь кто-то есть, Юнги через пару секунд, не спеша проходит в арку, вроде как, бывшей гостиной. Всё как прежде: полуразвалившийся диван посередине комнаты; мрачные, выцветшие, ободранные обои с цветами; зелёные осколки от разбитых бутылок на полу, которые приятно хрустят под ногами Мина. И ни одного человека. — Мне вас что, искать надо? Детство в жопе заиграло? — издевается Юнги, желая поскорее выманить уже из своих укрытий поганых ублюдков. Юнги прячет руки в карманы плаща, находя одной рукой складной ножик на всякий случай. Он обходит бывшую кухню, ведя свободной рукой по пыльной столешнице. За тумбами тоже никто не прятался. Он изо всех сил старается сбросить наваждение. Наверняка, эти высокомерные твари хотят, чтобы Шуга нашёл их сам. Это не их дело провожать его в закоулок своего временного обитания. В темноте почти ничего не видно, а фонари есть только на втором этаже в комнате, в которой Юнги с ребятами проводили собрания, они пели песни под ненавязчивую мелодию его гитары или просто смеялись вместе, объедаясь кукурузными чипсами. Эти воспоминания вызывают у него трепет где-то в душе. Хочется однажды прокрутить эту плёнку у себя в голове ещё хотя бы один раз и просто насладиться тем, что было раньше и тем, что уже никогда не повторится. Он подходит к лестнице, будто бы заглядывая в недалёкое прошлое. Его воодушевляющие речи, наставляющие на скорый бой и блеск в глазах его ребят. Было так приятно чувствовать их поддержку в тот момент. Юнги грустнеет, опуская голову и думая о том, что он всё-таки натворил. Он и вправду разрушил то немногое, что у него было. Поэтому сейчас, наверное, единственный способ всё вернуть на свои места — это получить признание, а потом рассказать всем своим, что у них всё-таки получилось и теперь нет причин бояться. Юнги тешит себя только этим. С этой лестницы обычно всегда был виден свет, но теперь его нет. — Эй! — пафосно окликает Юнги, но в ответ ему всё та же тишина. Он слишком устал для того, чтобы находить место неопределённому страху в своей голове. Парень отходит от лестницы и двигается в сторону непривычно закрытой комнаты, которую он только что приметил. В этом коридоре как раз свет луны из разбитых окон удобно освещает дорогу. Юнги кладёт ладонь на дверную ручку и прислушивается. Ничего. Он с психа раскрывает дверь и залетает в небольшую комнату, тонущую во мраке зимней ночи. Взбешённые глаза цепляются за яркую струю света валяющегося на полу ручного фонарика. Откуда ему быть здесь? Юнги теперь уверен в том, что в доме кто-то был до него. В этой комнате сроду не было никаких предметов освещения, и уж тем более дверь была всегда открыта. Он пока не потерял способность здраво мыслить, поэтому быстро соображает в чём дело, стягивая концы странностей в единую правду. Юнги в ловушке. Сердце начинает колотиться, а пот просачивается сквозь кожу на голове. Юнги бросается к двери, но её захлопывают прямо перед самым носом. — Блять, выпустите меня ублюдки! — вопит он, колотя дверь кулаками. Его точно слышат те, кто удерживают дверь с другой стороны, замка-то на ней и сроду не было. — Не парься так, — гадкий смешок по ту сторону двери. — Тебя не убьют, — слова не внушают доверия, — всего лишь внесут красок в твою жизнь. — Открой мать твою, — Шуга кричит, пытаясь наложиться на дверь со всей силы. Он не знает, чего ждать от своих врагов. Хочется думать, что у них кишка тонка на что-то большее, чем просто запугивание. Тем более, если они не собираются его убивать, тогда что? Заведут какого-нибудь громилу в эту несчастную комнату и прикажут выбивать из Юнги скопившуюся дурь до того состояния, когда он будет готов преклониться перед их властью? Ну, что ж, тогда посмотрим кто кого. Он раскладывает нож и замахивается, чтобы попытаться пробить недлинным лезвием тонкую дверную доску, совсем не волнуясь о том, что этим ножиком вполне может пробить и череп своему неприятелю. Они хотят запугать его? Что ж, они уже знают, что Юнги злопамятен на такие вещи. Парень отдёргивает руку, резко прекращая свои полуминутные попытки протаранить дверь, когда замечает, что они, кажется, пропустили то, что в стене есть окно и тот факт, что комната на первом этаже. Он хитро улыбается, будто бы уже предчувствует их провал из-за их же тупости и невнимательности. Юнги уверенным, но не быстрым шагом направляется к плотно запертому окну, настраиваясь на то, что сейчас ему придётся выбивать стекло из рамы, чтобы сбежать отсюда. Но его внезапно опережают. Шуга редко когда мог прочувствовать страх на своей шкуре в полной мере, но сейчас из-за звука разбитого стекла и от предмета, которым его разбили, у него волосы встают дыбом, а всё моменты из его никчёмной жизни казалось в последний раз пролетают перед его глазами. Юнги никогда не запускал фейерверки на Новый год или на День Рождения. Ему ни разу не приходилось с волнением наблюдать за человеком, который поджигал фитиль и быстро-быстро убегал, пока не рвануло. А потом наблюдать, как красивые салюты вырываются из искрящейся палки и улетают в небо, лопаясь прямо над его головой. Но сейчас, он может побыть в роли и человека, поджигающего фитиль и тем, кто наблюдает за яркими космическими всплесками. У парня сбивается дыхание, а истерика уже совсем скоро обнимет его со спины. Он хочет видеть хотя бы один вариант, как выбраться отсюда живым, но… старинное двойное стекло придётся выбивать ещё больше, чтобы нормально пролезть и не изрезаться острыми осколками стеклянного тунелля, а искрящаяся палка, прямо под подоконником взорвётся максимум через пять секунд. Он не успеет. Юнги хочет сохранить своё самообладание, но его выворачивает где-то изнутри из-за мыслей о том, что с ним произойдёт теперь, он начинает захлёбываться в них. Юнги действительно не знает, что случится в следующую секунду, что с ним будет завтра или через неделю, а будет ли? Он прикрывает глаза, смаргивая накопившиеся слёзы, неожиданно для себя решая, подчиниться и просто отдаться в руки судьбе, потому что, несмотря на всю власть в его руке, непокорность и своеволие, он всё равно остаётся ведомым одной ею. Ей решать: будет ли лучше, если шёлковая нитка жизни Юнги вдруг оборвётся или останется целой, и ему выпадет второй шанс. Он сам этого не знает и даже не загадывает, просто безумно хочет оказаться там, где его наконец примут. Даже при том, что взрыв был ожидаем, Юнги сильно вздрагивает и распахивает глаза, прижав ладони ко рту, чтобы не закричать. Он не хотел смотреть на то, как яркий свет поглотит эту комнату вместе с ним, стерев всё в невидимый белый цвет, зная что это опасно, но такова реакция его тела. Последнее о чём Юнги думает в эту решающую секунду это то, что, наверное, это всё-таки наказание за один из самых страшных пороков в его жизни — неусмиримую гордыню. Его чёртов грех. Нет, он не смиряется, он просто принимает своё наказание. Но он ведь тогда даже не думал о том, что эти сверкающие брызги, так резко вырвавшиеся — последнее, что он видит в жизни, поэтому он смирится чуть позже.***
Юнги резко вырывается из кошмара, в котором, кажется, уже застрял навсегда. Он дрожащей рукой вытирает щиплющие слёзы с глаз, постепенно приходя в себя. Парень обнимает свои колени, пряча заплаканное лицо и пытаясь отдышаться. Рокси, почуяв тревогу хозяина поднялась со своего места в ногах Мина и начала обеспокоенно крутится вокруг него, задевая нагое тело своей мягкой шёрсткой, вызывая у того мурашки. Естественно, это событие транслируется в сознании Юнги далеко не в первый раз. Его прошлое всегда найдёт способ напомнить о себе и даже в чёртовых снах нет покоя…