Башня. После

Костер жадно облизывал сучья и прогоревшие, в соленых пепельных трещинах головешки. Блики отражались в пластинах сброшенного дункановского доспеха, танцевали медью на пряжках рюкзаков, путались в волосах: шнурок, которым эльфийка стягивала косу, лопнул в пути и потерялся где-то в густой траве на побережье, а отодрать новый было неоткуда. Сначала она пыталась на ходу переплести шевелюру по-новому, без лент, потом приноровилась то и дело приглаживать прядки за уши, потом устала – сквозь падавшие на лицо тени смотреть на костер стало даже… Удобнее, что ли. Не так слезились веки. Халиль сначала устроилась с подветренной стороны, и пряный смолистый дым – среди сучьев затесалась еловая мохнатая лапа, – выел ей глаза. Дункан, конечно, намекнул, что она опять сделала не так – эльфийка, ойкнув и затравленно посмотрев на него, тут же перебралась по другую сторону пламени, – но веки все равно казались сухими, как песок, покрасневшими (даже на ощупь, пунцовое воспаление жгло кончики пальцев, когда она касалась их) и набухшими горклой дымной тяжестью. Будто терла их несколько часов, не переставая. Хотя, так оно и было. Только прошлой ночью, в несколько коротких часов от Истязаний до рассвета: лишь темнота развеялась настолько, чтобы лодочник не врезался в опоры старого разрушенного моста через Каленхад, Стража и его подопечную из Башни вышвырнули. Никто даже не скрывал, как им здесь больше не рады. Грегор ругался, шел красными пятнами и гонял каждого встречного храмовника взашей – посты после попытки ограбить Хранилище удвоили. Ирвинг заперся наверху. Младших учеников, единственно заинтересованных не страшной историей об отступничестве, но рукоятями клинков над плечами Дункана, не выпустили из спален. Эльфийка надеялась, хотя бы Петра выйдет ее проводить, но то ли храмовники не дали ей пробраться на первый этаж, то ли сама магесса и не собиралась попрощаться... Теперь не важно, наверное. Халиль смотрела в костер, не отрываясь, сквозь сухую резь в веках и отблесковый жар, сушивший ей губы, и рассеянно думала: о множестве глупых мелких вещей, наполнивших долгий день пути и теснившихся теперь в ее голове плотнее, чем книги на полках архивных секций. О всякой всячине. С легкой руки она записала туда и подслушанную к вечеру соловьиную трель, первую в своей жизни, и разногласую брань в таверне – Дункан заглянул туда на несколько минут купить припасы, и эльфийка, выжидая на крыльце, не знала, куда смотреть: на цветных петухов, на цветные же, из стеклянных бусин украшения селянок или на свое красное от неловкости отражение в придорожной луже. Думала, что Стражу с ней, неумехой, нелегко: спутник и сейчас отошел набрать хвороста и наказал следить за коптящейся на костре рыбой, за медяки выменянной в совсем крохотной рыбацкой деревушке. Халиль то и дело суетливо порывалась повернуть насаженное на ветки мясо, хмурилась – так, не так? – и, не почуяв вони гари, устраивалась обратно, охватывала руками поджатые ноги, клала подбородок на острые колени и снова смотрела в костер. Иногда – реже, чем рыбу, – трогала пальцем пристроенный под боком посох. Тяжелый, не по руке: Овэйн единственный вышел попрощаться с ней, всучил рюкзак с запасной мантией и оружие со склада. Ей полагался теперь чародейский посох – подогнанный под руку, с холодным кристаллом зимней школы, – а достался вот этот, тяжелый, неудобный, трескавшийся молниями. Овэйн беспокоился – насколько возможно для Усмиренного, – переспрашивал, подходит ли, пусть Грегор и сверлил его таким взглядом, что без всякой магии в груди должны были зашипеть сквозные дырки. Как угасла утренняя суетная лихорадка, Халиль стало стыдно, что она так спешно схватила подарок и юркнула за спину Стража, не поблагодарив толком. Слишком тяжело было замечать даже краем глаза солнечное клеймо на лбу – хотя, Создатель свидетель, теперь она с радостью согласилась бы узреть такое и на своем. Лишь бы все это – соловьев, крестьянок, походный костер, коптящуюся рыбу, закат над Каленхадом со стороны суши, – смог увидеть и Рам. Может, стоило признать, что глаза жгло не только от дыма. Эльфийка торопливо надавила пальцами на обмякшие веки, растерла до рези, выдохнула себе в колени, дрожью вслушиваясь в лесную умиротворяющую тишину, но шаг Дункана все равно не распознала: Страж ступал осторожно, крепко перевязанный хворост не шуршал, и этого хватило, чтобы подойти к девушке незамеченным. – Зеваешь! Скоро гореть начнет, – хмыкнул он над самой головой. Халиль дернулась сначала взглядом вверх – не злится ли, нет, улыбка скорее добродушная, пусть и скупая, странно, – потом вперед. Обжигая пальцы, схватилась за рыбину, уронила кусок прямо в костер – некстати Дункан положил ладонь ей на плечо, и пусть она была теплая, мягкая, а не в стали храмовничьей перчатки, хребет не вовремя скрутило. – Да куда руками-то! Вжав голову в плечи, Халиль потупилась и отшатнулась, чтобы не мешать Стражу. Запаниковал он рано – подгорела только одна рыбина с краю, остальные, покрутив внимательно, прямо на ветках мужчина воткнул по краю углей – пусть пропитаются еще дымком, – и даже ту, что в костре, подгреб поближе палкой, вытащил, также обжигая пальцы, отряхнул от пепла. – Будем считать, это на ужин. Тебе ближе к хвосту половину или ближе к голове? – он примирительно улыбнулся. Теплый костровой свет делал смуглую кожу почти карамельной – те тени, что в сумерках Кинлоха казались Халиль мертвенными и стальными, на деле были лишь складками обыкновенных морщин. После Башни не верилось, что Страж вот так просто мог торговаться с рыбаками, хлопотать у костра, улыбаться, отвечая на ее редкие вопросы – иногда эльфийка забывалась от контраста, распахнув глаза, смотрела вдруг на поляны или Каленхад будто ничего не случилось, смешно вертела головой, интересуясь всем подряд: людьми, цветам, птицами, географией, историей подписанных на указателях деревень. Она очень, очень была благодарна за то, что когда минуты спустя воспоминания давили с новой силой и всяческое желание обсуждать пейзажи пропадало, Дункан понимающе замолкал и не тревожил спутницу лишний раз. Только, как назло, не знала, как эту признательность выразить, поэтому опять обняла колени и невпопад спросила: – Вам я, наверное, совсем безрукой кажусь? – Да нет, – Страж пожал плечами. – Не больше, по крайней мере, чем другие выходцы из Кругов. Встречались рекруты и бестолковее, так что об этом точно не беспокойся. Я тебе спину в общем оставлю, она вкуснее, попробуешь хоть… Или уже пробовала в Кинлохе? Засомневался он так искренне – обернулся, колдуя над разделкой рыбной тушки, вздернул перечеркнутую тонким шрамом бровь, – что Халиль не смогла не подыграть. Без помощи Стража делать вид, что все в порядке, было бы в разы невыносимее. Так – просто тяжело. – Пробовала, но не знаю, что именно. Из рыбного меню в Башне только уха. Когда Раму было девять, он, неприлично серьезный на занятиях, вдоволь отводил душу над дурачествами в столовой – пускал по супной глади хлебные кораблики, пока она украдкой прыскала в кулак, чтобы их не заметили наставники. Вечерами он рассказывал истории про то, как ходкие фрегаты с сырными парусами плывут по глади Амарантайнского океана в Антиву, где солнце печет так сильно, что люди рождаются сразу золотыми и всю жизнь светятся, пока танцуют на своих знаменитых фестивалях. Когда ему стукнуло пятнадцать, сказки стали грустными. Корабль плыл из Антивы в Ривейн, где старухи-шаманки говорят с духами на равных, а Круги распадаются чаще, чем их успевают приструнить храмовики. Как изменилась бы эта история теперь, когда Халиль действительно могла бы однажды попасть в Ривейн – если туда, не дай Создатель, докатится Мор или, вдруг, теоретически, с маленькой надеждой, понадобится помощь местным Стражам? – Отвратительно, – Дункан прицокнул языком, располосовал последний кусочек пополам и, отложив порцию эльфийки на чистый лопуховый лист, протянул ей вместе с ломтем хлеба. – В следующий раз скажу Ирвингу много ласковых, нельзя так издеваться над будущими рекрутами. Глаза у него голодно блестели – Халиль только подцепила первый ломтик, непривычная к отсутствию вилок, как Страж довольно закатил глаза, откусив сразу едва ли не половину наскоро сооруженного бутерброда. На короткой стоянке после полудня он тоже много ел: тогда эльфийка едва заставила себя хотя бы от лепешки не отказываться, сейчас вдохновилась примером – в желудке пустота была сравнима с библиотечной в праздничные дни. Рыба коптилась без соли, пепел скрипел на зубах, от дымного запаха щекотало в носу, и все равно она была в тысячу, наверное, раз вкуснее, чем похлебка. Какой-то особый вольный душок, а может – как успел бы подметить, иронично дрогнув ухмылкой, Рам, – дело в усталости от целого дня на ногах, после которого даже нажье гузно покажется верхом кулинарных изысков. Халиль откусила дважды. Потом горелый вкус перебил рыбный. – Простите, но… Не думаю, что Первый чародей станет слушать. После нас… После меня-то. – Ну да, скорее всего, – Страж пожал плечами и потянулся за флягой. – Но мечты пока, благо, бесплатны и не облагаются налогами. Ирвинг вон говорил, что никого, кроме Ульдреда и его учеников, не отпустит со мной, словно забыл, как грешна алчность по словам Песни Света. Пришлось напомнить. Убедительно, между прочим. – Вы разве не специально в Башню за рекрутами прибыли? – Нет, – скрученная пробка мерзко поскрипела. – Я ехал из Денерима в Орзаммар, в Кинлох заглянул на день, подумал, вдруг кого и смогу найти. В Кругах много недовольных, некоторые даже к Стражам готовы уйти – лишь бы от храмовников подальше. Не ошибся, как видишь. Он дергано улыбнулся и запрокинул голову, крупно сглотнул – в этой фляге оставалось на донце, надо бы с утра у ручья неподалеку набрать свежей воды на день. По выступу кадыка скатилась росистая капля, Халиль проводила ее взглядом и, перестав тискать в пальцах обезображенный до какого-то получеловечьего облика хлебный мякиш, осторожно отложила ужин в сторону. Сплела уроненные на колени пальцы, облизнулась – все еще пепельно, – вздохнула, решаясь. То, что казалось Дункану удачей, ей виделось одной большой ошибкой. Не тот достался в качестве рекрута Стражам. Не тот. – Я долго думала, – не зная, как начать, эльфийка мелко сглотнула; словно вторя ее жесту, мужчина отпил последний глоток и, покосившись поверх донца фляги, опустил сосуд. Чуть прищелкнул пальцами – мол, говори, слушаю, – и от его внимания сформулировать вопрос стало еще труднее. – То есть думала, а сейчас поняла, когда речь зашла про Ирвинга. Меня же он согласился отдать, хоть я и… Отступница и маг крови, – торопливо, сглотнув окончания, вытолкнула из себя признание Халиль. Приврала – все по полочкам в голове она разложила еще днем, но не знала, хватит ли ей смелости самой увести разговор в нужную сторону. Дункан ждал. Взгляд у него был пронзительный и… Похолодевший, что ли? Или просто задумчивый? Она снова сбилась, уткнулась взглядов в колени, начала издалека, по новой шкрябая по едва схватившимся сердечным ранам. – Право призыва нельзя оспорить. «Будь названный Стражем королем, будь нищим, судьба его отныне определится бесповоротно». Если бы вы захотели, вы могли призвать и Рама… Но не сделали этого. Я только одно… Я хочу спросить: почему? – Хорошая цитата. Хроники Четвертого Мора, "История Тедаса" авторства брата Вулеспия, – кивнул, признав, Страж, и снова замолчал. Халиль не выдержала, исподлобья покосилась – почему такая тишина, – прикусив щеку, уставилась на неспешно сворачивавшие лист с горсткой рыбных костей руки. Сначала Дункан собрал все остатки ужина и бросил их в костер, поболтал флягу перед тем, как передать ее девушке, все в том же спокойствии соединил кончики пальцев, поднес к лицу, поверх «домика» разглядывая собеседницу. Четверть часа назад он казался беззаботным дядюшкой-наставником, теперь вдруг клинки, уложенные рядом с рюкзаком, даже в отрыве от его спины приобрели вес и матовый отблеск пламени на рукоятках. Халиль уже не боялась. Но пожалела, что не оставила сомнения при себе. – Лгать или уговаривать не стану, лучше давай проясним сразу, раз зашла речь. Да, я мог призвать вас обоих, и даже наша с Кругом договоренность забирать в Орден не более одного мага за раз мне не помешала бы, потому что во время Мора недовольство Ирвинга – спорный фактор выбора. Ты подумала, дело в магии крови, – в намеренную паузу эльфийка догадалась скупо кивнуть, и Дункана это вполне устроило, – и подумала частично верно. Я не одобряю малефикаров, но в победе над Мором хороши все средства. Почему – поймешь позже. Другое дело, что среди средств надо выбирать... – И выбор спасения открытого отступника принес бы меньше пользы, чем хоть сколько-то сохранившиеся отношения с Кругом, – пробормотала скорее в колени Халиль, вжавшись подбородком в выступы костяшек, рваные, как линия Морозных гор у горизонта. Не понятно, что было бы хуже – молчание Стража или его ответ, – но Дункан помедлил и просто кивнул. – Если бы я… – голос дрогнул лишь на миг, а потом пришел в норму. В конце концов, та ночь закончилась. Они сидели у костра посреди леса, вольный южный ветер – теплый, в противовес дневному с запада, – ласкал лопатки, и не было ни одного повода вздрагивать больше обычного. – Если бы я первая попросила призвать его? – Ты уверена, что хочешь знать ответ, каким бы он ни был? Подумай хорошо. Халиль думала. Всю ночь и весь день. Пыталась понять, что случилось бы, если – и почему так не вышло. Смысла в этом было не больше, чем в свободе без Рама, и эльфийка, как ни вертела в голове все возможные цепочки, уже понимала, что дело не в ее готовности к ответу – а в том, что тот все равно ничего не изменит. Она должна была попробовать – но не попробовала. Это у Рама хватило ума просчитать ходы, выверено подготовить пусть такой, на черный случай, но сработавший план ее спасения – не зря после обеда и встречи со Стражем любимый ходил как в преддверии ежегодных испытаний, смотрел сквозь стены и щурился в каждую тень. А она… Она, как всегда, в ступоре ждала в стороне, едва способная собраться с силами на последний рывок. Очень болела грудина – там, куда Рам толкнул ее, отпихивая за спину. И чуть слабее щемило слева. – Нет. – Вот и хорошо, – сухим, ничего хорошего не обещавшим тоном выдохнул Дункан и, зацепив ее взгляд, продолжил, локтями навалившись на колени, словно пытался приблизиться и оттянуть все внимание лишь на себя. – Я хочу, чтобы ты знала, что мне жаль. Но если бы была возможность вернуться назад, я бы не изменил свое решение: увы, время Мора не время для сказок, а я – всего лишь человек со своим долгом. Я не прошу любить меня или считать героем, в Ордене много других, кто сможет стать тебе другом или заменить семью; но требую помнить, что на всех них – и на тебе теперь, – долг Серого Стража. И он первоочереднее наших привязанностей. По ее лицу должно было читаться – не нужна мне ваша семья! – но Дункан все равно сказал это вслух. Сказал жестко, ни капли не смягчив падение, не подстелив обнадеживающее, обезоруживающее искренностью вранье, способное прилизать все раны и сколы, и Халиль вдруг поняла, что… Что в который раз благодарна этому суровому, обрубленному ветрами и шрамами человеку за то, что он, вытащив ее из клетки Кинлоха, не стал строить вокруг новую. За честность. За то, что также, как Рам, был откровенен до предела, до болезненного, до того единственно настоящего, что не имеющие ничего – вроде нее, – могли бы ценить и беречь больше прочего. – Вы не думаете, что я после всего сказанного… – нехотя Халиль покосилась на отблески посоха вполне очевидным намеком. Вырвалось само, она едва успела прижать подбородок еще сильнее к коленям – так, что зубы свело и в зажмуренных глазах опять все загорелось песком и перцем, – но Дункан вдруг засмеялся. – Что ты убьешь меня в ночи и сбежишь? – на белых зубах тоже блестел костер, и в глазах запрыгали цветные отсветы. – Во имя Создателя, уж за столько лет командорской жизни я немного, смею надеяться, научился разбираться в людях. Ты – нет, не сделаешь так, даже если очень захочешь. Долг. На разведенные его руки – мол, что с вас таких взять, – эльфийка только потупилась и неловко дернула уголком губ. Действительно, это был очень глупый вопрос – и она в жизни не подумала бы о таком. Куда бежать, если при себе ни денег, ни знаний об этом мире? Как выжить в лесу? Что делать после? Главное – зачем все это? Треснул разорванный жаром сук. Халиль вздрогнула, Страж и бровью не повел – оттолкнул подальше от огня рюкзак, отстегнул от него скатку одеяла и, со вкусом зевнув в ладонь, подбородком мотнул на недоеденный ужин. – Если оставляешь на завтра – заверни и спрячь, муравьи иначе утащат. Сегодня без дозоров, порождений тьмы в округе точно нет, волков местные давно перебили, а разбойники здесь непуганые, шуметь будут, проснемся. Но на завтра советую выспаться, ближе к Редклифу людей больше – а с ними и бед. В ее рюкзаке тоже было одеяло – теплое, если бы не пара проплешин старости, и пахнущее теми травами, которыми перекладывали в Башне склады, книжные полки и стопки белья, чтобы не ела моль. Халиль завернулась в ткань, поежилась – соседство сна с муравьями, волками и возможными ливнями ее не прельщало, но не более того. Всяко лучше демонов – а они, как казалось после Истязаний, раз запомнив, никогда ее уже не бросят. – Я заранее извиняюсь, если буду кричать. Кошмары, – она виновато, с нарочным пренебрежением пожала плечами – мол, такая мелочь, даже стыдно думать об этом, – но Дункан, в который раз удивив ее, хмыкнул и грустно качнул головой. – Не беспокойся зря. Мои сны разбудят нас раньше, будь уверена. Готов спорить на серебряк… А, да. На утреннюю очередь мыть посуду? Халиль тупо уставилась на Стража, потом расплылась в улыбке – дурацкая шутка, а на душе все равно потеплело. Скажет, тоже, такой суровый – и кошмары… Это все была неправда. Костер, будущее в Ордене, свобода без Рама – все было неправдой. Неприличным анекдотом, таким заковыристым, что даже не смеяться – только отмахиваться, мол, не рассказывайте такие гадости, наставники же услышат. Однако, все это было. Как маленькая девочка – ей было девять, Раму одиннадцать, они впервые ночевали вместе в лазарете, подкошенные лихорадкой, притащенной из Гварена новичком, – она надеялась проснуться утром и узнать, что все – только страшный сон. Надежды на это таяли, как головешки в догоравшем костре.