Башня. После

All our beliefs fading into ashes Heed the words that we pray For a Hero's Return our hearts still yearn Rise and conquer, let the infidels burn "Hero's return", Hammerfall

Стальная пятка посоха постукивала по плитам в такт шагам. Главный вход в Башню смотрел на восток: рассветное солнце светило в спину и слепило бликами на храмовничьих доспехах и вскинувшихся с лязгом клинках. Стена рыцарских нагрудников стянулась вокруг гостей наподобие силковой петли, прошуршавший по углам сквозняк особо громким вдохом плюнул по ногам весенней сыростью (в отличие от осенней, зимней и летней, в Кинлохе она пахла чуть больше жизнью и чуть меньше – книжной пылью) и затих. Рам остановился и с брезгливой зыбкой улыбкой отвел от горла острие меча. – Малефикарам тут не место, – хмуро выцедил сквозь зубы Грегор, единственный – не доставший клинка. Зарокотали – кто гневно, кто напугано, – остальные, у колен припал на брюхо и оскалился, оголив клыки, Гвиндор. Несколько мгновений воздух казался густым, как бомбовая начинка, только если храмовникам это не нравилось, Рам воспроизведенным эффектом наслаждался. Даже не мечтал никогда стоять в кругу церковных воителей и смотреть на них сверху вниз, пусть и доставая макушкой в лучшем случае до прорези в шлемах (а в худшем – едва ли до подбородка). – Не знаю, где ты видишь здесь малефикара. Перед тобой Серый Страж. – Тогда удивляюсь, чего Серый Страж забыл здесь, когда Мор – там, – Грегор отмахнулся, чтобы убрали мечи. Рыцари разбрелись по своим постам и делам, но то, что никто из них не скользнул внутрь Башни, предупредить с приказа командора Ирвинга (да и то, что ведущие на первый этаж створки оказались плотно притерты и для надежности перекрыты балкой с кунарийское бедро толщиной) показалось тревожным знаком. Даже паршивым. – Если бы не Мор там, ты бы меня здесь и не увидел никогда, – Рам краем глаза проследил, чтобы никому из спутников не вздумалось лишний раз провоцировать храмовников. Бой с ними они, скорее всего, пережили бы – но не без потерь что сил, что времени. Впрочем, волновался зря, Зевран, присвистнув, прошел мимо и примерз к полу возле настенных фресок – будто интересовала его история Каленхада, а не удобная для подслушивания позиция, – Стэн осадил мабари и застыл за спиной приклеенной охранной тенью. Даже Морриган вежливо сделала вид, что ее вовсе не отвлекают нацелившиеся в декольте ведьмы взгляды, и запрокинула голову, рассматривая со смешанным выражением скуки и презрения потолок в однообразной растительной лепнине. Раму казалось, он и вслепую нарисует все эти надоевшие до зубного скрежета пшеничные колосья и виноградные лозы – изысками архитектуры Башня не блистала, то, чем обогатили приемную для гостей, сгодилось и для украшения наставнического этажа и общего зала собраний. – Я на денек. Всего лишь заберу всех боеспособных магов и уберусь, чтобы не мозолить твой взгляд, рыцарь-командор, – эльф нарочно долго нащупывал за пазухой бумаги, все с той же брезгливой ухмылкой передал храмовнику. Вздернул бровь – Грегор развернул пергамент и, осилив половину, так сжал края, что показалось, вот-вот разорвет в клочья. Да даже испепелил бы взглядом – не беда, настоящие договора Рам и Алистеру лишний раз на руки не давал: заверенной Эамоном, а потом еще и гномьими Хранителями копии верили безоговорочно. – Увы, – прорезь рта Грегора осталась ровной, как полоса клинка; он свернул бумаги, отдал, не моргнув глазом, скрестил руки на груди. – Тебе придется убираться ни с чем. Нет боеспособных магов, я пообещал, из Башни никто не выйдет – и никто не войдет, пока не прибудет подкрепление из Денерима. Как вас переправил Карролл? – Мор придает убедительности всем просьбам, – пожал плечами эльф. Подумал, что угрозам серостражеское положение тоже прибавляет веса: Грегор пялился на него, барабаня по латному наплечнику пальцами в шершавых заусенцах и чернильных пятнах, какие появляются не от долгой письменной работы, но от спешки – не раз и не два ронял перо и вляпывался в лужицы краски на бумаге, должно быть. Остальные выглядели не лучше – кто из храмовников щеголял небритой щетиной, кто – мешками под красными от недосыпа глазами, у кого потрескались от нервных, сбивающихся со слова на слово молитв губы. Рам понял, что ему не понравилось больше всего: не запертые двери и не хмурая тишина, но спокойствие, смахивавшее на предсмертное. Он ждал драки и заранее предупредил всех, с ним отправившихся, чтобы ухо держали востро. Расставание с Грегором вряд ли можно было назвать теплым – эльфа до сих пор тянуло схватиться за собственное горло, стоило вспомнить ночь бегства. Если бы не Дункан, словно пса, осадивший его за шкирку, он бы точно успел в прыжке свалить командора на пол. Добили бы дальше святой карой или дали прежде выпотрошить рыцаря сначала из доспеха, а потом из кожи и мяса – не столь уже важно, если подумать. Только трупов стало бы больше: богатая жертва на похороны Халиль. Зарыли они ее пепел где-то на заднем дворе или без церемоний швырнули тело в Каленхад? Рам выдержал паузу, но Грегор не поторопился ничего добавить. Застыл окончательно, скрюченные пальцы – на латной загогулине, кольнул исподлобья взглядом и продолжал колоть, когда эльф сквозь все еще равнодушную, вымученную – словно ему кожу на лице заживо переплавили, – вежливость спросил, что у них случилось. – В Башне демоны и одержимые. Причина неизвестна, – командор как докладывался, выкраивал из мыслей по реплике, и на каждую приходился нервный стук ногтя по наплечнику. – Я запросил Право Уничтожения, надо вычистить из Кинлоха всю мерзость. – Бас-саирабаз, – под нос, отраженно сложив руки крестом, скривился Стэн, но замолчал по одному скупому покашливанию. Они договорились, что в Башне о кунарийских обычаях лишний раз вспоминать не будут – но Рам все равно пожалел, что потащил с собой именно Стэна, а не Огрена. Кого-то, конечно, надо было оставить с Шейлой – защищать от нее крестьян и их птичье имущество, – и сначала Стражу казалось хорошей идеей избавиться от способного сорвать любые переговоры гнома. Желваки вздулись, на миг мигренью свело виски: не будет никаких переговоров. Вот почему его так потянуло в Кинлох, думать ли теперь, что ли, что демон послужила предупреждением? Да какая разница. Только бы не представлять, что случилось, отправься они сначала в Денерим. Крюк по дороге в пять дней, еще дела… – Все выжившие тут, – поймав стражевский ищущий взгляд, вздохнул Грегор. Рам видел только храмовников. Из зала вели обрубки коридоров в подвал и оружейные – может, хоть какие-то спасенные маги ждали там, – но их должно было быть больше. В десятки, если не в сотню, раз. – Как давно? – Три дня назад появился первый демон. К вечеру мы отступили сюда и забаррикадировались. Значит, ворон в Денериме. Храмовникам понадобится срок чуть побольше на дорогу сюда – будут торопиться, но вряд ли настолько, чтобы загнать лошадей насмерть. – Теперь я вижу, почему храмовников в родной земле мать называла смелыми; им доставало отваги хотя бы высунуть нос за пределы дверной черты, – Морриган грудно хохотнула, но тени на ее лице ни капли не изменились – света в витражах не хватало, по углам залы и вовсе коптились плошки с маслом и толстые, для алтаря предназначенные свечи. – Впрочем, и в моих словах мудрости мало. Ты собрал достаточную армию, Страж. Оставь этим недоумкам самим разбираться с последствиями их трусости. – Там и мои люди! – рыкнул Грегор, особо громко щелкнув по латам. На голос его обернулись пытавшиеся отвлечься на сторонние дела, встрепенулся заснувший со шлемом на коленях паренек, сонно качавшийся на лавке в углу. Рам чувствовал пристальные взгляды тех, кто сквозь прорези в забралах наблюдал за каждым его шагом, каждым покачиванием посоха, который обманчиво спокойно лежал в ладони. Нацеленное в потолок острие из драконьей кости тускло, как хищнический оскал, сияло в тех лучах, что падали из запыленных витражей. Морриган была, в общем-то (как всегда), права. Гномьих легионов и долийских лучников – на жалкие остатки редклифской армии, большей частью превратившейся в дымку погребальных костров, он не шибко надеялся, – должно было хватить против орды. Даже с договорами храмовники вряд ли пустили бы с ним больше нескольких десятков магов – под разными предлогами утаив в башенных недрах самых непокорных или умных, не дав им и глотка вольной жизни сделать. На их свободу Раму плевать. Но на жизни, вот так по шелесту письма сброшенные со счетов? – Если бы там были только твои люди, я бы и пальцем не пошевелил, – холодно бросил Страж. Гнев Грегора больше его не пугал, досада, складками исчертившая лицо, почти веселила – как веселит ожидание боя, закипающее в крови. Он развернулся к командору спиной, цепко окинул спутников взглядом – Гвиндор, уже развалившийся у ног Стэна, тут же вскочил на лапы и завилял хвостом, широко трепещущими ноздрями принюхиваясь к хозяйским эмоциям. Раздражение. Усталость. Ярость. Мабари чуял всю мешанину – и чуял сквозь нее проклевывавшееся обещание новой крови, потому что стражеская жизнь приучила Рама очень быстро решать на месте, не размусоливаясь на долгие высосанные из пальца размышления. – Если кто-то не готов встречаться с демонами, – Зев ответно надул губы и закатил глаза немой насмешкой, Алистер вздрогнул, но кивнул уверенно, Стэн на миг замялся, решая, – самое время вернуться на берег. Четверть часа на подумать и проверить снаряжение. Кто-нибудь, – Рам мотнул головой, обращаясь к наиболее тесной кучке храмовников, – из вас может добавить что-то дельное? Какой демон явился первым, откуда они идут, что было странного последние дни в Башне? – Сверху идут, – буркнул незнакомый, должно быть, чаще обретавшийся на тракте, чем в Кинлохе, рыцарь, но умолк, пожав плечами на какую-то ужимку Грегора. Даже оборачиваться не пришлось – командор сам обошел эльфа, желчно хмыкнул, разглядывая Стража с макушки до пяток. Раньше такой взгляд унижал и одергивал. А теперь Рам вернул наглость сторицей, презрением окатив седину и коршунный профиль Грегора, и храмовник отвел взгляд первым. – Там опасно. Если вы все станете одержимыми, только усложните работу по зачистке… – Меня интересует лишь одно, – Рам прислонил посох к плечу и поправил скрипнувшие кожей перчатки, сквозь желчный ответ силясь вспомнить, сколько у них осталось на двоих лириумных зелий. – Откроешь ты мне вход в Башню миром или придется прорываться с боем. – Так рвешься спасать свой дом? – ввернул, явно пытаясь задеть, храмовник, и у него получилось. Эльф вскинул подбородок, стиснул пальцы на посохе так, что по краю лезвия зашевелились молниевые, блескучие, как гладь Каленхада, искры, и голос у него прорезался таким же лезвием. Только ледяным – как чары Халиль. – То, что делало Башню домом, мертво. Не без твоей помощи. И знаешь, – насмешка дернула уголки губ вверх, – мне, наверное, и правда уже плевать на их жизни. Но когда начнется битва за Архидемона, я хочу видеть за спиной магов, способных драться, а не кучку трусов, вроде вас, смотрящих на их гибель со стороны, пока я – порченный самой Тенью малефикар, – хочу спасти хотя бы нескольких. Лично я нахожу это забавным. Так каков ответ? – Не думай, что должность Стража дает тебе право так отзываться о моем ордене. Мы знаем, когда стоит бороться, а когда стоит отступить, – по жесту Грегора трое храмовников все же поторопились вскочить и схватиться за запирающую балку. Пыхтение их несколько минут наполняло тишину, пока не помог Стэн – и лишь тогда, когда Гвиндор оказался за порогом, а Морриган, насмешкой одарив пялившегося на нее юнца, переступила черту между полом коридора и зала, командор окликнул эльфа. – Не знаю точно, откуда взялись демоны, но если кому-то повезет выжить и узнать – уверен, дело окажется в таких, как ты. Посох ждал своего часа. Невесомо Рам отмахнулся от миражей желания – не сейчас, – обернулся через плечо. Посмотрел даже как-то… Снисходительно, потому что теперь, с застывшим обломком в грудине вместо сердца, ему смешно было слушать все потуги Церкви и храмовников оправдаться за их жестокость. С тем же успехом они могли обвинять погоду в Орлее или соседских кроликов – это все было так глупо, что не хотелось тратить лишние слова. Но Рам на них расщедрился – пусть Грегора хранил сам Создатель, вытащив из полной Башни демонов и спутав планы Стража, лелеемую в груди змеистую месть ничто не могло уже убить. Песнь Света учила быть непреклонным перед врагами своими, но Грегор – не враг. Он убогий, к которому должно было проявить хоть каплю снисхождения. – Такими, как я, не рождаются, – хмыкнул Рам и, стукнув посохом по граниту вместо мрамора, застыл, в сужающуюся щель между створками наблюдая за тем, как меняется с хмурого на бессильно-гневное лицо храмовника. – Такими, как я, становятся из-за таких, как ты. – Воспоминания? – участливо поинтересовался Зевран ближе к концу коридора. Клинки его темнели копотью, несколько следов гари пометили правую щеку зеркально татуировке. Они остановились из-за ругани Морриган – ведьма пыталась окутать чарами исцеления подранный собачий бок, пока Гвиндор, скуля, всячески увиливал от магии. Воины прикрывали спины – застыли, переводя дух, Алистер шумно глотал воду из фляги, привалившись спиной к стене. На том самом месте, где двенадцать лет назад – почти тринадцать, если подумать, – Рам цеплялся за каменную кладку, поднимаясь на ноги после первой своей драки. Он уже плохо помнил, из-за чего конкретно случилась потасовка: то ли знатнючий сынок наехал на мать эльфеныша, то ли обиделся, что Раму досталась наставническая похвала за выученный урок, то ли еще какая-то мелкая мальчишеская пакость… Страж смотрел, как кружатся пылинки в синеватых отблесках витража: воды Недремлющего моря катились к берегам родной деревушки Андрасте. В соседней комнате валялся труп разодранного от горла до паха юноши – вышел в одиночку против когтистого Отчаяния и не справился. В смерти, надо признать, бывший обидчик выглядел почти достойно – спокойное лицо его плохо ложилось на воспоминания об усмешке, с которой знатнючонок выкручивал эльфийские уши. – Что-то вроде того, – погрузившись в прошлое разом, как в обрядовую купель – в обидную боль детских побоев, в ненависть к врагам, в ночные расчеты мести, в триумф первой победы в драке, – ответил Рам. Не рассказывать же Ворону, как валялся на этом самом ковре – годы ничего не изменили, разве что края подвытерлись, превратившись из алых в мясисто-розовые, – и зажимал хлюпающий кровавыми соплями нос. Было – и прошло, командирские неудачи должны оставаться в прошлом, как и возможные сомнения отряда. – Готово? – Да уж, – пробубнила Морриган, вытирая о занавеску обслюнявленную в благодарность руку. Гвиндор замахал хвостом, подойдя на зов Стража – и тут же заскулил, схваченный аккуратно, но жестко за ухо. – Ты запомнил? Здесь ты не трогаешь ни одно тело. Нажрешься нагов, когда выберемся отсюда. – На Тропах ты не так был щепетилен к трупам павших легионеров, – хмыкнул, крутанув на пальце колечко кинжала-керамбита, Зевран. Подмигнул пристыженному псу – мабари застучал по заднице обрубком хвоста и вывалил язык, почуяв в этой добродушной насмешке обещание чего-то повкуснее нагов. Рам тоже улыбнулся – сколько бы Ворон не прикармливал пса, из палатки тот убийцу гонял все равно исправно, – отпустил ухо и в награду пригладил жесткую шерсть на холке. – Даже в порождениях тьмы желчи меньше, чем в некоторых моих… Коллегах. Не хочу, чтобы отравился. Идем. Они застучали шагами снова по камню – ковер скрученным рулоном валялся у основания стен, должно быть, собирались вычистить. Деловая суета весенней уборки всегда Раму нравилась – открывали нараспашку окна, выгоняя из коридоров застойную зимнюю сырость, перестирывали драпировки и занавески, гоняли библиотечных помощников стряхивать пыль даже с самых высоких и ненужных полок. В этом году потеплело рано – вот и за Кинлох взялись почти на две недели раньше срока… И не успели. Он думал под цокот собачьих когтей о причинах, помешавших Ирвингу и Грегору прошляпить опасность – и о ее возможной природе, – но с другого бока притерся Зевран, увильнувший от своего положения в начале отряда, растянулся улыбкой, щурясь на яркие золотые лучи, струившиеся из отмытых, блестевших чистотой витражей. В растрепанных его прядях тоже искрило солнце; Рам раньше недоумевал, зачем убийце такие длинные, неудобно же в схватке, наверное – а потом перестал задавать вопросы. Никакой риск не заставил бы его отказаться от возможности зарываться в это антивское золото пятерней и тянуть на себя, выжимая стоны один за другим. – Ты же убить его хочешь, – все с той же довольной, кошачьей улыбкой сказал Зевран и поскреб подбородок. – Кого? – Рам вздернул бровь, и Ворон рассмеялся тихо, так, чтобы только Страж да Гвиндор слышали: остальное тонуло в доспешном лязге и очередной перебранке Морриган и Алистера. – Грегора. И не отпирайся, я такие вещи печенкой чую. Маг только головой качнул – мол, ни да, ни нет, – но молчание его убийце сказало даже больше возможного спора. Тишина их разговору шла, как бархат аристократской шее – мягко кутала, шепотом договаривала в уши о недосказанном, и поняли они друг друга и без слов прекрасно. Обсудить правда, что дальше, не успели: впереди перекликались голоса, и некоторые из них Рам узнал раньше даже, чем прислушался к самому разговору. – …нам нечего ждать тут. – Это наказание Создателя! – Кейли, прекрати! Если бы не запекшие на полу и стенах кровавые следы, некоторые – из узких пятерных полос, будто мазнули ладонями, – Рам подумал бы, что и не пропадал из Башни. Надо было лишь прикрыть глаза и вслушаться в перепалку учениц Винн – и скрипнуть зубами до судороги, потому что Лиль, чаще всего встававшая между ними знаком примирения, больше никогда не успокоит закипавшую праведным раздражением Петру. – Морриган, ты, кажется, хотела глянуть на магичек Круга в естественной среде обитания? – Уж вся я истряслась от нетерпения, – напевно фыркнула ведьма, но ухмыльнулась и перестала скучающе пялиться на потолок, снизойдя к реалиям. Говорили они нарочно громко – предупреждая о появлении, чтобы у кого-то из запертых в ловушку магов не сорвало крышу от нервной трясучки – и даже Гвиндор, распознав необходимость выглядеть как будто все в порядке, приосанился и степенно засеменил рядом с хозяином. Для магов их появление не стало неожиданностью. Как для Рама не стал неожиданностью нацеленный на него посох и взгляды малышни, притаившейся за спиной Винн. – Дорогой мой Страж, ты уверен, что это место было тебе домом? – Зевран въедливо оскалился, взглядом смерив учеников при магессе. Кейли тряслась, Петра колебалась – один Киннон на вид казался хоть сколько-то опасным. – От нетерпения встречающих я, право, все больше радуюсь своему семейному одиночеству. – Семью, увы, не выбирают. Мне досталась такая. – Действительно, не выбирают, – сухой тон Винн шуршал, как страницы древнего фолианта. – И вряд ли после предательства тебя все еще можно считать частью семьи Круга. – А, старая сказочка, – фыркнул Рам. Посох магессы искрил, вокруг старческой ладони клубился аквамариновый отсвет формирующегося заклинания – и это было предвестие не исцеления, а вполне опасных чар природного созидания. – Я, может, и предатель, но не враг. Убери оружие, Винн, сейчас не время пикироваться. – Для тебя – старшая чародейка Винн, отступник. – Тогда, старшая чародейка Винн, прислушайся к приказам командора Серых Стражей и опусти посох, – Алистер на такую вольность дернулся и скривился, будто хлебнул из фляги вместо воды бомбовый кислотный состав, но промолчал. Рам искренне считал, что отданное право предводительства в будущем прочило повышение в титуле – в конце концов, должен же кто-то после Дункана занять ферелденский пост, а кандидатов кроме что-то не наблюдалось. Разве что из Вейсхаупта пришлют своего ставленника… так это когда случится. Войну взглядов он опять выиграл – чародейка слишком устала, набрякшие от красноты веки заслезились и опустились, но посох непоколебимо остался нацеленным прямо на отряд. В сердцах Рам выматерился – упрямая старушенция, – но не подал вида, фыркнул еще раз, мол, ему-то какое дело до мелких препон, и забросил свое оружие в наспинные петли. …наверное, он просто устал ждать понимания хоть от кого-то в этих стенах. Все, что эльф помнил, осталось в прошлом – таком давнем, судя по ощущениям, что даже касания к стенам родных пенат казались не более чем очередным мороком. Это все было не по-настоящему. Возвращение, злая настороженность Винн, заплаканные мордашки младших учеников, тяготное, сосущее ощущение восстанавливавшего после боя резерва – все это Рам не мог воспринимать как часть бытия. Он хотел переиграть. Если не ночь бегства – так хотя бы свое триумфальное явление. Даже краем уха не расслышать слова Грегора. Вылепить из себя не героя, но мстителя, провернуть давно задуманное и оставить руины дымиться памятью о том, что никогда не вернется… Вместо этого он дернул щекой и, окончательно перестав принимать магессу как что-то опасное, обратился к ученикам. – Петра, Киннон, ну хоть вы прислушайтесь к голосу разума, а не старческому маразму. Мы встретили демонов Гнева и Отчаяния в спальне юношей. Почему барьер только на одну сторону коридора? – Слова ради слов, Страж. У них силенки на исходе, – Морриган легко повела плечом на одергивающий взгляд, мол, а где неправда-то. На нее малявки, переминавшиеся с ног на ноги, хлюпавшие носами и накручивавшие тонкие косицы у висков, пялились даже с большим опасением, чем на Рама. И уж конечно больше всего вопросов вызывал Стэн – он казался выше даже, чем некоторые статуи в Церемониальном зале. – Там было безопасно, – Петра невесомо коснулась виска кончиками пальцев. – Мы зачистили, что могли. – А теперь они сочатся с верхних этажей, – дергано прищелкнул пальцами Рам. И понятно, почему только самые эфемерные демоны смогли попасть вниз – Гнев плавит даже кинлоховскую кладку, Отчаянию не преграда какие-то там стены. Может, к лучшему – останься на этаже хотя бы одно рогатое чудище вроде Гордыни, всем ученикам настало бы время читать эпитафии. – Хорошо. Раненые вряд ли есть. Что-нибудь еще нужно? – Ничего нам от тебя не нужно, – буркнул Киннон, скрестив жестом отчуждения руки на груди. Петра на него покосилась с явным недоумением – хоть один проблеск разума в этом мраке, – и, уже не стесняясь своей усталости, подергала раскрасневшуюся мочку уха. – Можно запечатать и эту часть коридора. Но тогда мы окажемся в ловушке – мы уже пытались прорваться за створки, но Грегор нам не поверил. Вряд ли дождемся под защитой чего-то… хотя бы чего-то. – Ну конечно. Ему везде видится теперь обман демонов, – Рам оглядел комнату, – в барьере не будет толка. Вам придется снять имеющийся, чтобы мы прошли дальше. Надо разобраться с причиной свистопляски до того, как денеримские храмовники зальют тут все карающим огнем. – Они объявили Право Уничтожения? – поколебался Киннон, и в тон ему выдохнула надрывно, неверяще, Винн. Даже посох опустила, пяткой уперев в стык плит, качнула невесомо, рассматривая стальным, пронзительным от старости взглядом так, будто увидела заново. На губах Стража дрогнула, едва появившись, скупая ухмылка. Теперь ей не так легко красить все в черное и белое, да? – Объявят, как только прибудет отряд из Денерима. Надо успеть раньше. Повторяю вопрос – что-нибудь нужно? – Даже не знаю, – задумчиво Петра прикусила изнутри щеку. Вздрогнула – к ее бедру прижалась девчонка с двумя встрепанными, в рыжину косичками, сморщила курносый нос так, будто собиралась расплакаться. Ладонь магессы на макушке ее не успокоила – девчушка мазнула ребром ладони под носом, слизнула прозрачную слезную каплю и тихо проныла-прошептала. – Мы есть хотим. Малышня поддержала ее таким же неуверенным тихим гудением. Рам нахмурился, ругнулся под нос – действительно, прошло же три дня. Воду они еще могли добыть – Киннон неплохо ладил со школой зимы, – но если забаррикадировались тут, не вылезая на верхние этажи и не имея доступа к кухонным подвалам по ту сторону приемного зала, оккупированного храмовниками… В карманах у него водились только припарки, припасенные сразу на весь отряд, мешочки корня и даже пара бомб на крайний случай, но вот вся еда – что-то они захватили, не уверенные, что прорыв наверх уложится в день пути, с таким-то количеством стычек, – осталась у Зеврана. Рам обернулся – Ворон уже развязывал горловину своего мешка. – Я знаю, что такое детский голод, – на немой вопрос шепнул одними губами убийца и, растянув губы в чересчур приторной улыбке, с какой притираться лишь к малышне, идиотам и пьяницам, поманил девчонку мешочком сухофруктов. – Только пусть у вас не слипнется, дорогая. Не сразу она смогла преодолеть настороженность и увернуться из-под ладони Петры, успокаивающе лежавшей на макушке. Потом мышкой подобралась вперед, вот-вот готовая отпрянуть, увидела, что отдал ей Ворон – и едва на шею ему не бросилась под радостно зажурчавшие «спасибо» и «да хранит вас Создатель» от подтянувшейся малышни. Винн смотрела широко распахнутыми глазами. В этот момент ничего не стоило обмануть ее настороженность и швырнуть коварную энтропийную руну под ноги, но Рам – благородный, забери его Бездна, спаситель, – равнодушно повертел эту мысль в голове и выбросил прочь. – Кто-то должен остаться тут, – эльф обернулся к разошедшимся по комнате спутникам. Алистер, уже вовсю помогавший Ворону, вскинулся, Морриган хищно раздула ноздри и демонстративно вернулась к разглядыванию потолка, Стэн склонил настороженно голову. – Я не арвараад, – напомнил, с нажимом прокатив на языке слово на кунлате. Пенное и беспощадное, как омывавшее земли кунари море – Рам хмыкнул, кивнул ресницами: он и не спорил. Задумался, с хрустом вывернув сплетенные замком ладони – Алистер как храмовник мог пригодиться в схватке с демонами, но оставлять Стэна наедине с малышней ему не хотелось до зубного скрипа. Без каких-то объективных причин, просто не хотелось – потому что неясно было, до чего доведет всю компанию суровость кунари и лепет Кейли, если они вдруг сцепятся языками. – Алистер, приглядишь. Гвиндора тоже оставлю, если будет все плохо – отошлешь его за нами, – Страж скупо кивнул и сразу же вернулся к болтовне с девчонкой, мабари сел за зад и коротко залаял. «А как же демоны и схватка?» – будто спрашивал он, проникновенно заглядывая в глаза снизу вверх, но эльф остался непреклонен. – Да, остаешься. Будь вежлив. И помни насчет тел. Обиженно пес заскулил – конечно, будет помнить, – стукнул обрубком хвоста по полу и, склонив морду, вывалил в приветствии язык: к нему подошел пацан посмелее, внимательно прислушивавшийся к разговору взрослых. – А можно погладить? – Это боевой мабари, – выдохнул Рам, едва не закатив глаза – то, что он ввязался в спасение этих идиотов, не обязывало его источать направо и налево дары своего снисхождения, – но мальчишка не сдался. Шмыгнул носом и так радостно-наивно уставился на Стража лупоглазыми глазищами, что и тяжелый вздох, кажется, мог воспринять за согласие. Рам отмахнулся – пусть делают, что хотят. Себя в обиду Гвиндор не даст, если перейдут черту – и пес, распознав разрешение, тут же завалился на спину, подставляя пузо под несмелое почесывание, хотя морда у него все равно осталась обиженной. Еще бы, хозяин идет кромсать демонов, а ему придется служить подушкой для малышни, уже разобравшей подарки Ворона и сообразившей, что помимо желанной еды им еще и развлечение в виде добродушно настроенного мабари перепало. – Все это, конечно, хорошо, – вмешалась Винн, напомнив зачем-то о своем существовании. Как по мнению Стража, стояла бы и дальше статуей идейного непонимания, раз уж разум твердил ей одно, принципы толкали к другому, а ситуация намекала на третье. – Но кто знает, что ты натворишь, оказавшись наверху. Там полно демонов… – А я только и жду момента, чтобы радостно отдаться им на растерзание и одержимость. Всю жизнь мечтал, – с сарказмом, от которого должно было челюсть вывернуть наизнанку, процедил Рам. – Нет, – холодно мотнула головой Винн. – Ты мечтал не об этом. О власти и признании, если я не ошибаюсь. И уже погубил мага на пути к своей цели. Опять повисла тишина. Башня была словно создана для молчания: оно таилось в глубинах Каленхада, жалось к островным рваным берегам, затекало вязкой патокой по ступеням в Кинлох, тащило выше неповоротливую свою тяжесть – словно рвущиеся из недр Тени руки. Те самые, что хватали за горло и не отпускали. – Не я убил ее, – почти прорычал Рам. Зевран тревожно обласкал его взглядом, сглотнула Петра, на рефлексе толкнув за спину кого-то из малышни, заворчал глухо Гвиндор, привстав на передних лапах – детские ладони на макушке и холке, пусть желанные в своем обожании, не остановили его бы от броска. – Не ты, – Винн посмотрела в упор, навылет, прямо в глаза и глубже, на дно зрачков, где не один месяц росло и ширилось безумие. – Но твои амбиции. Прежде чем кричать, что я не права, подумай, действительно ли Халиль того хотела – или просто пошла за тобой? Игнорировать Грегора было легко: он бил наугад, в то время как чародейка, притершаяся к своей ученице, знала каждую струну, которую можно было дернуть. И дергала. Упоенно, наслаждаясь, видимо, сиянием своей правоты. Как до сих пор не ослепла – вся такая чистая, незапятнанная, всепонимающая… Правая? – Халиль, значит, – пробормотал под нос Зевран с прищуром, радостно запыхтел Гвиндор – он единственный в отряде раньше слышал имя эльфийки, в те ночи, когда даже Раму не хватало выдержки выть в скатку одеяла молча. Звуки липли к ушам, дыхание клекотало в глотке – это все было постороннее, ненужное, мешавшее. Цель – вздымавшаяся размеренно грудь под мантией старшей чародейки, выбить из нее каждое слово, саму мысль, жизнь, вдохнувшую в обвинение столько сил… Рам хотел не просто убить ее в этот момент – стереть саму память о Винн. Но одернул себя, осадил, будто затянул под кадыком поводок контроля, потому что срыв значил бы, что он признал ее правоту. А это было не так. Он сделал все, что мог – в ту ночь и в последующие. Делал каждую минуту их одной на двоих жизней, чтобы все получилось – насмешка Создателя, что закончилось все именно так. Встречей с раздражавшей каждым своим выпадом чародейкой. Никогда Рам не любил ее, но уважал – за те знания и поддержку, что давала она Халиль, за уравновешенного Киннона и добродушную Петру. За силу. За редкий целительский талант. И вдруг все перестало иметь значение, потому что Винн была не права, и толку злиться на магессу, которой старость червем изъела разум, позволив ей нести такую откровенную чушь? Она прожила втрое больше, если не в четверо, чем Рам, но знала и понимала во столько же раз меньше, если обвиняла его. Если думала, что этим выведет малефикарскую суть на чистую воду – потому что не было никакой сути. Был Страж. Была его память. Была боль. Семьи, чтобы считаться с ее мнением – не было. Рам медленно выдохнул и, успокоившись, распрямился, обернулся к отряду – все ли готовы, – равнодушно пожал плечами. – Я сказал, сейчас не время вспоминать старое. Что ты от меня хочешь? – Пойти с тобой, – проскрипела, словно суставами старости, Винн. – Хочу убедиться, что ты не натворишь бед еще больших. Морриган закатила глаза, одними губами прошептала, что менять одного идиота на старую дуру даже для нескольких часов или дня пути – избыточно, и ее мнение Рам оценил, хмыкнул про себя, уже прикинув, как много ласковых потом скажет ему ведьма. Но спорить ни с кем не стал. – Что ж, если ты готова бросить их всех, – Винн дернулась, украдкой покосилась на Петру и Кейли, но ни жестом не выдала своего отступления даже под насмешливым стражеским взглядом. – Я согласен. Снимай барьер, пора выдвигаться. Рама трясло от занозистого, паучьими лапками расползшегося по спине озноба – все из-за Овэйна. Усмиренный смотрел так, будто пережитое смогло вернуть ему часть эмоций, запечатанных где-то в глубине: в глазах-пустышках плескался не сам ужас, но его тень, и от этого становилось только жутче. Детский, давно известный закон: невнятное описание «кошмарный, как ничто на свете» заставляет дрожать гораздо сильнее, чем подробный набросок пусть даже самого отвратительного создания. С бестиарной тварью знаешь, как бороться. Против безымянных, обрубочных чувств Усмиренного, пробужденных пережитым светопреставлением, противопоставить нечего. К лучшему, что новая схватка закрутилась вокруг пламенными вихрями: гневно рокотавшие демоны хлынули волной, от жара затрещала корка на губах и ткань подола – и стало легче. Бездумно Рам крутился волчком: полукруг посохового острия чертил молниевые зигзаги, вспышки «шока» подсвечивали рунные извилистые линии. Он дрался по памяти тела, по натренированным, безошибочным, выверенным, как оружейная сталь, рефлексам – выпад-уклон-вспышка, начертанное вокруг вымотавшегося Стэна кольцо силового поля, в полуминутную передышку – точечно прошедшееся по ожогам исцеляющее свечение. Винн не особо помогала – в согласованной тактике, проверенной месяцами боев, ее чарам места не было, – но навыки целителя пригодились. Голубоватая, много более мощная, чем магия Стража, ткань Созидания кутала поочередно Стэна и Зеврана, заживляя на их шкурах едва расползшиеся царапины и волдыри вздувшихся ожогов, и даже Морриган чародейской щедрости нет-нет, да перепадало. Ну а для себя Рам помощи и не просил – хватало воронки энтропии, высасывавшей последние выдохи бунтовщиков. Он не хотел их убивать. Кого угодно – демонов, наемников, порождений тьмы, зверюг, сумасшедших, – но только не таких же восставших против цепей Круга единомышленников. Но они нападали – оскаленные, озлобленные, оглохшие в своей ненависти, – и драконья кость снова матово сияла, пропуская через сердцевину разрушительные электрические разряды. Одну девчонку, впрочем, удалось пощадить. Опрокинутая «Взрывом разума» в груду тряпья, оставшуюся от одержимого, и растрепанные, залитые кровищей книги, она поползла назад, уперлась затылком в стену, сглотнула, силясь не разреветься. У нее были две дурацкие косички – как у малявки под присмотром Петры, – и яркие веснушки, Рам даже не думал, отмахнулся от магички, как от мухи, едва убедившись в ее безопасности. Почему-то он не помнил ее имени, только лицо – редко видимое в перерывах. Училась в группе на несколько лет младше, кажется, даже до Истязаний еще не доросла, совсем дуреха. В коридоре, стоило им перегруппироваться, Винн снова смотрела волком; хорошо хотя бы молчала, но взгляд ее был красноречивее тысяч манифестов: «Это из-за таких, как ты». Рам так устал объяснять, как легко было избежать лишней крови в этих схватках, что в какой-то момент поймал себя на желании найти главаря малефикаров… И, пожалуй, присоединиться к нему. Грегор не пощадит; у девчонки, со счастливой улыбкой убежавшей в зачищенный от теневых тварей коридор, в запасе было максимум два дня жизни, после которой – все равно или Эонар, или Усмирение. Из небунтовавших магов им удалось вытащить только торговца лириумом. Вытрясти из него золото оказалось труднее, чем минутой ранее выковырять его из шкафа – но и с этим Рам справился с убийственной серьезностью, спасавшей и в драке, и в переговорах. Потому что все другие маги были мертвы. В церемониальном зале, у самого входа, лежала Бригитт, первая их с Халиль наставница: крови натекло столько, что пухлая, всегда румяная магичка казалась обесцвеченной, только медно-рыжие кудри разметались по полу неровным обгоревшим ореолом. Он закрыл ей глаза перед тем, как двинуться дальше. Тела попадались по два-три – маги пытались выстроить хоть какую-то линию обороны, судьба сводила в последнем бою бывших друзьями и бывших смертельными врагами. Рам узнавал лица через раз – какие-то перекорежили гнев или отчаяние, какие-то были залиты кровью, обезображены огнем, вдавлены внутрь черепов ударами когтистых мощных лап. В коридоре второго этажа воняло гарью – только по закоптившейся, с обломанными зубцами заколке Страж узнал Ильву. В библиотеке под рабочим столом оказался похоронен Ронни – прижимал к груди какой-то редкий, требовавший невероятно бережного обращения фолиант, и клеймо Усмиренного на мертвенно-бледном лбу казалось не просто выжженным, но взрезанным наживую. Почти минуту Рам стоял над телом сэра Бертана. Храмовник, наводивший кошмар на первогодок, ублюдок, протаскавшийся за Лиль почти десять месяцев – и сделавший все, чтобы ее жизнь в детстве оказалась не просто тяжелой, а невыносимой, – умер, защищая спиной новоприведенного в Круг мальчишку. Подсказали ноги: мантию ему выдали новую, а вот обуви на складе не нашлось, старые, подранные, доставшиеся от какого-нибудь старшего брата ботинки порыжели от ферелденской грязи. Винн молилась. Стэн с ничего не выражавшим лицом прорубал им путь вперед, взмахом клинка выигрывая время для прочтения заклинаний. Морриган мрачнела с каждым залом – в часовне ее прорвало на долгую тираду на хасиндском языке, в которой Страж, едва приноровившийся к речи ведьмы, не мог отделить злость ругательств от соседства с отчаянной, звериной ненавистью к этому миру. Зевран просто молчал и был рядом – неожиданно этого хватило. Последним, кого Рам нашел в тупичке напротив кабинета Ирвинга, был Миэль. Из располосованного живота выпали в корке гари внутренности, по краю прорехи в коже розовела тонкая, начавшая срастаться ткань, лицо исказила гримаса боли – он умирал долго и мучительно страшно от раны, залечить которую не хватило маны, - и Страж, разглядев все детали, до крови прикусил щеку, когда опустился на колени и закрыл глаза сородичу. – Был другом? – осторожно, как гладил против шерсти, присел на корточки рядом Зевран, зеркальным жестом опустив веки малолетке, придавленной упавшим трупом. Другом ли? Рам смотрел на татуировку на бледной, в синеву коже: Миэль гордился ей, рассказывал, что уговорил Ирвинга найти согласного долийского мастера. После Бресилиана Страж знал, как выглядят настоящие валласлины – узоры изящнее и хитрее грубых черных рубчиков, перьями-полосами испещрившими скулы и лоб. Сказал бы он ему – встреть живым, – что это не настоящая долийская татуировка? Или солгал бы? – Нет, – мотнул головой Рам, поднимаясь на ноги и нацелевшись уже на кабинет Первого Чародея. – Просто был единственным, кто, кроме Халиль, не раздражал. – Разве для тебя это не синоним дружбы? – в спину пробормотал Ворон, отряхивая колени от чешуек спекшейся крови и копоти. Что надо было ему ответить? «Ты раздражаешь меня каждым мигом своей внезапной проницательности, но, тем не менее, ты все еще тут, и я даже почему-то тебя не заткнул?» Рам только хмыкнул, дернул плечом – не время, совсем не время, – и толкнул мерзко скрипнувшую (петли погнулись от удара) дверь в одну из лучших комнат Башни. Сюда не добрались демоны и хаос драки, ни одно заклятье не тронуло ровно разложенные по столу бумаги, отполированные ящики с артефактами, шкаф с богатой резьбой – все осталось как в последний день, который провел эльф в Кинлохе. – Привал. На третьем этаже больше комнат и переходов, будет жарко. Кому нечем заняться, – Страж отпихнул со своего пару грохнувшихся со столов фолиантов – обычные учебники, эти обложки он и на ощупь по вензелям узнал бы, – упал в чародейское кресло и, прислонив рядом посох, отодвинул первый письменный ящик, – помогите обыскать тут все. – Ты не можешь рыться тут как в своем доме! – с порога гневно пророкотала Винн. – Это не твоего ума дело! – Ирвинг, быть может, уже мертв, – Рам взял на колени толстую бумажную стопку и прямо под ноги сбрасывал те записи, которые явно не пригодились бы – счета, часть переписки, рунные черновики, – все интересное откладывая на палисандровую столешницу. Янтарные блики на ее поверхности походили на лужицы разлитого бренди. – А еще я хочу понять, что породило такой бунт в Круге – не мой же скромный уход послужил причиной. – Твое предательство, – с нажимом, дотошно до утомительного настаивая на своей версии, уточнила Винн, – вызвало множество кривотолков. Храмовники усилили патрули, Грегор стал драть всех даже за мелкие дисциплинарные провинности… – И ты винишь меня? – Рам перебрал стопку личных писем, прочитал вскользь адреса – все разные, видимо, годовые письма родным магов. Мол, жив-здоров ваш ребенок, о большем и не спрашивайте… Интересно, отец пускал их в растопку сразу или сначала все-таки читал? – Твоя эгоистичная выходка подставила весь Круг! Андерс опять сбежал, и Грегор поклялся, что на этот раз не будет давать ему спуску! – О, отлично, в слабоумии этого идиота я тоже виноват, – на чародейку Страж даже не смотрел. Зевран кружился по комнате, кинжалом поддевая подозрительные стенные панели, Стэн притулился на ящике с бельем и чистил Асалу от гари, Морриган ленно скользила пальцами по корешкам в книжном шкафу. – Да ты прям как закваска в чане с дерьмом, – хмыкнула ведьма, ястребиным сощуренным взглядом выцепив вдруг какой-то том в потертой черной обложке. Рам библиотечные полки учителя изучил досконально, но этой книги не помнил – и потому одобрительно кивнул тому, как спешно Морриган затолкала фолиант себе в сумку. – Хвала совсем не Создателю, что я из этого дерьма выбрался, – Рам опрокинул еще два ящика прямо на стол. Поворошил россыпь колец, сразу отбросил в сторону медное бестолковое барахло, с некоторым сожалением смел в мусор и сложно граненные кристаллы для артефактов посложнее – времени возиться с их настройкой не было, хотя пару штук, подходящих под гнезда в плечах Шейлы, все же забросил в сумку. На откровенное воровство Винн смотрела с презрением, поджав губы и ступая по ковру так осторожно, будто боялась вымазаться в творившемся вокруг нее кошмаре. Одно из колец – с руной усиления магии, – налезло на указательный палец, другое, в рубцах защитных меток, Рам перебросил Зеврану, тут же обрадовано напялившему обновку. Оставался последний ящик, длинный и плоский, в котором тонким слоем лежали текущие заметки. Ирвинг любил видеть повседневные задачи в полном объеме. Выдвигая ящик, он всегда с довольством гладил бороду и муторно, в одних и тех же выражениях пояснял, как важно при управлении Кругом держать картину в сознании целиком и не упускать мелочи; Миэль преданно кивал, пока Рам за улыбкой прятал рвотный рефлекс. Его всегда тошнило от Первого Чародея – не как от учителя, в конце концов, боевой маг он был один из лучших, – но как от управителя. Рам разбирал на коленях заметки – переписка с Грегором, что-то вроде «вечером, вопрос Х(?), захватить бутылку», сводки промежуточных экзаменов с подчеркнутыми именами – вот новые перспективные ученики, – тонкие книжицы чародейских монографий, – и думал, что, в общем-то, Ирвинг действительно охватывал картину целиком. Плел свою паутину. Находясь внутри, Рам видел только отдельные части – теперь вдруг смог узреть все. – Сволочь, – прошептал он. Картонная обложка дневника смялась в пальцах, хрустнул проклеенный тканью корешок, будто книжице перебили хребет. – Какая же все-таки сволочь… В запястьях затрепетала нервная злая дрожь. Рам, едва отвлекшись от чтения – будто залпом глотал отвратительную настойку протрезвления, – переложил руку на подлокотник кресла, сжал и разжал пальцы, представляя в хватке ирвингову шею. Его окликнули – наверное, дважды или трижды, потому что сразу Зевран не перешел бы на крик, – Стэн вскочил на ноги, всем видом выражая готовность. Он солдат. Хорошо чуял, когда дело шло к смене тона: с дружественно-обсуждающего на безоговорочно приказной. Но Рам поднял взгляд не на них, а на застывшую Винн. – Ты знала про магов крови в Башне до того, как начался бунт? – О чем ты? – чародейка поморщилась, будто ей под нос сунули вонявшие алистеровы носки. – О каких-то знала… Кого отправляли на Усмирение на следующий же день. К чему вопрос? Страж качнул переброшенной через колено ногой. Аккуратно разгладил смятые странички, поправил скошенный угол записи, разве что закладку не вложил, хотя и одного раза прочитать хватило, чтобы слова взрезались на изнанке век. Шок прошел быстро – он ждал чего-то подобного, когда так уверенно полез в ирвинговы бумаги, но чтобы признание было столь открытым… Не исповедь, о, нет – старый хрыч самодовольно хвастался в своем дневнике, радуясь мелким удачам. Рам хотел и одновременно боялся найти в столе приказы на Усмирение. Если бы там значилось имя Лиль – он не был виноват в попытке вытащить ее и, следовательно, в ее смерти, он мог бы выбросить из грудины ноющий камень (в который, видимо, превратилось сердце) и больше не чувствовать по ночам удушающую, лапами взгрызающуюся в мышцы спины и скул боль. А нашел – это. Он отлистал на страничку назад и медленно, рубя по слогам, без всяческого выражения зачитал. – Ульдред оказался весьма полезен в обнаружении нужных нам признаков. Я бы сказал, ученики должны быть потрясены его способностями манипулятора. Нужно будет организовать семинар, дабы и другие чародеи могли перенять его полезный дар, – в полной тишине Страж отложил дневник на стол, поверх исписанных убористым почерком страниц хлопнул ладонями, стиснул зубы – до скрежета, в который переродился обвиняющий вой. – Это дневник Первого Чародея. Запись от седьмого Фрументума сего года. Шавка Первого Чародея нарочно вводила в заблуждение мятущихся учеников – а потом сдавала их с потрохами Ирвингу. Рам не дрогнул, когда в ложбинку лопаток скатилась холодная капля испарины, с опозданием, затормозившим остроту мысли, подумал, что его от краха отделял лишь шаг. Что было бы, предложи ему кто-то силу кровавой магии – а не дойди он до этой мысли сам, через книги и отчужденные наблюдения? Что случилось бы, будь он Йовану настоящим другом, разделяющим суть взглядов – потому что Йована, без сомнения, подтолкнули к такому решению, – а не кажущейся тенью сочувствия? – Старшая чародейка Винн, – справившись с мигом гнева, от которого к глотке подкатил горький желчный привкус, Рам взглядом пригвоздил наставницу к центру комнаты. Это напоминало допрос – и она это поняла, стоя в круге насторожившихся спутников, степенно скрестила руки на груди, не успевая уже перехватить посох за спиной. – Ты что-нибудь знала про эти семинары? – Что-то такое Ирвинг упоминал однажды. Но дело не дошло. Знаешь ли, не хватило времени, – она легко качнула подбородком, указывая на заваленный трупами коридор. – А участвовала бы в чем-то подобном? – Малефикарам не место в Круге. Если Ирвинг нашел способ защитить учеников от тлетворного влияния – я его одобряю, – какое-то мгновенное, как тень пронесшейся пылинки, сомнение мелькнуло на морщинистом лице, и, помедлив, Винн все же добавила. – Впрочем… Я понимаю твой гнев сейчас. Это действительно… Не честно по отношению к юнцам, едва способным усмирить свои страсти. Я хотела бы, чтобы в Круге больше вопросов решалось доверием и миром. Рам так и не научился распознавать ее ложь – может потому что ни разу не подловил чародейку на вранье. Он постучал пальцами по столешнице, взглядом сверля в ней ровные дыры, прикусил кончик языка. Самое обидное – во всем прочитанном он видел красоту игры и восхищался ею. Способ должен был работать – и при том неплохо, раз Ирвинг так долго продержался в Круге, и Страж понятия не имел, что сделать, какую мысль подумать, чтобы отпустило затопившее чернотой и зубным скрипом брезгливое какое-то отчаяние. Это все был фарс. Кажущаяся свобода либертарианцев – раз их глава продался с потрохами Первому Чародею, – возможность выбора, вера в товарищеское плечо. Он всегда знал – и не поддавался, берег себя, как ферзя, под конец партии, и мерзко было понимать, что не случись бегства – так и остался бы забытым в углу доски бесполезным рыцарем. Хотя бы не пешкой – управлять он собой не позволил бы… И все же, это был проигрыш. Обидный вдвойне от того, что он даже не успел в эту игру вступить. Резко Рам дернул шеей и молча поднялся. Отточенным движением перехватил посох – лезвием вниз, наизготовку к бою, двинулся вперед, и Винн качнулась, ожидая, наверное, уже своей казни. Не ее гибель нужна была Стражу – старая дура, милосердно прикрывавшая Лиль от детских обид и заблуждений, все еще раздражала, но появилась цель более приоритетная. – Я заставлю Ульдреда сожрать свой лживый язык, – на ходу обронил он и пинком толкнул дверь. Холод коридора ударил в грудь, выбил гарью дурманный, слишком домашний запах кабинета – пыль, чай, тканевая отдушка, – въелся в пальцы под следы ногтей, впившихся в медную окантовку посоховой рукояти. Не хватало Гвиндора под боком – пес бы понял, оскалился, зарычал и первым на острие атаки бросился бы кромсать ненавистные глотки, с жадностью выжирая и кровь, и мясо, и трепещущие нервы. Чей труп точно Рам не стал бы щадить – ирвинговский. Обещание в пустоту оставалось обещанием – предатель умрет, возможно, оказавшись полезным перед своей смертью. Но Первый Чародей… – Ты спрашивал про Грегора? – тихо прошептал Страж, когда его догнал Ворон, пристроился в такт шагам вместо мабари и молча кивнул. – Так вот, забудь. Новая цель – Ирвинг. Они пошли за новыми целями – озвученной и настоящей. И поднялись на третий этаж.