В колокол бьёт, объявляя тревоги, Печальный призрак нашей свободы. Но не услышат и не помогут Мёртвые Боги. "Черное солнце", БИ-2
Ниалл сказал, из ловушки Праздности выбраться невозможно. Рам тихо улыбнулся, склонив голову, и шагнул в рваную дымку портального проема. Не за то он продал свои старость, будущее и свободу демонам, чтобы знать столько же, сколько обычные ученики Круга. У всего своя цена: Праздность создал действительно сложную, путаную ловушку, но этим – фигурально, конечно же, – заколотил крышку своего гроба. Потому что у созданных им миров были правила, а Рам всю жизнь занимался тем, что искал лазейки в имеющихся законах – в защиту Халиль или себе во благо, – и не видел ни одной причины, почему у него не получится на этот раз. Надо было лишь разобраться – и маг отправился в путешествие по Тени, не сдерживаемый ни страхами, ни условностями. Если демон думал, что, разделив Стража со спутниками, его этим ослабит – он крупно просчитался. Без присмотра Винн или необходимости подстраиваться под слаженную работу со Стэном и Зевраном Рам был почти всемогущ: магия Тени, первозданная, клокочущая сила, струилась вокруг, сколько не черпай – даже не разглядишь дна; и пусть у горизонта не виден был Черный город, где-то здесь дышала в лица спящим Бездна, трещинами изъедая ткань за Завесой. И этого было достаточно. Наверное, что-то подобное чувствовал Огрен, поутру прикладываясь к фляге с пивом после вечерних возлияний: ненасытная, бесконечная жажда, грызшая нутро, поддавалась полноте первого глотка и исчезала, опьяняя силой. И если на Истязаниях он все-таки контролировал каждый шаг, опасаясь возможного отката, то теперь… Ненависти было едва ли не больше, чем магии. Тугие воронки обвивали вены, каждый выверенный жест нес смертоносную вспышку. Рам скалился вдосталь – не перед кем было держать хладнокровную отчужденную маску, – обрушивая гнев стихии на головы храмовников, магов и порождений тьмы. По отчерку посоха рушилась каменная кладка – сотрясая землю, кажется, до глубин земли, – и вспыхивали, сворачиваясь по мановению рук, картонные перегородки между мирами, выкрашенные в фиолетовый и ночной черный. Потому что Тень – место, где маг может все при должной силе воображения и упорстве. В Раме столько ненависти клекотало, что не надо было уже ни воли, ни фантазии, все делалось само – под скрежет зубов обрушивались потолки, под стенание вдернутых напряжением жил высасывал из видений силу, как высасывает паразит кровь из своей жертвы. Он паразитствовал: знал, что понадобятся силы в борьбе против Ульдреда. Для запретной магии требуются стальная воля – и клокочущая кипятком злость, чтобы рванье ран на руках приносило удовольствие и силу, а не страх, и созданный Праздностью мирок идеально подходил для того, чтобы напитаться яростью. Напиться ею. Припасть посреди пустыни к источнику – и вычерпать его до дна, с гневом после отбросив опустевшую кружку. Рам вытащил поочередно Стэна, Морриган и Винн – их видения лежали почти на поверхности. За Зевраном пришлось спуститься на самое дно воронки миров. Остались позади Башня с гадальных карт, искореженная взрывами, пылающая и грохочущая гневом, остались тренировочные залы рыцарей и кусочек первозданной, черно-зеленой, сгнившей Тени в прожилках деревьев, яд из корней которых таил всю память и всю горечь мира. Ферелден захватили порождения тьмы. Запах скверны щекотал ноздри – лживым, обманчивым флером, чутье Стража не обманывало. Они все ненастоящие – гарлоки, генлоки, эмиссар в рогатой маске в конце коридора, – марионеточные куклы Праздности, едва вычерченные угольными тенями на декорациях мирка. Наверное, Раму даже было жаль их – не осознавших свою ущербную природу. Дважды покалеченные: скверной и демоном, в общем-то… Почти собратья. Они дергались и падали искореженными трупами, когда буря докатывалась до них и хлестала молниями. Заклинание, в настоящем мире способное едва сокрушить площадь комнаты и перемолоть в своем треске пару-тройку разумных, выкашивало орду десятками. Рам не уставал – некогда было, стягиваемые чары энтропии, продолжавшие его изломанную, расползшуюся по треснутым каменным плитам тень, цеплялись к стопам тварей и вгрызались в их нутра, подпитывая мага – пусть даже скверной. Ему плевать было, откуда черпать силу – впереди маячила цель. Последний гарлок пал, обожженный «шоком» до каменного, в копоти и ошметках угля скелета, двери распахнулись – не было в этом мире дверей, которые ему не поддавались, Страж тщательно собрал ключи, облики, шелухой касания надеваемые на лицо, словно бальные маски, – и затрещала, принимая плоть мага, плоскость портала. Его выплюнуло в первозданной Тени. Извивы корней путались под ногами и норовили в щель свою поймать посох. Едко воняло кровью – старой, спекшейся многолетней коркой, и новой, свежей, хлещущей из перерезанных жил. Вкус был знаком – Рам заторопился, наготове держа в пальцах связку молниевых всполохов, пульсировавших, словно выдранное заживо сердце. Растянутый на дыбе Зевран на антиванском булькал кровавой пеной на губах. Трещины ран изъели смуглую кожу, как время – фреску, суетившиеся вокруг эльфы едва отреагировали на появление мага. Рыжий только замахал руками, прогоняя прочь, второй деловито прокрутил механизм до утробного, как ворчание сытого пса, щелчка. Также хищно Рам сощурился, крепче схватив посох. Пока он шел, подслушал достаточно, чтобы разобраться в происходящем – так вот каким было детство Ворона… Неудивительно, что их невинные – в сравнении, – игрища в палатке его не отпугнули. Что такое пара укусов и заломленные руки против настоящей пытки? – Эй, ты чего тут забыл? Проваливай, – отмахнулся от него рыжий, как от служки. Такие наверняка водились – не тут, но в подвалах Гильдии, – должен же кто-то оттирать кровь и ползать под дыбой, проверяя, хватает ли смазки зубчатым колесам. Страж сделал еще два шага, демонстративно воткнул посох острием в рыхлую теневую ткань – легко, будто гниль изъела ее до трухлявой мякоти, – хмыкнул. – Нет, это вы сейчас провалите. Он мой. – Твой? Этот выродок – собственность Араннаев, – второй долиец (беглец от долийцев? Случайная проекция из памяти – вряд ли демон настолько хорошо разбирался, что к чему у Воронов?) навалился на колесо, чтобы прокрутить еще на четверть круга. – Проваливай, а не то… Угроза застряла у него в горле – Рам швырнул молниевый сгусток, пригнулся, пропуская свистнувший над головой нож, закрутился на месте, рунным барьером ограждая себя от искр взорвавшегося сквозь эльфийскую оболочку демона. Зевран заметался на ложе дыбы – огонь опалил ему лодыжки, лопнули, едва ли принеся облегчение, веревки, – замычал, но голос потонул в треске пламени и вое схватки. Блок руной на хлесткий пламенный удар. Подсечка посохом – важна не сама атака, а касание с зачарованной драконьей костью, – вой задетого энтропийной слабостью демона, запечатывающие его пепел чары духа. Рам встряхнулся, как гончая, ощерил зубы из-под верхней губы, повторил в воздух: – Я же предупредил, что не люблю делиться. Ворон – с потрохами его. Он продался за сохраненную жизнь и обещание безопасности. Вот оно, его спасение: Страж вытащил из-за голенища нож, чтобы рассечь путы на запястьях… И остановился возле дыбы, нависнув над распятым убийцей. Горячая от схватки кровь, бушующая эмоциями и адреналином, кипела в груди – и жарко взбухала воспалением в паху. Ран было много, еще больше – царапин и синяков, расцветивших шкуру картиной. Как говорил Стэн, важнее мастерство художника: маэстро, запятнавшего смуглый тон лиловыми и алыми подтеками, то ли закатными, то ли смертельно-раневыми, маг даже пощадил бы. Он видел красоту и чувствовал искореженное, лихорадочное от боя возбуждение, щелканьем механизмов выкрученное в голове сразу на максимум. И причиной был вовсе не бой или влияние демона, а нутряной зов, отклик на заманчивый образ. Пыльные трактаты о многом умалчивали; исключительно практический – магов учили теории эксперимента, не пропадать же пользе случая, – интерес вызывал молчаливый оскалистый смех. Насколько далеко получится зайти в Тени? В палатке всегда оставался сдерживающий фактор – тишина, соседство, завтрашний путь и новые схватки. Здесь, за Завесой– они одни на целый остров, раны, полученные на дыбе, зарастут, едва Зевран очнется в Башне, а зарастет ли память – не все ли равно уже после пережитого? Ворон покрутился, с намеком качнул запястьями – и Страж все же перерезал путы, мгновеньем позже вдавив скрещенные руки в изголовье ложа своей хваткой. Второй ладонью вцепился в подбородок, жадно поцеловал, кусая без разбору губы и сдирая зубами спекшуюся кровавую корочку. Соль впиталась в язык – как вино. Стало пьяно и тускло в голове, будто задернули полог: он не думал почти, рывком стягивая убийцу с пыточного механизма и мигом позже втискивая его поясницей в край ложа то ли до хруста кости, то ли до треска нервов, то ли всего сразу. – О? – только и смог в краткую передышку выдохнуть Зевран. – Мой ненасытный Страж жаждет нового опыта? Он был ломанный пыткой, весь в крови и грязи, драный, как кошачье ухо, и с тем он был такой желанный, что в голове ничего, кроме углей, не осталось. Рам почти обнял его, ладонью заткнув рот, вжался бедром в пах, жадно вдыхая соль и железо, мазнул губами по уху, по шейному сгибу, прикусил край разошедшейся раны – то ли от ножа, то ли от кнута. Кровь густела на языке и пленкой стыла на зубах. Зевран застонал, притираясь ближе, подставил шею, послушно давая оттянуть голову за намотанные на кулак волосы. Не сопротивлялся даже, когда Рам, окончательно перестав чувствовать границу между допустимым и сдерживаемым, зарылся фалангами пальцев в рубец на спине, ногтями раздирая тонкую пленку исцеления и подушечками щупая пульсирующее живое мясо. В палатке у них были сдерживающие факторы. И главный из них – стражевское, рычащее из нутра «контроль» и память о демонах Тени, по щелчку способных перемолоть его в кучу ошметков, если однажды эмоции возьмут верх над волей и магия заструится вокруг, черпая из тех резервов, что ведут к одержимости. Рам отстранился. – Ты этого хочешь? – А по мне не видно? – Зевран красноречиво покосился на собственный пах, змеистым кончиком языка слизал кровь. Сил еще не хватало – говорил толчками, будто хлестала из ран жизнь. – Нас предупреждали наставники, что такое… Случается с некоторыми. Вроде пытка, а вроде и… То ли порченные, то ли счастливые. Я раньше никогда не… Все впервые, милый Страж. Ты поразительно дурно на меня влияешь. – Все впервые, – согласился Рам. И, едва коснувшись его лба в испарине спаянной раной рта, толкнул Ворона в грудь, сквозь Тень и сон, в реальность Башни. Прийти в себя оказалось труднее, чем принять верное решение. Несколько раз пришлось хлестнуть по щекам – и все равно он еще долго простоял, опираясь костяшками на оставшуюся посреди островка Тени дыбу. Только казалось, что безумие почти нахлынуло – он помнил в мельчайших деталях каждое свое ощущение, каждую мысль и даже миг, когда брошенный на распятого Зеврана взгляд отразился внутри не гневом, а томительной судорогой. Хмыкнул, потом, запрокинув голову, тихо рассмеялся в залитое изумрудным небо. – Я выдержу, – прошептал-заклял, выплел, как чары, себе новый хребет. От удара о дыбу ссадины даже не заныли – руки давно потеряли чувствительность от магии крови и постоянных порезов; Рам подобрал посох, пробежался по нему пальцами – цельный, порядок, полная боеготовность, – и ушел, не оборачиваясь. Его еще ждал бой с Праздностью. В пути нужно было подумать, как сочесть силы обликов и чар, чтобы победить как можно быстрее.***
Очнулся Рам первым после Морриган – это радовало, потому что литанию, снятую с трупа Ниалла, он успел перетереть в пепел до того, как это приметила бы проснувшаяся последней Винн. Хотелось спросить, насколько хорошо помнит Ворон события в Тени, но он вздрогнул от пробуждающего касания за плечо – и Страж промолчал. Сейчас его волновали только Ульдред и Ирвинг. Они пробрались через заваленные последствиями боя комнаты – перелезая через опрокинутые шкафы и куски выщербленной кладки, путаясь в пыльных занавесках и запинаясь о пропаленные в коврах дыры, – проскочили короткую галерею, портреты в которой закоптились до неузнаваемости, хотя по порядку всех чародеев на них Рам мог перечислить по памяти. Уже понятно было, что цель их на верхотуре, но у самого основания лестницы встретился последний сюрприз. Сквозь розовое марево барьера – невинное, почти рассветное, – Страж не сразу узнал Каллена, слишком уж тот осунулся и потускнел, да и щетина в ржавых брызгах смотрелась на его лице как наклеенная бутафория. – Маг крови! – закричал храмовник и отпрянул в кольце своей клетки как можно дальше. В лопатки ему предупреждающе стрельнуло разрядом, по чарам прошлась рябь, похожая на склизкое движение вываренного до мякоти языка – и Каллена швырнуло обратно на центр, на целый шаг ближе к отряду. Он попытался ухватиться за пустоту у бока – там, где уже почти четыре дня не было меча, – не найдя поддержки оружия, прижал ладони ко рту, забубнив Песнь Света. – Ну, с этим не поспоришь, – понаблюдав за его бесплодными попытками, кивнул Рам. Даже на такой жест храмовник среагировал, забормотал громче и отчетливее – клацанием челюстей будто перекусывая свои тревоги, – и Страж со вздохом остался стоять на месте. – Каллен, слушай, на минутку отвлекись и расскажи, чего ты тут навидался… – Охранит меня Создатель от малефикарского проклятья, удержит разум мой в ясности, а волю – крепкой перед искушением, – перешел на визгливый крик Каллен, безумно и пусто пялясь взглядом с расширенными, чернющими зрачками. – Его пытали, – шепнул в паузу Зевран и отстегнул от пояса флягу, прикусив губу, покосился на Стража – мол, можно, нет? – Барьер не пустит, – пожал плечами Рам и вгляделся в пленника внимательнее. Бунтовщики сохранили ему доспехи, и принятые сначала за следы боя полосы копоти сложились вдруг в совсем другой узор. Даже зачарованная сталь не выдерживает настоящую силу преисподней; каково ждать своей участи за решеткой и от каждого движения слышать треск прикипевшей к нагруднику кожи? – Можно и разрушить, чары не сложнее тех, что защищали выводок птенцов внизу, – пробормотала, пройдя вдоль барьера несколько шагов, Морриган. Каллен с жадностью смотрел на флягу и с опаской – на ведьму, но миг, когда осмысленность поселилась в выражении его лица, оказался упущен: Песнь Света снова затопила тишину, как расплывшийся церковный воск. Рам стиснул переносицу и с силой сжал. Как будет лучше? Винн исцелит раны этого идиота, но что потом? Тащить с собой сходящего с ума от пыток храмовника? Оглушать, чтобы ждал их тут? А если все пройдет с переменным успехом? – Нет, не будем, – мотнул он наконец головой. – Пусть подождет, барьер обеспечит хоть какую-то безопасность. Сломаем после, в присутствии Грегора, чтобы не набросился. – Ты искренне печешься о его спасении или просто оправдываешься, бросая на волю случая? – конечно же возразила чародейка. На что она намекала, понять было не трудно – Рам потыкал барьер острием посоха (повешенная защитная руна зашипела и испарилась, Каллен истерично перешел от зачитывания молитвы успокоения к Преображениям), вздохнул. – Демоница защитит того храмовника лучше, чем его меч. – Завладев им! – Она не будет. Слышала же – не тронет больше, чем он позволит. Забавная парочка. – Забавная? У тебя очень странное представление о шутках, – гневно тряхнула головой чародейка и вспыхнула недовольством еще ярче, когда Страж серьезно кивнул. – Ага. Это у меня профессиональное, знаешь ли, малефикарское. Черный юмор, крайняя извращенность сознания и так далее и тому подобное. Зевран тихо прыснул, совсем непохоже сделав вид, что смеялся над своими мыслями, Морриган, кажется, улыбнулась – и точно расплылась в оскале от тяжелого выдоха Винн. Ей не меньше, чем Раму, нравилось меткими ответами доводить чародейку до белого каления – оба отступника легко сошлись во мнении, что раз Винн не считает смешными их выпады, то они в ответ наоборот могут принять за гипотезу, что все ее нападки – лишь шутки дурного толка. – Воин бы нам пригодился. Раз те маги, о которых идет речь, так сильны, – Стэн тоже оказался недоволен, но парировал не злостью, а вполне логичными аргументами. Немногословный в жизни, в Башне он совсем забыл, каково это – говорить, и Рам почти вздрогнул от его вмешательства. Поморщился – да, пригодился бы, а еще пригодился бы прохлаждающийся сейчас с малявками Алистер (Рам очень надеялся, что там Страж действительно отдыхает, а не отмахивается от наседающей орды демонов), – повесив посох за спину, чтобы не так нервировал Каллена, попытался переубедить его еще разок. Храмовник затрясся, дергано повел головой, до хруста костяшек, кажется, стискивая ладони в молитве перед лицом. – Создатель, услышь мой плач: направь меня сквозь чернейшие ночи, – если бы он исходил пеной, выглядело бы еще более устрашающе, но едва ли на каплю. В экстазе голос словно расслаивался, тек сразу в нескольких тонах, гулко отражаясь от барьера и кутая Каллена будто в еще один слой брони. – Закали моё сердце от искушений зла. Даруй мне отдых в теплейших домах. Рам зажмурился. Раздражение тянуло в сгибах локтей – достаточно разодрать одну из ран, и храмовник, опять взятый на поводок, не посмеет и слова поперек ляпнуть. Ни молитв, ни своих дурацких, неуместных обвинений: им надо туда, наверх, и надо знать как можно больше о врагах, а он только мешает… Но Страж помнил этот голос – распадавшийся на два из-за того, что его собственные слова проходили через подконтрольную жертву и звучали в стенах Башни сразу на два эха. Можно ли винить Каллена – его одного, пережившего дважды больше остальных, – за слепую ненависть? – Идем, – со снисходительной жалостью посмотрел на пленника Рам и отвернулся. В спину, как ударом камня, прилетел новый вопль, перешедший в закипающий на губах праведный вой. – Это все из-за малефикаров. Я говорил Грегору после того дня, говорил – всех под карающий меч, сжечь зло, искоренить его ростки, под основание высечь поле… Грязны и порочны вы, что приняли дар от меня, и обратили против моих детей. Магов не спасти, я видел – они все подчинились, сдались злу, их всех надо убить во благо остальных, во имя Создателя… – Думалось мне, – Морриган, окатив презрением храмовника, за Рамом ступила на лестницу, высекла пяткой посоха пару искр из камня, – ты и за меньшее оскорбление готов ответить боем. «Если в это есть смысл», – хотел поправить ее Страж. Не зря труднее всех демонов в Тени ему давалась Гордыня (не считая ту, превратившуюся в Лиль) – терпеть, едва вырвавшись из Башни, летящие в голову и грудь клейма он не собирался, потому что если он, вчерашний мальчишка, был готов отвечать за свои действия – людям вокруг стоило научиться отвечать хотя бы за свои слова. Но это был совсем не тот случай. С высоты пролета он посмотрел на мечущегося в своей клетке Каллена – боль манила его свалиться с ног, экстаз гнал по кругу, заставлял хвататься за голову и качаться в такт молитвенному клекоту. Внутри черепа он, наверное, тоже носился кругами, не видя никакого выхода – кроме уничтожения всего Круга. Рам не верил, что храмовнику жаль. Но верил умоляющему взгляду Зеврана и своим видениям в Тени. – Его пытали, Морриган, – тускло усмехнулся Страж. – Хорошие герои не убивают калек. Ведьма фыркнула, вспомнив залпом, должно быть, сразу и забитого Рука на Тропах, и заколотую из жалости Даниэллу, и еще с десяток меченных скверной или неизлечимыми ранами путников, встречавшихся им на тракте – всех калек, безумцев и юродивых, которым Рам нес милостивую смерть вместо полной страдания жизни. Но Каллен мог быть полезен как козырь в переговорах с Грегором. Или – Рам поморщился случайным мыслям, уже толкая дверь в коридорный огрызок, увешанный все такими же обгоревшими и подранными портретами, – это была возвращенная монета за ночь бегства, когда жертвы лучше храмовника у Стража не нашлось?***
Гнилостная мясная вонь въелась в камни зала Собраний. Флаги Кругов висели слишком высоко – их пощадило пламя и не испортили кровавые лужи, растекавшиеся вслед за переломанными снующими фигурами одержимых словно полосы слизи за улитками. Закричала связанная магичка, первая вздернувшая голову на хлопок двери – и тут же заткнулась, когда над ней неопределенно зависла искореженная тень, съежилась и почти врезалась в стену, рывком пытаясь увернуться от когтистой лапы. Жестом Ульдред оборвал ритуал, обернулся – хищный горбоносый профиль с жесткой рубленой усмешкой, – молча кивнул в издевочном приветствии. Они немного не успели – с пола поднялось расползшееся мясными ошметками тело, съехавшее набок лицо, будто потянули за кожу и сдвинули ее, как маску, испещрила мучительная гримаса. Новая удьдредова марионетка встала между ними – живое препятствие, еще одна насмешка над ритуалом гостеприимства, – и Стэн, с лязгом перебрав в пальцах рукоять Асалы, выцедил свое неизменное «Бас-саирабаз» на новый лад, так же железисто полоснувший по хребту. – Вот такими делает магов вседозволенность. – Нет, такими их делает потеря надежды, – хладнокровно отозвался Рам, – безволие и потакание своим страстям. Надеюсь, ты не пытаешься приписать эти качества всем магам… И мне. Закашлялся, оцарапав глотку смешком, Зевран. Кунари смолк без ответа: они пересекли треть зала и, как было уговорено заранее, к Ульдреду – тоже двинувшемуся навстречу, – Страж вышел в одиночку. Стоило изобразить символические переговоры, пока Морриган сплетает первые ловушечные чары, а Зевран приноравливается к местным теням и просчитывает шаги – как бы Рам с Винн не описали спутникам зал заранее, продумывая тактику, часть корректировок внести можно было лишь на месте. Например, учесть одержимых. Нестройная толпа кружила за спиной чародея – охраняли то ли его спину, то ли пленников. Их было пятеро – три ученика, Торрин, уже с задумчивым прищуром приглядывавшийся к отряду… И Ирвинг. Хватка на посохе почти занемела. Силой Рам заставил пальцы расслабиться – под подушечками, казалось, вот-вот воском сомнется даже прочнейшая драконья кость. – Так-так-так, – хрипло пробулькал Ульдред и втянул трепетнувшими, нечеловечески вздувшимися ноздрями воздух. – Наш гениальный Сурана вернулся – спасти учителя, надо думать… Бои на Тропах и убийство Бешенного Клыка научили Стража, что говорливый соперник – легкая добыча, надо было лишь выждать момент. Чародей же всегда был из болтливых – и, возможно, когда-то это играло на руку либертарианцам, за его речами охотно шли – или успешно путались в логических вывертах, – но теперь Рам даже засмеяться его потугам не мог: настолько не угадал Ульдред, и все его излияния в мгновенье потеряли смысл. – И вернулся сильнее. Что ж, юноша, впечатляет. Твоя магия, безусловно, жалкий огрызок настоящего таланта, но один факт, что ты не погнушался запретных тайн… – Так научи меня большему. Твои знания помогут против Мора. – Рам, как ты можешь?! – без оглядки ясно – Винн. Ульдред захохотал воплям чародейки, одержимые, рассеянно бродившие по залу, разом повернули головы на крик – оставив за спинами густые пристенные тени и чернеющие полотна гобеленов, едва задетые легковесным шагом Ворона. Рам его не видел, но кивнул ресницами и подвернул мизинец к ладонной мякоти, оставшимися на посохе пальцами просигнализировав «четыре». – Действительно, как ты можешь, – все еще клокоча смехом, отозвался, как отраженное эхо, чародей, – думать, что я вмешаюсь в эту суетливую возню и отпущу тебя туда. Такой ценный материал не должен пропадать! Думать, что Стэн даже в одном своем предположении прав, было мерзко – но стоило признать, что Ульдред попросту свихнулся. В вони зала, в шорохах и скрипах сквозняков чародей не мог ни чуять, ни слышать, как стекает внутрь кулака кровавая капля из свежей царапины – незаметно от него Рам сплетал первую чаровскую сеть. Нужно выманить того, кто сидит внутри. Демона, с которого все началось. – Да, отличный материал, – едва ли видя перед собой что-то кроме миражей желаемого, прохрипел Ульдред, закивал своим мыслям. – Лучшее творение, чем все уже созданные… Я верну магам величие, и ты мне в этом поможешь. Достойные получат по заслугам… – А тех, кто покажется слабыми, ты тоже предашь? Их жизнями разменивался ты или тот, кто управляет тобой?– Рам вынужденно ловил взгляд собеседника, отвлекая все его внимание – те крохи, что не рассеялись фантазией, – на себя, но даже тихий полувздох-полусип Ирвинга, расслышавшего нарочно громкий вопрос, прокатился по нервам как наброшенные стимулирующие чары. «Вы уже догадались, учитель, – не глядя на него, но только ему прошипел Страж в мыслях, – чем для вас все закончится?» – А, так тебя это заботит? – расслаивавшимся от перенапряжения голосом пробормотал Ульдред, осклабился, показа игольчатые, в два ряда зубы. – Жизни отребья? Жаль слышать такое от тебя, я был уверен, тебе хватает ума понимать, что не все могут распорядиться моим даром. Той слабачкой ты же как-то пожертвовал, чтобы сбежать и получить свободу. Да, раньше Рам был умнее – убивал кровососущих тварей до того, как они надоедали своим писком. Он не вздрогнул даже (хотя показалось, что не выдержит и разойдется по швам, распадется на десяток маленьких озлобленных эльфов, каждый – один лишь оскал пасти и клокочущая, гневная магия), только стиснул зубы и рывком выставил вымазанную в крови ладонь, мазнул по воздуху, зацепив поводок заклятья, потянул на себя, будто сдергивал занавеску. – Покажись, тварь. Демон взревел и разорвал оболочку чародейской мертвой шкуры. Одержимые сорвались со своих мест – семь теней, живым щитом бросившихся на оборону своего хозяина. Двое из них напоролись на ледяные шипы, поднятые Морриган по дуге, зимней крепостью оградившей спутников; на одном дыхании ведьма обрушила на них молнию, добила смертельной воронкой и отступила под защиту кунари восстанавливаться после стольких заклинаний залпом. Винн наколдовала барьеры. Созидательная золотистая магия клеилась к коже, как осенний закат – Рам вывернулся из-под удара Гордыни, крутанул посох, стягивая по контуру, серпом нацеленным в колени чудища, лезвие духовных чар. Прочная шкура выдержала, но демон шатнулся, отступил на шаг, склонил рогатую башку. Щелкнул над головой, с первого же касания слизав защитную магию, кнут, искрами ужалило плечо – Страж едва успел отскочить, в балансе выставив посох и неудачно нарушив этом плетение следующей атаки. Помогать никто не спешил – своих забот хватало. Вонь влажной гнили внутренностей сменил фимиам трухлявого пряного опада – Морриган вернулась в строй, но теперь целилась аккуратнее, из-за спины кунари жаля одержимых проклятьями. Стэн тяжело ухал, широкими взмахами отгоняя наседавших тварей; чтобы задеть кого-то, ему нужно было перейти в наступление, а для этого – бросить колдовавших из-за спины магичек. Брошенный в обход Зевран медлил – в тенях запутался верткий одержимый и помешал Ворону подобраться к пленникам. Рам зашипел. Подряд выплюнул сгусток «шока», жалившую между рогов молнию и вспышку простой «стрелы». Готовый, приноровившийся под его силы демон даже не шатнулся, но замедлился на миг, преодолевая сопротивление искр, жгущихся вокруг груди, и выигранной секунды хватило, чтобы закутать его еще и в сияющие прутья «дробящей темницы». В горло забили кол – пусть Завеса в Башне была тонка, а теперь и вовсе разорвана, у всего был свой предел. Рам попятился к стене. Гордыня насел, мелкие, граненные агатовые глаза уставились на него, как паучьи – слепо и безжалостно, приговором поединку: деться Стражу было почти некуда, или в гущу боя спутников – натравливая на них махину демона, или в окно… Эльф хладнокровно сделал еще шаг назад и, пока урчал, готовя новый удар кнутом, Гордыня, вытащил нож и пропорол руку – от локтя до середины ладони. Резал быстро, но дергано, нарочно так, чтобы нервы искрили и скручивались от боли – такая кровь, алая и темно-бордовая, мешаясь из всех разорванных сосудов, давала больше всего силы. Обманутый демон взревел и с разворота щелкнул кнутом по воздуху. Зевран уже разделался со своим соперником и даже успел разрезать путы одного из учеников, но сейчас благоразумно отскочил – край молнии ужалил кричавшую магичку, фиолетовое свечение потекло по полу жадным чаровским языком, норовя проложить к ней дорожку связи с демоном и искорежить проклятьем. Зубы хрустели от напряжения: Раму надо было не просто сплести свое заклинание, но и прикрыть его обманкой от глаз Винн и Торрина. По наитию свернул тугое лассо чар, набросил на демонскую шею – кровавая петля затянулась, роняя на колено, будто бы захватывая под контроль, – и мигом позже свечение свернуло в сторону и объяло Ирвинга, вспыхнувшего, как факел. Что-то заорала чародейка – сквозь рокот в ушах Рам не слышал. По краям зримого поля налилась темнота, в голове ватно и пусто звенело – кровь лилась под ноги щедро, успела пропитать даже закатанный заранее рукав и ткань на бедре, прилипшую к коже. И вот теперь бой начался по-настоящему. Зевран освободил остальных магов – все вместе они огрызались слабыми вспышками заклятий против Первого чародея, стремительно потерявшего облик и будто вывернутого наизнанку. Стэн перешел в глухую оборону, ослабшие магички, пусть и швырнули за спину пустые пузырьки зелья, едва успевали прикрывать его от последнего одержимого, почти не опасного – обрубок руки сочился слизью, коркой запеклось сожженное лицо, – но не дававшего им прийти на помощь Стражу. К лучшему. Он хотел справиться самостоятельно. Острие посоха пропороло бок демона, выскользнуло, потускнев от плескавшихся в нем субстанций, но прежде, чем заросла дыра, Рам успел загнать в нее кровную струю, стремительно расползшуюся по Гордыне то ли паутиной, то ли патиной заражения. Каждый вдох драл легкие наизнанку – не хватало воздуха, – молния хлестнула сначала по ногам, соскользнула с выставленного щита – алая плоскость распалась на капли вдребезги, – взделась в воздух снова. Драться лоб в лоб против такой громадины – сущее безумие, но подходящий момент никак не выпадал еще полминуты, пока они кружились друг против друга, один – истекая кровью, другой – силой, уходящей сквозь Завесу обратно. Морриган все же собралась и упокоила одержимого в глыбе льда, треснувшей от удара Стэна. Винн тут же занялась его ранами – подрали кунари, даже не смотря на доспехи, знатно, – почти закончил со своим соперником Зевран, с поддержкой Торрина по большей части загнав тварь в угол. По полу поползла новая фиолетовая тень – прямо к Стражу. Рам уронил посох и пальцами зарылся в рану. Прокусил губу от глухого болезненного крика. Горстью набирал кровь, словно собирался напиться, выплеснул ее вокруг веером, сначала грубой силой оглушив демона, а затем, как только тот качнулся от ведьмовских, прилетевших в спину чар, сплетя на его шее колодки контроля. – Убирайся в Тень, – процедил Страж. Свечение почти лизнуло носки ботинок, кровавая сеть, опутавшая Гордыню, пульсировала и дрожала от его сопротивления, все застыли, не зная, могут ли вмешаться в поединок – воля против воли, стремление против стремления. Демон давил, прижимал силой, слепо рвался вперед, в нутро эльфийской оболочки, но чары держали его крепко. Потом съежились, давя на плечи и ломая шипы на хребте. И с утробным воем, пробившим даже ватную пленку в ушах, даже темнеющее от усталости сознание, демон схлопнулся сам в себя, оставив лишь пепельную кучку и затухшую на каменном полу искру молнии. Рам качнулся и едва не осел на пол следом. Но справился с тошнотой, спешно стиснул рану скользкими от крови пальцами, безуспешно пытаясь соединить края, врезался плечом в подскочившего Зеврана. Лавки в зал Собрания приносили из подсобки только ради самых важных встреч, так что сесть было некуда – Ворон помог лишь добраться до стены, обеспокоенно пристроился рядом на корточках. К ним подошла Морриган – злая, как десяток гарлоков, из-за рваного подола одеяний и зараставшей на глазах царапины через декольте. – Брысь, – скупо фыркнула ведьма убийце – все равно проигнорировавшего, только отодвинувшегося на полшага, – опустилась рядом на колени, перехватила располосованную руку, зашептала, сглаживая подушечками пальцев рану. – Когда-нибудь ты обязательно перережешь себе нервы, и тогда даже я не справлюсь. – Бесполезную руку и резать не жалко будет, – Рам дергано ухмыльнулся кончиками губ и опустил голову, пережидая тошнотный миг исцеления. Под кожей как ворочались черви, изнутри сшивая рану – края стянулись, рубец вспух, похожий на такого же червя, только крупного, красного и мерзкого на вид. На пробу Страж сжал и разжал пальцы, прищелкнул – в мышцах еще кололась боль, в запястье заворочалась недовольством судорога, но, в общем и целом, все было даже не так паршиво, как могло. Когда-нибудь он и правда не справится и отрежет руку к такой-то Бездне – если каждый раз будет болеть так, будто в нее стекла насыпали. Мерно и мелко дыша, он привалился затылком к стене, расслабленно уронил кисть на колено, сквозь перебранку Морриган и Зеврана вслушиваясь в речь остальных. Винн поставила на ноги кунари и бросилась помогать магам – но с ними все было в порядке, разве что ученица, едва не ставшая одержимой, разразилась истерикой. Сокурсники остались ее успокаивать, чародеи тихо обменялись новостями – и оба двинулись к Стражу. – Вы вовремя. Признаться, не думал, что останусь в живых после этой заварушки, – Торрин с некоторым сомнением разглядел рубец, но, кажется, больше его пугала сама рана, чем ее причина. В тоне благодарности он, по крайней мере, не изменился. – Спасибо вам. Всем вам. Я в долгу… – Еще успеете расплатиться, – пожал плечами Рам – чем раньше чародеи поймут, каков повод его возвращения, тем лучше. – Я здесь в поисках помощи магов против Мора. Так что даже не буду говорить, что вы мне ничего не должны. – Справедливо, – Торрин переглянулся с магессой, сухо кашлянул в кулак, похлопал себя по груди. – Я так понимаю, мы с Винн единственные старшие чародеи, оставшиеся в живых, так что обещаем эту поддержку. – Еще Инес, – вяло добавила Винн, покатав на языке возражение, и опустила его, хмуро сведя брови перед более важным вопросом. – Рам, ты уверен, что это был единственный выход? Магия крови, – с трудом, она все же произнесла это ровно, без привычного полутона сквозь зубы, – против демона? – А ты видела другие варианты? Против моей стихии у Гордыни устойчивость, дух не причинял ему сильного вреда. Баш на баш, как говорится. – Что-то ты не торопился с этим башем, – проворчала чародейка. – Определись, пожалуйста, осуждаешь ты меня за магию крови или за то, что я ей не пользуюсь, – Рам холодно улыбнулся, взглядом исподлобья – ему ужасно не нравилось смотреть на чародеев снизу вверх, но сил подниматься пока не было, – прощупал ее смущение. – Если вы думаете, что мне доставляет удовольствие резать себя заживо, то нет, ошибаетесь. Я пытался обойтись без крайних мер и прибег к этому способу, когда Уль… демон попытался найти себе новый источник сил. – Литу они притащили последней, – со скрещенными на груди руками Торрин смотрелся уверенно и монолитно, хотя мелкая дрожь то и дело кривила ему губы – как ни пытался маг оставаться спокойным, плен подкосил его. Когда-то Рам думал пойти к нему в ученики – если не выгорело бы с Ирвингом, – и потому был рад, что один из самых разумных и обстоятельных чародеев выжил. Торрин всегда ставил интерес к магии выше интереса к политике – может, хотя бы под его руководством Круг перестанет штормить и швырять от слепой покорности к кровавому беспощадному бунту? – Она, кажется, с Ниаллом и еще частью учеников пыталась найти на складах Усмиренных Литанию Адраллы. – И Овэйн говорил то же самое, – добавила так же в раздумьях Винн и сжала в пальцах мочку уха. – Да, Литания упростила бы дело. Но у Ниалла ее точно не было, а обшаривать все тела в Башне… Мы бы тогда не успели к вам на выручку, – Рам снова пожал плечами – от усталости на лице не осталось ни капли эмоций, и ложь свивалась легко, как водные струи в потоке. Как зачарованные, они все обернулись в сторону – тело одержимого с распоротой кинжалом глоткой и дырой огненной вспышки в груди совсем не напоминало Ирвинга. – Мне жаль. Он почти не врал. Действительно жалел, что не выполнил свое обещание в полной мере и не разделался с Первым чародеем так, как заслуживало его предательство. И очень надеялся, что перед тем, как превратиться в обезображенное чудище, маг страдал. Взглядом одернув Зеврана, чтобы не смел помогать, Рам поднялся, медленно перевел дыхание. Посмотрел на рану – толку прятать ее под окровавленным рукавом не было, Грегор и так догадается… И пусть догадывается, время ткнуть зарвавшегося урода носом в его ошибки. Пусть знает, какой ценой были спасены и маги, и Каллен, и спрятавшиеся по Башне трусы, искать которых не хватило времени. Винн на руку тоже покосилась, едва заметно вдернула кисть щепотью целительного заклинания. «Поможет – не поможет? – подкинул в мыслях Страж монетку, молча улыбнулся. – Да ни за что». Конечно же, угадал: чародейка спешно спрятала порыв за приглаженными за ухо прядками, выбившимися из пучка, и первой заторопилась к выходу.***
Камень без надписей успел обрасти у основания мхом – нарядным и ярко-зеленым на фоне размазанной серо-бурой грязи кладбища. Здесь росло единственное на весь остров дерево – кряжистый, с узловатыми корнями и ветвями вяз, едва окутавшийся дымкой почек; тень от него падала кружевная и почти полупрозрачная из-за пасмурного дня. Могильных плит за века жизни Кинлоха накопилось много: здесь хоронили и померших от поветрий учеников, и проваливших Истязания одержимых, и чародеев, тихо скончавшихся от старости. Завтра прибавятся новые знаки: Грегор отправил заказ на берег – привезут достаточно дров, чтобы спалить тела всех погибших, – и потом, скрипя зубами, предложил Раму остаться на церемонию. Даже ради Миэля Страж не согласился бы. Тело лишь тело, что мог – закрыть глаза, пообещать месть и исполнить ее, – он сделал еще вчера; а пялиться на горящий труп Ирвинга, делать вид, что ему искренне жаль наставника, еще и погребальную речь вымучивать – с подачи Винн, явно ждущей такого от бывшего ученика… К демонам. Рам вздохнул, в который раз основанием ладони потер вздувшийся от желчи желвак и опустился на колени, погладил каменный холодный скол в росных каплях костяшками пальцев, положил сверху, стараясь как можно меньше примять нежные цветы, букет из хрустальной благодати. Потянулся содрать мох – и отдернул руку, решив, что пусть уж лучше создается иллюзия, что под ним начертано ее имя, чем скалится в свинцовое небо такая же свинцовая пустая поверхность. Только узкий лилейный лист поправил. Голубые венчики пахли свежо и росно; хорошо, что Каррол за пару золотых согласился сделать лишний рейс и не только переправил Морриган и заскучавшего по земле Гвиндора в деревню, но и вернулся с букетом. Рам даже не знал, что еще, кроме цветов, мог оставить на ее могиле. Сердце? Так Халиль унесла его с собой в земляные недра. В глотке опять застрял колючий спазм, из-за которого все плещущееся внутри так и осталось внутри – он физически не мог говорить в воздух, изливаясь ядом и кровью, как нормальные люди. Им это помогало – у Рама даже не получалось попробовать. – Если бы ты знала, родная, как я скучаю, – только прошептал эльф, в который раз пообещав себе уйти и в который раз погладив камень подушечками пальцев. На Башню они потратили почти сутки, все утро он проторчал в опустевшем кабинете Первого чародея, страдая от мигрени – Грегор, Торрин, Винн, сэр Толрен и еще пара магов, которым предстояло вскоре сменить мантии на старшечародейские, спорили до хрипоты, грызлись – кого отправить со Стражами, сколько храмовников их будут сопровождать, запрашивать ли подкрепление из Денерима, что делать с учениками и еще тысячу нужных, в общем-то, но таких неважных Раму вещей. Он отказался от похорон. Выторговал себе пару часов побыть одному на кладбище – и даже такая простая мечта не исполнилась: Зевран ступал нарочно громко, по старому опаду и гравию, чтобы маг расслышал, подобрался со спины, качнулся на пятках, разглядывая сосредоточенно букет на гранитной серой поверхности. Вздохнул раз, потом второй. – Какая она была? «Добрее всех, кого я знал. Светлее Андрасте, – слова катались на языке – солоноватые, горклые, как укусы эльфийского корня. – Лечила кошек и заплетала мне дурацкий хвостик. Смущалась от поцелуев. Любила читать, еще больше – как читают вслух». «Мечтала о дочери и о том, чтобы в мире больше не было страданий». «Рядом с ней даже я становился чище, чем я есть». – Она была лучшей из всех, – глухо, в зубы сказал Рам, опустил голову – жжение скопилось в уголках глаз. Неловко Зевран положил ладонь на плечо – и отдернул, видя, как свелись лопатки Стража под тканью, натянулись судорогой, прочащей то ли новый приступ гнева, то ли… Торопливо он поднялся. Отряхнул колени – на них все равно остались мокрые пятна от сырой кладбищенской земли, – зло прикусив щеку на месте незаросшего рубца, вернулся в чувство. Ворон потоптался, потер шею, явно не зная, куда деть руки, почти улыбнулся, когда недружелюбно Страж на него зыркнул – уже знакомым взглядом, или говори, в чем дело, или проваливай. – Рам, в общем-то… Один вопрос. Насчет того, что случилось в Тени. Это… – Это был срыв, – отчетливо и тихо (по-другому не позволял влажный калехадский воздух), ответил маг, с равнодушным, отстраненным выражением пригляделся к тревоге убийцы. – Больше не повторится. Если не хочешь, больше вообще ничего не будет. Ветра не было – слышался каждый стук ставен и окрик из Башни, которую выжившие Усмиренные торопливо приводили в порядок. В пустых классах и на чердаке смогли спрятаться несколько десятков магов – и Круг пострадал далеко не так сильно, как ждал того Грегор. Кажется, его это лишь злило – нужно было придумывать, как отбрехиваться от ложной тревоги перед денеримскими рыцарями. – Что… Совсем? – ошарашенно переспросил Зевран, вздернул бровь – мол, шутка же, да. Рам смотрел не на него, а на могильный камень и чашечки благодати. Вечер и ночь они переживут, но как только взойдет завтрашнее солнце и ветер притащит за собой гарь погребальных костров, завянут и пожухнут, растеряв всю красоту. – У Морриган много вопросов к матери. Нас ждут в Редклифе через пятнадцать дней, надо успеть вернуться в Коркари и разобраться с Флемет. Бой будет жесткий, мне, вероятно, понадобится твоя кровь. В остальном – все. – Даже как-то… Не верится, – Зевран едва коснулся сгиба локтя – там, где зеркально рамовым змеились шрамы от магии, – но ничего больше не сказал, также пялясь на цветы и, наверное, гадая, чем вызваны перемены. Маг сам не знал толком. Стыда так и не появилось, сожалений – полтора осколка в грудной клетке, да и то не о Вороне, тоски – сколько угодно и тоже не про него. Время платить по счетам? Пожалуй что; раз пророченное Кинлоху он исполнил, стоило вспомнить и о своем обещании в Перчатке. – А ты поверь, – хмыкнул Рам и, развернувшись, ушел к Башне, оставив убийцу в одиночестве смотреть на цветы и вязовую густеющую – небо рокотало, проча весенний ливень, – тень.***
Они заночевали в «Избалованной принцессе». Зевран поверил – и тут же решил проверить это на практике, пришел в ночь сам, едва переступив через порог, распустил шнуровку рубашки, примеряясь, к какой поверхности притереться, когда дело дойдет до самого пикантного. На попытки соблазнения Страж ответил жестким отказом под недовольное ворчание Гвиндора. А вот заснуть на второй половине кровати почему-то не помешал, только одеяло натянул на голову, пообещав поджарить, если Ворон еще хотя бы секунду проворочается. Он был уверен, что проваляется недвижно до утра, и уже жалел, что так безбашенно рискнул пощекотать границы дозволенного. Но Тень приняла его. И Зеврану приснилось, как он вкладывает в исцеленные от шрамов руки Рама узкие ладони эльфийки, о которой знал лишь, что она была лучшей на свете.