Башня. После

Рам перешел мост через Драккон, свернул в глубину улочек, тесно прилипших к окраинам Торгового квартала, и только тогда позволил себе притиснуться к какой-то грязной, в потеках неровно застывшей штукатурки стене и прикрыть глаза. Коленки тряслись. Из-за неправильно застегнутого ремня край грудного панциря скрежетал по кольчуге на животе от каждого шумного, торопливого вдоха. В переулках воняло тухлыми овощами, слитыми в канавы помоями, мокрой псиной – в конце концов, это же Ферелден! – по улице ветер мел к тому же мешаниной из аромата куриного помета и медовых коврижек – до рынка оставалось два поворота и три шага наискось через «Покусанного дворянина». Когда Рам впервые оказался в Денериме, его едва не стошнило от местной грязи. А теперь он, наверное, не почурался бы упасть на колени – чтобы перестали дрожать, как заклятые энтропийной слабостью, – и поцеловать мостовую под слоем глины и дерьма. Дурацкая сентиментальщина, какую эльф терпеть не мог, от пьяного ветра свободы (о Создатель, как пошло это звучало в книгах и как сладко – на деле!) на целый миг показалась идеей просто восхитительной. Потом Рам успокоил дыхание, заткнул за пояс стянутые латные перчатки и несильно хлестнул себя по щеке – там, где ее не прикрывало идиотское стальное ведро шлема. В мыслях прояснилось и загудело от напряжения. Рам прикрыл глаза, вспоминая карту Денерима: доселе, увы, он вынужденно шагал вместе с патрулем стражи и не мог самостоятельно выбирать маршрут, теперь задумался – обойти ли площадь окольными улочками или нагло пересечь ее, воспользовавшись маскировкой. В консервах лат было неудобно – на складе нашлась, конечно, запасная рубашка какого-то не шибко чистоплотного стражника, и Рам, скрипя зубами от брезгливой ненависти, напялил ее под доспех. Но наплечники все равно натирали – ворот был слишком широк для его эльфийской фигуры, – и наспех застегнутая кираса давила на поясницу. Извернувшись, он перезатянул пару ремней – но стало ненамного легче, железо все равно ковалось не по нему и второй шкурой сидеть никак не хотело. Впрочем, по сравнению с тем, что могло случиться… Вошедшее в летнюю силу солнце припекало нещадно, усиливая боль в затылке, будто под костью черепа, как под крышкой котелка, мозги кипятились в похлебочное варево. Жар почти раскалил детали доспеха, и все равно Рам вздрогнул от запоздалого озноба: чем больше он отпускал страх неудачи и обращался мыслями к дальнейшим действиям, тем в более полном объеме до него доходило, чего он только что избежал. Рам не боялся боли. Он знал, какова ее природа – природа белесых нервных паутинок в мышечном сплетении, знал, какова она сама – разностороння, от клинка гарлока, от яда паука, от затекших от сна на льду плеч, и знал, что в любой момент магия поможет ему стерпеть и после даст очнуться от ран сильнее, чем был он прежде. Но пытку – настоящую пытку, выверенную, воткнутую каленым железом под ногти, вывернувшую суставы, – он бы не выдержал. Может, вытерпел кнут и полчаса на дыбе, но после собрал все остатки магии, не выжженной храмовниками, и, послав долг Стража демонам на рога, упал бы в Тень. В объятья Лиль. Скрипнув зубами и в отражении лужи нечистот убедившись, что шлем надежно скрывает не только острые уши, но и сочный синяк у виска, Рам встряхнулся и двинулся к площади. Минуя скопление лоточников у таверны, двинулся вдоль края, с ледяным равнодушием не реагируя ни на попытки приветствовать, ни на ругань в спину. Доспехи были настолько идеальной маскировкой, что обманули даже начальника тюрьмы, но в толпе могли найтись более внимательные личности: ведь порой скучающие зеваки опаснее зашоренных от усталости профессионалов. В переулках, правда, было рискованнее – краем глаза вглядевшись в карту в зале пересменок, Рам не смог запомнить все маршруты, но понял их логику: чем больше народа, света и пространства, тем вероятнее встреча со стражником, так что в тупичках и закутках он вызвал бы еще больше недоумения честного народа. К тому же, ему хотелось заранее кое-что узнать. На углу площади, напротив ворот поместья Герринов, был один из крайне условных пунктов дозора: застыв здесь по стойке «смирно» и вперившись взглядом сначала в мутную толпу гуляк и лоточников, а затем – в стайку служанок, выпорхнувших из поместья за покупками, – уже через пару минут он вписался в картину мира и стал словно невидим. Стоит и стоит. Смотрит и смотрит. Подумаешь, главное, не задеть ненароком, чтобы не прицепился со штрафом за оскорбление мундира – обходили по удобной дуге в пару шагов, большего и не надо. Рам незримо усмехнулся самым кончиком губ и, торопливо облизнувшись – лопнула короста, кровь тонкой струйкой едва не брызнула на подбородок, – уставился строго на поместье, стараясь не глядеть выше: там торчала над кварталами игла Форта Драккон. Рам даже не знал толком, что конкретно вынюхивать. Возможно даже, ему нужны были не наблюдения, а время, чтобы разобраться с суетными мыслями прежде, чем Эамон при встрече заново запудрит ему мозги. И надо же было так попасться! Раму тоже казалось весьма разумным оставить Алистера при старом эрле – нельзя, чтобы во времена Мора рисковали головами оба Стража из двух живых на весь Ферелден, – но теперь он понимал, что разумность в одном оказалась глупостью в другом. Армия собрана, вся грязная работа переделана – осталось переубедить Собрание Земель, что Логэйна надо бросить в самую вонючую яму Драккона, короновать потомка Каленхада и всем скопом разношерстных отрядов двинуться на Орду… Надо было брать Алистера с собой. Тогда, быть может, эрл пошевелился бы и поторопился вытащить из Драккона сына своего обожаемого Мэрика. Ведь если подумать, так ли уж нужен Эамону на Собрании выскочка, эльф и маг, если теперь вся слава должна достаться Алистеру? Нет, вовсе наоборот, из него получилась бы отличная мученическая фигура – Страж, так нужный Ферелдену, погиб во имя долга, и кровь на руках Логэйна, и так далее, и тому подобное. Хорошо, что Рам, даже очнувшись нагим на соломенной подстилке с гудящей от удара головой, смог собраться с силами и вырваться на волю. Чудом, не иначе. Только чудо это звалось «магия сонных чар» и «удача от того, что в стражу набирают откровенных идиотов», а не Создателем или кем-то там еще. Через четверть часа из поместья вышел Огрен, в полном доспехе и при боевой секире, воинственно сиявшей за широкими гномьими плечами. Он свернул сразу через арку на улицу Главных Ворот, ведущую к лавкам пореспектабельнее, поместью банна Западных холмов и, собственно, городским вратам. В створку приоткрывшейся двери Рам на миг успел увидеть служанку, тащившую стопку свежего белья: при этом было слишком рано для ежедневной уборки, так что стоило призадуматься, кто именно решил наведаться к эрлу в гости. И, главное, с какой целью. – Пирожки, свежие пирожки, горячие, сладкие с творогом и бузиной, сытные с мясом, с пылу с жару, постные с картошкой, пирожки! Прямо на Рама двигалась необъятных размеров торговка. Румяное лицо, как покрытая глазурью выпечка, источало обожание к работе и всем любителям пирожков мира – на ее вопли эльф неминуемо отвлекся, почувствовав крутящий приступ в пустом желудке, потянулся за кошелем, чертыхнулся под нос – конечно, вся мелочь из карманов осталась в мантии в кладовых Драккона, – и мигом позже почти с радостью скривился от отвращения при ее приближении. Жареное мясо едва ощутимо, на напомнило вонь, доносившуюся с нижнего, пыточного яруса форта, и Рам справедливо решил, что пара дней голодовки на молоке и яблоках, которые точно не пахнут чем-то похожим на паленую плоть и окровавленное мясо, пойдут ему только на пользу. Другое дело, что выпечка привлекла кое-кого еще. Почти под ноги торговке бросился Гвиндор – и в галопе, учуяв хозяйский аромат, с трудом развернулся, выбросив из-под лап комья грязи. Лоточница закричала на пса, замахнулась кулаком – мабари, радостно лая, показал ей свой счастливо удалявшийся зад и буквально бросился на эльфа. – Сидеть! – в последний момент успел прошипеть тот сквозь зубы. Гвиндор резко осел от приказа, передней лапой едва не врезавшись в латные сапоги. Рам покосился на окружающих – торговка пригрозила кулаком уже ему, мол, как псину воспитываешь, и сразу же свернула в ряды жестянщиков, еще какой-то пацан разочарованно вздохнул и скорее засеменил за матерью в цветастом платье дворянки (наверное, мечтал о своей собаке), – но больше никто особого внимания не обратил. Мало ли куда и с каким поручением отправлял мабари стражник. Под ошейником Гвиндора, в самом деле, была прикреплена скрученная записка – Рам протянул руку и вытащил ее без малейших колебаний. В конце концов, это его собака. Проблемы Эамона или Стэна, если они решили так Гвиндором воспользоваться. Он развернул бумагу – там была схематичная карта города в жирных пятнах угля, отметивших два креста на улицах неподалеку от Драккона. Линии вышли неровные, дрожавшие, и слишком толстые, будто чертили пальцем. – Это писал Огрен? – спросил Рам и тут же мотнул головой – нет, гном ушел в совсем другую сторону. – Шейла? Пес вильнул хвостом и тявкнул. – Кто-нибудь из нашего отряда есть в поместье? Алистер? Морриган? Стэн? – на все варианты Гвиндор утвердительно и кивал лобастой башкой. Выражение морды его было столь страдальческим, что Рам, фыркнув, все же почесал пса за ухом, то ли в награду, то ли просто пытаясь отвлечься. По привычке он чуть не назвал имя Зеврана. На миг забыл, что Ворон теперь – свободная птица. – Отлично, – пару минут спустя, определившись с мыслями, кивнул Рам и неспешно потянул мабари за ошейник. Прошло чуть меньше часа, как он оказался на площади, а это значило, что любому приличному стражнику настало время сменить маршрут. Уверенно эльф двинулся к перекрестку ближайших переулков, будто бы собираясь срезать через них путь до Кольцевой улицы, лежавшей всего в квартале от городских стен, но как только его и пса скрыли тени домишек, свернул направо. Они обошли поместье сзади и воспользовались входом для слуг; привратник, конечно, удивился, но Рам снял шлем и показался целиком – слуга никак не среагировал, и эльф довольно кивнул, стряхнув с пальцев так и не понадобившиеся искорки оглушающих чар. Отлично. Эамон так запутался в своих интрижках, что, потеряв Стража, даже не стал объявлять об этом во всеуслышание. «Просто, – проскрежетал в зубы Страж, уже поднимаясь по ступенькам крыльца, – замечательно». На самом деле, в злорадстве его довольства было больше, чем ярости: приятно будет разобраться с Эамоном теми же методами, какими воспользовался сам старик. Вовремя недоговорить, вовремя умолчать… И до последнего улыбаться в его плешивую морду, уже представляя, как яд искажает ее судорогами. Очень жаль, что у Тегана не хватило полномочий (и яиц, что немаловажно) самому отдать приказ на сбор ополчения, но с другой стороны – на Собрании Эамон будет полезной фигурой. К сожалению, как ни несло бы Рама мыслями в будущее, он вынужденно оборвал себя. Строить догадки, не видя всю картину – опасно, к тому же, они пришли: Гвиндор засеменил вперед, толкнул мордой непримечательную дверку в углу кухни, прокоптившейся гарью и вонявшей половыми тряпками, и залаял, оповещая всех о своей находке. Впрочем, понятие «все» включало в себя одну лишь Морриган. – Рам! – воскликнула она ошарашенно, но рука с пузырьком вытяжки глубинного гриба даже не дрогнула – ведьма отсчитала три капли, упавшие в недра булькающего котелка, заткнула флакон пробкой, убрала на полку повыше, чтобы не опрокинулся случайно и, только оттерев руки о полотенце (несравнимо более чистое, чем кухонные), обернулась к Стражу. – Я даже не знаю, что сказать. Ты полный идиот, что дал поймать себя? – И я рад тебя видеть, – ухмыльнулся от уха до уха Рам, швырнул раскалившийся на солнце шлем вместе с перчатками в угол и почти рухнул на кривоватый, явно из жалости оставленный доживать свой век в подсобке стул. Гвиндор тут же пристроился рядом, положил морду на колени – и эльф, закатив глаза, все же вяло почесал псу лоб. – Я хочу пить. И жрать. И где Стэн? – Позволь напомнить, Страж, что к тебе я нанималась не слугой, – проворчала в зубы Морриган, но взгляд ее остался насмешлив и даже тревожен – желтизна обострилась, как перед превращением. Она отдернула занавеску с еще одной полки, перебросила пару флаконов – прозрачный, пропахший розмарином, и поменьше, с серебристой ртутной жижицей. Кровевосстанавливающее и слабое лириумное: у Рама обрадованно сверкнули глаза. Густое зелье плохо выцеживалось из пузырька, но он выпил оба до капли, благодарно кивнул сквозь кашель (лириум царапал небо и солоноватым металлическим привкусом кутал десны) – из ведра ведьма зачерпнула колодезной холодной воды, – и, выцедив половину кружки, окончательно пришел в себя. Так и быть, обед, постель и горячую ванну он стребует с Эамона позже. – Стэн только что отправился осмотреть, что видно и слышно вокруг тюрьмы твоей, – она насмешливо покосилась на котелок с наполовину выкипевшим варевом, – и будет томиться этой работой еще часа три или, может, более. – Шейла, значит, отвлекает внимание? – Да. Как и твоя псина, – Гвиндор рыкнул на пренебрежительный тон, но тут же успокоился под хозяйской потяжелевшей ладонью. Здесь было душно – крохотное оконце под самым потолком служило плохой вытяжкой для пара зелий и густого, медвяного аромата десятка трав. По всей видимости, Морриган вытурила отсюда какого-нибудь служку или, может, потеснила одни лишь ведра и копченые котелки, чтобы заняться зельями подальше от глаз эрла – вполне разумно, если правильно отвести подозрения. – Эамон считает, я здесь безутешно горюю о твой судьбе и преданно готовлю целительные отвары на случай волшебного спасения, – словно угадав его мысли, отозвалась Морриган. – Глупец он презабавный, не правда ли? Рам кивнул и, взъерошив мокрые от пота вихры – ощущение слипшихся под тяжестью шлема прядей раздражало его неимоверно, – покосился на внушительный ряд флаконов с ядами и целый ворох припарок в мешке в углу. Славная работа – им пригодится в будущих боях. – Какой у вас был план? – Голем заметна; пока стража и соглядатаи предателя следили бы за ней, Стэн в обороне форта углядел бы хоть какую-то лазейку. В обличье птицы мне достаточно и окна, ночью я принесла бы тебе взрывчатку и лириум, после мы изнутри освободились бы. – Ага, значит, Огрен отправился за бомбами, – фыркнул, откинув затылок на спинку стула, Рам, и прикрыл глаза. План неплох – в общем-то, могло и прокатить… Если бы навстречу им с Морриган пробивались снаружи кунари и голем: двум магам тяжко пришлось бы против всей оравы стражи, коей Логэйн напичкал форт, словно бочку сельдью. – Но вы бы опоздали. Палач должен был прийти в полдень. – Я все же верю, – нехорошо сверкнули глаза Морриган, – что смогла бы исцелить то недоразумение, что пыткой кличут местные мастера. Ужели ты бы не продержался? Неопределенно эльф пожал плечами – может, да, может, нет. Его магии хватило ровно на два сонных и одно обездвиживающее в процессе бегства, даже рану на боку, полученную еще в поместье Хоу – ныне, слава Создателю, покойному, – и распоротую от локтя руку перематывал простыми тряпками, без заклятий. Конечно же, следуй палачи обычному протоколу, который растягивал допрос на многие дни, Рам протянул бы пару суток, может – чуть дольше. Но он боялся, что обезумевший Логэйн прикажет выцедить из него все, что можно, а это значило одно: бесславную смерть от выдавленных заживо кишок. Эльф терпеть не мог чувство ужаса, и все же, стоило признать – именно оно придало ему сил сбежать. – Вы молодцы, что не подключили Эамона и Алистера, – сдержанно похвалил он ведьму, отвлекшись от невеселых «если». Как ни затыкай внутренний голос – холодок все равно липко и неприятно шептал в голове. – И надеюсь, Ее Сучье Величество в полном порядке? – Да, – ведьма кивнула и, помешав зелье два раза противосолонь, отложила деревянную ложку с густой каплей, повисшей на самом кончике. – Будучи дражайшей гостьей, нетрудно было ей сегодня сладко спать. И я оскоблена: ужели за полную дуру меня ты держишь, коли думаешь, что к делу твоего спасения я приплела бы этого недотепу? Этого недотепу Рам собирался сделать королем Ферелдена, впрочем, пока Алистера он в свои планы особо не посвящал. Улыбнулся кончиками губ и, чуть подпихнув коленом мабари, чтобы меньше капал слюнями, забросил ноги на соседний табурет: усталость брала свое, и пусть он был без сознания весь вечер и утро, от ран и усталости отдохнуть толком не смог. Страж не особо надеялся на помощь отряда, но сейчас видеть и слышать обо всем, что они сделали – или собирались для него сделать, – было все-таки приятно. Хотя суета эта отдавала бесполезностью, Рам почти со стыдом подумал, что ни для кого из них – разве что ради Морриган и Стэна, быть может, и только при определенных обстоятельствах, – не стал бы штурмовать Драккон. С другой стороны, они не были такими ценными фигурами, и им бесславная смерть от пыток не грозила. – Что ж, – помедлив и от сковавшей лени едва разлепив губы, пробормотал он, – надо побеседовать с Анорой. До Собрания девять дней, и я хочу твердо… – Пять. – Что? – Пять дней, – желчно процедила Морриган, и обострившиеся ее скулы сделали лицо еще уже и опаснее, словно стесав человечьи черты до волчьих. – Одни банны возмутились, что во времена Мора им стоит поторопиться с решением важных вопросов, другие, наоборот, заявили, что стыдно им, высокородным, бояться сказок старого хрыча и протирать штаны тут, в столице, пока есть дела важнее. Все во мнении сошлись, что чем раньше у Ферелдена появится королишко, тем лучше будет всем… – А Эамон, скотина, подчинился их требованиям, – мгновенно сориентировался Рам и, сощурившись, резко сел прямо. – Он понимает, что ничего не сделать для моего спасения будет опасно – на него накинутся с вопросами Алистер, Теган и банны, пережившие Остагар. Поэтому собирался сначала решить все дела без меня, а после, если я чудом выживу, вытащить меня из Драккона, лишенного надзора Логэйна… Вот урод! Голос был полон яда, но оскорбление прозвучало почти как похвала. Таким тоном Рам всегда восхищался шахматными ходами Ирвинга, если тот – нередко, кстати, – сводил партию к своему выигрышу… С другой стороны, стоило помнить, как учитель закончил. – Что ж, пять дней так пять дней. Надо усмирить королеву, подлизаться к Эамону, найти банна Афльстанну, банна Сигарда и эрла Уриенна. Стребовать с них причитающееся, – Рам покосился на ухмылку Морриган и кивнул своим мыслям. – Придумать, чем занять в городе Шейлу. И ради Создателя, мне придется таскать Алистера с собой, потому что сейчас опасно оставлять его наедине с Эамоном. – Тогда, увольте, но политикой ты будешь заниматься без меня, – ведьма любовно погладила ручку котелка и, подцепив ее, сняла варево с огня. – Мне нет никакого дела до болтовни мужчин, облаченных в павлиньи тряпки, и ты знаешь это. – И также знаю, что могу положиться только на тебя и Стэна. Лесть сработала – на миг лицо Морриган осветила улыбка, и пусть она сразу же сердито нахмурилась, мол, вижу тебя насквозь, гнуть в прежнюю сторону перестала. Где-то в сундуке лежали последние остатки драконьих сокровищ, и Рам решил, что то прелестное ожерелье будет приятным бонусом для Морриган за ее терпение к убогому собрату по Ордену. – И все же, – в паузу раздумий, вздохнула ведьма, – все же до сих пор не ясно мне, почему в тебе взыграло благородство, и Ворону ты все ж позволил упорхнуть. Уверена, здесь он помог бы больше. Рам и сам уже понял, что сплоховал. Увы, предвидеть будущее дано лишь после его наступления – или после смерти, в Тени, – и оба варианта ему по разным причинам не подходили. Как всегда, почуяв справедливый укор, он чуть жестче поджал губы и нахмурился, тяжело подперев подбородок основанием ладони. На коленях заворочался Гвиндор и, искоса подняв взгляд, вывалил фиолетовый язык, чтобы облизать хозяйский локоть. Вкус металла псу не понравился – он фыркнул и сконфуженно потупился, так и не внеся в разговор лепту. Хотя он один в отряде, наверное, смог бы объяснить ведьме, почему Зевран должен был отправиться в Антиву и никогда больше не попадаться на глаза Рамиттану. Потому что если бы он остался, исходов было всего два: или в приступе боевой горячки Страж выкачал из него всю кровь подчистую… Или он изменил бы памяти Халиль, извращенно, неправильно и ломко, но сросшись с привычкой спать с теплым убийцей под боком. Он все еще помнил прощальный поцелуй Зеврана, целомудренный, как лелеемая им смерть на дне склянки, в уголок губ. И помнил, какого труда ему стоило остаться бесстрастным, неподвижным, будто сталью закоченевшим – и, никак не ответив на немую просьбу оставить при себе, процедить сквозь зубы, чтобы убирался и больше не смел портить ему жизнь своей слепой собачьей привязанностью. У них не было ни шанса. Рам слишком любил Халиль, Зевран слишком тянулся к жизни – они убили бы друг друга. – Он стал ненадежен. – Возможно, стоило все же уважать его волю и не использовать запретную магию на своем союзнике? – ехидно проворковала Морриган. Плавно и осторожно она разливала содержимое котла по флаконам – работа, требующая сосредоточения и внимательности, – и потому Рам, хмыкнув (подумаешь, швырнул в Ворона связку кровного подчинения, чтобы не лез в драку – ни на стороне Стражей, ни на стороне Тальесена), пожал плечами. – Если слова твои – попытка меня уязвить, напоминаю, что это моя месть за отказ учить оборотничеству. Что до Зева, – он поднял на ведьму тяжелый взгляд, припечатавший в точку переносицы, – не твое дело. – Как знаешь. Тогда тебе стоит поторопиться и явиться пред очами Эамона до того, как последняя кухарка растреплет ему, как видела твой призрак на дне своего котла. – На дне бутылки, – буркнул в усмешку Рам и все же поднялся, остервенело похрустел затекшей шеей – неудобный воротник доспеха оставил рубчик стальной полоски на загривке. – Подождет. Я должен явиться через главный вход с сиятельной победой, а не в этом отрепье. Надеюсь, он не трогал мой сундук: потеря еще одного посоха сделает меня слишком злым, чтобы обсуждать всерьез судьбу дражайшего Алистера. – Я ненароком рассказала слугам, как зачаровала все наши вещи отравить любого вора золотухой, почечуем и… Хм, забыла… – Морриган закатила притворно глаза, силясь будто бы вспомнить, – да, а также косоглазием и проклятьем отворота до седьмого колена. – И что, сработало? – В моем кошеле волшебным образом появилось десять золотых, хотя пропало лишь три, – улыбнулась ведьма. Раму эта улыбка всегда казалась крайне обворожительной, но вот остальные от нее обычно становились белыми, как бумага, и начинали потеть раза в два сильнее. Попросить ее так не делать, что ли – или пусть развлекается, дорвавшись до невежественной деревенщины? И еще надо было попросить ее поумерить свое ехидное любопытство, хотя с этим Рам, как всегда, опоздал. – Почему ты вообще позволил им себя схватить? – спросила она, закупорив последний флакон, без намека на улыбку. Эльф внимательно смерил ее взглядом – нет ли там насмешки или язвительной издевки, но увидел лишь… Тревогу? Кажется, от нервов и усталости у него разыгралось воображение. И еще, кажется, он был слишком мягок с ними последний месяц, раз даже Морриган потянуло на откровенности. – Если ты думаешь, что я считаю развлечением пробуждение под вопли сбрендивших от пыток безумцев… – выцедил зло Рам, почти скрежетнув зубами. Гвиндор всегда чуял его безошибочно, торопливо вскочил на лапы, заметался взглядом – где опасность, – но рычать на ведьму вновь не посмел. – То ты жестоко ошибаешься. – Ты мог оставить Стэна и отступить… Должен был так сделать. Она говорила серьезно. Верила в то, что говорила: Рам хмыкнул. С тем же успехом она могла подписать смертный приговор себе, потому что повези ведьме чуть меньше, а кунари – больше, его первым Страж отправил бы в погоню за королевой, оставив Морриган при себе обороняться от долбанутой фанатички Коутрен и ее своры прихлебал. Но тогда именно Морриган, вычерпавшей весь запас маны на поддерживающие щиты, выпало на пару с Гвиндором преследовать Ее Сучье Величество, которая предала своих спасителей, стоило лишь запахнуть жаренным, и Рам с кунари, чуть усмирив пыл рыцарей, должны были тем же путем отступить следом. – Стэна ранило. Он погиб бы зря, только и дел. Ранило – мягко сказано. Его почти располовинило клинком Коутрен, и оставлять его держать оборону было бесполезно – он бы сдох без всякой пользы, выжав из своей смерти от силы десять секунд задержки. А Рам был слишком бережлив, чтобы вот так разбрасываться его жизнью, поэтому кунари досталась последняя припарка и приказ к отступлению, а Рам, заткнув силовым полем проем коридора, остался прикрывать отходы. Он должен был победить. Да, десять рыцарей – это серьезная угроза, но он, поглоти его Тень, не для того продался демонам, чтобы проигрывать в таких боях. Их кровь текла из ран, его кровь клокотала в жилах, и все обязательно получилось бы. Обязательно – если бы не единственный храмовник, затесавшийся в отряд Коутрен, потому что слава Стража опережала его на шаг, если не на два. Эльф. Маг. Выскочка. Звучит как смертный приговор, не правда ли? – Значит ли это, что меня ты бы тоже не оставил спасать твою шкуру любой ценой? – Это значит, Морриган, что я высоко ценю таланты каждого из вас, а твои – в особенности. И если я буду планировать твою смерть, то она закончится как минимум подрывом Церкви и концом Мора. Снова улыбка – осколочная, как свечение случайно упавшего солнечного луча. Ведьма повела плечом, прикрытым вороньими перьями, хмыкнула едва заметно, за ироничным кивком спрятав нечто большее, способное стать ответом, но так в него и не превратившееся. Она помогла матери латать его раны после Ишалы и несколько раз спасала в бою. Он победил проклятую Создателем драконицу для ее безопасности. О каком теперь «спасибо» могла идти речь? – У нас осталось немного лириумного порошка. Я потрачу весь на настой укрепления, если ты не против, – легко качнула подбородком Морриган, едва покосившись на запасы на полке. Рам тоже к ним приценился, прикинул размер флакона, который только что выпил, свои ощущения – и кивнул утвердительно. – Да. Разливай по четыре унции на порцию, так будет разумнее, – уточнил он и, молча прикрыв дверь подсобки, в сопровождении Гвиндора двинулся по коридорам поместья, собираясь через галерею слуг попасть в свою комнату, забрать запасной сильверитовый посох – увы, с любимым, из драконьей кости, пришлось попрощаться в Дракконе, – и вернуться уже как полагается. Эамона ждал крайне неприятный разговор, и от этого Рам, представляя ужин и вечер в гостиной во всех красках и репликах, улыбался вдвойне тепло.