Вернуться домой

Дин беспокоился о Касе. Был холодный субботний день, а Кастиэль просидел на крыльце почти два часа. Серая толстовка, плотно надвинутый на лицо капюшон, очки-авиаторы, рваные джинсы и шлепанцы — он, сгорбившись, курил сигарету за сигаретой. Волновался. Дрожал. Дина это не касалось. Но, с другой стороны, немного все же касалось, ведь так? Потому что Кас официально был чудилой, а земля промёрзла до хруста и время от времени с низко нависшего белого неба медленно падала снежинка, и больше никто не собирался пойти сказать Касу: «Эй, иди в дом, пока не посинел и пальцы не отвалились». Дин был единственным. В конце концов он взял наполовину полный мешок для мусора и, сделав вид, что только увидел Каса, подошел. Казалось, тот ничего не замечал, но за темными очками трудно было что-то разглядеть. Он продолжал жевать сигарету. — Привет, Качинский[1], — поздоровался Дин. — Настроился весь день тусить в одиночестве? Готовишься рассылать бомбы? Кас выдохнул облако дыма и вздрогнул. — Але? — Дин махнул перед ним рукой. — Земля вызывает инопланетного гостя? Есть кто дома? Кас покачал головой. У Дина по спине побежали мурашки, и он начал подозревать, что что-то явно не в порядке. — Кастиэль, — сказал он, — есть ли причина, по которой ты тут сидишь? Кас стряхнул пепел с окурка. — Знаешь, я собирался стать священником. Вряд ли я говорил тебе об этом раньше. — Он сделал еще одну затяжку. — Учился в семинарии и все такое. Дин попытался представить Каса в роли священника, но не вышло. — Католическим? Серьезно? Кас кивнул. — Священник? — Дин поверить в это не мог. — Типа с обетом безбрачия? Кас улыбнулся, не глядя на него. Дин потер подбородок. — Будь я проклят! И чего передумал? Улыбка Кастиэля померкла, и он сделал еще один вдох никотина. Со стоном выдохнув, он раздавил окурок на коврике у двери. — Проблема зла. — В смысле? Кас не ответил. Просто еще глубже ушел в себя. — Ну, как бы то ни было... — Дин посмотрел на небо. — Кажется, снег собирается, Кас. Тебе лучше пойти домой. Кас вздрогнул, но не подал виду, что услышал. Дин вздохнул и присел рядом на корточки. — Ты в порядке? Губы Каса сжались, и он едва заметно покачал головой. — Кас, — Дин сбавил тон. — Что случилось? Тот долго молчал, а потом прошептал: — Мне холодно, Дин. И, очевидно, это стало последней каплей. Дин больше не мог этого выносить, не мог позволить ему тут зачахнуть и умереть. — Ладно, — сказал он, беря Каса за локоть и поднимая их обоих, — вперед, давай. Ты заходишь, и я угощаю тебя кофе. Кас не протестовал и молча позволил Дину завести себя в дом.

***

— Какой ты пьешь кофе? — спросил Дин, наливая ему полную кружку. Кас сидел за кухонным столом и тихонько постукивал пальцами по пластику. От яркого верхнего света он казался еще меньше, более усталым; тени и морщины на лице проступали сильнее, чем обычно. — Думаю... семь кусочков сахара, и восемь пачек сливок. Дин достал из буфета сахарницу и поставил ее на стол. — Ни в чем себе не отказывай. — Дин, — Кастиэль снял очки. Его глаза были красными и потухшими, голубые радужки казались бледными и размытыми. — Я бы хотел выпить. Дин улыбнулся и поставил перед ним кружку. — Вот кофе. — Нет, — губы Каса задрожали, руки сжались в кулаки. — Мне нужно напиться. Пить до тех пор, пока не перестану ее слышать. Дин замер и на секунду опешил. Он понятия не имел, как это понимать, что делать и говорить, и даже какие эмоции испытывать. Мгновение он просто стоял. Но потом выдвинул стул из-под стола и сел рядом с Касом. — Кого? — спросил он. — Пожалуйста, — сказал Кас, его глаза горели отчаянием. — Мне просто нужно выпить. Просто нужно не чувствовать. Дин покачал головой. — Ни в коем случае. Я тебе в этом не помощник. О ком ты, Кас? Кас встал из-за стола, так и не притронувшись к кофе. Он ввалился в гостиную, рухнул на диван и, свернувшись калачиком, зажмурился. — Кас, — испуганно позвал Дин. — Кастиэль! Он пролежал так до конца дня.

***

— Я понятия не имею, что с ним, — сжимая трубку, прошептал Дин. — Не знаю, — он сидел в своей спальне, но дверь была открыта. — Я... Думаю, сейчас он спит, но я просто волнуюсь... То есть, кто его знает, что за срань он курил, или глотал, или нюхал.... — Как он дышит? — спросил Сэм. — Не знаю, нормально? — Дин посмотрел на дверь. — А как должно быть нормально? — Если он делает меньше двенадцати вдохов в минуту, нужно вызывать скорую. У него пальцы или губы посинели? — Кажется, нет, — Дин закусил губу. — Могу проверить. — Если честно... — вздохнул Сэм. — Вряд ли у него передоз, Дин. Я думаю, это что-то психологическое. Что именно он тебе сказал? — Не знаю, ничего связного... — Дин потер затылок и попытался вспомнить. — Я спросил его, что случилось, но он не ответил. Сказал мне, что когда-то собирался стать священником. Сэм рассмеялся. — Священником? Охренеть. Дин усмехнулся. — Ну да, прикинь? Поэтому я спросил, почему он передумал и он сказал лишь: «Проблема зла». Как хочешь, так и понимай. — Хм, — сказал Сэм. — Интересно. — Что? — Проблема зла. Это классическая философско-теологическая дилемма. Вкратце, если Бог всезнающ, всемогущ и великодушен, как может существовать зло? Либо он не может остановить его — тогда отпадает всемогущество, либо не хочет, и тогда... Ну, не такой уж он великодушный. — Ладно, — ответил Дин, — Кас не напялил воротничок, потому что не может следовать за Богом, который позволяет дурному происходить с хорошими людьми, — и, словно солнце взошло над вершиной холма, его осенило. — Я понял. Я знаю, в чем дело. — И в чем? — нетерпеливо спросил Сэм. — Он сказал, что хочет пить, пока не перестанет ее слышать, — объяснил Дин. — Ну, недавно он рассказал мне, что когда ему было двадцать, его сестра покончила с собой, но он считает это убийством. — Господи, — пробормотал Сэм. — Тогда понятно. Сестра умирает, кризис веры и жизнь в разврате... — И что-то спровоцировало сегодняшние события, — закончил Дин. — Может, нашел старую фотографию или выкурил какую-нибудь гадость, и у него начались галлюцинации... — Или... — Сэм помолчал. — Может, сегодня годовщина. Дин закрыл глаза и ущипнул себя за переносицу. — Вот черт. — Слушай, Дин... — Сэм тяжело вздохнул. — Лично для меня, когда... Когда наступает день смерти Джесс... Мне очень плохо. Могу себе только представить, что потерять сестру в тысячу раз хуже. Так что не заставляй его говорить об этом, но, если он захочет, тогда... Будь рядом с ним. Дин вздохнул. — Я постараюсь. — Он не был уверен, что побудило его к этому, но потом добавил: — Я думал навестить тебя, Сэм. На секунду в трубке воцарилось молчание. — Можешь, — медленно произнес Сэм. — У меня есть отпуск, — сказал Дин. — И я могу им воспользоваться. — Но... — Сэм сделал долгую паузу, затем выпалил: — Я приеду через две недели. — Правда? — воскликнул Дин. — Да ты шутишь! Реально? Ты просто дуришь меня, Сэмми! Сэм рассмеялся. — Нет, сегодня мне дали зеленый свет. Все, что нужно сделать — это привести свои дела в порядок и собрать манатки. Дин ухмыльнулся. — Потрясающе. Скорей бы. Когда они закончили разговор, Дин всё еще не мог перестать улыбаться. Он вышел из спальни и вернулся в гостиную, стараясь ступать как можно тише. Кас по-прежнему лежал на диване, свернувшись калачиком, но уже немного расслабился. Во сне его лицо разгладилось, он уже не лежал в позе эмбриона, так что ноги свесились с диванной подушки. Дин подкрался поближе и после минутного раздумья снял с него шлепанцы и поставил их под кофейный столик. Кас не пошевелился. Дин опустился на колени и вгляделся в его лицо, пытаясь определить, посинели ли у него губы. Они не казались синими. Обычный розовый цвет. Возможно, слегка потрескались. И вдруг Кас открыл глаза и посмотрел прямо на Дина. Дин тут же осознал, как близко к нему находился и как пристально смотрел на лицо Кастиэля. Определенно, стоило немедленно отвернуться и перестать смотреть в его проклятые глаза, но вместо этого он просто застыл, покраснел и брякнул: — Эй. Привет. Кас слегка улыбнулся, потрепал Дина по щеке и тихо сказал: — Не волнуйся. А потом закрыл глаза и снова заснул.