Ибо такова королевская воля

Отведенные королевской чете Треф покои были светлыми и просторными. Кровать с балдахином стояла далеко от окна, чтобы солнечные лучи не будили обитателей. В комнате было два стола: письменный и туалетный, за которым и сидела Елизавета, расплетая косы. Иван лежал на кровати, сложив руки на животе и прикрыв глаза. Казалось, что он спит, но на самом деле его тяжелое, иногда сбивчивое дыхание говорило о том, что он находится в раздумьях. Хедервари тихо вздохнула, откладывая шпильки, и подошла к кровати, присаживаясь около короля.  — Ты уверен, что нам следовало ехать? Не лучше бы было отправить письмо?  — Информация была слишком важна, чтобы доверять ее гонцу, — Брагинский приоткрыл глаза, складывая губы в улыбке. Вернее, в ее жалкое подобие.  — Эта поездка пагубно на тебе сказалась. Ты и так почти не спал последние полтора месяца, а тут еще и это путешествие, — королева положила голову Ивана себе на колени. — Нужно было поехать одной.  — Нет. Я бы съел себя изнутри за это время. И мне было бы одиноко, — Брагинский подставил голову под мягкие женские руки. — Я все еще не могу поверить, что он ушел.  — Он не ушел. Он сбежал, — Елизавета зарылась рукой в волосы Ивана, накручивая пряди на пальцы. — У него появилась возможность, и он ей воспользовался. Тебе нужно пережить это.  — Я виноват в том, что он ушел, Лиза, — Иван закрыл глаза. Хедервари замолчала, лишь ее руки продолжали нежно перебирать волосы супруга. В детстве ей говорили, что женская любовь успокаивает свирепый нрав мужчины, словно вода, что омывает камни, сглаживая края и сколы. Говорили, что хороший брак не требует от женщины любви, но требует покорности. Говорили, что жена должна уметь быть слабее мужа. Елизавета никогда не слушала советы гувернанток, но сейчас отдала бы очень многое за ответ на свой вопрос: как помочь Ивану, как склеить сердце этого холодного и величественного человека?  — Ты любил его? — вопрос кажется опасным, но Елизавета никогда не страшилась ответов. — Или тебе просто больно от предательства?  — Я любил его. Не как тебя, — Брагинский повернул голову на бок. — Но так же сильно. Королева кивнула, кладя одну из ладоней на щеку супруга. Иван всегда боялся одиночества, Хедервари это знала — они с Брагинским никогда не боялись показывать друг другу свои слабости и страхи — и она пыталась не давать королю быть одному. Раньше в этом помогал еще и Гилберт, а ныне он главная причина боли Ивана. Но она, Елизавета, все еще здесь, рядом.  — Я всегда буду рядом, Ваня. Как и твои сестры, — это было ожидаемо и, безусловно, банально, но Брагинскому нужно было это услышать. Иван, наконец, расслабился. Его дыхание выровнялось, и в скором времени он провалился в сон. Перо царапало бумагу, тихий звон звучал каждый раз, когда его неосторожно погружали в чернильницу. Баш, стоя слева от Франциска, подавал документы. Министров король уже отпустил, но осталось еще множество дел, требующих личного внимания государя.  — Тюрингия* отказывается платить налоги, — Бонфуа цокнул языком. — Причина известна?  — Жители отказывают принимать Ваше Величество своим королем, — Цвингли выровнялся. — Мы можем отправить туда гарнизон военных, пусть наведут порядок.  — Никаких силовых действий, — король повернулся к валету. — Принеси мне все сведения о Тюрингии. Баш кивнул, подходя к большим высоким шкафам в конце кабинета и доставая оттуда увесистую папку.  — Прошу, Ваше Величество. Франциск благодарно кивнул, беря папку в руки и раскрывая. Перепись населения за прошлый год, общее количество собранных налогов за последние три года, список имений, количество сирот и бродяг.  — Здесь живет очень много неимущих, — король закусил ноготь большого пальца.  — Тюрингия — край шахтеров. Если шахтер умирает, его семье не выплачивают ничего. Из-за этого уровень бездомных так значительно выше, чем в других землях королевств Бубен или Пик.  — Отправь туда строителей. Пусть там возведут харчевни и ночлеги. И найди хорошего чиновника. Он запустит систему страховки.  — Я немедленно объявлю конкурс, Ваше Величество. Дверь открылась, и в комнату вошел Артур, останавливаясь у дверей. Франциск закрыл папку и встал из-за стола.  — Ступай, Баш. Продолжим завтра. Цвингли поклонился, подходя к двери. Там он поклонился еще раз. После чего вышел за дверь. Валет мог чувствовать все, что угодно по отношению к Артуру, но он всегда был предельно вежлив и вел себя исключительно по регламенту двора. Кёркленд сцепил руки за спиной в замок, подходя к столу. Он окинул быстрым взглядом бумаги, сложенные по ровным стопкам.  — Лили навела порядок? Ты никогда не умел держать рабочее место в чистоте.  — Глупости, — Франциск фыркнул. — Возможно, у меня проблемы с систематизацией бумаг, но грязь я никогда не развожу.  — Да, как скажете, Ваше Величество, — Артур закатил глаза, останавливаясь с одной стороны от большого стола с картой четырех королевств. Тюрингия и Савойя**, еще недавно принадлежавшие Пикам, теперь были территорией Бубен. Франциск стал королем с самыми богатыми землями и обширнейшими территориями. Его мощь уже затмила Пик, к его двору прибывали восточные правители, на земли которых еще не ступала нога жителей четырех королевств. И его возлюбленный был рядом, они готовились к свадьбе. Артур коснулся фигуры, означающей короля на тактической карте, и взял в руки.  — Это та самая, что я подарил тебе в детстве? — Кёркленд погладил тонкими пальцами выемки глаз, вырезанные плотником волосы.  — Да. Она часто напоминала мне о тебе, — Франциск подошел, останавливаясь за спиной Артура и кладя руки ему на талию, подтягивая к себе. — Кроме того, она слегка похожа на меня, не думаешь? — Бонфуа легко чмокнул принца за ухом, там, где сходила метка Пик. Кёркленд вспыхнул и быстро отложил фигурку, кладя руки поверх рук короля. Судорожно выдохнув, стараясь не слишком сильно расслабляться в объятиях, Артур проворчал:  — Не похож.  — Потому что я настоящий красивее? — Франциск прижался еще ближе, камзолы с легким шуршанием смялись. Король подцепил аккуратную сережку Артура языком, следом прикусывая ухо, покрасневшее, как и шея со скулами. Бонфуа крайне недвусмысленно прижимался к принцу, заставляя опереться руками о стол.  — Франциск, за дверью стража, — тихо шепнул Артур.  — За моей дверью всегда стража, — жарко выдохнул Франциск, медленно расстегивая, как всегда наглухо застегнутый, жюстокор Кёркленда.  — Не здесь, Франциск, — юноша осторожно вывернулся из рук возлюбленного. Лицо того было похоже на лицо ребенка, у которого отобрали конфету или игрушку. Артур почувствовал легкий укол совести и поцеловал Бонфуа в уголок губ. Тот вновь начал улыбаться, вновь обнимая Кёркленда за талию. Наклонившись, король поцеловал Артура в губы, плавно углубляя его, преодолевая слабое сопротивление сомкнутых губ Кёркленда. Принц вспыхнул еще ярче, отвечая на поцелуй, прикрыв глаза. Франциск нежно обвел языком зубы и десна Артура, мягко поднырнул под язык возлюбленного. Юноша первым разорвал поцелуй, слегка виновато улыбаясь.  — Учти, ночью ты не отвертишься, — Бонфуа усмехнулся. Кёркленд возмущенно вздохнул, отталкивая Франциска за плечи. Король рассмеялся, легко перехватывая руки возлюбленного и вновь прижимая к себе.  — Не трогай меня, похотливое животное.  — Ты словно роза, Арти. Одно неосторожное движение — и ты уже царапаешь руки. Но если быть с тобой нежным и обходительным, ты позволяешь наслаждаться своим образом, своим чудесным запахом и нежными лепестками, — Франциск прижал руку Артура к губам. А Кёркленд решил промолчать, что никому, кроме Франциска, он бы такого не позволил.

***

Отпроситься у супруга для поездки в загородную резиденцию не составило Червовой королеве труда. Людвиг знал о слабом здоровье Кику, знал, что около резиденции есть термические купальни, и, конечно, знал, что Хонда ненавидит долго сидеть во дворце. За ужином несколько недель назад королева завел этот разговор. После войны позиция Черв лишь слегка окрепла, но министры и не думали уступать власть законному королю. А Людвиг, да и вся страна, были слишком измотана для борьбы. Несколько лет назад, после революции, установив мир, Байшмильдт боялся вновь разбить хрупкое спокойствие. У него была власть, которую четко контролировали министры, часто урезая до абсурда. И Кику понимал, что опасность дворцового переворота росла с каждым днем и часом. Как королева он не мог сидеть, сложа руки. Именно поэтому он начал тот разговор.  — Я бы хотел уехать ненадолго, Ваше Величество, — Хонда промокнул губы, кладя салфетку на тарелку, которую забирали слуги. — Мне нездоровится в последнее время. Людвиг кивнул, отпивая немного вина из фужера. Слуги подавали десерт, пока король скользил взглядом по лицу супруга.  — Ты и правда выглядишь бледным и недомогающим, — Байшмильдт отослал мальчишку, который хотел подлить еще вина. — Как долго ты планируешь отсутствовать?  — Неделю, может, две. Я бы хотел посетить купальни, провести больше времени на свежем воздухе, — Кику смахнул со лба упавшую прядь. Его ладони слегка вспотели.  — Я отправлю с тобой Венециано, для твоей безопасности, — валет, стоящий у стены, приосанился.  — Нет, не нужно. Здесь, во дворце, он нужен вам больше. Я смогу найти себе других компаньонов. Король вздохнул, разводя ладони, дескать, как пожелаешь. Съев лишь половину своего десерта, Кику отправился в свои покои. Слуги помогли ему поменять нежно-розовое, словно сакура, кимоно на ночную длинную рубашку. После этого Хонда лег на кровать и затушил свечи. Долгие минуты он лежал в темноте, думая о скором путешествии. Его ладони вновь вспотели, слегка скользя по шелку простыней. И когда королева уже засыпал, дверь в покои открылась, и вошел Людвиг. Кику резко сел, протирая глаза.  — Ваше Величество? — они не спали вместе в покоях уже несколько месяцев.  — Я тебя разбудил? Прости, — Байшмильдт закрыл дверь до щелчка, тонкая полоса света исчезла, вновь погружая комнату во тьму. В этой темноте Хонда слышал, как Людвиг мягко ступает по каменной кладке, а потом слышал тихое шуршание ног по ковру. Король снял камзол, а следом и рубашку с кюлотами. Штаны, чулки — все легло, аккуратно сложенным, на комод. Людвиг надел рубашку и нырнул под одеяло, и теперь Кику не только слышал, но и чувствовал чужое тепло. Байшмильдт положил широкую ладонь между лопаток супруга, прижимая к себе. Сердце королевы пропустило удар, в висках набатом стоял собственный пульс. Людвиг целомудренно поцеловал Хонду в лоб. Кику закрыл глаза, ладони перестали потеть, а ресницы дрожать. Чувствуя размеренное дыхание мужа, Хонда понял, что его долг королевы ничто, перед долгом сердца. И поэтому он не станет жалеть о том, что делает. Людвиг король. Истинный. И если ему нужна помощь, человек, который разделит бремя власти, Кику сделает все, что угодно. Когда Хонда выезжал из дворца с минимальным штатом прислуги и охраны, корабль Короля Пик тайно пристал к берегам королевства Черв.