Берлин // Автосалон «Achat».
Оливия.
song: NBA (without male voice) — RSAC. Уже вечером, после длительной уборки, я обессиленно падаю в кресло у окна, только и думая о том, что всё же день выдался тяжёлым вопреки всем моим утренним ожиданиям. Стоящая за окном ламборгини хуракан так и манит своими габаритами с призывом «Ну давай, родная, прокатись». И мне на самом-то деле не хочется ей как-то сопротивляться, а ещё если и придумать причину поездки, то сомнения и вовсе уходят: у меня теперь тоже ушли. Потому что я эту причину придумала для себя, мысленно себе любимой восторгаясь и над собой же лелея. Поездка в салон Дрейка «Агат» нужна мне не только для личного удовлетворения и прогоном для машины, но ещё и с нескрываемым подтекстом. Осмотреться, понять, как всё устроено в автосалоне, вспомнить названия и марки машин, а некоторые даже заучить — подтекст, а есть ещё и намерение — отвезти матовую ламборгини на проверку и по движению в салоне определить, покрасят мне мою малышку сегодня или же нет. На улице сегодня быстро стемнело, что удивительно для летнего времени, и по сути своей в салоне посетителей как таковых быть ну никак не должно, а значит всё внимание работающие уделят мне вопросами и желанием узнать что-то новое о прибывшей сотруднице, а ещё желанием угодить, и причина в том, что их начальник — мой близкий друг, хотя мне это никак не помешает. В какой-то степени я за знакомства с новыми людьми, но какой-то тревожный огонёк уже давно зажегся внутри и словно тормозит меня остаться дома. Кого я послушала? Конечно, адреналин, который смешивается с собственной кровью во мне при первом воспоминании об издаваемом машиной рыке, о её плавном движении и тихих поворотах. Доехать в личном удовольствии до салона Дрейка мне не составило труда. Я поистине наслаждалась, прикрывала глаза, облегчённо с наслаждением выдыхала, когда сильнее жала на педаль газа, забыв совершенно про тормоз. В какой-то момент я испугалась своему удовольствию, и это ненормально, ведь так? Я наслаждалась временем и событиями, но боялась неизвестного и говорила: «Оливия, наслаждение не для тебя». Но это не так, удовольствие для всех. Быстро заблокировав машину в подземных гаражах, где стоят витражи с фирменной краской, мощные шины и много рассортированных ящиков с табличками, видимо с запчастями на новоприбывшие машины, быстро шагаю до стеклянных высоких дверей, которые казались такими хрупкими, но на деле оказались очень тяжёлыми и почему-то открытыми в достаточно позднее время, когда салон уже должен быть закрыт. В полупустом помещении, с непривычки, мёртвая тишина, которая слегка давит, только где-то в зале показа автомобилей слышатся тихие мужские голоса, но и то пустотно одиночные, что говорит, быть может, даже о единственном вечернем посетителе. Намерение из-за внезапного посетителя покрасить машину никуда не делось, даже усилилось, и, дабы найти хоть одного сотрудника, раз Дрейк пока занят на работе, как я узнала это из переписки, я, посвистывая себе под нос, медленно топаю вглубь тускло освещённого для атмосферы отдела регистрации, где не сидит светловатая работница, по мере наступления к залу отчётливее слыша голоса, постепенно повышая уровень тревожности в своей голове и нервно дёргая головой из стороны в сторону. Кажется, один из голосов мне очень знаком. Сердце забилось в бешеном ритме уже второй раз за один день, и во второй раз оно стремилось к полной остановке, чертыхаясь на хозяйку, что та либо такая впечатлительная, либо пугливая, либо тупая. Что последнее вероятнее всего в данной ситуации. Но несмотря на всё это, ноги сами несут меня к залу со стеклянными стенами. Туда, где моя тушка будет хорошо видна и в случае обнаружения мне даже некуда спрятаться. Почему-то сейчас мне показалось это самым логичным. И угроза тотального и провального обнаружения меня не остановили. С колотящимся сердцем, но спокойной совестью, которая приправлена моим больными интересом, я тихой, почти невесомой поступью подхожу впритык к прозрачной стене, прямо оттуда мне хорошо стало видно профиль Исаака Чёртового Рихтера, который ничего не подозревая, хмурит и заламывает брови над дорогой глянцевой машиной, спрятав руки в карманах дорогих штанов и внимательно слушая Дрейка, чей вид ни капли сейчас не обнадёживает. Исаак похорошел: стал куда мужественнее в своей тёмно-синей приталенной рубашке, да и плечах светловолосый, я смотрю, порядком увеличился. Его и без того посаженная шея из-за занятий боевыми искусствами села ещё сильнее, и кадык на ней красиво шевелится, когда тот кидает короткие фразочки, шевеля тонкими губами, при этом по привычке кусая подтянутую щёку изнутри. Прекрасное зрелище, которое пугает и завораживает одновременно. И мне кажется, что я совсем больная, раз, вместо того, чтобы спрятаться, я с какой-то ностальгией и теплом к старому другу стала его пристальней рассматривать и мало того ещё и восхищаться чуть ли не со слезами на глазах думая: «Это ведь один из моих мальчиков», попутно влипая полностью телом в поверхностью стекла, которая сейчас грозится треснуть под таким напором. Именно в этот момент в моей больной башке мелькнула мысль: «Оливия, ты стала слишком плаксивой женщиной», отчего я чуть ли не начала царапать по стеклу ногтями, всё ещё не веря своим глазам. Представлять, как ожесточила власть этого некогда юморного паренька, не хочется. В принципе не хочется думать, что жизнь может сделать с людьми, особенно с теми, у кого есть власть. Почему-то его улыбка сейчас куда хитрее и злее, не та, которая раньше, но своего очарования и смысла они никак не потеряла за такое долгое время, за потраченные куда-то годы. Наблюдать за собственным прошлым, соглашусь, приносит какое-то даже садистское удовольствие, я же это удовольствие сейчас смакую на языке, горчинку чувствую, но не перестаю перекатывать горечь внутри себя от сердца к голове и обратно. Но думать об этом мне никак не хочется. Не хочется думать и о том, что сейчас всё мое только что построенное может в любой миг разрушиться. — Вы можете оглядеть и другие наши машины, — слишком громко посаженным голосом говорит Дрейк, отчего я пугаюсь и неприятно вздрагиваю, и указывает рукой на обилие машин вокруг, привлекая холодное внимание Исаака. Исаак только начинает оборачиваться вокруг себя, а у меня уже паника, и я вообще проклинаю Дрейка со своим элитным салоном и со своей манией пиара. Я было кидаюсь в разные стороны, ища куда бы спрятаться, но как назло вокруг сплошное стекло, которое может только выдать, но никак не спрятать. Я спешу к первой попавшейся двери, за которой вижу колонну, спотыкаясь, матерясь и проклиная всё на свете, особенно саму себя. Но неудачная попытка закрыть дверь аккуратно и тихо заканчивается тем, что дверь с грохотом захлопывается и, вероятнее всего, от ушей и глаз мужчин в зале показа это не скрылось. Исаак, чья реакция стала куда лучше по причине опасного бизнеса, моментально реагирует на специфический звук, от которого даже у меня уши заложило, и поворачивается прежде, чем я успеваю спрятаться, ловя мой секундный опешивший взгляд и расширяя мигом свои глаза. Там я увидела неверие, которые смешалось с лёгкой нежностью и даже полуулыбкой глазами, отчего стало не по себе, почти до слёз с криком в голове: «Да как можно так провалиться, Олив?». Как только выглядываю из-за колоны, чтобы понять, когда может будет наконец отсюда свалить, то замечаю, что взгляд Исаака, такой серьёзный и напряжённый снова уставлен на машину перед собой, словно это не он минут пять назад выражал глазами удивление и даже замешательство, а Дрейк, нервно поглядывающий в мою сторону, что-то говорит, показывает, указывает и следом открывает капот, принуждая этим самым Исаака склонится над машиной и отвлечься от произошедшей неловкой ситуации. Я боюсь и молюсь, чтобы не узнал, списал на больное воображение и забыл напрочь, как страшный сон. А у самой внутри тайфун, кошки скребут на душе, а воспоминания о былых годах, о широкой исааковской улыбке и наивном юморе накрывают ударной волной, накрывая с головой, что даже на глазах появляется пелена, непонятно, то ли ностальгии, то ли слёз, то ли всё вместе. Исаак договаривает с Дрейком спустя минут десять, и, чтобы узнать о том, что он уже уходит, мне приходится по максимум напрячь свой слух. Он даже пару раз громко смеётся, жестикулируя и, кажется, забыв про то, что видел несколько минут назад, либо же хорошо делает вид. На самом выходе несколько раз Исаак, конечно, оглядывается и всё ещё не верит, трёт виски и плотно закрывает глаза на вопрос Дрейка «всё ли нормально?» и словно пытается избавится от картинок, которые выдает его разум. В его глазах непонимание и неподдельное желание увидеть меня снова, чтобы самому себе что-то доказать. Старый друг не верит, но так хочет. Затем он плавно выходит из стеклянных дверей, уже на улице спокойно ведя широкими плечами, из-за чего мне приходится слегка передвинуться за другую стену кубической колоны и даже скрестить пальцы, только бы он не поддался своим инстинктам и не бросился искать меня за колонной. Тогда я точно не спрячусь от него. Снова слышится хлопок закрывающейся двери, а затем короткий, но слишком измученный выдох Дрейка, который явно не ожидал от меня: во-первых, моего появления в такое время, а во-вторых до чёртиков странного поведения, которое не поддаётся объяснениям и противоречит всем законам логики. Я поджимаю губы и даже не против выслушать целую лекцию от Дрейка о странных действиях, пусть он даже зарплаты первой лишит. — Что это было сейчас, Боско? — Старая фамилия в суровом тоне Дрейка бьёт по перепонкам, и я в панике мечусь взглядом по всему, чему можно, лишь бы никто случайно не услышал мою настоящую фамилию и лишь бы Исаак именно в этот момент не решил вернуться в здание. Дрейк со сложенными на груди руками становится напротив меня, вздёрнув при этом густые брови. — Ты хоть знаешь, как странно это выглядело, Олив? Что угодно, но только не такой суровый Дрейк, который давит на моё и так тяжёлое состояние. Пусть не стоит сейчас передо мной с каким-то жалостливым взглядом, словно я страшно только что опозорилась, пожирая меня, нервно перебирающую собственные пальцы, ещё и немым вопросом на глубине зрачков. Мне некомфортно одури и стыдно перед Дрейком, а ещё чуть-чуть страшно и трусит после пережитых эмоций, из-за чего я сильнее вдавливаюсь в колонну и пальцами цепляюсь за гладкую поверхность, пытаясь глубоко дышать. Глаза какого-то чёрта бегают по всему помещению, а затем я не могу справиться с инстинктом самозащиты и, прежде чем выйти из своего укрытия, тщательно взглядом обвожу каждый зал и даже выход. Выдохнуть спокойно удаётся только тогда, когда тревожное чувство спадает и говорить уже не так тяжело из-за спёртого дыхания. Я с хлопком прижимаюсь спиной к колонне и откидываю голову назад. — Кто этот парень и почему он так поздно в салоне? — Я приоткрываю глаза и смотрю на Дрейка, в глазах которого лёгкое беспокойство. — Разве салон не закрыт в такое время? — Быстро тараторю я, нервно закусывая губу. Странное поведение близкой подруги настораживает парня, из-за чего Дрейк щурится, пытаясь разгадать тайный посыл, казалось бы, в моём невинном вопросе. Несколько секунд я наблюдаю меняющиеся эмоции на лице друга и даже начинаю немного переживать, вдруг он что-то заметит или заподозрит, а говорить о старой жизни и о том, что Исаак некогда мой друг, совсем нет желания. Я пытаюсь физически и морально собраться, осматриваясь вокруг в который раз, наконец бросаю дело с заламыванием собственных пальцев и уже более-менее спокойно смотрю на Дрейка, который с вопросом продолжает меня буровить несколько секунд. Мне показалось, что вот, он уже что-то знает и собирается до меня докопаться, но друг мгновенно расслабляется, жмёт плечами и проходит к мягкому, почти плюшевому диванчику за кофейным столиком, вальяжно на нём усаживаясь. — Это мой постоянный посетитель — Исаак, достаточно интересная личность, — Дрейк задумывается, а затем беззлобно усмехается, — плохих машин он не выбирает, но и те на короткие сроки или в подарок кому-либо, никогда не изменяет своей девочек зенво ст1, — Дрейк с наслаждением откидывается головой на спинку дивана, доставая из кармана дорогих брюк пачку элитных сигарет. — Эту машину одно удовольствие чинить, очень податливая девочка. Ещё одна черта Дрейка, достаточно интересная — он говорит о машинах, как о живых людях. Называет их каждый раз очень ласково, чуть ли не с отцовской любовью осматривает их и, как самый нежный любовник, касается их. Его любовь к машинам настолько очевидна, что я даже не уверена, сможет ли он так сильно любить людей. Человек, знающих всё о технике и механике, как правило, мало, что смыслит в себе подобных. — И много у тебя таких посетителей? — Он протягивает мне пачку сигарет, а я с благодарным кивком принимаю губительницу, чиркая собственной зажигалкой, выпуская из лёгких ядовитые пары. По взгляду Дрейка всё понимаю, я знаю, что, если Исаак тут, значит и остальные из компании тоже ходят только в этот самый элитный автосалон. Элитное заведение с качественными запчастями, самой новой продукцией и еженедельными свежими поставками — для любителя машин этот салон всё равно, что рай, поэтому парней я никак не могу осудить. Но вот в душе как-то неприятно сверлит и уже энтузиазм работать заметно падает, из-за чего я опускаю голову, рассматривая носки своей обуви, делая привычно глубокие тяги на пару с Дрейком. Но делать нечего, мне срочно нужны деньги на оплату жилья, для слишком требовательной дорогой бензин ламборгини и в конце концов на пропитание самой себе — в этом салоне я буду получать довольно много на оплату всего этого и терять такие деньги из-за резко нахлынувшего прошлого это не хочется. По крайней мере, это нелогично. — Почти все высшие слои, они нуждаются в моей продукции и умении обращаться с любой машиной. Но твоего поведения я действительно сегодня не понял, но понял, что говорить об этом ты явно не хочешь, — я незаметно усмехаюсь, — я прав? — Он поднимает голову и требовательно на меня смотрит, из-за чего я лишь киваю и как бы прошу закрыть тему тем, что отвожу глаза на почти докуренную сигарету, Дрейк мою просьбу понимает и тушит окурок в хрустальной пепельнице. — Просто забудь, я сама сегодня сглупила, — я тихо и хрипло выдыхаю, до сих поглядывая на выход, чтобы в случае чего позорно спрятаться за всё той же колонной и потирая пальцами при этом гудящие от стресса и сигареты виски. Но двери которую минуту неподвижны, хотя в проёме я ещё вижу красивый, словно нарисованный профиль Исаака, который теперь будет меня везде преследоваться из-за страха быть рассекреченной, а в салоне мы с Дрейком, по-моему, одни. — Не переживай, это больше не повторится, — чуть справившись со своей паранойей, я устало плюхнулась на диван рядом с другом и оказалась сразу же заключена в крепкие, немного успокаивающие объятия, пропахшие никотином. — Если тебя что-то тревожит, ты можешь мне сказать, — свои глубоким, хриплым голосом, чуть в нос говорит Дрейка, и я прикрываю глаза, наслаждаясь обществом человека, перед которым не нужно распинаться, доказывать и просить, он сам всё понимает, сам делает пусть не всегда верные выводы и никогда не давит, даже если безумно беспокоится. За это спасибо и глубокий поклон. — А если нет, то прошу тебя, Оливия, не делай так больше. Во-первых, Исаак очень встревожился, как понимаешь, из-за бизнеса у него много врагов, — меня передёргивает, — а во-вторых, мне стало безумно неловко, — на второй причине Дрейка начинает слегка посмеиваться, видимо вспоминая своё странное поведение после не менее странного поведения Оливии. — Не удивлюсь, если он подумал, что в твоём салоне работают люди с прибабахом, — смеюсь я, пригреваясь во всё ещё крепких дрейковских дружеских объятиях. Парень в ответ негромко смеётся и по привычке из-за смеха запрокидывает голову назад. — Почему он подумает, разве это не так? — становится легче от привычного дрейковского юмора, из-за чего я подхватываю смех друга, забыв уже и про Исаака, покраску ламборгини и о том, что теперь Дрейк не только мой друг, но ещё и директор, который может меня уволить даже за странное поведение. На самом деле, ситуация с Исааком выбила из привычной колеи обыденного и немного скучного, знатный разряд тока прокатился по телу при одном взгляде на знакомую фигуру. Вряд ли я уже смогу спокойно бродить и работать в салоне без постоянной оглядки и без вопроса: «А кто мой клиент?». Услышав какое-либо знакомое имя, я не знаю, как поведу себя. Буду ли нервничать, буду ли плакать и просить Дрейка отпустить, дать выходной и говорить, что обязательно отработаю пропуски. Или с высоко поднятой головой войду в зал и буду делать, что я никакая не Оливия Боско. Но если я всегда буду брать выходные, смысл мне вообще работать в этом салоне. Нужно собраться. Найти выход можно из любого положения, выход есть даже из гроба, а значит и избежать нежеланных встреч со старыми знакомыми я смогу в любом случае, и без прогулов работы. На этой ноте мне стало легче и, перекинувшись парой шуток с Дрейком, я решила спуститься в гаражи на тщательную проверку машины самостоятельно, а затем отправиться в квартиру, когда сам Дрейк отправился домой, жалуясь, что почти даже не видит свою любимую. Я своего некогда любимого не желала бы увидеть, что в этом салоне очень подвергнуто сомнениям. ***Берлин // «Distrikt Coffee»
Автор.
song: You're Special - NF. Оливия очень переживает насчёт того, что так сглупила по поводу своей скрытности и даже не подумала о средствах своего же засекречивания, когда с такой наглостью и бесстрашием наблюдала через стеклянную стену за Исааком — тем, кто тесно связан с прошлой жизнью, в которой лишь кровь, насилие, слёзы и нелегальность всего бизнеса вперемешку с дорогим алкоголем и такими же женщинами. Она винит себя, ругает и молится, чтобы никто и ничего не узнал, чтобы единственный человек, который смог её увидеть, всё забыл и отпустил, списал на больное сознание. Она клятвенно самой себе обещает, что впредь будет осторожней, хотя сама же ставит это под сомнение. Столько трудов, столько слёз и столько пролитой прозрачной крови. Рыжая с огромным трудом и скрипящим сердцем вышла из этого преступного мира, оставив позади себя не только друзей, но ещё и любимых, пусть слишком занятых работой родителей: она начала спокойную жизнь, как когда-то в детстве мечтала, позади остались крупные цифры на банковских картах, позади остались элитные клубы и самое лучшее спиртное с вековой выдержкой. Ей 23 года, и она хочет просто спокойствия, которое ей, кажется, не светит самыми яркими лучами. Если раньше воплощением путеводной нити являлось светлое будущее с красным дипломом из лучшего университета страны с ведением бизнеса отца, но теперь же образ этого воплощения стёрся в девичей голове, оставив лишь пустоту от режущих по самому больному воспоминаний. И диплом есть, и вроде бы работа хорошая, а на душе тоскливо, даже тошно. Вполне возможно и это самое опасное, что может быть, Исаак в хороших отношениях с Иоанном. И эта мысль отозвалась агоническим содроганием и сокращением всех мышц тела. Быть может они всё такие же друзья и привыкли событиями делится, таким событием может являться и увиденная Исааком Оливия тем более, где он, вероятнее всего, меньше всего ожидал её увидеть, но Олив не очень-то желает, чтобы Иоанн узнал что-то от Исаака и тем более явился в салон. Она очень надеется, что Исаак не решит рассказать всё Иоанну, к которому чувства как бы прошли, но сердце неприятно колет, к тому же она видела по исааковскому взгляду, что он не очень доверяет своему зрению, сомневается и даже со временем отпускает увиденное. Но тревога постепенно уходит и становится так спокойно, когда в кафе включается спокойная песня и повсюду разносится запах выпечки, что даже глаза прикрываются и уснуть хочется, чтобы продлить момент наслаждения такого редкого за последние несколько лет. Все переживания мигом уходят, и Оливия поджимает под себя стройные ноги, обхватывая колени руками на мягком стуле, понимая, какая же всё-таки она уязвимая на уют, на тепло и на атмосферу центральных кафе, в которых можно отдохнуть. В какой-то момент ей кажется, что её одолевает патологическая боязнь одиночества в этой стране, но мелькнувшие в памяти знакомые лица вмиг пресекают эти мысли, потому что сердце неприятно сжимается где-то в груди, а душа требует внимания и говорит о том, что память не позволит ей быть одинокой. Мама Оливии всегда говорила: «Лучший способ взбодриться и расслабиться перед работой — выпить вкусный кофе и хорошо покушать». И находясь сейчас в самом уютном кафе, в котором Оливия помнит так много, вплоть даже до не самого приятного разговора с Теей, она с какой-то теплотой оглядывается, отмечает, что стены окрашены в нежно-розовый и стулья обновлены, повсюду свечи, которые не греют. Ночь выдалась тяжёлой и единственное спасение сейчас — тот самый вкусный кофе, который так приелся Оливии в Австрии, но не сумел надоесть — карамельный, слегка тягучий и оседающий приторностью на языке, светлый и на любителя. В кафе, как и пять лет назад очень живо и необыкновенно красиво, вокруг творится что-то слишком домашнее, необычное волшебное для большого города: кто-то разговаривает, оттягивая ворот футболки в такую жаркую погоду, кто-то смотрит в окно, потягивая свой напиток из стакана, а кто-то выполняет домашнее задание на ноутбуке, при этом делая глубокую тягу сигаретой, продолжая тихо бить пальцами по клавиатуре и шептать что-то губами. Оливия вместе с ними делает никотиновые тяги, приоткрывая слегка окно, когда замечает, что субтильная милая девушка за соседним столиком кашляет и хватается за маленький носик, тихонечко чихая и разгоняя ладошкой дым. Кто-то очень озабочен тем, чтобы перелить горячий чай из одной кружки в другую, а кто-то не может выбрать с каким вкусом заказать пирог. Это всё больше напоминает сантименты, но благодаря им Оливия сейчас держится на плаву, дышит ровно и в какой-то степени не чувствует себя так ущербно и загнанно. Она старается быстрее докурить и тушит сигарету в одинокой пепельнице, когда видит приближающегося официанта с заказанным карамельным кофе, кивком благодаря, как только он учтиво ставит перед ней ароматный напиток. — Что-то ещё будете? — прелестный, кудрявый мальчик, видимо студент складывает руки за спиной и чуть склоняется над усердно ищущей Оливией между собой и мягким сидением упавшую по неосторожности пачку сигарет. Как только Оливия слышит вопрос, то сразу прикусывает губу, вспоминая об одной безумно вкусной немецкой сладости, которую в хорошем качестве в Австрии найти никак не смогла — шоколад. — Мне, пожалуйста, шоколадный мусс с маршмеллоу и орехами, но только сладкими, — улыбчиво-симпатичный паренёк кивает и быстрым шагом направляется прямиком за стойку, пока Оливия нервно подрывается с места, слыша звук упавшей пачки сигарет, которая всё время лежала на коленях. Она усаживается, достаёт очередную сигарету, подкуривает почти закончившейся зажигалкой и делает глубокую тягу, выпуская ядовитый дым из лёгких, словно заражает этими парами всё вокруг и тем самым отравляет людей. Это можно назвать даже умышленным убийством и себя, и тех, кто вокруг. Курение для Оливии уже, как обсессия. Синдром, представляющий собой периодически, через неопределённые промежутки времени, возникающие у человека навязчивые нежелательные непроизвольные мысли, идеи или представления. Она может курить запредельно много в день, а может не курить и вовсе целую неделю. И пусть был бы тот, кто запретит ей, вырвет чуть ли не с пальцами препротивную пачку, но продавщицы табачных ларьков только лишь пропихивают ей целый блок из десяти пачек и мило улыбаются, называя бешенную сумму за кратковременное удовольствие. С полученной новой зарплатой Оливия обещает себе купить дорогие сигареты и перестать травить себя дешёвкой. Просачивающееся через пальцы время стремится с утра к обеду, мусс наполовину съеден, но внутри потерявшей счёт времени Оливии что-то цветёт, что-то вянет, кто-то разражается в громких тирадах, а кто-то тихонько пишет о вечном в дневнике памяти молодой особы. Оливия на всё творящееся внутри делится своим мнением одним примитивным и не особо приличным жестом, закатывая глаза и постукивая пальцами по почти кончившейся пачке сигарет, что-то ожидая, кого-то вспоминая и о чём-то неистово сожалея. Телефон резко заходится в неприятной вибрации по круглому столику, отчего рыжая конвульсивно вздрагивает и чуть было не скидывает источник сегодняшних неприятностей на пол, но, поймав на себе чуть недовольные взгляды посетителей, быстро хватается, вводя пароль на устройстве. Не успевает она что-либо сделать, как на экране сразу высвечивается окошко с коротким, но внушающим страх сообщением: «Так хорошо, когда всё становится на СВОИ места, а прошлое становится вновь настоящим». Даже не особо понимая смысла, рыжая, которая днями и даже минутами раннее верила в то, что теперь в безопасности, скукожилась и сжалась в плечах, поджимая алые губы и сжимая в пальцах кружку, как спасительный круг. Навязчивые мысли заставили девушку оборачиваться чуть ли не каждые две секунды, даже на какой-либо непримечательный шорох, а паранойя внутри резко ослабевшей от стресса девушки заставила даже внимательно рассматривать посетителей кафе в поисках того самого неизвестного. Но все посетители также спокойно сидели, некоторые, особо чувствительные на излишнее внимание вскидывали вопросительно брови на слишком напряжённый и изучающий взгляд Оливии. Она снова тянется к телефону и быстрыми, какими-то даже нервными движениями удаляет сообщение, выдыхая и стремясь к полнейшему успокоению, чувствуя, что грудь интенсивно вздымается и опускается, вместе с тем страх постепенно всё же отпускает. Но не успевает Оливия всё переварить или даже заблокировать сенсор телефона, чтобы допить карамельный кофе, как телефон взрывается новым оповещением о новом сообщении. Сначала мышцы всего тела слишком сильно напрягаются, и Оливия открывает окошко с ожиданием снова увидеть угрозу с неизвестного номера, но теперь на экране высвечивается не такое короткое сообщение от Дрейка, из-за этого сердце пропускает удар, а дрожащие пальцы спешат открыть текст полностью: «Оливия, в салон клиент приехал, чтобы просмотреть новинки, приди и проконсультируй его, пожалуйста, как можно скорее. Доброго дня и хорошей работы! Дрейк.» На самом деле, ехать сейчас в салон Дрейка — последнее, что ей сейчас хочется. Пережитый минутой ранее стресс неприятно долбит в висках и даже стремится к головной боли, а воспоминание о промахе с Исааком и вовсе отбивает желание работать в салоне и вообще появляться там от греха подальше. Но Дрейк обещание сдерживает, а Оливия подвести его боится. «Сама пришла, сама работу попросила, теперь сама со всем разбирайся, но сливаться так просто не смей», — сама себя подбадривает Оливия, нервно сжимая чашку в руках и делая завершающий глоток уже остывшей жидкости. Следом на стол ложатся несколько купюр с чаевыми и, поправив блузку, рыжая махора спешит на выход, крепко сжимая в ладони стремящуюся выпасть из-за дрожи пачку сигарет. Но за рулём ламборгини уверенности чуть прибавляется, как и прибавляется скорости в несущейся по городским трассам прямо в салон Дрейка машине, Оливия внимательно следит за дорогой, инстинктивно проверяя телефон на наличие новый сообщений. Дорога от кафе до салона занимает минут семь, девушка чуть ли не на ходу поступью лани выскальзывает из машины, оставляя ту в гараже и пытаясь на лице выразить эмоцию «уверенность». Моментально сориентировавшись и переодевшись в общую форму автосалона, которую нашла в раздевалке на первом этаже в своём шкафчике, она спешит в зал к тому самому клиенту. По пути девушка останавливается у каждого зеркала, поправляя то бежевую блузку, то конский хвост, то подтирая растушёванную стрелку на глазу. Лёгкий испуг и ступор наконец проходят, но цапучее чувство тревоги всё ещё бьётся жилкой где-то в теле молодой работницы салона. До зала считанные шаги и она уже видит спину клиента, как улавливает в нём что-то очень знакомое, что-то, что видела совсем недавно. Оливия судорожно ищет, за что спрятаться и просто молится, чтобы её догадки оказались неверны. Она прячется за той же колонной, что и в прошлый раз, краем глаза выглядывая из своего укрытия и подтверждая собственные не особо утешающие догадки о личности прибывшего супер важного клиента. И почему Дрейк не сказал, что это снова Исаак, почему не предупредил и что вообще теперь делать? Блондин как ни в чём не бывало оглядывает внимательно машины, бродит между ними, порой щурится, склоняется над машинами и осматривается вокруг, видимо ожидая консультанта, а точнее Оливию. У Оливии паника и непонимание: Исаак только вчера здесь был, зачем сегодня пришёл, почему Дрейк именно её заставил быть консультантом Исаака. Стократное «почему» набатом бьёт в и без того пульсирующей голове. Она спиной к колонне прижимается и дышит глубоко, боясь, что даже её дыхание слишком громкое сейчас в таком огромном помещении. Она не знает, что делать в такой катастрофической ситуации, до ужаса боится, что Исаак узнает, боится, что Дрейк ещё больше разочаруется, боится того, что может сдаться воспоминаниям в плен и оттуда никогда уже не сбежать. А Исаак осматривается и даже начинает нервничать, не замечает следящую из-за колонны Оливию и снова пускается ходить среди дорогих машин. Оливия не хочет выходить из своего спасительного убежища, и как раз в этот момент из соседнего зала выходит потягивающийся и зевающий Марк — такой же консультант, только никак не связанный с Исааком и тем миром, в котором светловолосый живёт. Марк смотрит на наручные часы, что-то примечая и высчитывая. Выход из положения в воспалённой голове Оливии сразу же выстраивается, и остаётся самая малость — заставить Марка выйти в зал вместо самой Оливии. Оливия осторожно пересаживается, чтобы ни одна часть тела не выглядывала за колонну и как-то слишком импульсивно машет в воздухе руками, шипя и посвистывая, привлекая тем самым внимание недоумённого Марка. Тот с вопросом указывает на себя, когда Оливия в немой просьбе подзывает его к себе, и девушка в ответ быстро-быстро кивает головой, немыслимо радуясь, когда Марк размеренно и даже неуверенно к ней шагает. — Ну что? — Марк усаживает напротив Оливии, посматривая за колонну и ища то, что Оливия так испугалась и от чего прячется. — Оливия, почему ты сидишь здесь, тебе диванов мало? — консультант говорит шёпотом, сам не понимает почему так делает, но видит по зашуганной Оливии, как та судорожно оглядывается и нагибается к нему посильнее, чтобы что-то сказать. — Слушай сюда, — яростным шёпотом говорит Оливия, что даже Марк пугается такого тона речи и слегка отводит туловище назад от рыжей махоры, — ты выйдешь сейчас к тому клиенту в зале показа автомобилей, — рыжая кивает головой за себя, и Марк врезается взглядом в красивую фигуру светловолосого мужчины, который нервно щёлкает пальцами и, кажется, посвистывает. — А я накормлю тебя вкусным обедом, идёт? — Шекли с наглой уверенностью, но с нежной просьбой на глубине зрачков просит Марка, предлагая взамен обед, а тот не может сопротивляться, видя, что Оливии всё же необходима его помощь. Да и он не против халявного обеда с красивой девчонкой. — Хорошо, я проконсультирую, но обед из трёх блюд, — таким же яростным шёпотом выдвигает уже свои условия Марк, умело пользуясь положением Оливии, которая радостно улыбается и быстро кивает, подпихивая его из-за колонны к дверям. Как только парень уверенно входит в зал и подходит к ничего непонимающему Исааку, который то и дело оглядывается, Оливия разворачивается лицом к залу, в котором стоит непривычно потерянный Исаак, кажется, совсем не слышащий слов Марка. Молодой и умелый консультант профессионально что-то рассказывает и водит замешкавшегося Исаака между машинами, читая из головы заученные наизусть текста. Исаак часто оглядывается, перегибается через машины, словно пытается там что-то найти и даже начинает порядком нервничать, судя по взглядам, которые он кидает на Марка. Оливия даже знает, кого он так ищет. И это так сильно давит на неё, что вид близкого друга уже не вызывает тепло в душе, а вызывает нож, который полосует и без того израненную душу. Забытые улыбки, но не забытый чистый смех этого парня на повторе сейчас звучит в голове Оливии, которая то и дело улыбается, пресекает себя, отрезвляет мыслями, что больше их пути никак не пересекутся и почти бьётся головой об колонну. Исаак что-то спрашивает у парня, и тот с непониманием переспрашивает и затем качает головой. Исаак поджимает губы в тонкую полоску, складывает жилистые руки в карманах и снова оборачивается вокруг своей оси, тяжело выдыхая, выглядывая и ища, как самый настоящий детектив в тупике своего расследования. А затем светловолосый спешит на выход и под ничего непонимающий взгляд молодого консультанта и обеспокоенный выдох Оливии стремительно покидает салон, переигрывая скулами на лице и стряхивая головой словно в помутнении. — Олив, что это было сейчас? Почему он говорит, что просил себе девушку-консультанта? — Марк недоволен и сводит брови в переносице, а Оливия подрывается с насиженного места, заключая парня в медвежьи благодарственные объятия. — Наш директор будет недоволен такой самодеятельностью, ты знаешь? — Уже без злобы говорит молодой парень и щекочет Оливию, которая что-то там бурчит, тем самым заставляя её отлипнуть и сказать всё заново и более понятно. Оливия оглядывается на главный вход, отмечая, что фигуры Исаака там уже и не видно вовсе. — Я просто испугалась, пойми, это мой первый клиент, — Оливия врёт и ни капли не краснеет, а Марк верит и качает головой на жалостливый взгляд обещавшей обед подруги. — Но я обещаю, что это в первый и последний раз, — она выставляет мизинчик, а Марк, смеясь, обхватывает его своим, слегка качая вниз-вверх. — Обещай, что теперь перестанешь бояться и всех клиентов будешь принимать сама, — Оливия с улыбкой быстро кивает, но всё же нервно поглядывает на главный вход в салон. Но затем Марк слегка треплет ей волосы, и она недовольно жмурится, когда друг, уходя, кидает. — Не забывай, ты ещё должна мне обед. Оливия недовольно фыркает, но всё же, через время улыбается. Всё прошло хорошо и это радует. Марк помог и Исаак ничего не заподозрил, все свои догадки он точно отбросил. Оливии как-то легче становится и уже не так страшно работать. Она с тоской отмечает, что скучает и с тоской отмечает, что: «Прошлое никуда не исчезает, оно ранит и калечит. Но всегда в тебе».