***
Никки увидел, как открылась дверь в «The smells», потом белый утренний свет в проёме померк, заслонённый фигурой входящего. Никки понял, что это Элек, потому как только его громадина могла занять собою всё пространство двери. Элек окинул медленным взглядом цветной полумрак танцпола, освещённый и сверкающий стеклом бар, снова вернулся к лениво двигающейся у пилона Золотку, оглядел сидевших вкруг танцпола четвёрку байкеров и одного на вид страдающего утренней бессонницей бухгалтера. И только после всего этого нашёл взглядом Никки. После такого Никки стало ясно, что Элек продолжает злиться и по возможности игнорировать его. Хотя это «по возможности» не исключало некоторого потребительского участия. — Есть сигареты? Мои закончились, — сказал Элек, подходя. Никки молча протянул мягкую упаковку «Лаки страйка». Элек вытянул сигарету и убрал пачку в свой карман. — Мать твою, Элек, даже так? — дёрнулся Никки. Элек кивнул и уселся на барный стул. Бармен был новым, но он уже знал, что наливать, поэтому молча подвинул шот с водкой. — Спасибо… — Элек прочитал имя на бедже, — Эш. — Не за что, мистер Милднайт. Элек молча выпил и продолжал курить. — Ну, раз ты в прежнем настрое, присмотри тут за бухгалтером. Мутный тип, — решил не нагнетать Никки, забрал со стойки шлем и вышел из клуба. Он не стал бросать «боливар» в половине квартала, как брат, потому что не держал намерения скрывать своё присутствие. Иво закончил с заменой проколотого колеса и прощался с водителем. Никки знал, что по субботам Иво был в гараже один. Двое других механиков брали выходной. — Привет, — Никки шагнул в гараж и ухватился за телескопический шток, дожидаясь, когда Иво войдёт следом. — Привет, — сказал Иво. Никки опустил ворота и сразу же подволок Иво ближе, заставив, потянув за волосы, отклонить подбородок. Яркие тёмные следы от пальцев, один справа и четыре слева, проступали у того на шее. — Элек заходил, — видя вопрос и закипающую ярость во взгляде Никки, объяснил Иво, высвобождая волосы и чуть отходя. — Сукин же сын, — Никки вернул Иво обратно, — он сделал тебе ещё что-то? — Нет, — Иво справился с ассоциацией и послушно встал ближе, позволив себя обнять. Всё же требовалось усилие, чтобы настроиться на верное восприятие. Иначе можно было застрять в некоем шизофреничном треугольнике, где один и тот же Милднайт сначала пытается сломать Иво шею, а спустя какой час покрывает ту поцелуями. Иво напомнил себе ещё раз, что рядом с ним именно Никки, который всегда был терпелив, мягок и нежен, если, конечно, самому Иво не приходило в голову что иное. А поскольку сегодняшнего утра хватило, чтобы покрыть суточную потребность Иво в грубости, он с облегчением охватил шею и плечи конунга в локти и прогнулся у него в руках, едва поднимаясь на носки. Не то чтобы Иво не хватало в росте. Свои шесть футов его устраивали. Просто сам Никки был двухсот сорока с лихером фунтовым здоровым мужиком и Иво терялся в его близости. Это было охуенным, если честно, потому что Иво чувствовал себя защищённым и любимым. — Пойдём наверх, — прогудел Никки и, не дожидаясь согласия, почти поволок Иво за собою. Поднимаясь по лестнице, и тот и другой начали раздеваться. До кровати добрались в одних джинсах и обуви. Никки рухнул на застонавший матрац, стаскивая с себя казаки. А скинув ботинки, тут же ухватил Иво за запястье, подтащил, сдёрну джинсы, не озаботившись расстегнуть ни пуговицу, ни молнию. Иво втянул воздух сквозь зубы. — Прости, милый, — Никки прижался губами к горячей белой коже у бедра, мокро облизал, прикусил, ртом спустился к наливающемуся члену. — Где там твой чёртов тюбик с клубникой? — Он всего лишь пахнет клубникой. И он не мой, — напомнил Иво, вцепляясь всей ладонью в сплетённые на макушке волосы конунга. Огромные ладони Никки сжали ягодицы Иво, и пальцы нетерпеливо замерли между, блуждая и продавливая. — Мой мы прикончили, а этот оставила Сесси, — Иво оперся второй рукой Никки в плечо, склоняя голову от кайфа мокрого и глубокого отсоса. — Будешь и дальше трепаться, я начну без него, — пообещало снизу, сдвигаясь назад и смотря сужено. Иво закусил губу, вспомнив, как могут вести себя пальцы Никки в его заднице. И сегодня, пожалуй, стоило воспользоваться лубрикантом. Поэтому он, окончательно скидывая джинсы, дошёл до тумбочки в изголовье, выловил, не глядя, баллон с клубничным лубрикантом. Вернулся. Выдавил в поднятую горстью ладонь розовый прозрачный гель. Никки снова взял в рот член, вместе с тем пропихивая в Иво палец, мягко и не спеша, наполовину. Выскользнул, вернулся так же, но уже двумя, снова выскользнул. И окончательно вкрутил уже оба, глубоко проворачивая и разводя. Иво застонал, запрокидывая голову, пальцами впиваясь в горячие плечи, на одном из которых вовсю цвёл синяк, полученный в лиловой гостиной. Кажется, этим плечом Никки сшиб с места кресло. Никки пустил пальцы резче и глубже, точно также пропуская член Иво в горло. — С-с-с… боже, да, — выдохнул тот, почти усаживаясь на трахающую его руку и начиная спускать, — Никки, Никки-Никки-Никки… Никки сглотнул в последний раз, отстранился, выпуская Иво, потому что он только что пропустил модуляцию в его имени. Хмыкнул, чувствуя, что заводится в разы больше. — Ложись лицом вниз, — Никки навис сверху, расталкивая Иво колени, а следом разводя ему бёдра. Руками заставил лечь всем телом на кровать и придавил. Иво дышал быстро и нетерпеливо, едва пережидая отсрочку. Когда член Никки вошёл со всего маху, но замер, давая прочувствовать размер, Иво зарычал и застонал одновременно, топя голос в нагретом солнечными лучами сквозь оконное стекло покрывале. — Да? — склонившись к его уху, прошептал Никки. — Так тоже — да? Иво не ответил, только вытянул вниз руку, нашёл крепкое бедро, сжал и дёрнул к себе. Никки навалился, скрывая Иво под собою, отпустил бёдра медленно и не спеша, дав возможность насладиться глубиной и движением. Вслушиваясь в стоны под собою, Никки зубами стащил резинку с волос Иво, тут же зарываясь в те лицом. Ароматы тёплый от горькой виолы и наносной от механики обволокли, заставили впустить в волосы зубы, глухо выдохнуть. — Никки, — наконец смог связно произнести Иво, — быстрее. Он успел выбросить обе руки вверх, цепляясь за спинку в изголовье. Это помогло остаться на месте, иначе Никки вполне мог скинуть его с кровати, протаскивая в глубоких и быстрых толчках. Иво скулил и пропускал рваные выдохи, едва не распадаясь под ворочающимся конунгом, а в секундные передышки покрывался ознобом, когда чувствовал, как тот любяще целует кожу спины и плечей там, где Иво соскальзывал по стене. И царапает бородой.***
— Ох, Джон, они такие… — Слабые, — закончил за Линду Юрэк. — Я хотела сказать вовсе не это, — толкнула та Юрэка кулаком в плечо. — Бледные? — наугад попытался исправить промах Юрэк. — Без бровей и ресниц? Получил ещё один удар. — Что? Лин, ну в самом деле, отсюда я вижу только что-то в розовом и голубом. — Просто замолчи, — Линда оттёрла мужа от Джона, встала ближе, просунув острый локоть тому под руку. Сам Джон смотрел через стекло в детское отделение, в котором помимо Элизы и Ригана спали, кряхтели и пытались качать права, обливаясь слезами, ещё десять младенцев. — Юрэк забыл, каково это — чувствовать себя отцом, не слушай его, Джон. Твои дети — красавчики. Джон повернул к Линде голову и беспрекословно заявил: — Я знаю. Оба Балицки завели глаза. Появились миледи, ведя одна другую под руку. — Всё в порядке, теперь их накормят правильно, — сыто жмурясь, сказала Сесиль. Она держала в свободной руке короткую красную перчатку и, от нечего делать, похлопывала тою по локтю сестры. — Если медсестру, конечно, не стошнит. Или она не лишится чувств во время кормления, — мечтательно повела глазами Валери, пытаясь не глядя ловить пальцами ударяющую её перчатку. Сесиль, видя, что Джону совершенно не понравилось упоминание о щепетильности медсестры, поспешила успокоить: — Не бери в голову. Мы надавили. Просто, как сам понимаешь, твои дети — такое тут впервые. Некоторые матери… — …нам так сказали… — …да, нам так сказали, — кивнула Сесиль, — беспокоятся, что твоя двойня выберется из кроваток ночью, а наутро всех младенцев обнаружат обескровленными. — Чушь какая, — фыркнула Линда, — что за кретинские представления о вампирах-младенцах? — А какими, по-твоему, должны быть вампиры-младенцы, дорогая? — задался справедливым вопросом Юрэк. — Уж точно не такими, — дёрнула носом Линда. — Ты точно знаешь? Со сколькими вампирами-младенцами ты знакома? В молчании все пятеро уставились в стекло, разглядывая детей. Минуту спустя Линда протянула: — Ничего подобного не произойдёт. Они такие маленькие, что не смогут самостоятельно выбраться из кювезов. — Не произойдёт точно, если их всё же будут правильно докармливать, — снова плеснула масла в огонь Валери. — Замолчите все, — одёрнул лён Джон. — Прости, милорд, но… они растут быстрее человеческих младенцев. Я не утверждаю, что за то время, пока Дайан будет лежать в интенсивной терапии, они пойдут ногами… Может, ты поторопишься забрать всех трёх домой уже теперь? — коснулась Сесиль локтя Джона всё той же красной перчаткой. — Он не поправится так быстро после лапаротомии, — нахмурился Джон. — Эй, — обе ведьмы возмущённо заглянули ему в лицо. Джон непонимающе уставился в ответ. — Джон, твоя кровь, — сказала Валери. Джон коснулся большим и указательным пальцами лба и растёр над линией бровей. — Давай, невежливо заставлять видеть только что родивших нормальных женщин во снах своих обескровленных младенцев. — Дождётесь нас? — уточнил Джон. — Само собою. Только дадим знать Коту, чтобы собрал колыбель. Он сутки как сам не свой. Последним его котёнком была Сесиль, а это было очень давно. — Я не повезу детей на Колледж-Лейн, — отрезал Джон. Миледи поджали губы и надулись. Но ненадолго. — Джон, послушай. Ты же знаешь, что вам… Дайану захочется провести с тобою после всего вот этого… — Сесиль повела когтистой лапкой, — некоторое время. — Вам-то откуда знать, чего ему захочется? Вы спрашивали? — Да, — простодушно кивнула Валери. Джон вскинул голову, сжимая кулаки и губы, переждал порыв душить: — Слушайте, — медленно и мрачно произнёс он, — прекращайте эти ваши игрушки в манипуляции. Это плохо закончится. — А ты думал, тебе одному можно? — вкрадчиво спросила Валери. Джон отвернулся. — Мы тоже вас подождём. В холле. Там автомат с горячей кровью. Слышала, что можно добавлять в стакан корицы, словно снова Рождество, — кивнула Линда.***
— Привет, — Джон опустился на стул рядом с кушеткой. — Привет, — Дайан улыбнулся, — ты видел детей? — Да, они очень красивые. — Как ты и обещал. Джон, вопреки мрачному настроению после выходки миледи, широко улыбнулся и качнул головой. — А их… зубы? Крошечные такие острые зубы? — Да, доктор Келли мне их показал. Дайан закрыл глаза и некоторое время оставался так. — Валери и Сесиль были у меня. — Они до сих пор здесь. Хочешь домой? — Да, — откинулся на подушку Дайан. — Ты говорил с ними об этом? — Нет, — отрицательно двинул головой Дайан, — только о том, как и чем кормить детей. Джон снова удержал порыв: теперь уже догнать, долго трясти и только тогда душить. Но, надо признать, идея заполучить домой Дайана в полное своё распоряжение на целую ночь была великолепной. Он поднялся, встал вплотную к краю кушетки, раскрутил запонку на манжете, прокусил себе запястье. Дайан наблюдал, чувствуя с каждой утекающей секундой, как словно бы возвращается тот изматывающий жар. Только локализовался он не в области таза, а в грудной клетке. А когда кровь Джона спустя несколько месяцев снова оказалась на языке, Дайан записал себя едва ли не потенциальным членом клуба анонимных наркоманов. Джон смотрел, как, прижавшись губами, Дайан, опустив тёмные ресницы, с усилием, но жадно, проглатывает его кровь. Совершенно себя не контролируя, он обеими руками, удерживая, крепко сжал руку. Джон, не в силах отвести взгляд, едва вспомнил, чем грозит сейчас для Дайана «слишком много». Он отнял руку, отошёл, возвращая запонку обратно в петли. Когда обернулся, увидел, как изменился Дайан. Джон едва не оказался рядом снова и не вцепился в него зубами, тем более зная, что тот сейчас только за. — Я пойду и найду доктора Келли. Дождёшься? — Ну, выбора у меня особого нет, — унимая стук зубов и изо всех сил борясь с возбуждением в голосе, ответил Дайан.