***
Никки и Элек Милднайты по случаю назначения лорда Джона Сойера сюзереном втиснулись в двойки от Брукс Бразерз и в галстуки-бабочки. И если Балицки или Кэтспо смотрелись в костюмах элегантно и привлекательно, один благодаря цыганской стройности, а второй просто своей красоте, то с конунгами это не работало. Длинные светлые косы змеились по спинам, бороды заслоняли галстуки, фиолетовые глаза с гипертрофированной радужкой дезориентировали, как и огромные рост и ширь. Сесиль, переливаясь в атласе цвета пепел-роза, положила коготки на грудь мужа и сладострастно выдала: — Милый, ты выглядишь как… — Никки, ты всех пугаешь, — закончила Валери, искренне улыбаясь яркими губами. Никки это знал, поэтому косо улыбнулся обеим и постарался дышать не так бурно, всерьёз опасаясь за сохранность пуговиц на сорочке. Официальную часть назначения проводили в Посольском кабинете Тауэр-Холла на Касл-Стрит. Никки повернул голову, следя, как уходит на другой конец кабинета Валери, чтобы сесть рядом с Элеком. Полировка скамей из розового дерева сияла под тёплым светом низковисящих люстр, и ему приходилось узко прикрывать глаза. Никки помнил прошлое назначение лет тридцать тому, когда сюзереном становился Питер Бауэр, а в первых, концентрически расходящихся скамьях сидели его приближённые: Полли Мёрдок, Новотный, оба сына и Сара Хаммиш. Мёрдок, Фаррел и Финч и сейчас присутствовали, но их посадили гораздо дальше. Теперь первые места занимал весь лён Сэндхилл, кроме Кота и Ялу. Дайан сидел через проход, беря в руки то Элизу, то Ригана, которые то ли прониклись торжественностью намолённого сотнями лет британского снобизма в Посольском кабинете, то ли просто были в духе, но улыбались и вертели головами. Никки поймал взгляд Элека. А вот тот, как раз, в духе не был. С самого утра. Как только выбрался из койки с Иво и дал себе труд спуститься к гаражу. Там во всю высоту металлических пластин искорёженных ворот красной краской было выведено «дешёвая шлюха». «Прямо средневековье какое-то», — заметил Никки, рассматривая вердикт. Иво меланхолично прикурил и тоже залюбовался надписью. «Сучьи «Семя Велиара», — пророкотал Элек, коротко взглянув на молчавшего Иво. На Никки смотрел дольше. Особой нужды трепаться не было, потому что оба и так знали, что Элиасу и его зловредным ублюдкам в куртках с перевёрнутыми козлами долго в целости не проходить. Иво, словно прочитав мысли, предупредил: «Только дождитесь, когда Джон обретёт полномочия». «Мне не нужны полномочия Джона, чтобы вышибить дерьмо из занюханного байк-клуба», — огрызнулся Элек. Иво долго посмотрел в ответ. Так долго, что успел докурить, а Элек разглядеть все засосы на его шее и даже под подбородком сквозь светлую щетину. «Просто дождитесь», — Иво подошёл близко. Элек нервно облизнул губы, но промолчал. Поэтому теперь, дожидаясь церемонии, Никки и Элек основательно брали себя в руки, того более, когда видели Иво. Лорд-канцлер Хейг появился из боковой двери за возвышением и сел в центральное алое кресло с золотой эмблемой Верховного суда на высокой спинке. Правое кресло, стоящее чуть ниже, занял Джон. В одиннадцать кресел позади стали рассаживаться остальные судьи, в числе которых Дайан опознал Бриджит Иванз, патронировавшую его всю беременность. Он знал, что пустующее по левую руку от лорда-канцлера кресло — для него. О чём и не замедлил напомнить лорд-распорядитель церемонии, пригласив Дайана следовать туда. Дайан отдал Ригана в придачу к Элизе Линде и поднялся. По рокоту голосов понял, что кабинет полон людей и ея же нечисти. Он снова вспомнил, как год назад был просто студентом в «плебейской», как изъяснялась Ялу, Америке и не знал слова «консорт». А того больше не воображал, что это будет про него. Как, впрочем, не воображал и всего остального, что случилось в его жизни после появления Джона Сойера. Лорда Джона Сойера. Кстати, Джон проводил его равнодушным взглядом, но в самом конце чуть дрогнул ртом, дав понять, что всё про Дайана знает. «При Бауэре кресло слева от лорда-канцлера пустовало, потому что на момент назначения тот не был женат, консорта сюзерена у него не было», — поделилась воспоминанием Линда, ловко забирая Ригана. Тот опознал родственные прохладные руки вампира и радостно потянулся к её алому рту. Как только Дайан занял предназначенное ему кресло, больше прислушиваясь к себе, нежели к происходящему, лорд-распорядитель открыл церемонию. Дайан слушал официальные формулировки, включающие «властью Её Величества», «с соблаговоления», «в связи с постановлениями Палаты лордов», «сим облекает» и прочая, заодно отслеживая начинающийся омежий бунт в теле, которому было плевать на игры Тайного совета. Дайан томился длительностью церемонии, не подозревая, что такой не один. Милднайты его бы поняли, хотя причины для нетерпения у них были разными. Дайан знал, что как только Джону вручат инкрустированные костью и сердоликом ключи, дублирующие ключи лорда-канцлера и символизирующие вхожесть того в любой дом или государственные структуры, и заново изготовленное кольцо сюзерена, — официальная часть закончится. Кольцо, что носил Бауэр, пропало в газовом пожаре и под поступью гренделя Валери в Броад Грин. Дайан жаждал окончания, потому что иная жажда стала подступать к самым ключицам.***
— Элек, ты привезёшь мне что-нибудь от «Семени Велиара»? — спросила Валери. — Что у тебя закончилось? — Элек относительно воспрял духом, потому что добрался до еды, и теперь ассорти из канапе быстро исчезали с его тарелки. — Кое-что закончилось. Как вы с Никки поступите: будете убивать или в назидание? — В назидание, — буркнул Элек сквозь креветку. — А чем? — Возьмём «бастардов». Валери свела совершенные брови, задумчиво потёрла нос пальцем. — Что, всё-таки одного надо убить? — понял Элек. — Да. Мне и Сесиль нужны руки неупокоенного. Обе. Элек дожевал, разглядывая жену с высоты. — Сколько бы времени ни прошло, сколько бы я от тебя такого ни слышал, всё равно звучит так, что мороз по коже. Валери ответила взглядом, дёрнула носом и польщённо улыбнулась: — Спасибо, мне приятно. Элек тоже заулыбался и поводил головой: — Поскольку я пойду у тебя на поводу и отступлюсь от первоначального намерения, то как насчёт поощрения? — Элек, — Валери подобралась ближе, протянула обе руки вверх, надавливая, по его груди. Элек отставил тарелку, в локоть подхватил Валери и поднял над полом, прижимая и оставляя так, чтобы лица сравнялись. Хрустальные гроздья серёжек чуть слышно отозвались шелестом, как только Валери оторвалась от пола. Банкетный органный зал вмещал в себя восемьдесят сервированных круглых столов, четырнадцать сияющих люстр из богемского стекла и громадный орган, подсвеченный алым светом, вздымающийся, словно из разлома в преисподней. Кроме всего перечисленного среди столов и в креслах оживлённо беседовали и слонялись не менее восьмиста человек и нечисти. Что, по верному разумению Валери и Элека, вполне обеспечивало некую интимность в толпе. Валери протянула когтистую лапку дальше за могучее плечо и нежно, но крепко закрутила виток косы Элека вокруг запястья. Тот самодовольно хмыкнул. Валери задержалась яркими губами у его рта, потом коснулась в лёгком поцелуе бороды и наконец укусила, замерев. — Ещё что? — Эй, просто отсечённые с живых руки тоже принеси, — сказала Валери, выпуская прикушенного за губу Элека. — Это же я настаивал на нашей женитьбе, да? — с сожалением попытался Элек. — Да брось, я невероятно полезна, — Валери втиснула ладонь между собой и им и пустила ту вниз. Элек почувствовал, как острый маникюр коснулся пояса на брюках. И этого оказалось достаточно. Словно не было почти бессонной ночи с Иво и Никки. Элек сильнее прижал Валери, останавливая. — Слушай, я вернусь со всеми руками, которые тебе нужны. — Постараешься быстрее? Я буду голышом, — подняла бровь Валери. — Блядь, ещё бы. — Договорились. Теперь поставь меня обратно. А то дурацкий Роджер Финч начнёт передёргивать прямо за бисквитной башней.***
В этот раз было сложнее контролировать себя. Дайан понимал, что на рождественском приёме в «Золотой гордости» Джон был только в его распоряжении, почти постоянно рядом, часто касался и приобнимал. Дайан успокаивался, а все омежьи выверты в организме спускались на тормозах. И тогда было легче переносить предтечи течки. Теперь же Джона постоянно кто-то отжимал, чтобы поговорить, поздравить, выразить надежду на покровительство, представить ему кого-то или рекомендовать. Дайан помнил, что Джон говорил, и держался рядом. К тому же в этот раз отвлекала забота о детях, и он чувствовал излишнее напряжение ответственного родителя. Поэтому в этот раз было сложнее. Хоть бы Элиза и Риган всё время не покидали чьих-то рук: то это были ведьмы, то Иво, то Линда и Юрэк, пару раз, пока не пропали с обеда, сразу по двое тех носили Элек и Никки. Дважды детей хотел ближе рассматривать лорд-канцлер, очарованный парадоксом их рождения, и Дайан приносил двойню близко к Джеральду Хейгу. Джон подходил всего дважды, прикасался холодными пальцами к пылающей коже запястья, после чего Дайан обретал душевное равновесие и некоторое физическое, но потом отходил. А ему снова становилось лихо. Сесиль, в который раз оказавшись рядом, спросила: «Тебе нужна моя помощь?» Дайан в лёгкой прострации ответил хмурым и суженным взглядом. «Любовь? Поддержка? Таблетки? Или у вас в планах осчастливить Тайный совет и Палату лордов новой двойней?» — Сесиль поцеловала Ригана в розовый нос и уже привычно увернулась. Дайан прижал пальцы к переносице: «Я обо всём забыл, и я плохо соображаю. Конечно, Сесиль, мне нужны твои поддержка и таблетки». «Джон просил забрать детей на пару дней. Не благодари». «Джон просил…» — протянул Дайан. «Милый, — Сесиль всунула ему Ригана, — ты выглядишь расстроенным. И дело же не в твоём пикантном состоянии?» «Напротив, в нём. Я бы предпочёл остаться дома и принять какой-нибудь транквилизатор». «Сногсшибательная идея, Дайан, а потом дать своей крови в бутылочке детишкам», — сахарно показала зубы Сесиль. Дайан опустил голову и сам себе отвесил воображаемую затрещину. Он сглупил, не подумав о детях. Джон же, выходит, постоянно о тех помнил, поэтому и запретил ему принимать подавители или успокаивающие препараты. «Милый, я хочу сказать, что Джон заботится о тебе даже тогда, когда всё выглядит наоборот. Видишь ли, с тех пор как ты оказался собою и дал ему возможность стать живым в детях, Джон видит в тебе едва ли не божество». Риган, пользуясь мягкими объятиями отца и его рассеянностью, уже возил мордахой у воротника сорочки, мусоля тот, полный намерения добраться до горячей кожи. «Ты голоден, любовь моя», — догадался Дайан, прижимая к себе ребёнка и накрывая его мягкие кудряшки на затылке ладонью. Риган завозился радостнее. Сесиль тем временем вынула из сумочки всё так же выглядящий пластиковый пакет с таблетками. «А это вот мне можно в таком случае?» «Дайан, я люблю тебя. И рождённых тобою детей. Это безопасно. Пойду и найду лорда-распорядителя. Тебе нужен отдельный кабинет, иначе маленькие Сойеры выйдут из-под контроля точь-в-точь как их папаша, когда тому не дают твоей крови». Минуту спустя лорд-распорядитель увёл Дайана в тихий, укрытый гобеленами и панелями всё того же розового отлакированного дерева кабинет, в котором уже стояли детская сумка и корзина. И в котором в кресле-честерфилде сидела Валери, держащая Элизу, пока та ела и мотала бутылочную соску из стороны в сторону, словно была не младенцем, а австралийским кайманом. «Ты пила сегодня?» — несколько резко спросил Дайан. «Не груби мне, — сузила глаза Валери. — Нет, я трезва. Джон попросил». «Что в замен?» — Дайан уже знал, что в лёне все завязаны на тесном симбиозе, разве что добровольном. «Он мне кое-кого обещал и даже уже отдал, компенсируя мою скучную трезвость сегодняшним вечером». Дайан понял, что большей ясности не добьётся и, придерживая сына, другой рукой вынул заранее разведённую смесь, в которую так же, отщёлкнув замок на пробирке, одной рукой влил своей крови. Некоторое время молча кормили детей. Элиза уснула с соской в зубах. Валери выкрутила силиконовый кончик из маленького рта и положила девочку в корзину. Риган ещё какое-то время ел, уцепившись за руку отца и не сводя с того прозрачного внимательного взгляда, но насыщенный и шумный вечер дал о себе знать. Он тоже заснул. «Вы заберёте детей?» — спросил Дайан, складывая локоть на широкий, вишнёвого цвета, подлокотник. Валери тихо улыбнулась и кивнула: «Кот будет не в себе от радостной одури». «Он спит в их колыбели», — заметил Дайан. «Этого не исправить, — Валери аккуратно забрала Ригана и отнесла в корзину, где уже обоих закрыла пологом на молнию. — Выйдешь проводить меня и Сесиль?» «Нет, я хочу побыть здесь. Позволишь?» «Прощай, увидимся через пару дней». «До встречи», — Дайан подставил щёку под алый поцелуй. Валери забрала детей и вышла в совершенно другую дверь, нежели та, что вела в банкетный зал. Слова Сесиль о том, что Джон наделил его архетипичными чертами бога-создателя, не шли из головы Дайана. Как и те, что он смог принести жизнь в бытие вампира.***
Джону не нужно было смотреть на Дайана, чтобы знать: где тот и что с ним. Он слышал его по крови и запаху, который, кстати, стал не только многограннее, но интимнее, и больше не плескался вокруг Дайана в панических волнах. Теперь окружающие воспринимали его скорее как мужчину с эксклюзивным парфюмом без привязки к какому-либо бренду, не более. Вот только для Джона мало что изменилось. Колючие стебли, разогретый мёд таволги и смола с коры ладана тянули, не считаясь с расхожими приличиями. А когда взгляд цеплялся за фигуру Дайана, стройную и гибкую, или падал на его лицо, смеющийся рот и блестящие глаза, Джон чувствовал, как самовольно удлиняются клыки под сомкнутыми губами. Что Дайан злится на него, Джон тоже знал, чувствовал, как бесится в том от ревности до толпы горячий, готовый вот-вот раскрыться омега, потому что всё, чего Дайан хотел, это остаться в кровати с членом Джона в заднице и его зубами под кожей. «А вы сильно его любите, сир», — сказала наблюдающая Бриджит Иванз, медленно проходясь по Сойеру взглядом и покачивая в руке бокалом с кровью. Явно, что не синтетической. Джон не спешил отвечать. «Вашего мужа», — добавила ясности Бриджит. «Да, но это вполне объяснимо», — наконец снизошёл Джон, одновременно с этим наблюдая, как сделали ему «салют» руками оба Милднайта, уходя. Иво шёл с теми. В течение вечера Никки успел уведомить, что они собираются припугнуть байкерский клуб с претенциозной эмблемой и не менее претенциозным названием «Семя Велиара». Джон благоразумно и дальновидно уполномочил обоих конунгов своими доверенными персонами и телохранителями, поэтому не стал вмешиваться. Милднайты умели хорошо развлекаться и хорошо работать, в чём Джон убедился. «Я согласна с вами, он очаровательный молодой человек. Разве что хотела бы выразить пожелание, чтобы сильное чувство не отвлекало вас же от обязанностей сюзерена», — продолжила Бриджит. «Тронут вашим участием, Бриджит. В свою очередь могу заверить, что я сам заинтересован в оптимизации своих обязанностей сюзерена, мужа и отца. Приложу усилия, чтобы справиться со всем в краткие сроки», — Джон улыбнулся одними губами. Бриджит тоже, продолжая смотреть несколько задумчиво и пытливо. Джон видел, как лорд-распорядитель уводит Дайана с Риганом на руках, и дал им полчаса, после чего сам направился к будуару.***
Дайан не планировал выбираться из кабинета. Идея остаться здесь до окончания обеда показалась ему великолепной. Он огляделся, увидел графин с водой и бутылку скотча. Стаканы стояли там же. Кстати, надраться хотелось как в старые добрые времена. Курить хотелось ещё сильнее. А понимание, что пока он кормит детей своей кровью, так всё это остаётся под запретом, заставило застонать. Вместо скотча налил воды в стакан и запил первую таблетку. За спиною усилился шум речи нечисти и людей, сквозь которые гудела фуга Баха для органа, секунду спустя всё стихло до едва внятного ропота. Дайан обернулся и всё понял без слов. — Ты закрыл дверь на ключ? — Нет, — сказал Джон, идя к нему. — Закрой. — Нет, — повторил Джон и, протянув руку, поймал его за локоть. Где-то на полпути между собою и Джоном Дайан понял, что ноги подкосились от судорожного броска в животе. Утром Джон его не тронул, ограничившись минетом и пальцами. Этого было мало. — Если кто-то войдёт? — потерянно прошептал Дайан, цепляясь за лацканы пиджака Джона. — Может быть, — кивнул тот, полностью удерживая вес Дайана в руке. Второй подхватил его под шею и поцеловал: глубоко, грязно, так, как хотелось давно и самому. Ото рта сместился ниже, отклоняя ему голову назад за волосы, облизал горло и ощутимую тёмную щетину под подбородком. Дайана начало словно уводить и сносить в крутящем течении. Он закрыл глаза, позволяя Джону жать себя и вертеть как тому угодно. И Джон этим воспользовался. Он выпустил Дайана на мгновение, но тут же подхватил под ягодицы, сдавил руками, затащил на себя, заставив охватить коленями. Снова вернул в поцелуй. Дайан отвечал, проглатывая слюну и затеяв скользко обсасывать клыки Джона. Он держался за него коленями, а за плечи — локтями, пока тот расстёгивал на нём ремень. Джон донёс его до кресла, скинул в то, но не оставил. Тут же толкнул на низкую спинку честерфилда, ухватил за ослабленный пояс на брюках, сдёрнул так, что Дайан соскользнул ниже, а ноги его взлетели выше по груди Джона и за плечи. Джон прижал его сверху, сворачивая. Дайан задрожал в предчувствии, понимая, что за него примутся с секунды на секунду, тем более что прохладные пальцы быстро вошли снизу. Дайан услышал развратный хлюп и очередную дёргающую, предвещающую судорогу под пупком. Ладони сами собою сжались в кулаки. Джон ласкал его, освобождаясь от ремня и молнии на брюках и не сводя глаз с лица. Дождался, пока Дайан раскрыл мокрые ресницы и зацепился взглядом за взгляд. В тот же момент Дайан выбросил руку вверх, сдавил пальцами шею Джона, склоняя ближе, и прижался сухими губами к его губам: — Мне назвать тебя «сир», чтобы ты вставил… Слова оборвались, потому что Джон взял его так резко и грубо, словно ненавидел. Дайан выдохнул ему в рот, чувствуя, как собственные колени ударились в грудь, согнутые под натиском. Вдохнуть он не мог. Джон, пропихнув ему руки под задранные колени и ухватившись за спинку кресла, завёлся до звона в клыках. Он давил на Дайана, лишая подвижности, и драл крепко: то глубоко и с оттяжкой, то расходясь, но по-прежнему не снижая глубины. Дайан уронил голову, запрокидываясь, и хотел закричать, чтобы тот остановился, но услышал сам от себя совершенно иное: — Да! Блядь! Да! Джон! Он понял, кто сейчас в нём распоряжается ситуацией. Вспыхнувший после долгой спячки омега вился, скрёбся и постыдно заливал кожаную обивку кресла-честерфилда в Городской Ратуше, пока за незапертой дверью шёл обед в честь лорда Джона Сойера. Дайан почувствовал силы и поднял голову, дождавшись щадящей смены движений. Левой снова уцепился за плечо мужа, похотливо улыбаясь, пальцы правой впустил в светлые, рассыпавшиеся волосы, сжал: — Сир, — хрипло прошептал он. Джон ухватил его за подбородок, сдавил по щекам, прижался ртом. Дайан услышал рычание. И услышал, что рычанием отвечает. Потом пришёл вкус своей же сладкой крови во рту и душной, словно жжёный воздух, крови Джона.